Но  еще  удивительнее  было  его  лицо,  так  же,  как  и   рубаха,
разрисованное мелкими цветами и ягодками. Это не была татуировка -  на  лбу,
где от удивления шевельнулись неглубокие морщины, красочка треснула, готовая
осыпаться легкими шелушинками.
   Выпрямившись, островитянин оказался ниже принцессы вершка на два. Она уже
хотела повторить свой вопрос, но он почтительно склонил  голову  и  произнес
негромко, словно не желая, чтобы его слышали в доме:
   - Приветствую тебя, владетельница Сэниа. Какая тревога привела тебя?
   Знакомый голос помог ей разом стряхнуть с себя сковавшее ее изумление, но
на смену ему пришло разочарование. В ночной темноте, поднявшись на скамейку,
так что виден был лишь загадочный силуэт,  он  показался  ей  могущественным
морским  владыкой,  и  она  доверилась  этой  иллюзии.  Стоило   ли   теперь
объяснять...
   - Говори, девочка, - мягко велел Алэл. - Тебя привела нешуточная  забота.
Но не беда, - он говорил так, словно уже знал.
   - На моем острове женщина... она должна родить. Я - одна среди мужчин,  и
я не знаю, что делать!
   Он мягко улыбнулся:
   - Все сущее рождено. Но ты не  говорила,  что  среди  твоих  воинов  есть
женщина.
   - Это - подруга одного их них. Мы отбили ее у мятежников,  которые  взяли
ее в заложницы. Она так напугана...
   - Ушинька! - неожиданно крикнул король, обернувшись к дому.
   Дверная занавеска отлетела в сторону, и на пороге  возникла  легкая,  как
облачко, женщина, осененная ореолом серебряных  волос.  Розовое  от  природы
лицо было украшено изящной росписью - серебряные ягоды, а может, и  ландыши.
Со второго раза эти островитянские причуды показались  принцессе  уже  почти
естественными.
   -  Королева  Ушинь  -  владетельница  Храмового  острова  Сэниа.  -  Алэл
представил женщин друг другу с учтивой легкостью, которая как бы должна была
определить ненужность церемоний в их дальнейших отношениях. -  Ушинька,  тут
требуется твоя помощь.
   Королева кивнула и потерла пухлые ручки - с них посыпалась  рыбья  чешуя.
Только тут Сэнни заметила, что  на  ее  величестве  надет  обычный  кухонный
передник.
   - Одну минутку, я облачусь, - певуче проговорила Ушинь, исчезая в глубине
дома.
   Принцесса не успела моргнуть, как она уже появилась на пороге, теперь  на
ней был блистающий чистотой фартук  из  скобленой  рыбьей  кожи.  Объемистая
плетеная корзинка, которую она держала в  руках,  тяжелой  не  казалась,  по
большую глиняную флягу она тут же передала принцессе - "Держи, милая!"  -  и
нежно поцеловала супруга, избегая, впрочем, накрашенных мест.
   - Мы возьмем лодку... Оюшки, ты же сегодня не властен...
   Алэл остановил ее взмахом руки:
   - Лодка не надобна. Владетельница Сэниа воспользуется  даром,  в  котором
древние боги нам отказали.
   В лице королевы Ушинь что-то непроизвольно дрогнуло, розовые губы сжались
в одну полосочку,  по  в  следующий  миг  она  овладела  собой.  Моне  Сэниа
вспомнился  собственный  инстинктивный  ужас,  когда  она  впервые  решилась
прыгнуть с отвесной скалы,  чтобы  ощутить  невесомость  свободного  падения
наверное,  ее  собственное  выражение  было  именно  таким.  Но  Ушинь   уже
справилась со своим замешательством и виновато глянула на принцессу:
   - Твори скорей свои заклинания, моя милая, а то мне боязно...
   Вероятно она полагала, что мона Сэниа перенесет ее в свои владения  одним
словом или жестом.
   Принцесса невольно улыбнулась:
   - Нет, не так, ваше ве...
   - Ушинь, зови меня Ушинь, моя милая.
   Одной рукой прижимая к себе тяжелую глиняную  флягу,  мона  Сэниа  другой
обняла женщину за топкую, податливую талию и сделала короткий шажок вниз, со
ступеньки; самого момента переноса Ушинь так  и  не  почувствовала.  Голубой
ковер неувядающих колокольчиков, словно подстеленный под ее маленькие  ноги,
ошеломил ее, но протяжный крик (для привычного слуха повитухи,  впрочем,  не
такой уж страшный) разом вернул ее к действительности. Она опустила на землю
корзину и коротко велела принцессе:
   - Полей-ка, милая.
   Мона Сэниа раскупорила флягу  и  топкой  струйкой  полила  содержимое  на
подставленные руки - над голубой  поляной  поплыл  сладостный  дух  самогона
тройной перегонки. Из привратного кораблика выскочил полуголый Харр с Ю-ю на
руках.
   - Сиди, где сидишь! - рявкнула на него принцесса, вложив в свой голос всю
командорскую властность.
   Ушинь,  помахивая  влажными  руками,  бросилась  на   голос;   принцесса,
подхватив корзину, - за ней. В корзине что-то шевелилось.
   Очутившись  у  изголовья   роженицы,   Ушинь   первым   делом   наклонила
полураскрытую корзину, и оттуда выпорхнул то ли крошечный летучий зверек, то
ли очень крупное насекомое. Лупоглазое существо уселось на  спинку  кровати,
точно кузнечик, и тотчас комнатку наполнила мелодичная  пульсирующая  трель,
как будто запел сверчок с необычайно развитым музыкальным слухом.  Откуда-то
сверху спрыгнул Шоео, настороженно принюхиваясь, - лупоглазик тотчас оборвал
песню и уставился на хозяина дома строго и выжидающе, Шоео замер,  а  потом,
как завороженный, медленно двинулся к невиданному гостю, угнездился рядышком
и... тоже запел. Сначала его трель сбивалась и глохла - зверьку  не  хватало
дыхания, по косой взгляд сверкающих разноцветными гранями  глаз  подстегивал
его, и  вот  они  уже  пели  в  унисон.  Касаулта  затихла,  и  ее  хриплое,
постанывающее дыхание подчинилось ритму сверчковой трели.
   - Воды, побольше воды, моя милая, - шепнула Ушинь, и мона Сэниа  выбежала
вон,  стараясь  припомнить,  догадалась  ли   она   отдать   приказ   сервам
относительно воды. Наткнулась на мужа, который переминался с ноги на ногу  и
неловко крутил в руках тоненький хрупкий обруч.
   - Дай сюда, согнешь ведь! - крикнула мона Сэниа, выхватывая у него  офит.
- Ну до чего же вы, мужчины, бываете бестолковыми...
   И помчалась к сервам, копошившимся у южной стены возле кухонного  навеса.
Юрг только хмыкнул ей вслед - его чуткость не всегда оказывалась на  должной
высоте, по сейчас он понимал, что сопричастность высшему  акту  человеческой
жизни делала его жену, как он однажды выразился - а она, выходит,  запомнила
- "старшей сестрой по развитию". Чтобы не  мешать  сервам,  семенящей  рысью
устремившимся  к  их  крошечному  звезднокорабликовому  замку,  он   убрался
подальше - в прохладную тень привратной каморки, где  босой  полуголый  Харр
развлекал Юхани,  водя  угольным  пальцем  по  затейливым  узорам  гобелена,
брошенного на пол. Юный принц уже успел  осчастливить  джанибастову  рухлядь
двумя мокрыми пятнами, о чем Юрг нисколько  не  пожалел,  ибо  вытканная  на
гобелене картина отнюдь не  предназначалась  для  детей  младшего  школьного
возраста: она изображала жавра, совращающего отроковицу.
   - А вот цветочек аленький, - сюсюкал Харр  по-Харрада,  как  видно,  тоже
выбитый из привычной колеи, - а вот куколка голенькая... А вот чудище то  ли
осьмирукое, то ли...
   - Это жавр, между прочим, - поспешил перебить его заботливый отец. -  Ты,
когда шел по болоту, имел все шансы познакомиться с ним на такой же короткой
дистанции.
   Харр так и подскочил:
   - У, строфион твою мать, да ежели бы я знал, ни за что не сунулся...
   - Выбирай выражения при детях, - строго заметил Юрг, - а то вылетишь  вон
туда!
   Он указал большим пальцем на полупрозрачную  заднюю  стенку,  за  которой
маячили силуэты дружинников,  маявшихся  в  традиционном  мужском  ожидании.
Теперь, после загадочной для них гибели товарища, каждый чувствовал  себя  в
какой-то степени опекуном еще не родившегося малыша.
   Харр пожал плечами и босой  ногой  подгреб  поближе  разноцветные  земные
погремушки, заброшенные на их корабль еще на Барсучьем.
   - И откуда это в тебе, - флегматично обронил  он,  -  ты  ж  вроде  и  не
князь...
   - Вот закончится вся эта катавасия, - пообещал командор, которого сейчас,
когда он чувствовал себя не в своей тарелке, отнюдь не тянуло препираться  с
тихрианином, - и я тебе покажу, кто я таков. Кстати, за мной обещанный  меч,
не забыл?
   - А я уж  думал  -  замотаешь...  -  у  Харра  была  какая-то  врожденная
антипатия к субординации.
   Оба замолкли, прислушиваясь. Ничего не  доносилось,  кроме  механического
топотка сервов.
   - Однако небывало тихо, - заметил  Харр.  -  Не  окочурилась  бы  девица.
Говорил я тебе - надо было мне браться задело, сам двоих  сыновей  принимал,
да и у чужих случалось, мало ли передряг на дорогах. Через колено перекинуть
- враз опростается...
   Юрг еще раз восхитился синонимической емкости транслейтора.
   - А ежели дело замаринуется...
   - Заткнись, и как там далее про строфиона, - сказал командор.
   - Ни фига себе ордонанс, - с уважением проговорил по-Харрада и замолк.
   И вовремя: из растворенного настежь шатра явственно  донесся  слабый,  но
постепенно набирающий силу плач новорожденного.
   - Заблеял! - радостно возопил Харр, ткнув командора кулаком в грудь.
   - Нашей дружины прибыло! - отозвался Юрг, награждая собеседника  ответным
тычком.
   Ю-ю чутко прислушался  и,  как  это  бывает  у  младенцев,  тоже  завопил
беззлобно и не требовательно, а просто так, за компанию.
   Харр вскочил на ноги, обратился лицом к  стене,  за  которой  томились  в
ожидании семеро джасперян, и, поднеся ладони к губам, издал  ни  на  что  не
похожий разбойничий свист.
   Из шатра вылетела разгневанная Сэнни:
   - Совсем обалдели, мужики?
   - Кто? - заорали два голоса одновременно.
   Принцесса заулыбалась, счастливо и чуточку виновато, словно она  сама  за
чем-то недоглядела:
   - Девочка...
   - О-го-гей! - завопил тихрианин.
   - А ты-то чего радуешься? - резонно спросил Юрг.
   - Так у нас невеста!
   Юрг  уже  поднял  было  руку,  чтобы  покрутить  пальцем  около  виска  в
интернациональном, как он полагал, жесте, но мона Сэниа неожиданно подбежала
к гостю, обняла его за плечи и чмокнула в серую щеку. Харр  утерся  лапищей,
которая, в отличие от лица, была абсолютно черной,  словно  тихрианин  носил
лайковые перчатки.
   - Ну, хозяюшка, уважила, - сладким голосом промурлыкал менестрель. Только
это, я понимаю закуска, а сам пир впереди? А то я не  против  подмогнуть  на
кухоньке - твои-то блошастики много ли наготовят!
   Мона Сэниа махнула рукой - ну конечно же, как такой день без пира,  да  и
Ушинь надо усадить за стол, соответствующий  ее  королевскому  рангу.  Потом
спохватилась - ведь остальные еще не знают!..
   Повинуясь ее мысленному приказу, привратный  кораблик  распахнул  настежь
оба люка, приглашая  истомившихся  дружинников,  которых  Харров  свист  уже
привел в состояние стартовой готовности. Они ворвались возбужденной  оравой,
сопровождаемые низко парящей Гуен; вот только Кукушонка все это время как-то
не было видно, но при его повседневности и неприметности  на  это  никто  не
обратил внимания.
   - Тс-с-с, - заставила всех примолкнуть принцесса, - никому приветственные
кличи не издавать, ближе чем на два шага, не подходить. Сейчас  принесу  это
чудо!
   Она исчезла в шатре и тут же  появилась  обратно,  неся  на  сгибе  локтя
обещанное чудо, запеленутое в расшитое  диковинными  цветами  одеяльце.  Все
вытянули шеи, а Харр даже высунул кончик лиловатого языка. Несколько  секунд
стояла зачарованная тишина.
   Потом раздался негромкий голос командора:
   - Фирюза...
   С крошечного сморщенного личика малышки глядели в теплое небо Джаспера не
правдоподобно большие глаза - неотразимая васильковая  синь  скюзовых  очей,
смягченная и разбавленная материнским молоком.
   Когда мона Сэниа вернулась в  шатер,  королева  Ушинь  уже  сложила  свою
корзинку, и лупоглазое существо - то ли божок, то ли живой талисман  -  чуть
пошевеливался в ее глубине. Шоео  старательно  умывался,  по-кошачьи  стирая
лапочкой давешнее  наваждение;  мордочка  его  сохраняла  выражение  крайней
озадаченности. Касаулта спала тем глубоким и самым счастливым на свете сном,
который недоступен мужскому пониманию; нареченная  странным,  земным  именем
новорожденная так же безмятежно взирала на потолок, как и на небо -  краткий
промежуток покоя между ужасом рождения и первым  голодом.  Жизнь  входила  в
нормальную колею.
   От пира Ушинь отказалась - дела  домашние,  да  и  мало  ли  кому  на  ее
островах понадобится неотложная помощь! Возразить было нечего.
   - Прими благодарность, великодушная королева,  от  всех  нас  и  от  этой
малышки, которая родилась,  чтобы  никогда  не  увидеть  собственного  отца,
проговорила  принцесса,  невольно  вкладывая  в  свой  голос  всю   радость,
облегчение и печаль, которые наполняли  ее  одновременно.  -  И  соблаговоли
сделать мне подарок: обратись ко мне с какой-нибудь просьбой!
   Серебряная королева улыбнулась легко и чуточку смущенно, как  бы  извиняя
принцессу за некоторую церемонность ее речи:
   - Покажи мне твоего сына, моя милая.
   Сэнни унеслась, стремительная, как девчонка; тут же  появилась  с  сыном,
держа его поперек живота. Наследник хрюкнул и потянулся  к  легкому  ореолу,
окружающему голову  королевы,  -  вероятно,  приняв  ее  летучие  волосы  за
огромный одуванчик.
   -  Так  вот,  значит,  каков  наследник  трона   Величайшего-Из-Островов,
задумчиво проговорила Ушинь.
   - Надеюсь, что нет, - вырвалось у принцессы.  -  После  моего  отца  трон
достанется кому-нибудь из братьев, вот и пусть у них голова болит!
   - По древним законам Джаспера, который вы, как я вижу, не сохранили,  сын
не может наследовать трон. Только внука  можно  успеть  научить  всему,  что
следует знать мудрому королю, - тихо проговорила королева, и в ее интонациях
мона Сэниа уловила ту же горечь, что  и  в  разговоре  с  Алэлом.  -  Но  не
принимай мои слова как совет, моя милая: древние  законы  существуют  только
для первозданных.
   Принцесса догадалась, что королева Ушинь  называет  так  не  только  свои
острова, но и обитающий на них народ.
   - Мне пора. - Ушинь сияла свой фартук из рыбьей кожи и, сложив, поместила
в корзинку, старательно расправив углы, - как показалось принцессе, это было
сделано для того, чтобы укрыть от посторонних глаз  певучую  животинку,  чей
вид будил какие-то смутные воспоминания. - Мой муж и господин прислал бы  за
мной лодку, но сегодня он не властен над морской стихией...
   - Ушинь, вы не успеете моргнуть, как будете дома,  -  не  могла  сдержать
улыбки мона Сэниа. - Честное слово, это совсем не страшно. Я сейчас.
   Она  вернулась  в  комнатку  Касаулты,  чтобы  подвинуть  к  ней  поближе
новорожденную. Ушинь между тем вышла на солнечный  луг,  жмурясь  от  яркого
света.
   - Э-э, бабулька, можно тебя на минуточку? - услыхала она над самым ухом.
   Это, несомненно, была незабываемая  пара  -  крошечная  розово-серебряная
женщина и полуголый верзила, словно обмазанный дегтем с головы до  громадных
четырехпалых ступней.
   - Дай-ка сюда. - Харр по-Харрада бесцеремонно вытащил у нее  из  корзинки
опустевшую флягу; встряхнув, откупорил и  с  горестным  подвываиием  выцедил
последние капли.
   - Анделисова слеза... - пробормотал он сокрушенно. -  Где  ж  это  видано
такой благодатью да  конечности  грешные  обмывать!  Грех.  Грех,  бабулька.
Радость надо людям дарить, а не на землю лить.
   Он с горестным вздохом возвратил королеве пустую емкость.
   - Ты, как в другой раз будут кликать повитуху, меня возьми. Подмогну.  Да
не думай, я задаром.
   - Благодарствуй, милый юноша, - совершенно серьезно  ответила  серебряная
королева, - я справлюсь. А ты найди  дорогу  к  моему  дому,  и  мои  дочери
изукрасят твое чело, а древние боги осенят своей благодатью.
   - Заметано, - сказал менестрель, хлопая Ушинь по плечу.
   В этот момент мона Сэниа вышла из шатра.
   - По-Харрада! - взвизгнула она. - Перед тобой королева этих островов!
   Обернувшиеся на ее крик дружинники все как один  преклонили  колена.  Юрг
немного помедлил, но, вспомнив о возложенной на него дипломатической миссии,
решил, что маслом каши не испортишь,  и  присоединился.  Один  Харр  остался
торчать, как Александрийский столп, почесывая одной босой ногой другую.
   - Не гневайся, моя милая, - проговорила своим журчащим голоском Ушинь.  А
ты, сын черной Ночи и хмурого Вечера, и впредь не подлаживай свою  речь  под
чужой голос. Такие, как ты, милы  первозданным.  Да  будет  благословен  ваш
бирюзовый дол!
   - Я сразу же вернусь, - шепнула мона Сэниа и,  почтительно  обняв  Ушинь,
которая не могла удержаться от того, чтобы пугливо прикрыть  глаза,  исчезла
вместе с нею.
   Дружинники подымались, отряхивая штаны.
   - Это  что  за  слово  дивное  -  би-рю-зовый?  -  старательно  выговорил
непочтительный певец.
   - Камень такой, - пояснил Юрг. - У вас что, не  встречается?  Точь-в-точь
как глаза у... у Касаултовой дочки. Имя-то она пусть сама придумывает.
   - Ты ж вроде ее нарек, а ты - властитель, твоя и воля.
   - Не городи чепухи. По нашим обычаям сыну выбирает  имя  отец,  а  дочери
мать... Впрочем, иногда это обоюдно. А Фирюза -  так  прозывают  красавиц  с
голубыми глазами у нас в тех странах, где это - большая  редкость;  там  все
больше черные.
   - А красных не бывает?
   - Бывает. У белых крыс.
   Над только что получившим свое  название  Бирюзовым  Долом,  примерно  на
высоте птичьего полета, возникла Сэнни, высматривая себе свободное место для
окончательного появления. Гуен с радостным кличем,  способным  довести  кого
угодно до заикания,  ринулась  ей  навстречу,  и  принцесса  позволила  себе
несколько секунд так  любезного  ее  нраву  свободного  падения.  Но  стоило
гигантской сове поравняться с ней, как она  исчезла,  чтобы  в  тот  же  миг
очутиться рядом со своим супругом. Гуен затрясла головой и  подняла  торчком
затылочный гарпиевый гребень - эта способность  людей  только-только  начать
игру, а потом пропасть неизвестно как, доводила ее до бешенства. К  счастью,
характер у нее был отходчивый.
   - Пришлось спасаться бегством,  -  весело  сообщила  принцесса.  -  А  то
алэловы  дочки  из  чувства  симпатии  чуть  было   меня   не   разрисовали.
Представляете - я да с маргаритками во лбу.
   -  Твоему  лбу  пристала  молния,  -  с  неожиданной  галантностью  изрек
менестрель.
   - Да уж, - согласился Юрг. - И как там дочки?
   Мона Сэниа помялась:
   - Да на чей вкус... Глазастенькие,  губастенькие  -  есть  в  них  что-то
рыбье.
   - Ну это не по мне! - не смог, как всегда, удержаться по-Харрада.  -  Это
еще какая рыбка  -  если  взять,  например,  барракуду...  -  Флейж  да  еще
Эрромиорг, как старший, только и были  способны  как-то  умерять  варварскую
непосредственность тихрианина.
   А непосредственность фонтанировала вовсю:
   - Пир, пир, пир, мой кастрюли до дыр, мясо жарь на вертелах, будет  пышно
на столах.
   Юрг поморщился - поэтические  экспромты  менестреля  находились  тоже  на
пещерном уровне.
   - Делу - время, а потехе - час, - проговорил он с  удивившей  его  самого
назидательностью.
   - Да, - подхватила его мысль жена, - я сверху  присмотрела  прелестнейшее
плато на северном склоне хребта, трава свежая, не выжженная - будем  ставить
там загон для коз и конюшни. От  центральной  просеки  туда  пойдет  плавный
спуск, так что давайте подсчитаем  наших  сервов,  их-то  в  первую  очередь
придется выдворить за пределы Бирюзового Дола,  вот  вам  еще  пристройка  к
стене...
   - Дорогая, не все сразу. Ты не забыла, что мне нужно на минуточку слетать
на Землю? Я же Стамену обещал.
   - Ладно, а как только вернешься, я на минуточку загляну на Тихри - ты  не
забыл, что я должна посоветоваться с Лронгом?
   - Мне б так жить... - с захлебом вздохнул Харр по-Харрада.

***

   Юрг неторопливо шагал по свежерасчищенной просеке, и исполинские хвойные,
так похожие на корабельные шишкинские сосны, чуть наклоняясь друг  к  другу,
смыкались у  него  над  головой.  Старая  просека  не  была  прямой,  следуя
неровностям рельефа, но и теперь угадывалась безошибочно. Судя по  аккуратно