Свяжи-ка его на  всякий  случай,  -  кинула  через  плечо  мона  Сэниа,
бросаясь следом за жемчужным потоком. - Мне  еще  нужно  будет  на  прощание
задать ему пару вопросов.
   -  Я  смотрю,  на  него  не  очень-то  подействовало,  -  заметил  Юрг  с
развернутой сетью, наклоняясь над лежащим. - Хотя так и должно быть  высокий
интеллект противостоит...
   Холодный черный взгляд перехватил  его  глаза  и  приковал  к  себе.  Юрг
почувствовал, что его мозг стискивают цепкие когти захвата. Неподвижное лицо
колдуна светлело на глазах - ни один мускул на нем не шевельнулся, и тем  не
менее было видно, каких чудовищных усилий стоит  ему  обретение  способности
говорить.
   - Ос-та-но-ви... - донеслось из полураскрытых, но недвигающихся губ.
   - Сэнни! - крикнул Юрг, поднимая предостерегающе руку. - Постой, он хочет
о чем-то предупредить!
   Мона Сэниа,  уже  спустившаяся  на  несколько  ступенек,  замерла,  потом
повернула голову на эти странные, шелестящие  звуки.  Теперь  их  лица  были
примерно на одном уровне, но Кадьян, не в силах обернуться к ней,  продолжал
говорить, медленно, почти  по  слогам,  и  каждое  его  слово  подымалось  к
сумрачному  своду  внезапно  потемневшей  каменной  каморы,  как  призрачная
маленькая летучая мышь:
   - Ты... жива. Интересно. Что ж, поторгуемся...
   - Мне незачем торговаться с тобой, княжеский сибилло. Я и так  знаю,  что
мой сын там, в подземелье.
   - А ты... уверена... что узнаешь его?
   Мона Сэниа оперлась пальцами о каменную плиту,  готовая  в  любой  момент
выпрыгнуть обратно:
   - Я - своего сына?!
   - Вот именно... На мое счастье... я хорошо запомнил твоего... сосунка...
   - Зачем? - невольно вырвалось у нее.
   - Я предвидел... что-то подобное. Сними  с  меня  чары,  чтобы  я  мог...
исчезнуть. Взамен я укажу  тебе  на  твоего  сына.  Всех  ты  не  сможешь...
унести... Но поторопись - ты не сделаешь и дважды по восемь  вздохов...  как
здесь будет... огненная голова...
   Долгий взгляд в окно, за которым собрались злобные свинцовые тучи.
   - Юрг! Скорее наверх, поставь веерную защиту - он вызвал шаровую  молнию!
- Она уже летела по ступенькам вниз, навстречу сыну, которого она просто  не
могла не узнать!..
   Уютная  светелка,  озаренная   теплым   пламенем   бесчисленных   золотых
светильников.  Юная  темнокожая  кормилица,  в   полуобморочном   оцепенении
прижимающая к груди узелок с пожитками.
   И на полу, устланном тусклыми  коврами,  не  менее  полусотни  совершенно
одинаковых ползающих, барахтающихся, сосущих свои пальцы младенцев.
   Со ступенек скатилась еще одна жемчужина,  ударилась  о  ковер  и  начала
стремительно расти,  приобретая  теплую  розоватость  младенческого  тельца.
Через секунду еще один малыш повернулся на бочок,  открывая  ей  улыбающееся
личико ее Юхани.
   "Ты не сделаешь и дважды..."
   С  трудом  преодолевая  отвращение,  она  наклонилась  и  дотронулась  до
крошечного оборотня, заранее содрогаясь от неминуемого  ракушечного  холода,
которого ждала ее ладонь. Нет.  Ничего  подобного  -  рука  ощутила  влажную
теплоту. Кадьян был гениален. В отчаянье  она  обернулась  к  пребывающей  в
полубеспамятстве кормилице, но было совершенно очевидно, что  она  перестала
понимать, что происходит, и помощи от нее ждать было бесполезно.
   - Беги! - крикнула ей мона Сэниа.
   Девушка вздрогнула и выронила узелок.
   - Беги же!
   Кормилица, не отрывая глаз от нежданной гостьи, наклонилась  и  принялась
шарить под ногами, словно пытаясь нащупать оброненный узелок.
   - Брось все и беги, сейчас сюда придет смерть!
   Девушка, как зачарованная, покачала головой и продолжала что-то искать. И
вдруг мона Сэниа поняла:  в  этой  массе  розовых  шевелящихся  человеческих
детенышей был один, которого эта темнокожая малышка кормила своей грудью все
эти дни, и она не могла повернуться к нему спиной,  когда  на  подлете  была
неощутимая, но и неминуемая смерть.
   И  вдруг...  Померещилось?  Нет.  В  копошении  розовато-молочных   телец
промелькнуло что-то смуглое - загорелая спинка.
   - Юхани! - крикнула она, бросаясь к самым ногам кормилицы и выхватывая из
общей кучи того единственного, чья кожа с нежным кофейным оттенком заставила
ее вспомнить странную картину с двумя крэгами - там был нарисован Юхани,  но
он был и не белым, и не черным. Оцмар все-таки  оказался  ясновидцем  и  без
пророчеств Кадьяна!
   Прижимая к себе сына, она взлетела по лесенке, как-то совершенно  позабыв
о своем природном даре перемещения. Сейчас она даже не жаждала расправы  над
виновником своих бед - пусть просто увидит... И он увидел.
   - Интересно... - пробормотал он.
   - Солнце Тихри было милостиво к моему сыну,  -  сказала  она  так  гордо,
словно речь шла о каком-то божественном даре. - Солнце и Оцмар...
   Сейчас в ее душе не было ни уголка, доступного мстительным чувствам.
   - Бесполезно, - прошептал Кальян. - Еще несколько мгновений...
   Она вдруг почувствовала жужжащий гул в висках; копчики пальцев на руках и
ногах свела покалывающая боль. Она еще крепче прижала к себе Юхани, не делая
ни малейшей попытки уйти из-под надвигающегося грозового  удара,  -  сейчас,
когда они были наконец вместе, она уже не соглашалась на новую разлуку. Жить
или умереть - но втроем.
   И в тот же миг за окном полыхнула зеленовато-белая вспышка, пол качнулся,
и известковая крошка посыпалась с темного свода. Но  что  бы  там  ни  было,
башня устояла, как это бывает с очень древними руинами.
   Юрг, вне себя от беспокойства, скатился вниз по лестнице, едва не сбив  с
ног незаметную, как мышка, кормилицу, надумавшую таки выбраться отсюда вон.
   - Вы еще здесь? - заорал он не  своим  голосом.  -  Что  ты  его  держишь
голышом, гроза ведь!..
   - Гроза... - Сэнни прикрыла глаза  и  вдруг  начала  смеяться.  -  Гроза,
гроза...
   Действительно, после всего,  что  произошло,  бояться  простуды  было  по
меньшей мере забавно.
   - Нашла время забавляться, - ворчливо проговорил он, отбирая у нее  сына.
- Конечно - нос холодный! Портки спустить с этого, что ли, - на пеленки?
   Он задумчиво поглядел на притихшего колдуна - тот дышал ровно, постепенно
приходя в себя и, не  дай  бог,  обретая  прежнюю  боевую  форму.  Вопрос  о
применении кумачовых шаровар повис в воздухе, по в эту минуту, к счастью, на
голову  счастливого  отца  шлепнулся  наспех  связанный   узелок,   тут   же
рассыпавшийся ворохом тряпочек самого разного калибра и назначения.
   - Помочь? - спросила  мона  Сэниа,  искоса  поглядывая  на  то,  с  каким
удовольствием ее супруг управляется с пеленками.
   -  Уж  как-нибудь...  Это,  сама  понимаешь,  не  веерную  защиту  против
направленного разряда поставить... вот и все. Ну, что будем делать с пленным
гадом?
   - У меня к нему только один вопрос, - деловито  проговорила  мона  Сэниа,
присаживаясь на корточки и поигрывая десинтором. -  Я  хочу  знать:  чего  в
конечном счете добиваются анделисы здесь на Тихри?
   Кадьян высокомерно повел нарисованной серебряной бровью и  скривил  губы.
Наступило молчание.
   - Ты не очень-то задавайся, сукин... - Юрг перевел взгляд  на  непотребно
обнаженную грудь и поправился:
   - Сукино чадо. Не так  уж  ты  и  талантлив,  как  расписывал  тебя  твой
венценосный покровитель. Скопировать ребенка не смог в точности.
   Взгляд лежащего пленника остановился где-то между склонившимися  над  ним
людьми и впал в некоторую бессмысленность. Темное лицо  залоснилось,  словно
на нем выступил пот.
   - Продал... - прошептал он еле слышно. - Прокуратор  меня  продал...  Вот
почему вы здесь...
   - А ты думал! Таких, как ты, всегда в конце концов продают, больше с ними
просто делать нечего.
   Взгляд колдуна приобрел горестную  влажность  и,  скользнув  по  потолку,
остановился на брыкающемся  в  своих  пеленках  (кому  же  приятно  потерять
свободу!) маленьком Юхани.
   - Я хотел вырастить из него будущего князя нашей дороги, - чуть ли  не  с
нежностью вздохнул он. - У сибилл  не  бывает  детей...  И  это  не  солнце,
продолжал  он,  лаская  ведовским  взором  смуглое  личико.  -  Его  кормила
темнокожая женщина нашего племени, так что он навсегда останется  наполовину
принцем Тихри и лишь наполовину...
   - Тебя не об этом спрашивают, - резко  оборвала  его  Сэнни,  которую  не
привели в восторг отеческие вожделения колдуна.
   - Да, - отозвался он почти смиренно. - Я помню, анделисы меня продали так
почему я не могу отплатить им тем же?.. Вы бы меня развязали...
   - Потерпишь, - жестко отрезал Юрг. Тон наивного христопродавца его отнюдь
не разжалобил.
   - Так спинке холодно, - проскулил сибилло.
   Юрг передал притихшего карапуза жене, направился в  соседнюю  каморку  и,
покряхтывая от натуги, приволок бесчувственное тело  стражника,  которому  в
силу удвоенности дозы предстояло провести в полном  параличе  еще  несколько
часов. Приподняв сибиллу за плечи, он прислонил его к этой импровизированной
диванной подушке.
   - Так теплее? - спросил он не без лицемерной участливости.
   Колдун не ответил и полуприкрыл глаза.
   -  Сравнительный  анализ   развития   цивилизаций   средне-галактического
расселения показал, что все они остановились,  не  достигнув  ноодоминантной
фазы. -  Голос,  заполнивший  сумеречную  башню,  поражал  не  только  своей
академической   сдержанностью,   но   и   удивительно    знакомой    басовой
бархатистостью. - Чисто  механически  овладев  такими  планетами  -  или  их
коалициями, - мы не выходим за рамки горизонтального порога этой фазы.
   Юрг и Сэнни потрясение переглянулись.
   - Тем не менее все без исключения цивилизации предоставляют  нам  примеры
спонтанного  проникновения  в  эту  надпороговую  область  с   установлением
обратной связи. Интенсивность такого  взаимодействия  прямо  пропорциональна
однородности ментальной конкреции наблюдаемой ноосферы.
   - Бред какой-то, - прошептал Юрг.
   - Не бред, а паршивый подстрочник -  транслейтору  не  хватает  гибкости,
приложила палец к губам его жена, - тс-с-с, слушай...
   - Совершенно очевидно, что, таким образом,  исходной  задачей  становится
поиск  или  создание   цивилизации   с   абсолютно   гомогенной   и   строго
поляризованной ментальной подсистемой;  нельзя  исключить  и  искусственного
воздействия   для   достижения   требуемого    результата.    Представляется
несущественным тот факт, что пока  остается  проблемой  сама  структура  той
ноосферной надсистемы, которая на различных языках носит название  "случай",
"бог", "судьба" или "движущие силы природы". Главное  -  прослежен  механизм
управления и овладения этой надсистемой путем  воздействия  на  нее  единого
ментального потока. Таким образом, становится очевидным, что  необходимым  и
достаточным условием покорения Вселенной в целом является подчинение себе на
каждой отдельной планете той имманентно присущей ей  ноосферной  надсистемы,
которая...
   Мона Сэниа вскинула руки к вискам, похолодевшим от нарастающего пчелиного
жужжания. Мелкий  дождичек  серебристых  иголок  коснулся  ладоней.  Сибилло
беззвучно шевелил губами...  Она,  не  позволяя  себе  ни  единого  мига  на
осмысление происходящего,  рванулась  к  мужу  и,  обхватив  его  за  плечи,
бросилась в спасительное ничто...
   И очутилась на крыше храмового  здания,  возвышавшегося  в  самом  центре
Орешника. Когда она успела подумать именно об этом месте  своего  выхода  из
подпространства, она не смогла бы сказать; но совершенно  очевидно,  что  ею
двигал  не  только  инстинкт,  опознавший  приближающуюся  опасность,  но  и
изрядная доля природного любопытства.
   А опасность была прямо  перед  ними  -  гигантский  конус  надвигающегося
торнадо, сопровождаемый ослепительным эскортом  молний.  Бешено  вращающийся
столб изогнулся вопросительным знаком, стряхивая со своей верхушки  огненный
шар невиданной  супермолнии,  стремительно  падающей  куда-то  за  городскую
стену. Раздался оглушительный  взрыв,  пронизывающий  пелену  дождя  столбом
каменных обломков, и крыша под ногами зашаталась.
   - Последний полет над Тихри! - весело крикнула  мона  Сэниа,  увлекая  за
собой тех двоих, которые были для нее самыми  дорогими  существами  во  всей
Вселенной.
   - Не сглазь... - начал Юрг. - Что, уже?
   - Уже, уже. Почти дома.
   Воины славной дружины бежали к ним со всех концов поляны. Юрг выпрямился,
расставив ноги, и высоко поднял  над  головой  отчаянно  верещавшего  Юхани.
Впрочем, визг был веселым - приветливая зелень рощи еще не дала ему  ощутить
привкуса  недальнего  пожарища.   Мона   Сэниа   сияющими   глазами   обвела
столпившихся вокруг них собратьев по  оружию.  С  удивлением  отметила,  что
оружие-то было  расчехлено  и  взято  наизготовку.  И  лица,  освещенные  на
какое-то   мгновение   столь   естественной   радостью,   сразу   же   стали
настороженными и в какой-то степени даже виноватыми.
   - В чем дело? - быстро спросила она. - И где девочка?
   - Мы ее не нашли, - коротко ответил за всех  Эрм,  словно  взял  на  себя
большую часть вины.
   - Как не нашли? Лронг!..
   - Эти ушли. Все втроем.
   - Куда? - Мона Сэниа поняла, что вопрос был бессмысленным.
   - Надо полагать, - пожал плечами Флейж, - к своим.
   - Прилетел Кадьян, - с привычной для него сухостью доложил  Сорк.  -  Они
проговорили  чуть  более  минуты.  Потом  Кадьян  передал  Лронгу   какой-то
сверточек и вернулся к своему летательному аппарату. Тихриане, не сказав нам
ни слова, поднялись и ушли. Мы сочли себя не вправе их  задерживать.  Вскоре
взлетел и Гротун. Мы возобновили поиски Таиры, по безрезультатно. Вот и все.
   - Ну нет, не все, - сказал Юрг, передавая ребенка Эрму. - Сэнни, это  был
не последний полет над Тихри.
   - Да, - сказала она, указывая на вершину башни, - сначала - туда.
   У Юрга, никогда не боявшегося высоты, слегка захватило дух -  они  стояли
на самом краю верхней площадки покрытой копотью  пирамиды,  и  где-то  очень
далеко внизу в рваных плывущих прорехах дымной пелены просматривалась земля.
Справа, огибая догорающий город, пестрым широким потоком  текла  заполненная
людской  массой  дорога,  к  ней  со  всех  сторон  крошечными   муравьиными
пятнышками  двигались  запоздалые  путники,  чтобы  влиться  в  общее  русло
беглецов.
   - Гляди! - крикнула мона Сэниа, указывая на пожелтевшее выкошенное  поле,
простиравшееся между дорогой и рощей. - Видишь? Это  белый  плащ  Рахихорда!
Скорее!
   Спешить, собственно говоря, было некуда - старый рыцарь едва  переставлял
ноги, поддерживаемый с  одной  стороны  мощными  руками  сына,  а  с  другой
бесплотной на вид, но на  деле  жесткой  и,  когда  надо,  уверенной  дланью
шамана. Но взять себя на руки он Лронгу так и не позволил. Две  человеческие
фигуры, внезапно появившиеся перед ними  на  жесткой  стерне,  заставили  их
замереть на месте, но не удивиться.
   - Достойный Рахихорд, добрейший Лронг,  мудрый  сибилло!  -  начала  мона
Сэниа, склоняясь перед ними. - Я не могла покинуть Тихри, не попрощавшись  с
вами и не принеся вам самую глубокую благодарность. Я нашла  своего  сына  и
возвращаюсь домой.
   Она сделала паузу, в которой повис невысказанный вопрос.
   - Благодарю тебя и радуюсь вместе  с  тобой,  повелительница  чужедальних
воинов, - проговорил Лронг с несвойственной ему величавостью. - Может  быть,
счастье обретения сына поможет тебе забыть о нашей общей утрате.
   - Какой... утрате? - липкий ледяной язык лизнул  по  спине,  под  сердцем
задрожала тоненькая колючка. Неминучесть.
   - Светлячок, - сказал Рахихорд и заплакал.
   Юрг шагнул вперед, опустился перед ним на колени и взял его немощные руки
в свои:
   - Расскажи... Расскажи  мне  все,  как  было;  расскажи  так,  словно  ты
говоришь с ее отцом!
   - Вы улетели, обретя друг друга и исполненные жажды новых свершений...  А
она осталась одна. И тогда она обратилась к Кадьяну.
   Юрг заскрипел зубами, но промолчал.
   - Вас же там не было! - невольно воскликнула мона Сэниа. - Откуда...
   - Я велел Кадьяну рассказать правду, - продолжил за отца Лронг,  -  а  он
верный слуга. И он рассказал. Наша светлая властительница пришла к  нему,  и
слова ее были словами последнего повеления. "Еще день назад я  вернулась  бы
на Землю самой счастливой девчонкой, - сказала она. - А  теперь  я  не  хочу
возвращаться совсем. Но и здесь мне делать  нечего.  Я  потеряла  того,  кто
любил меня больше света белого, больше солнца красного..."
   Юрг почувствовал, как у него  перехватило  горло,  -  вот  такого  Кадьян
просто не способен был выдумать. Так могла сказать только девочка с  далекой
Земли...
   - И еще, сказала она, не стало  одного  человека,  -  Кадьян  не  спросил
какого. И тогда она повелела ему открыть ей... - Он замолк, не  решаясь  или
не находя сил продолжать.
   - Говори, - прошептала мона Сэниа, видя, что у Травяного Рыцаря просто не
поворачивается язык.
   - Она велела ему сказать, какую смерть он выбрал  бы  для  себя...  И  он
засмеялся.
   - Да, - хрипло проговорил Юрг. - Эта тварь считала себя бессмертной.
   - И все-таки он ответил: говорят, что самая сладкая смерть - это  заснуть
и замерзнуть во сне. Ибо эти предсмертные сны обязательно сказочны и ведут в
мир, где исполняются самые заветные желания. И тогда она сказала, что  хочет
заснуть таким сном. И чтобы он перенес ее в ледяную пещеру, где ее не найдет
ни один человек - ни с Земли, ни с Тихри, ни с Джаспера.
   - И он это сделал... - прошептала мона Сэниа.
   - Да. Он служил верно.
   Стылый туман, неотделимый от  дымных  полос,  полз  по  жнивью,  затопляя
благодатную Дорогу Оцмара горечью утраты.
   - Да черт побери! - закричал Юрг. - Мы здесь  распускаем  сопли,  а  она,
может быть, еще жива!
   - Нет, - едва слышно проговорил Лронг. - Кадьян передал мне вот это. -  И
он протянул на широкой, как сковорода,  черной  ладони  нечто  завернутое  в
детский носовой платок.
   - Что это? - с ужасом проговорила мона Сэниа.
   - Знак власти. - Он достал из  перепачканной  чем-то  ткани  ослепительно
сияющую на чудом прорвавшемся лучике солнца уже знакомую  принцессе  голубую
звезду. - Если этот знак попадет  в  чужие  руки,  он  холоден,  как  горное
стекло. Таким он и был, когда княжий слуга передал его мне. Это значило, что
настоящий владелец звезды еще жив. Но  потом  он  вдруг  засиял  и  согрелся
верный признак того, что я стал его законным хозяином. И  глаза  бы  мои  на
него не глядели... - добавил он, пытаясь упрятать всесильный амулет обратно.
   - А это что? - спросил Юрг, не решаясь дотронуться руками до платка.
   - Это - маленькое  знамя,  на  котором  изображен  Неоплаканный  зверь  и
начертаны магические знаки.
   Он  развернул  платок,  на  уголке  которого  был   изображен   крошечный
бессмертный Микки-Маус и  тонким  угольком  были  приписаны  слова:  "Лронг,
позаботься о Чернавке".
   - Юрг, - неожиданно спросила мона Сэниа, - а сколько ей лет?
   И он ответил:
   - Пятнадцать.
   И это было самым коротким и самым горестным надгробным словом, когда-либо
прозвучавшим на Земле, на Тихри и на Джаспере.
   - Все на корабль, - скомандовала принцесса. - Мы возвращаемся на  зеленый
Джаспер.
   И эти слова, которых они ожидали с такой жадностью и надеждой, никого  не
сдвинули с места. Дружинники, сурово глядя  на  своего  командора,  молчали,
потому что улететь - это значило бросить здесь своего. Пусть даже мертвого.
   - Останусь я, - сказал Юрг. - Иначе я не смогу поглядеть в глаза Стамену.
И я найду ее.
   - Ты не знаешь Тихри, - возразила мона Сэниа. - Наложено заклятие,  и  ни
один человек...
   - Я это слышал, - оборвал ее Юрг. - Я остаюсь.
   - Нет. Если ты в одиночку погибнешь в этих самых Стеклянных горах, то  уж
точно не сможешь посмотреть в глаза ее отцу.  Я  сказала:  мы  возвращаемся.
Думаю, найдется доброволец, который  доставит  тебя  на  Землю,  где  вы  со
Стаменом соберете все, чтобы ваша экспедиция была успешной.  Ты  рассказывал
мне о чудесах техни