оваться  столовыми  приборами.
Флейж округлил глаза,  но,  поймав  предостерегающий  взгляд  принцессы,  от
шуточек воздержался.
   Острые коготки царапнули локоть моны  Сэниа  -  на  скамье  рядом  с  ней
распластался Шоео. Она  принялась  кормить  его  спелым  гранатом,  мысленно
отмечая, что  фаза  наиболее  интенсивного  поглощения  пищи,  пожалуй,  уже
миновала.
   - А вот теперь, Флейж, ты без лишней торопливости можешь поведать  нашему
гостю, какая беда привела нас обратно на Тихри и заставила искать  дорогу  в
ледяной Ад, - проговорила принцесса, слегка откидываясь  назад  и  прикрывая
ресницы, словно исключая себя из вечерней беседы.
   Флейж, безмерно удивленный ее повелением, слегка оттопырил  нижнюю  губу:
уж если рассказывать обо всем, что приключилось с ними на  Тихри,  то  кому,
как не ей самой было  знать  все  подробности  их  далеко  не  добровольного
пребывания на родине Харра? Или, на  худой  конец,  она  могла  отдать  этот
мягкий, завуалированный приказ Сорку как старшему. Но она  выбрала  его.  Не
потому ли, что он был другом Скюза? Но тогда чего она от него хотела - чтобы
легкомысленный, непостоянный Скюз, несравненный  стрелок,  впервые  в  жизни
полюбивший по-настоящему, стал главным  героем  разыгравшейся  трагедии?  Но
ведь Флейж-то не был свидетелем несчастья, постигшего его товарища. Там была
только сама принцесса, а она  почему-то  не  хочет  открывать  никому  тайну
гибели своего  лучшего  дружинника.  Несомненно  одно:  имело  место  черное
чародейство - и, возможно, заклятие молчания. Да, наверное, так и есть.
   Он шумно вздохнул, как  перед  тяжелым  препятствием,  и  начал  рассказ.
Повествование получалось суховатым и отнюдь не красочным - там, где не  было
места язвительным шуткам или  откровенному  скоморошеству,  его  красноречие
являло миру позорную плешь.
   Мона Сэниа слушала, отгородившись на редкость удавшейся ей маской усталой
невозмутимости. Все так. Изуродованный с малолетства злополучный князь.  Два
сибиллы: выживающий из ума старый пень и расцветающий махровым цветом  сукин
сын. Огненнокудрая девочка, прозванная Светлячком. И ни разу  -  имя  Скюза.
Только - "один из нас, полюбивший ее и изведенный неведомой волшбой".
   Флейж умолк, и в вечернем покое разлилась нестерпимая тишина. Мона  Сэниа
удивленно подняла глаза на Харра - за все это время он ни  разу  не  прервал
рассказчика, хотя явно принадлежал  к  тому  типу  певцов-самоучек,  которые
слушают других с небрежным, хотя и заинтересованным видом, как  бы  априорно
отметая их как соперников, и время  от  времени  отпускают  глубокомысленные
замечания. Но нет, с первых же слов печального повествования  он,  приоткрыв
рот, замер в такой неестественной неподвижности, что, казалось, даже  только
что проглоченный кусок остановился у него в горле.
   - Рот закрой, - сказал Флейж. - Я закончил.
   Харр сделал глотательное движение и некуртуазно утерся ладонью.
   - Хуже перечного ореха, - признался он, - до слез пробрало... Ну а как же
ты, владетельная, до скончания дней прокукуешь на этом  свином  пятачке?  Да
тут и рогата не выпасешь!
   - Я дала слово, - сухо бросила принцесса, досадуя на то, что он угадал ее
тоску по просторам Равнины Паладинов.
   - Игуана - остров большой, - поспешил вмешаться Сорк. - Эта гора - только
западная его оконечность, а к востоку он протянулся настолько, что двух дней
пути не хватит, чтобы проследовать  на  коне  вдоль  его  станового  хребта.
Правда, лес весьма дремуч, на твоем рогате и не проедешь...
   - А что это значит - Игуана? - певец был, несмотря на три  полных  кубка,
трезв и дотошен.
   - Это - нездешняя ящерица, - пояснил Флейж.  -  Когда  мы  выбирали  себе
пристанище, оглядывая Лютые острова сверху,  из-под  облаков,  командор  Юрг
соизволил назвать его земным словом. Как-то приклеилось.
   Мона  Сэниа  невесело  улыбнулась  -  действительно,  остров,  неожиданно
громадный  среди  мелких,  тянущихся  плавной  дугой  островков-бусинок,  из
поднебесья походил на заснувшего крокодила с головой, обращенной  на  закат.
Замкнутое кольцо каменных стен венчало эту  "голову",  точно  доисторическая
корона. И вообще все на Игуане дышало странной смесью первозданной древности
и юной свежести начала лета.
   - Ну ладно, - по-хозяйски распорядился Харр, хлопнув  черной  ладонью  по
белоснежной салфетке. -  Погоревали,  и  будет.  Завтра  с  утречка  собирай
сибилл-колдунов, чтоб этот нанюханный островок превратить...
   - Уймись, - оборвал его Флейж. - Ни сибилл, ни чародеев у нас на Джаспере
не водится. В других мирах - да, попадались. Зело занятно было,  хотя  и  не
всегда безопасно. Но здесь уж мы как-нибудь... Без волшебства.
   Без  волшебства.  Мона  Сэниа  вдруг  поняла,  что  скупые   звуки   двух
простеньких слов  вмещают  в  себя  всю  ее  будущую  жизнь.  Любовь  -  да.
Материнство - да. И дружба. И преданность. И верность своему слову.
   Но все это - без волшебства.
   - Мне пора, - проговорила она, порывисто подымаясь и  оставляя  недопитым
свой кубок. - Нет-нет, не расходитесь - наш гость наверняка захочет побольше
услышать о новой для него земле. И позаботьтесь о его ночлеге.
   Створки люка сошлись  за  ней,  повинуясь  мысленному  приказу.  Вечерние
жуки-фонарики, кружа под  потолком,  наполняли  уютное  гнездышко  мерцающим
принудительным покоем. Тихонечко посапывал в соседней  горенке  спящий  сын.
Завтра здесь будет и Юрг, ее звездный эрл и желанный супруг.
   А вот волшебства не будет.

IV. Слуга и повелитель

   Камень под босыми ступнями, еще не отдавший ночи  тепло  летнего  солнца,
был оглажен ветрами, но достаточно шершав, чтобы подошвы не скользили.  Мона
Сэниа  переступила  с  ноги  на  ногу,  стараясь  вобрать  в  себя  свежесть
перволунного часа, когда еще не потускнела  на  западе  золотая  подоблачная
полоска неба, словно отсекая  светилу  путь  обратно,  в  сегодняшний  день.
Однако прохлады,  такой  желанной  после  нестерпимой  духоты  ее  одинокого
затворничества, она не ощутила. Странно, но здесь, на вершине самой  высокой
горы не только этого острова, но и всех окрестных островков, и не просто  на
вершине - на кромке каменной стены, венчающей почти отвесную гору,  -  здесь
не чувствовалось ни дуновения.
   Она  жадно  глянула  вниз,  где  море,  облизывая  прибрежные   камни   и
причмокивая при этом, сонно похрапывало, как великан, которому снится что-то
лакомое. Черный лесистый берег уходил вправо, точно собирался дотянуться  до
низко висящей лупы, которая своим серебряным лучом,  небрежно  брошенным  на
поверхность воды, отделяла море от суши, словно рыцарский меч, лежащий между
возлюбленными, на которых наложено заклятие безбрачия.
   "Только умоюсь, честное слово, только умоюсь!"  -  прошептала  она  самой
себе и, приглядев внизу плоский  камень,  в  который  упирался  лунный  луч,
прыгнула вниз. Она так любила ощущение бездумного свободного полета, что  не
могла отказать себе в этой  крошечной  радости.  Просторное  ночное  одеяние
распахнулось, отдавая тело встречному потоку терпкого,  напитанного  морской
солью воздуха, -  несколько  секунд,  начисто  сметающих  все  тяготы  этого
бесконечного, сумасшедшего дня. Долгожданная свежесть...
   Резкий порыв ветра отбросил ее влево, вдоль каменного обрыва, и она  чуть
было не закувыркалась в воздухе, как  подстреленная  птица,  но  многолетние
тренировки и чуткая готовность к беде сделали свое дело. "Камень!" -  приказ
родился как бы сам собой, и  в  следующий  миг,  пройдя  через  спасительное
НИЧТО, она уже лежала, вжимаясь в  скользкую,  пропахшую  йодом  поверхность
небольшого утеса. Ветер и здесь был если не ураганным, то, во всяком случае,
столь сильным, что пришлось некоторое время пролежать, не подымая  головы  и
недоумевая, почему при таком шквале море осталось совершенно спокойным.
   Где-то в вышине тревожно закричала Гуен, снижаясь и переходя в штопор,  и
мона Сэниа, вскинув голову, увидела парус, черный на  фоне  пепельной  луны,
стремительно скользящий по тусклой дорожке.
   -  Гуен,  жди  команды!  -  успела  крикнуть  она,  птица,  белой   тенью
мелькнувшая у подножия утеса, помчалась навстречу лодке и, взмыв, уселась  у
нее на носу, намертво вцепившись когтями в мокрое дерево и готовая  в  любой
момент раскинуть гигантские крылья, чтобы заслонить свою новую хозяйку.
   Лодка ткнулась носом в  камень,  остановилась.  Гуен  отчаянно  захлопала
крыльями, стараясь удержаться на форштевне;  ветер  вдруг  стих,  словно  по
мановению волшебного жезла. На лодке с жестким шорохом упал  парус,  и  мона
Сэниа увидела  силуэт  человека,  прислонившегося  к  мачте.  Она  поплотнее
запахнула на  себе  тонкое  ночное  одеяние  и  выпрямилась  во  весь  рост.
Почему-то не возникло ни естественного страха,  ни  желания  исчезнуть.  Она
была хозяйкой этого острова, и ей принадлежало право первого слова.
   - Понимаешь ли ты мою речь, чужеземка? -  раздался  звучный,  хотя  и  не
молодой голос - вновь прибывший ее все-таки опередил.
   - Да,  -  она  постаралась,  чтобы  и  ее  голос  был  наполнен  силой  и
царственным спокойствием. - Так же, как и ты меня.
   - Почему вы пришли на этот остров?
   Она выдержала паузу.
   - Потому что такова моя воля.
   Он умел выдерживать паузы не хуже нее.
   - Но все эти острова принадлежат мне.
   - Тогда назови себя!
   - Я - Алэл, король Первозданных островов, слуга и повелитель  пяти  сущих
стихий.
   - Мы зовем эти острова Лютыми, - вполголоса и чуточку  надменно  обронила
она, словно поправила нерадивого ученика.
   - Тогда твоя воля разошлась с твоим  разумом,  -  послышался  насмешливый
ответ.
   Принцесса почувствовала, как вспыхнули ее щеки. Луна светила ей  прямо  в
лицо, и собеседник, кем бы он  ни  был  на  самом  деле,  сейчас  пристально
разглядывал ее, сам оставаясь в тени.
   - Если этот остров - твои владения, то назови  цену,  и  я  заплачу  тебе
по-королевски!  -  запальчиво  крикнула  она;   и   осеклась,   потому   что
почувствовала, что в ответ сейчас прозвучит смех.
   Но незнакомец не проронил ни звука. Молчание затягивалось.
   - Чего же ты хочешь? - не выдержала все-таки  принцесса.  -  Войны?  Если
только так, то я завоюю этот клочок земли. Не сомневайся.
   Вот тут-то он и засмеялся:
   - А я и не сомневаюсь. Ты бросишься в драку со сжатыми кулачками.  Потому
что ты просто упрямое, капризное дитя.
   В его словах было столько отстраненной,  замкнутой  только  в  нем  самом
грусти, что мона Сэниа сдержала резкий  ответ.  Снова  наступила  тишина,  и
вдруг она поняла, что он вовсе не нагнетает ощущение величия,  а  пристально
высматривает в ней что-то необходимое.
   - Ты приплыл сюда в ночной темноте не  для  того,  чтобы  потешаться  над
безоружной женщиной. Спрашивай. Я отвечу.
   Он сделал было шаг вперед, но потом  откачнулся  и  снова  прислонился  к
мачте. Еще некоторое время помедлил.
   - Ты говоришь со мною как равная с равным,  -  проговорил  он  задумчиво,
адресуя слова скорее себе самому, чем стоящей перед  ним  незнакомке.  -  Ты
понимаешь нашу речь, по на твоих плечах нет пернатого отродья, которого наши
прапрадеды именовали кэррирегом. И ты не исчезла  при  моем  появлении,  как
сделала бы любая женщина, рожденная на Величайшем-Из-Островов.
   - Почему ты не решаешься просто спросить меня, кто я такая, король  Алэл?
Я дочь повелителя Джаспера, принцесса Сэниа.
   Казалось, иного ответа он и не ожидал. Его поклон был  сдержанным,  ответ
почти равнодушным:
   - Я приветствую тебя, дочь владыки Величайшего-Из-Островов.
   Ах, вот оно что. Ему нужно  было  подчеркнуть,  что  островной  народ  не
признает ее отца своим королем.
   - И, как равная мне по крови, но младшая по годам и  опыту,  -  продолжал
Алэл, - ответь мне, какая... дорога привела тебя сюда?
   Ну конечно, по  его  интонациям  чувствовалось,  что  вместо  элегантного
"дорога"  он  чуть  было  не  употребил  отнюдь  не  дипломатический  термин
"придурь". Островного королька следовало поставить на место.
   - Мне просто некуда было лететь... Я изгнана из родной земли, -  ответила
она с обезоруживающей доверчивостью, неожиданной для нее самой.
   -  Летать,  стало  быть,  ты  умеешь...  -  пробормотал  он  и  сразу  же
спохватился:
   - Какая из подвластных мне стихий может помочь тебе вернуться на родину?
   - Благодарю тебя, добрый король. Но  преградой  мне  служит  не  сила,  а
данное мною слово.
   - В чем же была твоя вина? - он снова спрашивал, как старший по возрасту.
   - Я... нет, не я - мой супруг, звездный эрл Юрген из рода Брагинов, нашел
способ освободить джасперян от власти тех, кого ты назвал пернатым отродьем,
а мы именуем крэгами. Тогда они похитили моего новорожденного сына...
   - Сына? - вырвалось у Алэла.
   - Да. Мое изгнание - плата за  его  освобождение.  Изгнание  и  отказ  от
дальнейшей борьбы.
   - Тогда тебе предстоит  долгая  и  безоблачная  жизнь,  принцесса  Сэниа!
Вернись же к тому, кто сделал тебя счастливейшей из жен, и  скажи  ему,  что
я... м-м-м... подарить тебе этот  остров  я  не  могу,  это  противно  нашим
законам; но я отдаю его тебе в ленное  владение  на  любой  срок,  какой  ты
только пожелаешь.
   - Ты безмерно щедр, король благословенных островов! Я благодарю  тебя  от
всей души, а завтра, как только мой супруг прилетит сюда,  он  присоединится
ко мне в глубочайшей признательности...
   - Значит, он тоже способен летать? - пренебрегая учтивостью,  перебил  ее
Алэл.
   - Может быть, я делаю ошибку, поверяя тебе все тайны моей семьи, но  мне,
принцессе, претит лгать тебе, приютившему меня королю. Нет,  мой  супруг  не
обладает этим даром. Он рожден в чужедальнем мире, где я повстречала  его  и
где даже для краткого полета требуется особое волшебство.  Его  доставят  на
этот остров воины из моей дружины.
   - Значит, ты будешь не беззащитна...
   Странные интонации Алэла навели ее на мысль, что он  сказал  не  то,  что
думал, - и уж не пожалел ли он о своем  преждевременном  и  скоропалительном
даре?
   - Кроме моей семьи, со мной будут  семеро  верных  -  вернее  не  бывает!
дружинников и один гость... совсем издалека.
   На некоторое время король Алэл замолчал, раздумывая.
   - Можешь ли ты дать слово, принцесса  Сэниа,  -  медленно  и  внушительно
проговорил он, - что никто, кроме перечисленных тобою  людей,  не  узнает  о
том, что целый народ живет на Первозданных островах?  Вы  ведь  до  сих  пор
считали их необитаемыми.
   - Да, - ответ был тверд и однозначен. - Я даю слово за себя  и  за  своих
людей. И это слово будет нерушимо. Чем  еще  я  могу  оплатить  тебе  ленное
владение этим островом?
   Ей показалось, что он как-то еще глубже ушел в тень.
   - Я возьму это сам, - проговорил он негромко. - Но не пугайся - я  возьму
то, что от тебя не отнимется. То, о чем ты не пожалеешь. И то, о чем  ты  не
узнаешь.
   Эта речь как-то не прибавила спокойствия ее душе.
   - Но...
   - Возвращайся в свой дом, счастливая принцесса. Сегодня  я  властвую  над
стихией воздуха, и мою лодку понесет ураган.
   - Но как я снова найду тебя, король Алэл?
   - Ты же видела мою лодку.
   Он сделал какое-то движение, и парус со  скрипом  выметнулся  вверх,  как
язык черного пламени. Гуен, молча восседавшая на носу лодки, как  живой  щит
между принцессой и Алэлом, тревожно взмыла в  воздух.  И  тогда  мона  Сэниа
увидела, за что  держались  цепкие  птичьи  когти:  форштевень  заканчивался
маленькой   резной   фигуркой   насекомоподобного   существа   с   выпуклыми
многогранными глазами.
   И  она  почувствовала,  что  в  глубинах  ее  памяти  шевелится  какое-то
воспоминание - те же изображения, но не деревянные...
   Парус  хлопнул,  расправляясь,  и  струя  ветра,  рождающегося,  как   ей
показалось, прямо из многометрового обрыва, едва не сбил  ее  с  ног.  Лодка
полетела прочь, едва касаясь воды.
   И ни слова прощания от короля, лица которого она так и не увидала.

***

   На остров сыпались сервы - оружейники, кухонники, скотопасы.
   - Довольно, Эрромиорг, довольно! -  крикнула  мона  Сэниа.  -  Все  цветы
перемнут!
   Она суетилась, стараясь к прилету Юрга придать небольшой  долине  обжитой
вид. Но домашний уют никогда не был ее стихией, и она гоняла сервов от одной
каменной стены к другой, тщетно  пытаясь  совместить  девственность  голубой
лужайки со всеми аксессуарами  джасперянской  цивилизации,  дополняющими  их
крошечный замок, слепленный из пяти кораблей.
   В довершение всей этой неописуемой суеты под ногами  джасперян  постоянно
путался Харр по-Харрада, который, естественно, лучше всех  знал,  что,  как,
куда и какого черта. Флейжа, уже ознакомленного в общих  чертах  с  анналами
тихрианской мифологии, все время подмывало спросить, кого он  имеет  в  виду
ведь чертей ни на Тихри, ни на Джаспере отродясь не водилось, и это крылатое
выражение ввел в обиход звездный эрл - вероятно, на его  Земле  эти  алчные,
все и  вся  подбирающие  существа  встречались  на  каждом  шагу;  он  решил
обязательно узнать у Киха,  когда  он  вернется  вместе  с  командором,  как
выглядят  эти  земные  сервы-ассенизаторы.   Задавать   какие-либо   вопросы
тихрианскому гостю  он  уже  заклялся  -  в  ответ  приходилось  выслушивать
затейливую и не всегда пристойную  легенду,  коих  странствующий  менестрель
знал невероятное количество, благо профессия обязывала к тому.
   Пристроить Харра к делу сумел рассудительный Сорк: он связался  со  всеми
дружинниками  принцессы,  пребывающими  сейчас  в  отчих  домах  на  Равнине
Паладинов,   и   нашел-таки    у    одного    из    них    серва-наставника,
запрограммированного на обучение мальчиков ратному ремеслу. Юркий коротышка,
вооруженный тупым мечом, на недолгое время стал  ангелом-спасителем  Игуаны;
по голоса дружинников, звеневшие, как натянутая тетива, неуемной тревогой за
свою принцессу, поминутно долетали сюда в испрошенной заботе и  заставили  в
конце концов Мону Сэниа пригласить всех на вечернее застолье. Она  понимала,
что досадная и прямо-таки катастрофическая неудача в Адских Горах  сулит  им
еще не один поход - и, возможно, не только на Тихри; но тем не менее сегодня
она, как никогда, хотела бы встретить своего звездного эрла  в  одиночестве.
Лесная тропинка, стремительно сжимающая мир до зеленой коробочки,  устланной
пушистыми мхами и прикрытой сверху колючими  хвойными  лапами;  голос  Юрга,
шепчущий бессвязные слова о поспевшей землянике и заповедной поляне... Какой
же злобной, неистовой силой было проклятие крэгов, толкнувшее  ее  прочь  из
того знойного полуденного, лесного рая? Она невольно оглянулась на  щербатую
стену, за которой по всему хребту  этого  протяженного,  ящеричного  острова
топорщился непроходимый седовато-зеленый лес. Не может быть,  чтобы  там  не
было ни единой поляны и... Она вскинула руки и ладонями прикрыла аметистовые
завитки драгоценного офита, погружаясь в успокаивающую темноту.  Только  так
она смогла сдержать крик, который чуть было не вырвался у нее  против  воли:
"Завтра! Все, все, все - завтра: пиры, походы, битвы, победы и  поражения...
Но сегодняшний вечер - мой!"
   Но она была принцессой королевского рода владык Джаспера, и она  опустила
руки, раскрываясь навстречу  вечернему  свету  и  насущным  заботам.  Верная
дружина хотела быть рядом - что ж, пришлось позвать всех.
   - Флейж, - скомандовала она, - пусть пришлют из замка  лафетный  десинтор
помощнее, нужно пробить в стене проход,  через  который  эрл  Юрген  мог  бы
беспрепятственно попадать прямо в лес. Затем мы проложим просеку для  конных
прогулок,  возведем  там  конюшни,  чтобы  кони  не   топтали   тут   цветы,
отгородим...
   Флейж поклонился, глянув на нее как-то чересчур внимательно  и  понимающе
принцесса  отвернулась,  покраснев:  конечно,  он  догадался,  что  весь  ее
созидательный пыл - всего лишь жалкая попытка  унять  терпкий  мед  желания,
растекающийся до самых кончиков