традицию.
Вообще законов было  до  смешного  мало,  и  с  течением  времени  число  их
практически не увеличивалось.
   Первый, наиглавнейший закон гласил: все первозданные равны, кроме  короля
и наследного принца.
   Второй  был  суров:  первозданным  под  страхом  проклятия   бездетностью
запрещалось вступать в брак с перелетными.
   Третий  был  просто  фантастически  гуманен:  на  Первозданных   островах
запрещалось убивать ради забавы.
   ...а  вот  и  оборотная  сторона  гуманизма  -  теперь  не   поохотишься!
Неприрученным соколом выметнулась в вечернее  небо  последняя  радость  моны
Сэниа: мчаться на крылатом коне, настигая добычу...
   Четвертый закон: каждый волен  обращаться  к  королю  за  помощью  богов.
Только король, общаясь  с  этими  верховными  существами,  которых  никто  и
никогда не видел, мог получить от них  неведомую  силу,  которую  хранили  и
переносили не вполне миловидные жукообразные твари величиной с добрую крысу.
Мона Сэниа невольно покосилась  на  свянича,  проворно  подбиравшего  крошки
возле блюда с медовыми  коржами.  Свянич,  словно  собака,  отзывающаяся  на
свист, тотчас обернулся и уставился на нее выпуклыми многогранными глазками,
поблескивающими, точно хорошо ограненный турмалин. Из него вышел бы  хороший
товарищ для такого одинокого Шоео...
   Свянич стрекотнул и прыгнул ей прямо на колени.
   - Оп-ля! - возликовал Харр по-Харрада  и,  бесцеремонно  окунув  палец  в
горшочек со сметаной, принялся кормить свянича прямо  с  руки,  немилосердно
оскверняя парадное платье  принцессы  жирными  кляксами.  Радамфань  сделала
неодобрительную  паузу,  и  мона  Сэниа  поняла,  что  пропустила   какую-то
значительную часть ее рассказа.
   - ...сколько прошло с момента  его  смерти  -  неизвестно,  -  продолжила
старшая королевна. - Одинаково высохли и тело, и неразлучная  с  ним  птица,
укрывавшая своими крыльями его голову. Островитяне, не сомневавшиеся в  том,
что это и есть предсказанный легендами  Шестой  бог  -  Властелин  Смерти  и
черной магии, бережно перенесли мумию  из  лодки  в  пустовавший  свяничник,
расположенный прямо на берегу, и начали  поклоняться  ему,  умоляя  отдалить
неминучий для  каждого  последний  час.  И,  не  желая  ни  с  кем  делиться
обретенным чудом, они окружили гробницу  Шестого  бога  глубочайшей  тайной.
Даже король всех Первозданных островов оставался в неведении,  хотя  он  как
раз в это время отдавал свою младшую дочь в жены одному из отпрысков боковой
королевской ветви, которой в свое время было отдано в  вечное  владение  все
Мелководье.
   Старшая королевна сделала очередную паузу,  чтобы  передохнуть,  но  моне
Сэниа показалось, что та как-то чересчур подчеркнуто не  смотрит  в  сторону
Ардиени. Уж не процветает ли соперничество между алэловыми дочерьми?..
   Или младшая дочь Алэла виновна в чем-то?
   Мона Сэниа тряхнула руками - ей показалось, что на них остались  капельки
липкой свяничевой слюны. И опять что-то пропустила из рассказа Радамфани.
   - ...стала едва ли  не  самой  неистовой  из  приверженцев  новой  ереси.
Оправдать ее могло только одно, молила  она  не  за  себя,  а  за  младенца,
которому еще предстояло родиться. Она просила для него бессмертия... Мальчик
родился обычным, только очень уж крикливым - его плач  был  слышен  даже  на
соседних островах. Не тревожил он только мать: роды были  такими  страшными,
что она потеряла и слух, и дар речи; зрение ее тоже медленно угасало. Но она
находила на ощупь обрывки бумаги и каждый день писала - одно и то же, всегда
одно и то же: она умоляла не обращаться за помощью к верховному  королю,  ее
отцу. Она посылала ему приветы и подарки, но ни разу не обмолвилась о  своем
недуге, хотя он мог бы исцелить ее, обратившись к Богу Живой Плоти.  Но  она
почему-то предпочла угаснуть в темноте и безмолвии. А  мальчик  рос,  ужасая
окружающих своим нравом. Единственными игрушками  его  были  мечи,  копья  и
стрелы; специально приставленные для того слуги по ночам тайно  портили  их,
подпиливая рукоятки и затупляя лезвия, чтобы  мальчик  не  преступил  закон,
убив кого-нибудь для забавы. Наверное, и такое случалось, но  на  Мелководье
уже существовала одна тайна, нетрудно было хранить и вторую. И по мере  того
как он мужал, становилось очевидным, что ни одна дочь верховного короля,  да
и девушки властителей Подковного архипелага, в жилах которых  текла  древняя
королевская кровь, не согласятся соединить с ним свою судьбу.
   Радамфань снова наградила своих сестер многозначительным взглядом,  смысл
которого для всех гостей  так  и  остался  за  семью  печатями.  Мона  Сэниа
тоскливо подняла глаза к вечернему небу, подернутому слоистой дымкой.  Море,
кажущееся отсюда, с высоты крошечного алэлова сада, особенно низким и ровным
- каким-то усмиренным, подчиненным человеческой воле, - вызывало у нее то же
ощущение, которое она испытывала,  глядя  на  дикого  зверя,  помещенного  в
клетку. Оно приобрело какой-то  винный  оттенок,  совершенно  несвойственный
воде, чарующий и лживый. Ореховые скорлупки лодок - все без парусов  замерли
недвижно, словно в привычном и безнадежном ожидании какого-нибудь маленького
чуда. А ведь они все - все, до единого! - тоже живут  без  волшебства.  Один
король со своими шестиногими челядинцами владеет магическими силами, только,
похоже, особой радости это ему не приносит. Так зачем  же  этот  бесконечный
вечер с томительным повествованием и еще более тягомотными паузами, если  он
не поможет найти ответ на главный вопрос, с  которым  она  рвалась  сюда,  к
мудрому и беспристрастному Алэлу: как ей жить дальше, сберегая  пуще  зеницы
ока самое дорогое на свете - единственного сына, и в то же время не  умереть
от тоски, представляя себе, как в это время ее дружина мчится по  бескрайней
Вселенной, отгороженной от нее вот этим золотисто-закатным небом?
   Не говоря уж о зеленой Равнине Паладинов...
   - ...сам отправился на  Подковный  остров,  чтобы  добыть  себе  невесту,
продолжался  неспешный  рассказ  Радамфани.  -  Хроника  не  сохранила  всех
подробностей невероятного переплетения скандалов,  вспыхнувших  в  семействе
ненаследных отпрысков королевской крови, но доподлинно известно, что молодые
люди дрались между собой  на  незатупленных  мечах,  сестры  уродовали  друг
дружку, матери соперничали с дочерьми... Незадачливый жених  одних  натравил
на собственных отцов, других совратил, кого-то изувечил, одного даже убил. С
тем и отбыл восвояси. На родимом  острове  все  продолжалось  еще  хуже:  он
соблазнил собственную сестру, добрался до матери - и был убит обезумевшим от
ужаса отцом. И за всеми этими кошмарами,  непредставимыми  до  сих  пор  для
жителей Первозданных островов, как-то  оказалось  незамеченным,  что  вокруг
гробницы Шестого бога творятся чудеса. Посох одного из паломников, воткнутый
в землю, покрылся черными листьями - его осторожно выкопали и  перенесли  на
вершину близлежащей горы, где он вскоре превратился  в  могучее  дерево,  на
котором время от времени появлялись золотые  шарообразные  плоды.  Созревая,
они опускались на землю так медленно, словно были наполнены легчайшим пухом;
по взятые в руки, внезапно  взрывались  десятком  крошечных  молний,  сжигая
дотла смельчака, рискнувшего к ним прикоснуться. Затем кто-то увидел, как из
моря выполз зеленый угорь и пробрался в могильник - через некоторое время он
вернулся в море уже пятнистым, и с тех  пор  некоторые  из  рыб  или  мирных
дельфинов вдруг покрывались белыми пятнами и начинали в  бешенстве  нападать
на рыбачьи лодки... Затем в гробницу залетел лазоревый зимородок - и  вскоре
над морем появились огромные синие птицы, нападавшие даже на корабли...  Те,
кто рискнул добраться до их гнезд, чтобы разорить их, рассказывали, что  они
вскармливают своих птенцов грудью,  как  звери  или  люди.  И  все  это  уже
невозможно было скрыть от верховного короля. Он прибыл на Мелководье как раз
в  тот  момент,  когда  вокруг   гробницы   творился   кощунственный   обряд
поклонения...
   - Кому? - вдруг совершенно неожиданно встрепенулся Харр.
   - Но я же рассказывала -  обретенной  мумии  Шестого  бога,  -  несколько
раздраженно, что не вязалось с ее величавыми  манерами,  бросила  Радамфань.
Все обряды свершались на берегу, который уже был усыпан жертвенным пеплом...
   - Во дурики-то! - распоясавшийся  менестрель  весело  заржал  и  с  такой
лихостью шлепнул черными ладонями по столу, что начисто смел  все  окрестные
кубки и тарелки. - Не тому поклонялись! Мертвяк сохлый  -  он-то  что;  его,
видать, оживляли, да только он каждый раз снова копыта откидывал...
   - Прерви суетные речи, сын безлунной  ночи!  -  маленький  король  словно
вырос  в  своем  деревянном  кресле,  расписанном  затейливыми  узорами,   и
неведомым образом вдруг мгновенно превратился в грозного владыку, чей  голос
слышала мона Сэниа в свою первую встречу с ним. - Ответствуй, не лукавя: кто
мог оживить давно почившего?
   - Да анделис, кто же еще? Твой морской народ, поди, за курицу его  принял
вяленую, только анделисы бессмертны...
   -  Прости,  государь,  -  поспешил  вмешаться  Юрг,  -   но   наш   гость
пересказывает легенду, существующую на  его  родине:  якобы  крэги  способны
оживлять мертвецов. Но если бы это было действительно так, то наш  Кукушонок
не позволил бы умереть маленькой Фирюзе и ее матери. У нас же хватило  живой
воды только на малышку.
   - Откуда живая вода?
   - С той же самой родины Харра, с Тихри, государь. Но ее  там  больше  нет
источник замерз, а зима там длится чуть ли не половину  человеческой  жизни.
Но рано или поздно...
   Алэл поднял ладонь, прерывая его:
   - Помолчи, гость мой. Я должен подумать.
   Воцарилась тишина, в которой явно слышалось обиженное сопение менестреля.
А моне Сэниа почему-то показалось, что ее супруг старательно уводит разговор
подальше от способностей крэгов.
   Наконец король встрепенулся:
   - Кто из вас своими глазами видел, как птица оживляет человека?
   - Никто, - ответ командора, может быть, прозвучал и чересчур поспешно, но
ведь он соответствовал действительности. - Никто, государь, самого  процесса
реанимации не наблюдал. Так ведь, Харр?
   - Вестимо, так, но...
   - Ты сказал, - голос Юрга был резок, как никогда. - Наш гость  с  далекой
Тихри - странствующий певец, он всю жизнь собирает песни, сказки и легенды.
   Еще некоторое время стояла напряженная тишина, затем орлиный  проблеск  в
глазах островного монарха померк, и он снова стал как бы меньше ростом.
   - Радамфань, не заноси в хроники рассказ чернокожего странника,  -  мягко
проговорил он, обращаясь к старшей дочери. - Продолжи свое повествование.
   Но Юрг уже поднялся, почтительно кланяясь хозяину дома:
   - Прости нас, гостеприимный Алэл, а также ты, добрейшая королева;  извини
нас, досточтимая  хранительница  былых  свершений,  по  мы  вынуждены  будем
дослушать твою повесть в другой раз. Неотложные дела призывают нас вернуться
к своей дружине.
   Мона Сэниа и бровью не повела,  хотя  слова  мужа  были  для  нее  полной
неожиданностью.  Поднялась,  подошла  к  Ардиени,  на  коленях  которой  так
спокойно - ну ни разу ведь не пискнули! - пригрелись оба младенца. Непонятно
откуда появилось ощущение: вот этой  молодой  женщине,  почти  девочке,  она
доверила бы сына, не задумываясь.
   - Ты всегда желанный гость в моем доме, владетельная Сэниа,  -  церемонно
проговорил король. - Но если ты торопишься ~  лодка  твоих  странствий  ждет
тебя.
   Моне Сэниа почудился в этих словах скрытый  намек  -  не  нужно  исчезать
прямо здесь. Она поклонилась Алэлу, как равная равному, одернула по-Харраду,
который ринулся было облобызать ручки у королевен,  и  направилась  вниз  по
ступеням к королевской ладье, водруженной на высокий базальтовый пьедестал.
   А очутившись  снова  в  бирюзовой  чаше  своего  владения,  первым  делом
по-супружески накинулась на мужа:
   - Почему ты испортил вечер? У меня,  конечно,  тоже  челюсти  сводило  от
рыбьего занудства этой хроникерши, но ради добрых отношений с  Алэлом  можно
было и потерпеть!
   - Все гораздо хуже,  чем  просто  занудство,  девочка  моя.  Кажется,  мы
сваляли крупномасштабного дурака. Отзывай  людей  из  королевского  сада  на
Равнине Паладинов, и будем думать, не натворили ли мы еще больших бед.
   - Ага, - поддакнул менестрель, - как же, не натворили!  Теперь  вся  ваша
дорога, или как тут у вас называется, начнет выпрашивать у  анделисов  -  то
бишь у крэгов - себе если не  бессмертия,  то  уж  избавления  от  двух-трех
смертей, это как пить дать! Ишь, и королек этот крашеный, Алэл, не знаю, как
по батюшке, сразу взволновался - почуял, что смертей, как все прочие...
   - Я потому и велел тебе заткнуться, - устало проговорил Юрг. - Ты знаешь,
Сэнни,  что  сказал  мне  твой  отец,  когда  я  прищучил  его   в   тронных
апартаментах... Это когда он тебя с помощью чародейного гребня  усыпил?  Так
вот, он приложил меня мордой об стол: ты, землянин, не политик и  вообще  не
деловой человек, и не  берешь  на  себя  труд  рассматривать  альтернативные
варианты... Я-то тогда был на седьмом небе от радости,  что  тебя  вызволил,
послал его подальше и забыл. А ведь он был прав. Мы не просчитали,  чего  от
нас добивается этот кур венценосный, даже на пару ходов вперед.
   - Ты сам крикнул: поклянись, и быстрее!
   - Клясться-то надо было быстро, да потом долго думать...
   - Но я дала слово, что обо всем, происшедшем на Тихри,  мои  воины  будут
рассказывать одну только правду...
   - Вот именно! Ты же не сказала: ВСЮ правду. Кое о  чем  следовало  просто
умолчать. Зови своих, хотя я думаю, что  прошло  столько  времени,  что  уже
поздно. Наболтали.
   Принцесса воздела руки к первой вечерней луне:
   - Эрм! Сорк! Пы! Немедленно возвращайтесь в Бирюзовый Дол!
   Ее голос не успел смолкнуть, а Эрм уже стоял перед нею:
   - Властительная принцесса, я прервал беседу с Высшим  Советом,  куда  был
приглашен от имени твоего отца, как только услышал...
   - Скажи, мудрый Эрм, ты успел рассказать об анделисах?
   -  Да,  принцесса.  Твоего  престолонаследного  брата  в  первую  очередь
интересовало, имеются ли на Тихри  крэги  и  служат  ли  они  поводырями.  Я
ответил,  что  жители  Тихри  зрячи,  по  обитающие  там  крэги,   именуемые
анделисами, врачуют аборигенов, возвращая их  к  жизни  или,  в  безнадежном
случае, обеспечивая им кончину, исполненную радужных грез.
   Ответом на этот краткий доклад был только дружный вздох.
   -  Слушай,  а  у  кого-нибудь  в   Большом   Диване   был   надет   офит?
поинтересовался Юрг.
   -  Да  у  всех,  включая  короля!   Самые   изукрашенные,   те,   что   и
предназначались  королевской  семье.  Но  и  крэги  находились  тут  же,  на
специальных насестах.
   - И богу свечка, и черту кочерга, - пробормотал командор.  -  О,  и  Сорк
явился. Почто такой встрепанный?
   - Добровольцы одолели. Вся зеленая  молодежь  рвется  служить  принцессе,
защищать незнамо от кого, но главное - ощипать  всех  крэгов.  Кстати,  сами
были поголовно в наших обручах. И среди них даже несколько воинственных дам.
Насилу убедил, что к Лютым Островам заказано даже приближаться.
   - Об анделисах все рассказал?
   - Как было велено - правду, и  только  правду.  Ими-то  интересовались  в
первую очередь, в силу неуемной ненависти... И прямо волосы на  себе  рвали,
что ты не призвала их на помощь, когда пропал новорожденный принц.
   - Только их на Тихри и  недоставало,  -  вздохнула  мона  Сэниа.  -  А  о
предшественниках  Иссабаста  -  тех,  чьими  кораблями  мы   воспользовались
что-нибудь слышно?
   - Нет, моя принцесса. Они словно сквозь землю провалились. Думаю, что все
они в Жавровых болотах...
   - Кстати, владения семейства Пы сопредельны с ними. Где он?
   Он уже был тут как тут, какой-то прилизанный... А, вот что - переодетый.
   - Прости, милосердная принцесса, припозднился... Негоже было пред тобой в
рвани появляться.
   - Кто рвал? - осведомилась мона Сэниа.
   - Эти... Ревнители. Что в крэгах и поныне. Я парочку-другую приложил,  да
много их оказалось, а в монарший цветник с мечом соваться  заказано...  чуть
не одолели.
   -  Мог  бы  сообразить,  что  от  целой  оравы  не  грех   и   отступить,
наставительно заметил  командор,  ни  разу  в  жизни  не  следовавший  этому
правилу. - Что было дальше?
   - Дак папаня вмешался. Домой уволок. Велел больше без крэга ему на  глаза
не являться. Когда я  рассказал,  что  паши-то  на  Тихри  остались,  он  аж
заплакал.
   - Странный характер, - пробормотал Юрг.
   - Дак он же верховный судья,  а  я  -  евоный  наследник.  Мне  никак  не
положено без крэга. Когда унаследую.
   - Я тебе потом все объясню, - быстро шепнула мужу мона  Сэниа.  -  Скажи,
мой  доблестный  Пы,  все  ли  ты  рассказал  своей   семье   об   анделисах
тихрианских?
   - Как на духу!
   - Ну понятно... Все свободны.
   Мона Сэниа прошлась взад-вперед по росистой траве, зябко обхватив себя за
плечи. Остановилась перед мужем, потупив взгляд:
   - С тех пор как я вернулась на Джаспер с Ч акры Кентавра, меня преследует
какой-то злой рок. И у меня подозрение, что все было бы иначе, если бы...
   - Если бы я не навязался тебе в мужья, - покаянно проговорил Юрг.
   - О древние боги, как ты можешь? Совсем не то. Но мне кажется,  что  если
бы я была наследницей престола...
   - Сэнни, девочка моя, венец - штука тяжелая, это тебе не офит. И давно  у
тебя такие мысли?
   - Да где-то с середины пребывания на Тихри...
   - Затяжной  случай.  Но  давай  его  не  рассматривать,  а?  Ты  младшая,
ненаследная, что весьма меня устраивает. И вообще, пора малышей кормить. Эй,
по-Харрада, неси отпрысков!
   Харр, застрявший у привратного теремка,  страусиным  галопом  помчался  к
ним, неся на каждом плече по ненаследному отпрыску.
   - Древние боги! - ужаснулась мать. - Да что ты с ними натворил?
   - Мне почудилось - вы оба в восторге...
   Рожицы малышей были  обильно  изукрашены  зелеными  причудливыми  узорами
сразу было видно, что  незадачливый  художник  вместо  кисточки  использовал
собственный палец.
   - Всем мыться!  -  Сэнни  выхватила  у  него  размалеванных  младенцев  и
исчезла,  поскольку  в   качестве   детской   ванночки   здесь   приходилось
пользоваться целым морем.
   Юрг выразительно поглядел на менестреля и покрутил пальцем у виска:
   - Краску-то где прихватил?
   - А у рыбоньки-королевны. Она добренькая, даже если  и  заметит,  так  не
настучит.
   - Не настучит! А еще певец. И  ворюга.  И  бабник.  Веди  себя  прилично,
рыцарь тихрианский, две брови, две ноги.
   - Эт-то как?
   - А так: не тяни, что понравилось, у ближнего своего.
   - У дальнего фиг достанешь!
   - И не клади глаз на чужих жен.
   - Так ежели ейный муж, окромя глаза, ничего на нее не...
   - Слушай, не вмешивайся во внутренние дела алэлова государства. У  короля
были свои соображения, когда  он  всех  дочек  чохом  замуж  выдавал  -  ему
наследник был позарез нужен.
   - Ага, и дождался! Да таких,  как  этот  хмырь  подковный,  в  колыбельке
душить следует.
   Вот тут Юрг был полностью с ним солидарен. Оставалось только дипломатично
заметить:
   - Возлюби ближнего, как самого себя.
   - Да на хрена ему моя любовь - что он, сиробабый?
   Юрг только рукой махнул - ну не давались ему нравоучительные беседы, хоть
умри! И как он только будет Ю-юшу воспитывать...
   Так что некоторое время спустя,  задумчиво  окуная  сынулю  в  теплую  до
парной одури воду, он с каким-то недоумением признался жене:
   - А я вот сейчас убедился,  что  вряд  ли  гожусь  в  воспитатели  нашему
подрастающему поколению. Не смог  объяснить  Харру  простейшие  нравственные
принципы...
   Мона Сэниа фыркнула:
   - Тоже мне печаль! Нравственные принципы - не кашка, которую вкладывают в
ротик. Их просто усваивают  на  примере  ближайшего  окружения.  А  если  ты
вдолбишь нашему гостю то, что ты называешь нр