забрезжил, точно
неуловимая мошка, где-то в самой чаще, и теперь беспорядочные, прыгающие  из
стороны в сторону удары его тяжелых копыт показывали, что он перебирается  с
кочки на кочку и скоро уже очутится в пределах досягаемости.
   Жавру нередко удавалось подстеречь  беспечную  живность,  забредающую  на
болотистую опушку бескрайнего восточного леса, и охотничьи инстинкты его  ни
разу не подводили. Вот и сейчас он  свернул  щупальца  в  тугие  спирали  и,
чувствуя,  как  их  кончики  меленько  трепещут,  томясь   от   предощущения
солоноватого мяса, изготовился к броску. Двуногий приближался  безбоязненно,
и жавр, не выдержав искушения, приоткрыл пасть.
   Сделал это он совершенно  напрасно:  смрадный  дух,  вырвавшийся  из  его
утробы, способен был сбить с крыла даже грифа-падальщика. Человек  прянул  в
сторону, и запоздало выметнувшееся ему вдогонку щупальце  только  скользнуло
по голени, обжигая едкой крапивной злостью. Если бы жавр имел уши, то до них
донесся бы общеупотребимый во всей Вселенной  вскрик,  переводимый  на  язык
зеленого Джаспера как "у, мать твою!". Шаги быстро забухали  прочь,  и  жавр
горестно заключил, что такие громадные  копыта  ему,  пожалуй,  пришлось  бы
выплюнуть...
   Гулкий топот был услышан и в замке Джанибаста и  так  же,  как  и  жавра,
привел его обитателей в недоумение. Противника  ожидали  повсюду  -  он  мог
появиться и на двойных бревенчатых стенах, образованных вкопанными  в  землю
неохватными  стволами  сухостойного  кедра,  прозванного  за  свои  габариты
"башенным". Враг мог  свалиться  и  прямо  на  односкатные  наклонные  крыши
прилепившихся друг к  другу  бесчисленных  строений,  образующих  собственно
замок со всеми вспомогательными  службами  -  но  это  значило  бы  попросту
угодить в западню. Более всего  ждали  просто  голоса,  который  должен  был
раздаться в ответ на выдвинутый ультиматум.
   Но вот появление противника напротив замковых ворот, да еще  и  в  гордом
одиночестве - это было полнейшим абсурдом.
   Джанибаст, сутулясь под взъерошенным перовым бурнусом непомерно  крупного
серовато-зеленого  крэга,  собственной  персоной  подобрался  вдоль  стен  к
воротам. В правой створке  был  вырезан  овал,  затянутый  сдвоенной  шкурой
какого-то тупого жавра, не поддавшегося, на свою беду,  обучению  по  полной
программе и поэтому не внесенного в податной  список.  Он  ткнул  кулаком  в
упругую  мутноватую  плоскость,  которая  в  месте   удара   как-то   нехотя
просветлела, Джанибаст прильнул к образовавшемуся оконцу. То, что он  узрел,
повергло в изумление не только его самого, но  и  болотного  крэга:  тот  от
растерянности запрокинул головку назад и  защелкал  клювом,  как  клекочущий
аист, так что его хозяин на несколько мгновений потерял дар зрения и не  мог
видеть, как стоящий за воротами человек  -  если  только  он  был  человеком
сложил ладони лодочкой и поднес их  к  губам.  Раздалась  нестерпимая  смесь
скрежета и свиста - барабанные перепонки ободрало кремневым  наждаком.  Крэг
резким движением вернул Джанибасту способность видеть, и  тот  сразу  понял,
что жесты, производимые пришельцем,  недвусмысленно  говорят  об  умственных
способностях всех тех, кто смеет держать его по ту сторону ворот.
   Джанибаст с отвисшей челюстью попятился, все еще не зная, как  поступить;
но  жаврова  шкура  на  правой  створке  ворот  по-своему   восприняла   его
спазматически чередующиеся "да" и "нет"  и  начала  раскрываться  такими  же
пульсирующими толчками. Пришелец ждал,  нетерпеливо  притоптывая  серебряным
сапогом и указательным пальцем делая вращательное движение, как  бы  говоря:
"пошире, пошире..." Наконец он нагнул голову и, задевая верхнюю кромку  дыры
своим султаном из диковинных громадных перьев, перелез через порог и нелепым
церемониальным шагом, по-журавлиному задирая и выбрасывая  вперед  длиннющие
голенастые ноги, двинулся по загаженному собачьим дерьмом  и  горами  костей
пространству, претендующему на звание двора рыцарского замка.
   Псы оторопело вжались задами в бревенчатые стены.
   Джанибастовы прихвостни ссыпались с крыш  и  замерли  недвижимо,  но  без
малейшей боязни: на  нелепом  госте,  кроме  серебристо-белых  сапог,  пучка
пышных перьев на голове и нитки стеклянных бус, не было абсолютно ничего.
   Голого бояться просто невозможно. Он не может быть врагом.
   Степень нелепости происходящего была столь велика, что могла сколь угодно
долго продержать присутствующих на зыбкой грани  между  громовым  хохотом  и
паническим ужасом перед черным ведовством, потому что  диковинный  чужак  ко
всему прочему был черный, как головешка. В нем вообще было  много  птичьего,
от журавлиной походки и невиданных перьев, воткнутых в пук волос,  собранный
на темени, до не людской, зябкой позы, в которой он застыл,  стоя  на  одной
ноге и поджав другую. Непостижимо было то, что  гость  не  нес  на  себе  ни
крэга, ни чародейского обруча, и  тем  не  менее  его  глаза,  неестественно
светлые под густыми бровями, заплетенными в косички и заправленными вверх, в
общий пук волос, внимательно ощупывали каждого из  присутствующих,  пока  не
остановились на обладателе сизо-зеленого крэга с драчливым розовым хохлом.
   Лицо, осененное болотной зеленью, могло вызвать только крайнее омерзение:
молодой, но  уже  морщинистый  лоб,  скошенные  от  висков  к  носу  глазки,
отсутствие подбородка под  крошечным,  как  перепелиная  гузка,  ротиком.  И
громадные, чутко трепещущие ноздри - признак неуемности желаний.  От  такого
чего хочешь дождешься.
   - Ты! - крикнул гость, нацеливая угольный палец прямо в  алеющее  яблочко
рта. - Выдь вперед. Я тебе поклоняться буду.
   Джанибаст, как зачарованный, сделал  несколько  шагов,  оскальзываясь  на
необглоданных костях. Остановился. В какой-то миг положение главы всей  этой
оравы, безошибочно угаданное чернокожим ведьмаком, толкнуло его  на  дерзкий
вопрос:
   - А сам-то ты кто?..
   - Я - кширрафутарр! - гаркнул гость, выбросив вперед  лоснящиеся  ладони,
на которых Джанибаст с ужасом насчитал только по четыре пальца. -  Видал?  Я
кширрафутарр всеведущий, крэгопочитающий и победуприносящий. Только  за  то,
что ты не узнал меня, в Темные Времена тебя заживо прикоптили бы на собачьей
поварне.  Но  сейчас  ты  осенен  благословением  крэгов  светоносных,  и  я
преклоняюсь перед тобой!
   Он собрался было грохнуться на колени, но невообразимая грязь под  ногами
удержала его от этого поползновения. Тогда он выдернул  из  пышного  султана
одно перо и,  низко  поклонившись,  отчего  его  голая  задница  непристойно
блеснула на не вовремя  проглянувшем  солнышке,  положил  его  у  ног  вождя
мятежников.  В  руке  необремененного  одеждами   мага   вдруг   обнаружился
серябряный,  примитивной  формы  амулет  не  иначе  как  из  сапога;  амулет
затеплился лиловатым язычком пламени, и перо, потрескивая, занялось  быстрым
огнем. Через несколько секунд оно уже было горсточкой праха. Колдун  повозил
пальцами по тому  месту,  где  только  что  сгорело  его  подношение,  потом
выпрямился и широким, торжественным жестом коснулся своего лба, груди и того
самого, что не было  прикрыто  даже  брусничным  листиком,  хотя,  по  чести
говоря, требовало бы здоровенного лопуха.
   - Да будешь прославлен в веках ты, светлый разумом, бесстрашный сердцем и
неутомимый в чреслах своих, о чем будут поминать потомки твои  до  пятьдесят
седьмого колена. Поминать они будут, не  сомневайся.  А  теперь  перейдем  к
делу. Откровение, только что посланное мне... тебе  не  надобно  знать  кем,
гласит, что ты чуть не совершил роковую для всех вас  ошибку.  Ты  содержишь
пленницу.
   В глазах Джанибаста, как ни  были  они  затуманены  никогда  не  виданной
волшбой и откровенно наглой лестью, мелькнул проблеск подозрительности.
   - И ты собираешься швырнуть ее жавру, - продолжал колдун.
   Настороженность предводителя передалась всей шайке.
   - Так вот, ты не прав, - пришелец выдержал паузу ровно  настолько,  чтобы
не позволить взорваться хору недоверчивых и возмущенных  голосов.  -  Ты  не
прав, потому что казнить ее следует немедля!!!
   - Я и сам думал... - начал было племянничек Иссабаста.
   - Правильно. Соображаешь, - махровый султан одобрительно качнулся.  Иначе
уважать не будут. Только жавру скармливать  ее  не  след,  он  к  человечине
пристрастится, потом в такой кораблик сунешься и ам!  -  слопали.  Вместе  с
крэгом, учти! Это грех.
   Джанибаст внимал благоговейно.
   - Так что с твоей де-ви-цей, - при атом  колдун  гулко  шлепнул  себя  по
животу и гнусно заржал, что сразу же  нашло  живой  отклик  у  джанибастовой
сволочи, - мы сейчас распотешимся по-своему,  без  жавров  осьминогих.  Чего
делиться, правда?
   Джанибаст  сделал  глотательное  движение,  что  должно  было,  вероятно,
служить залогом согласия.
   - Ну... и как? - слова вылетали из его крошечного  ротика,  как  горошины
совершенно непонятно было, как при подобном даре  красноречия  он  умудрился
объединить вокруг себя столь многочисленную когорту лесных головорезов.
   - Как, как... - невольно передразнил его колдун. - А по-всякому! Мы ее по
кусочкам! Один - сожжем, другой - утопим, третий - отошлем самому  королю  в
его  расписной  урыльник  (кого-то  из  доблестных  сподвижников  Джанибаста
раскатисто стошнило), а ушки да пальчики разошлем по  всем  замкам  зеленого
Джаспера, чтоб никому неповадно было! Ну, начнем, благословясь. Чумазиков-то
своих разгони по сторожевым постам,  не  ровен  час  кто-нибудь  из  принцев
сунется, порядок навести.
   Он снова поднес сложенные  ладони  ко  рту,  и  двор  огласился  высоким,
переливчатым свистом. Мятежники, приняв этот звук за сигнал  к  действию,  в
одно мгновение разлетелись по своим постам.
   - Ну, пошли, браток, - сказал маг, хлопнув их  предводителя  по  укрытому
перьями плечу. Болотный крэг дернулся, словно его ударило током.
   Они  шли  по  узким  дощатым  коридорчикам,  богатым  покоям,   увешанным
разномастными гобеленами (один из них маг бесцеремонно  содрал  со  стены  и
набросил себе на плечи), по анфиладам одинаковых светелок  с  косым  окошком
под самым потолком, все время то подымаясь на несколько ступенек  вверх,  то
ныряя вниз по стертым  доскам.  Видно  было,  что  каждый  хозяин  этого,  с
позволения сказать, замка старался прилепить к уже сложившемуся ансамблю еще
несколько клетушек и галерей, не заботясь о смысле и  доступе  света.  Рацее
прорезанные окошки забивались  досками,  а  наклонная  крыша,  как  правило,
позволяла застеклить лишь  крошечный  треугольник,  выходящий  в  несуразный
лабиринт таких же беспорядочно  нагроможденных  косых  плоскостей.  Маг  все
поглядывал на эти окошки, отчего поминутно спотыкался и  поминал  предка  по
материнской  линии  какой-то   мифической   птицы,   на   зеленом   Джаспере
неизвестной. Похоже было, что он пытается запомнить направление,  в  котором
его вел хозяин дома, но безуспешно. Наконец после очередной лесенки, на  сей
раз витой, они очутились в тупичке, освещенном одиноким факелом, укрепленным
над тазом с водой. На полу без всякой подстилки лежал кто-то укрытый плащом;
небольших размеров крэг висел под потолком вниз головой, вцепившись  когтями
в какую-то скобу.
   - Ты это что? - сурово спросил колдун, указывая  на  крэга.  -  Нехорошо.
Грех. Дай-ка меч!
   Джанибаст, как завороженный,  протянул  ему  оружие.  Чернокожий  верзила
потыркал  острием  в  потолок,  отчего  сверху  посыпалась  труха  и  что-то
напоминающее птичий помет. Он деловито расширил дыру, сгреб обвисшего  крэга
за шиворот и выбросил  наружу,  как  тряпку.  Новоявленное  оконце  поначалу
затмилось - крэг оправлял крылья, - а потом доверчиво заголубело.
   - Вот это по-нашенски, - удовлетворенно произнес колдун. - А теперь отыдь
от свету, я твою кралечку малость побрею...
   И  он  снова  заржал  мерзостно  и  до  того  заразительно,  что   хозяин
апартаментов тоже залился нервным смехом. Между  тем  гость  наклонился  над
лежащей - так и есть,  крепко  связана,  рот  заклеен  липучей  травой.  Он,
заслонившись  топорщившимся  на  его  плечах  гобеленом,  тихонько  погладил
женщину по голове и едва слышно шепнул: "Потерпи чуток..." Затем все  с  тем
же грубым, по подозрительно монотонным хохотом  взмахнул  мечом  и  отхватил
прядь черных волос, рассыпавшихся по полу.
   - Во, гля! Во что мы учиним! -  Он  выдрал  из  своей  прически  махровый
султан и водрузил  отрезанный  локон  в  самую  его  середину.  -  Гля,  как
полыхнет!
   Полыхнуло будь здоров - пороховая закладка в перьях была сделана  наспех,
но умело. Колдун тут же выбросил огненный ком в потолочную  дыру,  и  черный
столб дыма свечкой полез вверх, ввинчиваясь  в  незамутненное  доселе  небо.
Ориентир для дружинников был означен.
   Джанибаст разинул рот - до него что-то начало доходить.
   - Маши лапами, Бастов сын, рассылай дым по всем  замкам,  по  королевским
покоям! - вопил чернокожий пришелец, понемногу отступая и примериваясь рукой
к незнакомому оружию - рукоять в четырехпалую ладонь ложилась неладно, да  и
клинок был тяжел, таким мечом только скотину забивать.
   - Братья! Защитники веры и крэгов, ко мне! - срывающимся голосом  завопил
Иссабастов родич,  выхватывая  длинный  кинжал  и  бросаясь  на  гостя.  Тот
взмахнул мечом, целясь в горло, чтобы оборвать клич, но в этот миг сизоватый
капюшон сорвался с головы болотного эрла и, точно короткое копье,  опушенное
перьями, ринулся на защиту хозяина, целясь пришельцу между глаз. Черная рука
взметнулась, заслоняя лицо, и удар меча пришелся мимо цели.
   Но дело было уже сделано - по задымленной крыше  грохотали  шаги,  кто-то
уже проваливался, пробив сапогами тонкий настил; голос Флейжа гаркнул:
   - Харр,  в  сторону!  -  Чернокожий  великан  схватил  на  руки  женщину,
подивившись неожиданной тяжести обвисшего тела, и  едва  успел  отскочить  в
проход, как в комнатенке стало так тесно, что уже  было  не  разобрать,  где
свои, а где эрловы пособники.
   Одной рукой прижимая к себе женщину, а  другой  делая  отчаянные  попытки
размахнуться, чтобы пустить наконец в дело меч, Харр не выдержал и завопил:
   - Бабу от меня возьмите!
   Они так и появились на голубом лугу Игуаны  -  орущей,  гогочущей  кучей,
валясь друг на дружку и заботясь только о том, чтобы  на  меч  не  напоролся
кто-нибудь из соседей. Мона Сэниа с болью в сердце отметила, что  наконец-то
им выдалось то, что было в  их  жизни  превыше  всего  -  рыцарский  подвиг,
победоносный бой  ради  освобождения  невинной  жертвы...  И  надо  же  было
случиться так, что их мечи оказались направленными против джасперян.
   Она была принцессой этой страны, и в  сердце  у  нее  шевельнулся  птичий
кого-ток недоброго предчувствия. Но сейчас было не до смутных предощущений.
   - В сторону, в сторону! - крикнула она, раздвигая горячие, пахнущие  боем
и чужой кровью тела.
   Все  послушно  шарахнулись,  образуя  круг  -  в  центре  остался  только
коленопреклоненный Пы с женщиной на руках.
   - Под  крышу!  -  скомандовала  принцесса,  указывая  на  один  из  малых
корабликов, предназначенных для дружины.
   - А вся орава - в воду, - добавил Юрг, у которого тоже  кошки  на  сердце
скреблись - впервые его отряд одерживал победу без своего командора...
   Пы неуклюже  поднялся  с  колен  и  понес  на  вытянутых  руках  все  еще
спеленутое какими-то тряпками тело. Темные спутанные  волосы  волочились  по
неувядаемым колокольчикам, вбирая в себя пыльцу и нектар.
   - Вели сервам подогреть вина. И воды для грелок, -  распорядилась  Сэнни.
Юрг потрусил к стене, где безгласная прислуга уже  успела  соорудить  что-то
вроде походной кухни.
   Уложив свою ношу на жестковатую, предназначенную  для  мужчин  койку,  Пы
попятился и, не дожидаясь приказа, пугливо испарился - надо думать, вдогонку
за уже плещущимися в море товарищами. Мона Сэниа разрезала  стягивавшие  все
тело женщины путы вместе с одеждой, отлепила клейкий болотный лист от  лица,
молясь всем древним богам, чтобы растение не оказалось ядовитым.  Миловидное
личико, и ничего более. Вероятно, одна из случайных подружек -  недаром  при
дворе  поговаривали,  что  старая  владелица   замка   Кюз   окружает   себя
многочисленными компаньонками, которые чуть ли не втрое моложе ее  -  и  все
для того, чтобы единственный сын не порхал по всем  окрестным  владениям,  к
чему имел неудержимую склонность... На Джаспере она его уберегла.
   Принцесса заботливо укрыла молодую женщину, стараясь не дотрагиваться  до
огромного, туго натянутого живота - и все же этого движения было достаточно,
чтобы  недавняя  пленница  открыла  незрячие  глаза.  Вероятно,   еще   один
незнакомый голос - а все они приносили только боль и ужас - так напугал  ее,
что она дернулась и, натягивая на себя покрывало, протяжно закричала.
   - Не бойся, Касаулта, все позади,  я  принцесса  Сэниа,  и  ты  под  моей
защитой! - она попыталась произнести эти слова как можно сердечнее и  мягче,
но то ли ее тон не убедил несчастную, то ли она не расслышала за собственным
воплем чужого голоса, но крик продолжался - было просто непонятно, когда она
умудрялась переводить дыхание.
   - Тише, тише, ты уже в безопасности, - уговаривала  ее  принцесса,  теряя
терпение - до  сих  пор  двух-трех  ее  слов  бывало  достаточно,  чтобы  ей
повиновались.
   Но крик только нарастал - теперь  он  уже  был  не  женским,  а  каким-то
неопределенным, даже не звериным. И вдруг мона Сэниа поняла, что  это  вовсе
не страх. Это - началось...
   Она внезапно сама испытала панический ужас, до  тошнотного  комочка  там,
где сходятся ребра и рождается вздох. Ее малыш появился на свет в  окружении
королевских повитух и лекарей, к тому же ее тело,  закаленное  в  походах  и
тренировках, справилось со своей первейшей естественной задачей  без  особых
проблем и боли. Так что теперь она очутилась лицом к лицу с чужим страданием
в той степени растерянности, которой не испытала еще ни разу в жизни.
   - Юрг! - тоненьким беспомощным голоском крикнула она, выбегая из шатра  и
хватая мужа за руки. - Юрг, сделай что-нибудь!
   - Да я-то что могу? - оторопел командор. - Может  быть,  ты  свяжешься  с
королевским двором...
   - Нет! Никто посторонний  не  должен  видеть  этой  долины  -  иначе  кто
поручится за безопасность Юхани? Лекари  часто  становятся  предателями,  и,
побывав на Игуане, он сможет потом открыть  дорогу  сюда  и  похитителям,  и
убийцам!
   - Но Касаулта ведь увидит ее неминуемо!
   - Потому-то я и оставлю ее здесь - будет нянчиться с двумя. К тому  же...
О, древние боги, она же без крэга! В темноте ей втрое страшней!
   А крик не прекращался, и страха в нем не было - только боль.
   Мона Сэниа зажала уши ладонями, как перепуганная девочка. Юрг  перехватил
ее руки и резко опустил.
   - Думай! - крикнул он прямо в лицо жене. -  Думай,  что  делать!  Она  же
помирает!
   Как и свойственно всем мужчинам, он несколько перегнул в своих опасениях.
Но мона Сэниа вырвалась из его рук и отчаянно тряхнула головой:
   - Ну тогда у меня остался последний выход! И исчезла.

VI. Фирюза

   Она слегка удивилась тому, что королевская лодка с лупоглазым  божком  на
носу не качалась на воде, а была поднята высоко на берег и вкопана  в  песок
рядом с пологой  каменной  лестницей,  подымающейся  к  затейливому  домику,
сложенному из обожженных бревен. На верхней ступеньке сидел пожилой смерд  в
расшитой рубахе и полировал шкуркой рукоятку  короткой  остроги  с  костяным
наконечником. Взбегая вверх  по  лестнице,  мона  Сэниа  каким-то  сторонним
зрением воина успела отметить, что острога не боевая - видно,  предназначена
для рыбьего арбалета.
   - Мне нужен король Алэл! - крикнула она, наклоняясь к сидящему. - Где мне
найти короля?
   Смерд отложил острогу и неожиданно  гибким,  молодым  движением  поднялся
солнце вспыхнуло на диковинных шелковых цветах, которыми была вышита вся его
одежда.