вопросы  буду  задавать   я,
договорились?
   Дэв  засопел,  наливаясь  красным  свечением  -  или  это  были  отблески
разбушевавшегося вулкана? Надо было ковать, пока горячо.
   - Где источник живой воды?
   Ты задаешь вопрос, на который сам не знаешь ответа! - возмутился дэв.
   - А ты со своими загадками? Ты что, знаешь, кто такой Папа Римский?
   - Не-ет, - недоуменно протянул дэв.
   - Насколько я понимаю, первый раунд  ты  проиграл  -  произнес  запретное
слово. Гони проигрыш, показывай, где  источник!  А  потом,  если  пожелаешь,
продолжим беседу на высоком дипломатическом уровне.
   Темная студенистая оладья затрепетала по краям, точно скат,  зашевеливший
плавниками. И без того  не  пленяющее  красотой  лицо  уродливо  исказилось,
растягиваясь по диагонали.
   - Не могууу! - проревел дэв. - С одной  стороны,  я  сотворен  для  того,
чтобы хранить источник, а не отдавать его первому встречному, а с другой это
ж муки адовы, терпеть ночь за ночью, разговаривая только с самим собой!
   - Ты же дэв всемогущий, ты на любое чудо способен, - ехидно заметил  Юрг.
- Ну что тебе стоит - если две твои стороны не способны прийти  к  согласию,
то возьми и разорвись пополам; полблина пусть хранит свой волшебный завет, а
со второй мы поболтаем всласть... После того как я наберу воды, естественно.
   Гигантское круглое одеяло качнулось вверх и вниз, словно индийская пупка,
так что резкий порыв ветра сбил Юрга с ног. Он мгновенно  включил  вакуумные
присоски,  чтобы  не  скатиться  в  какую-нибудь  трещину.  Воздушные  удары
участились, но и стали слабее - скудоумный дэв толчками набирал высоту.
   Юрг отключил держатели, подполз к краю выемки, в которой  гнездился  дэв,
неглубоко, примерно полтора человеческих роста. Спрыгнул.  Луч  фонаря  едва
пробивался сквозь теплый туман, который укрывал  Юрга  с  головой.  Какие-то
абсолютно белые растения путались под  ногами,  вверху  же  ничего  не  было
видно,  ни  неба,  ни  словоохотливого  чудища.  Он  глянул  на   нарукавный
термодатчик: плюс восемь, а ведь возле Кадьянова  везделета  было  не  менее
минус пятидесяти, Значит, источники - или один из них - теплые.  И  кажется,
он уже различал слабое журчание...
   И в этот миг вверху раздался  гулкий  хлопок,  словно  лопнул  объемистый
воздушный шарик. Юрг безуспешно всматривался в  легкий  струйчатый  туман  у
себя над головой, но по-прежнему все было подернуто красноватой мглой. Худо.
Не выбираться же обратно на кромку! И тут  в  воздухе  что-то  замельтешило.
Слева. Справа. Легкие ошметки, точно осенние листья, негусто сыпались сверху
и пропадали в тумане. Юрг попытался поймать  хотя  бы  один  -  не  удалось.
Четыреста чертей, вместе с этим дебильным дэвом лопнула последняя надежда на
информацию! Теперь придется переходить на древнейший метод проб и ошибок,  и
не медля - тепло в дэвовом  гнезде  стремительно  улетучивалось.  Если  вода
замерзнет, отыскать все восемь источников будет практически невозможно  подо
льдом, который мгновенно нарастет...
   Он ринулся вперед, на журчащий звук. Окруженные облачками пара  невысокие
фонтанчики располагались  правильной  подковкой  -  один,  два,  три...  все
восемь. И ни малейшего  индикатора  на  живительность.  Придется  жертвовать
собственной бренной плотью. Юрг пошевелил левым  мизинцем,  потом  нашел  на
перчатке  кнопку   вакуумного   замыкателя,   предусмотренного   на   случай
разгерметизации скафандра или  еще  какой  беды  вроде  точечного  заражения
(варианты  с  дэвом,  естественно,  не  предусматривались).  Нажал.   Палец,
стиснутый у основания, заломило от щемящей боли. Кажется, подобное наказание
предусматривалось  для  древних  японских   бандитов   -   вот   только   не
припоминалось их  название.  Какое-то  пронзительное  словечко,  родственное
одновременно яку и Мукузани. Ну, с богом...
   Зная, что никакой кинжал не  возьмет  серебристую  синтериклоновую  ткань
перчатки, он вытащил из-за пояса джасперианский десинтор и, настроив его  на
нитяной луч, рубанул им точно посередине пальца.
   Тихонечко взвыл - ну, японцы, и терпеливый же вы парод! Во всяком  случае
- были. Подхватил обрубок,  приложил  к  непроизвольно  дергающейся  руке  и
подставил  под   струйки   ближайшего   ключа.   Никакого   эффекта.   Пошел
последовательно от одного фонтанчика к другому,  тихонечко  ужасаясь  мысли,
что все это зря и никакой живой воды  в  природе  не  существует.  Хотя  вот
такому монстру, как этот Скудоумный дэв, местечко все-таки нашлось. А может,
здесь собрались только обычные роднички, а  волшебный  нужно  искать  где-то
поодаль...
   Палец вдруг дернулся и прирос. Было это, кажется, на шестом  или  седьмом
фонтанчике. Юрг не долго думая  раздвинул  створки  щитка  и,  зачерпнув  из
дымящейся ямочки у подножия  источника,  выпил  целую  пригоршню...  ничего.
Похуже нарзана, но ничего. А уж совсем хорошо  пойдет  вместо  тоника  после
черносмородинового джина. Черт, емкость захватил только одну,  кретин!  Надо
бы бурдюк...
   Таира, плотно обхватив себя за плечи, стояла чуть покачиваясь и  бездумно
глядела в задымленное небо, где скрылся рыкающий,  точно  мифический  зверь,
Гроту п. Все, что могла, она сделала. Хотя нет, не все: когда прибудет Лронг
с водой (а она даже мысли не допускала, что Юргу может не повезти и  никакой
воды они с Кадьяном не добудут), ей нужно быть поблизости  от  шамана,  если
все его эзотерические завирушки не возымеют  эффекта.  Придется  вмешиваться
экспромтом, что-нибудь сочинять. Но и это она сделает. Обязательно. А  потом
- потом  пусть  уж  они  сами  разбираются  с  оставшимися  проблемами.  Она
свернется калачиком, как Шоео, и -  гори  все  синим  огнем!  -  отключится.
Потому что она больше не может, устала, устала, устала! И пусть  ее  возьмут
на руки, и баюкают, и гладят по головке, и целуют в теплую ложбинку за ухом,
и ничегошеньки больше не смеют...
   Но для этого нужно было еще добраться до  корабля.  Он  находился  совсем
рядом, так что сюда долетали голоса дружинников; придется еще сделать  около
полутора сотен шагов - снова шаги, снова россыпь камней под босыми, до крови
сбитыми ступнями, и нельзя отвлекать ни Лронга,  ни  Эрма  -  им  еще  ждать
возвращения Гроту на, который сейчас, наверное, подлетает к самому Аду.
   "Юрг в настоящем Аду, а ты тут сопли распускаешь!" - прикрикнула  она  на
себя. Ладно. Их корабль  недалеко,  а  там,  внутри,  -  сверток  с  мягкими
сапожками. Вот не взяла их вместе с амулетом...
   - Ждите, -  коротко  бросила  она  Лронгу  с  Эрмом,  которые  продолжали
вглядываться в прорезь между орешниковыми ветвями. - Я  пойду  обуюсь.  Если
кто станет приставать с расспросами - Кадьян повез послание к Аннихитре. Про
то, что он в кораблике не один, - сами понимаете...
   Они понимали. И что идет она с трудом, тоже видели.
   - Светлая властительница, позволь... - начал Лронг.
   - Отсюда - ни шагу! - отрезала "светлая".
   Она  выбралась  на  опушку,  там  хоть  не  попадались  под  ноги  старые
треснувшие орехи. Глянула на верхушку башни - легкая  фигурка  была  уже  на
середине невидимой  отсюда  лесенки.  Ничего,  услышит  приближение  Гротуна
спустится. Брошенный рогат с волочащимися поводьями презрительно фыркал,  не
решаясь  щипать  присыпанную  пеплом  траву.  При  виде  девушки  он  злобно
всхрапнул и, пританцовывая, начал оборачиваться к ней  задом,  примериваясь,
как бы лягнуть чужака.
   - Тебя еще тут не хватало, - устало проговорила Таира. - Брысь.
   Она  спокойно  прошла  мимо  корабля,  мимо  замерших  при  ее  появлении
дружинников,  мимо  своих  аксакалов,  постаравшихся  как  можно  незаметнее
склонить головы в знак того, что они все помнят и готовы.
   Когда входной люк остался позади,  она  бессильно  опустилась  на  пол  и
дальше поползла, стараясь на ощупь найти свой сверток с одеждой и  сапогами,
благо корабль был пуст. Искать долго не пришлось - узелок по-прежнему  лежал
в уютном закутке между штабелем  земных  коробок  и  допотопными  ларцами  с
амулетами и прочей шаманской утварью. Она подтянула его к себе и  попыталась
развязать тугой узел  какой-то  веревки,  попавшейся  ей  под  руку  там,  в
сказочных чертогах  Оцмара.  Не  получилось.  Она  нагнулась,  помогая  себе
зубами, и во рту тут же появился отвратительный вкус металла.  Так  и  есть,
золотая тесьма вроде той, которой была связана мона Сэниа. Вот незадача! Но,
кажется, в одном из этих сундучков было что-то режущее...
   Ларец опрокинулся и раскрылся. Какие-то  игрушки  с  нелепыми  рукоятками
вероятно,  ритуальные  орудия  для  символических  жертвоприношений.  Лезвия
поблескивали,  как   шоколадная   фольга,   ими   и   резать-то,   наверное,
невозможно... Она выбрала тот, что помассивнее, сжала в кулаке,  досадуя  на
неудобство нелепой формы. Ну, ничего, только  бы  разрезать...  И  словно  в
ответ на эту мысль, рукоятка маленького кинжала дрогнула и как-то  неуловимо
изменилась,  уютно  устраиваясь  в  ладони.  Смотрите-ка,  а  в   деле   он,
по-видимому, хорош!
   Рукоятка стала теплой и как бы слилась с ладонью. Таира даже уловила чуть
ощутимую пульсацию, словно внутри кинжала забилось  тревожное  сердце.  Надо
обязательно испробовать это чудо в деле... И  тут  ее  мысли  прервали  едва
слышимые голоса. Они шли из одной каюты - она могла даже точно  сказать,  из
какой именно, потому что она располагалась рядом с заветным  пристанищем  ее
Скюза. Но голос - хриплый, молящий, иссушенный несдерживаемой страстью - это
не мог быть голос Флейжа! Это вообще был совершенно незнакомый голос.
   Она выпрямилась, растерянно прислушиваясь. Но вот второй голос,  женский,
произнес насмешливо и в то же время призывно: "Нет!.."
   И это была мона Сэниа.
   Девушка потрясла головой. Как же так? А очень просто: там, на башне, была
вовсе не принцесса. Действительно, зачем бы ей  карабкаться  по  ступенькам?
Какой-нибудь солнцезаконник решил-таки возжечь  Невозможный  Огонь...  Таира
поднялась,  чтобы  бесшумно   выбраться   наружу.   Голос,   захлебывающийся
бессвязными, неразличимыми в горячечной скороговорке словами, гнал  ее  вон,
потому что он был не просто пламенным - он был непристойным. Но она услышала
отчетливо произнесенное имя Юхани, и это ее остановило.
   Вот оно что. Кто-то ценой возвращения Юхани добивался...  Но  кто,  кроме
дружинников и троих тихриан, вообще знал о  Юхани?  Ответ  напрашивался  сам
собой: только Кадьян. Значит, все-таки он - тот, второй проклятый, и, вместо
того чтобы доставить Юрга к живому источнику, он каким-то образом  вернулся,
и вот-вот...
   Ну, это мы еще посмотрим! Она  с  легкостью  куницы  переметнулась  через
штабель коробок и снова невольно замерла, увидев в проеме  внутреннего  люка
силуэты принцессы и коленопреклоненного мужчины, обнимающего ее ноги.
   - Сначала верни мне сына, тогда посмотрим, - мурлыкающим,  сладостным  до
тошноты голосом говорила принцесса, - верни мне Юхани и разберись  со  своей
куколкой...
   - Да неужели ты не понимаешь, что она была мне нужна лишь для того, чтобы
ты, моя королева, увидела во мне мужчину, а не просто преданного оруженосца!
   До Таиры еще не дошел смысл этих слов, а рука уже  судорожно  сжалась,  и
клинок ответил наливающимся яростным жаром. Моя королева, видите ли!  И  это
тогда, когда Юрг, может быть, горит заживо в этом  Аду!  И  опоздай  она  со
своими сапожками...
   - Я сказала: сначала...
   - Не торгуйся, любовь моя, это недостойно королевы! - Голос уже был  едва
слышим, бархатистый, завораживающий. - У тебя будет все - и сын, и власть, и
вечная красота... Но сейчас - сейчас позабудь об этом...
   "Сейчас - сейчас я этого гада пришибу, -  с  холодным  бешенством  поняла
она. - И лучше всего - рукояткой. Как бы  ухватить  поудобнее..."  Оружие  в
руке налилось свинцовой тяжестью.
   И в этот миг прозвучало:
   - Позабудь обо всем и будь моею, делла-уэлла...
   Она закричала.
   Это не было какое-то слово - просто отчаянный крик,  который  вырывается,
когда внезапно видишь на краю пропасти человека.
   Или - себя.
   Он вскочил на ноги, и она наконец увидела его лицо - бумажно-белое  лицо,
и сузившиеся до щелок бесцветные глаза - глаза самого меткого стрелка.
   - Ты, - процедил он сквозь зубы, - ты, приставучая рыжая тля...
   Она вскинула руку, отгораживаясь от его слов,  -  и  в  тот  же  миг  три
лиловые молнии, свиваясь в ослепительный жгут, слетели с трехгранных  лезвий
и заполнили весь корабль беззвучной мертвенной  вспышкой.  Может  быть,  был
гром. Она не слышала. Она вообще больше ничего не слышала.  Она  не  ощутила
хлесткого удара по щеке, только покачнулась, бессмысленно глядя перед  собой
на плавающее в каком-то сероватом облаке лицо принцессы с  гневными  ломкими
губами, шевелящимися в потоке неслышимой брани.
   Пепельное облако тихо оседало.
   Она с усилием опустила голову и увидела под ногами лужицу серой  пыли,  И
чуть поодаль - хрустальную цепочку. Не отдавая уже себе отчета, что и  зачем
она делает, девушка наклонилась и окунула ладони в этот летучий прах.
   На полу остались отпечатки маленьких рук.
   Она выпрямилась и пошла прочь, неся перед собою раскрытые ладони с тонкой
серой пылью на них. Ей казалось, что она  плывет  в  этой  густой,  звенящей
тишине.
   Дружинники, томившиеся в бездействии у своего костра,  видели,  как  она,
слегка  споткнувшись  на  пороге,  вышла  из  корабля,  тихо  и   безучастно
скользнула  мимо  них,  неся  на  ладонях  что-то  невидимое,  и  исчезла  в
неподвижной зелени рощи, замершей в предгрозовом оцепенении.

XVIII. Земля равнины паладинов

   - Где?! - Мона Сэниа, выросшая на пороге, стиснула руки  так,  что  ногти
впились в ладони.
   - Тира? Кажется, пошла к роднику, - поднимаясь вместе со всеми  на  ноги,
проговорил Флейж.
   - Догнать, связать, доставить на корабль!
   - Помедли, женщина! - раздался властный, хотя и негромкий голос -  старый
рыцарь Рахихорд, опираясь на самодельный посох,  медленно  подымался,  чтобы
стать с принцессой лицом к лицу. - Не забывай, что ты на нашей дороге только
гостья, а та, на которую ты собираешься поднять руку... Ты знаешь, кто она.
   - Не становись на моем пути, старик! - в  бешенстве  крикнула  принцесса.
Пока на этой вашей проклятой земле не отыщется мой сын...
   Внезапный грохот заглушил ее слова. Огненная  птица,  прочертив  полукруг
над поляной, канула в глубину рощи.
   - Вот только Кадьяна здесь и не хватало, - процедила  мона  Сэниа  сквозь
зубы. - Если и он откажется помогать мне...
   И тут шаман, до сих пор тихохонько склонившийся  над  каким-то  амулетом,
только что выуженным из очередного мешочка,  издал  торжествующий  вопль  и,
точно оттолкнувшись от подкидной доски,  одним  прыжком  очутился  в  центре
поляны.
   - Получилось! Получилось! - Высокий, почти женский голос  звенел  на  всю
рощу. - Сибилло вспомнило! И видение было, было, было!
   Принцесса, ошеломленная этим варварским ором, мрачно уставилась на него:
   - Прекрати базар. Говори толком, в чем дело.
   - Сибилло вспомнило заклинание из Солнечной Книги! Сибилло глядело в чашу
видений, и сокровищница князей нашей дороги открылась ему!
   - Мне не нужны сокровища.
   - Сибилло знает. Но  чаша  видений  открывает  каждому  свое.  Это  очень
древняя мудрость: каждому свое! А тебе, повелительница  чужедальней  дороги,
добавил он уже не таким патетическим, а почти будничным тоном, - тебе  твое,
женское. Потому-то все женщины и не любят глядеть в волшебную чашу, что  она
открывает самое заветное желание. И тогда на дне, сверкающем чистой  влагой,
является алая тряпка или смазливая мордочка безусого юнца. Ну как,  достанет
у тебя смелости поглядеть вот тут, при всех, в этот священный сосуд?
   "Священный  сосуд"  был  всего-навсего  побуревшей  от  времени  костяной
чашечкой, выточенной,  по-видимому,  из  бивня  единорога  и  оправленной  в
тусклое олово. Но сейчас, покоясь  на  простертой  ладони  древнего  шамана,
величественного как друид, она неуловимо мерцала, завораживая воображение.
   - В моем сердце и в моих думах - только сын, - отчеканила мона Сэниа.  Ты
пытаешься очернить меня перед моими воинами, отставной чародей. Зачем?
   - Не лукавь, повелительница славных воинов, - ведь ты  сама  знаешь,  что
такую  лучезарную  красоту,  коей  наделило  тебя  твое   солнце,   очернить
невозможно. Подтверди мою  правоту,  достойный  рыцарь!  -  обратился  он  к
Рахихорду,  взиравшему   с   восхищенным   изумлением   на   столь   высокое
профессиональное мастерство.
   - Истинно так! - склонился старец, подбирая полы своего пушистого  белого
одеяния.
   - Тогда почему ты не хочешь увидеть на дне  этой  чаши  отражение  своего
потерянного младенца - там, где он сейчас находится?
   - Там, где он... - машинально повторила мона Сэниа. - Дай! Дай сюда!..
   Она ринулась к чаше, но шаман,  незаметно  стрельнув  глазами  в  глубину
рощи, отвел руку:
   - Не так скоро, госпожа моя. Не прочтены  заклинания.  И  потом,  надобна
вода. Достойный Рахихорд,  вели  своему  сыну  принесть  свежайшей  воды  из
родника, да чтобы ни чутеньки мути или песка ручейного... А, да вот и он. Не
вода ли у тебя, травяной кудесник?
   Запыхавшийся Лронг только кивнул.
   - Лей сюда... немного, на один глоток... Отступи назад.  Он  поднял  чашу
над головой - солнечный лучик оживил тусклое олово нехитрых инкрустаций. +++
   - Глаз орла на самом дне -
   Это мне,
   Коготь рыси на краю -
   Отдаю;
   Жемчуг в стылой седине -
   Это мне,
   По ободью горький мед -
   Кто возьмет? +++
   Речитатив напевного заклинания - то ли древнего, то  ли  сочиненного  тут
же, экспромтом, разливался по роще. Шаман царственным жестом  протянул  чашу
принцессе: +++
   - Образ в ясной глубине -
   Не по мне;
   Нарисуй его любя
   Для себя! +++
   Она медленно, боясь расплескать хотя бы каплю, приняла чашу обеими руками
и поднесла, к губам.
   - Выпей и вглядись в середину донышка, пока оно не высохло!
   Она сделала торопливый глоток и наклонилась над костяным кубком.  Все  не
дыша следили за ней, ожидая какого-то чуда. Но  она  наклонялась  все  ниже,
ниже, пока чаша не выпала из ее рук, а она сама, скорчившись, не застыла  на
лесной траве. Что-то наливалось в ее теле смертной мукой - не  она  сама,  а
что-то постороннее; чужеродное, сросшееся с нею  каждым  нервом.  Неощутимое
прежде, это нечто  сейчас  умирало,  наполняя  ее  болью,  пронзительной  до
немоты. И она чувствовала, что умирает вместе с ним.  Жизнь  сочилась  через
каждую пору ее тела, уходя вместе с болью и оставляя невысказанную горечь  о
том, что ей никогда больше не целовать теплую головенку  Юхани,  никогда  не
видеть зеленых равнин Джаспера, никогда, никогда, никогда  не  почувствовать
нежности рук, любимых с первого прикосновения...
   А потом не было ничего, даже боли, а только удивительная легкость,  какую
испытывают только женщины после родовых  мук,  -  блаженство  невесомости  и
отрешения от любых страданий. И  когда  появились  руки  -  те  самые  руки,
которых почему-то так долго не было, она даже не удивилась...
   - С ума вы тут посходили -  так  рисковать!  -  вполголоса  ругался  Юрг,
тихонечко покачивая на руках задремавшую жену. -  И  в  первую  очередь  вы,
уважаемые обитатели этих райских кущ. Ну разве можно было  разыгрывать  весь
этот спектакль, не предупредив зрителей? Да еще секунда, и вас изрубили бы в
капусту!
   - Ты не просвещен, пришелец, - снисходительно усмехнулся шаман, - сибилло
бессмертно.
   Чувствуя себя героем дня, он никак не желал выходить из центра  всеобщего
внимания, не догадываясь о том, что, утратив снизошедшее на него вдохновение
волхва, он снова стал похож на  старого  общипанного  журавля.  Рахихорд  не
упустил возможности вставить шпильку:
   - Не распускай хвост, ведун подзакатный! А то как бы тебе не напомнили  о
всесожжении с распылением по ветру...
   Мона Сэниа открыла глаза и со вздохом выпр