мли - всем кагалом
или поодиночке, это уж нам самим решать. Кстати, туристические проспекты уже
сброшены, и в невероятных количествах.  Ких  уже  освоил  видеотехнику,  ему
понравилось по младости лет.
   Лицо моны Сэниа исказила горькая усмешка:
   - До чего ты  переменился,  эрл  Юрген!  Разве  Президент  -  это  первый
человек, которого мы должны посетить?
   - А у тебя встречные планы, солнышко мое? - спросил он игриво, обнимая ее
за плечи и настойчиво притягивая к себе.
   Она решительно освободилась от его рук и сделала шаг назад:
   - Как ты мог забыть о вдове эрла Юхана, твоего названого брата?
   Он помрачнел:
   - Прости меня, я не хотел тебя расстраивать в первый наш  день...  Мы  не
сможем с ней встретиться. Она больна. Она в клинике.
   - А что такое - клиника?
   - Клиника - это такое заведение, куда помещают людей, у  которых  сходные
болезни.
   - Это вроде кладбища, да? Но как больной может поправиться,  если  его  к
тому же еще и увезли из дома?
   - Ну,  там  много  врачей,  специалистов,  аппаратура  всякая...  Знаешь,
кое-кто выживает.
   - Перестань паясничать! Этой несчастной женщине сразу станет легче,  если
мы расскажем ей о том, как все это время жил ее муж и как самоотверженно  он
пошел на смерть.  Или  ты  и  это  забыл?  Ведь  нет  ничего  страшнее,  чем
неизвестность, особенно если это касается любимого человека.
   - Сэнни, малышка, ты права, как всегда...  Но  мы  не  сможем  ей  ничего
рассказать. Она не просто нездорова. Она никого и ничего не  узнает.  Она  в
клинике для душевнобольных.
   Мона Сэниа долго молчала, потом подняла руку и потерла шрамик на лбу  это
движение уже вошло у нее в привычку.
   - Значит, кто-то на твоей Земле умеет любить сильнее,  чем  на  Джаспере,
проговорила она совсем тихо - Прости, эрл Юрген, я хотела бы вернуться.
   - Четыреста чертей, Сэнни,  да  посидим  хотя  бы  просто  так,  вон  мох
пушистенький, и совсем не сыро, я земляники  наберу;  воздух  какой,  это  ж
самый пахучий день лета, одуреть можно, весь  лес  точно  ромом  настоянный,
голова кругом, Сэнни, это ж просто грех на  такой  заповедной  поляне  -  да
не...
   - Прости, - повторила она, сделала шаг в  сторону  и  исчезла.  Крошечный
паучок сорвался с ветки и, пролетев перед самым носом  командора,  невидимой
паутинкой перечеркнул все знойное чародейство этого июньского леса.
   Юрг мотнул головой, как застоявшийся конь, и понуро  побрел  обратно.  На
тропинку выкатился ежик-сосунок; он был настолько еще глуп, что, ткнувшись в
сапог, не свернулся, а суетливо  задергал  носиком,  совершенно  потрясенный
сладостным запахом джасперианской ваксы.
   - Двое нас, идиотов, - сказал  ему  Юрг  и,  осторожно  перешагнув  через
малыша, направился к озеру.
   Вечерело. Мона Сэниа заканчивала обход всех помещений корабля, придирчиво
высматривая, что еще можно было оставить на  Земле  до  следующего  прилета,
чтобы в первом рейсе переправить на  Джаспер  как  можно  больше  офитов.  К
счастью, отправляясь в этот полет, они не смогли захватить с  собой  никаких
личных вещей, и  здесь  было  только  то,  что  забыли  их  предшественники,
вернувшиеся неведомо из каких  далей.  Диковинные  тяжелые  шкуры,  каменную
посуду и слитки золота она уже безжалостно  выбросила,  и  теперь  остановка
была за тусклыми, поцарапанными  шкатулками  и  коваными,  изрядно  помятыми
сундучками. Похоже было, что этим вещам уже не одна сотня лет, и если уж  их
взяли с собой, то они наверняка хранили что-то весьма ценное и редкостное.
   Не такая уж это была  тяжесть,  да  и  места  они  занимали  сравнительно
немного. Мона Сэниа задумчиво  приоткрыла  одну  из  шкатулок,  и  глаза  ее
удивленно  расширились:  на  дне,  в  специальных  углублениях,  лежали  три
кинжала. Все бы ничего, простые костяные рукоятки и добрая на первый  взгляд
сталь, но у одного кинжала было  одно  лезвие  и  один  клинок,  у  второго,
обоюдоострого, было два клинка, а третий,  трехгранный,  и  вовсе  напоминал
исполинскую трехзубую вилку.
   Столовые приборы для великанов?
   Она  выбрала   средний,   двухклинковый;   отполированная   бесчисленными
прикосновениями  рукоять  как  будто  сразу  вжилась  в  ладонь  -  рука  не
слушалась, когда мона Сэниа всеми силами пыталась  заставить  себя  положить
оружие на место. Такой кинжал грех  было  не  попробовать.  Она  оглянулась,
подыскивая подходящую мишень. На полу валялась медная бляшка, не то  монета,
не то медаль; принцесса, не целясь, ударила, уже в момент  размаха  пожалев,
что может испортить такой прекрасный клинок,  и  едва  не  вскрикнула:  мало
того, что толстый медный овал превратился в щепотку пепла, но и ковер,  куда
вонзилось второе острие, вспыхнул и обуглился, как от десинторного разряда.
   И рука сама собой разжалась, выпуская магическое оружие. Нет, такое добро
до следующего раза оставлять было никак нельзя. Извечное женское любопытство
заставило ее заглянуть в горбатый сундучок, но ее ждало  разочарование:  там
оказались детские  игрушки.  Это  были  маленькие  фигурки  животных,  умело
изготовленные из кожи и меха. С ними, несомненно, забавлялись:  кое  у  кого
были повязаны бантики из замурзанных, вылинявших ленточек, на других  надеты
ошейники и браслеты из оловянной и золотой фольги,  готовые  рассыпаться  от
ветхости шерстинки с изумрудными бусинами.
   Человеческих фигурок среди этого игрушечного зверинца не обнаружилось.
   Мона Сэниа хотела уже превратить тешить свое любопытство,  но  витиеватые
надписи на незнакомом языке, изукрасившие  ароматный  ящичек,  заставили  ее
заглянуть и туда.
   На черной вате  змеились  сверкающие  всеми  цветами  радуги  цепи.  Они,
несомненно, были отлиты; из стекла,  тем  более  что  на  каждой  красовался
прозрачный хрустальный  колокольчик.  Затаив  дыхание,  она  двумя  пальцами
потянула  из  этого  искрящегося  вороха  тоненькую   аметистовую   цепочку.
Сиреневый колокольчик  с  агатовым  пестиком,  казалось,  был  готов  издать
нежнейший из звуков, недоступных ни людям, ни  птицам;  поднеся  к  уху  это
хрупкое чудо, Сэнни легонечко встряхнула его, но вместо ожидаемого звона над
ухом раздались голоса -  шепчущий  хор,  замысловатое  переплетение  десятка
скороговорок...
   От неожиданности ее пальцы разжались, и сиреневая змейка,  точно  перышко
ее первого крэга, плавно скользнула  вниз.  Мона  Сэниа  вскрикнула,  ожидая
неминучий звон бьющегося стекла, но цепочка, словно  невесомая,  качалась  в
воздухе, опускаясь наземь плавными кругами, как падает  осенний  лист.  Едва
коснувшись пола, она  вдруг  разомкнулась,  колокольчик  нацелился  на  свое
хранилище, и аметистовое существо - Сэнни уже не поручилась бы, что  оно  не
живое, - зазмеилось, как плывущий уж, перепрыгнуло через  стеночку  ящика  и
свернулось на черной вате.
   Ящичек захлопнулся с каким-то удовлетворенным причмокиванием.
   Нет,  даже  разглядывать  все  эти  диковинки  вот  так,   наспех,   было
невозможно. "Отложим до лучших, спокойных времен", - сказала себе принцесса.
   Кукушонок на ее плечах слегка шевельнулся и тихонечко вздохнул.  Если  он
читает  ее  мысли,  то  эти   "спокойные   времена"   ему   кажутся   весьма
гипотетическими...
   Движение пернатого друга вернуло мону Сэниа  к  первоочередной  проблеме:
солнце, наверное, уже садилось, а  Юрг  так  ничего  и  не  придумал.  Крэги
требуют вечернего полета, а кто поручится, что  из  черной  кипени  леса  не
возникнет снова смертельная угроза?
   Она раздвинула  послушную  стену  корабля  и  выпрыгнула  наружу.  Солнце
действительно садилось. Похолодало. Поднялся  несильный  ветер.  Но  в  лесу
никакого шевеления. Пронзительность вечерних  запахов  -  вероятно,  местные
цветы. "Древние боги! - вдруг пронеслось  у  нее  где-то  на  самом  донышке
сознания. - С тех пор как я здесь, я мыслю и чувствую,  как...  как  оживший
серв!"
   Нет. Это просто безумная усталость. И не просто непрекращающаяся  тревога
за Юхани, да в какой-то степени - и за  всех  своих  товарищей  по  звездным
скитаниям.
   Она, отрекшаяся от  королевского  родства,  решала  сейчас  судьбу  всего
Джаспера.
   Кукушонок снова тихонечко вздохнул (научился у людей, бедняга!) -  видно,
горевал о том, как мало он может ей помочь.
   Принцесса, оглянувшись по сторонам, с некоторой  горечью  констатировала,
что  ее  обеспокоенность  судьбами  родной  планеты,   пожалуй,   никем   из
присутствующих не разделяется. Молодежь торчала  у  видеоэкранов,  увлеченно
исследуя самые экзотические туристские  маршруты,  старшие  -  Эрм,  Скюз  и
Флейж, приладив офиты, осваивали трудности прямохождения. Сэнни отметила про
себя, что завтра же с утречка выберет себе обруч  поскромнее  и  постарается
выяснить, что так мешает координации движений, -  ведь  если  они  не  будут
чувствовать себя как рыба в воде, нечего и  думать  о  возвращении,  где  им
через несколько минут уже могут навязать бой.
   Беспечнее  всех  выглядел  ее  супруг  -  он  то  разглядывал   слоистые,
поджаренные  снизу  вечерние  облака,  то  обращал   насмешливый   взор   на
дружинников. Выглядели они действительно довольно причудливо -  ни  один  не
выбрал себе неприметный, телесного цвета обруч; напротив, они словно нарочно
выискали самые яркие, раскрашенные в цвета их собственных крэгов, офиты.
   Эрм был увенчан серебристо-серой конструкцией с пурпурными завитками.
   Скюз предпочел однотонный, перламутрово-голубой.
   Флейжу посчастливилось откопать полосатый, изумрудно-оранжевый.
   Похоже, эти офиты прибыли не в голубых коробках...
   - Не вижу повода для веселого маскарада, - холодно проговорила принцесса.
   - А ты садись рядышком и подожди, - предложил Юрг, похлопывая по упругому
желтому матрацу. - Повод  с  минуты  на  минуту  ожидается.  А,  вот  и  он,
голубчик!
   Черная точка, вынырнувшая из-под облаков, стремительно приближалась.  Юрг
вскочил с  матраца  и  предусмотрительно  попятился.  Сверху  уже  спускался
очередной контейнер.
   - Кажется, мы со  Стаменом  нашли  решение  проблемы  -  я  имею  в  виду
безопасность крэгов. Ага, вот оно!
   "Оно" было самой обыкновенной объемистой сумкой, которая шлепнулась рядом
с контейнером. А следом из воздушной кабины выметнулось мальчишеское  гибкое
тело, сделало в воздухе сальто и приземлилось. Точно  в  центре  "посадочной
площадки".
   Несколько пружинящих прыжков, как на батуте, и он спрыгнул на  утоптанный
песок. Задрал голову, сложил рупором ладони и издал гортанный клич,  похожий
на лебединый клекот:
   - Гуен! Гуен!
   Из кабины камнем выпал какой-то неопределенный пушистый  ком;  над  самой
землей этот ком расправил крылья и превратился  в  громадную  хищную  птицу,
скорее всего напоминающую сову. Плотоядно кося на притихших зрителей черным,
отнюдь не совиным глазом, она  заложила  несколько  крутых  виражей  над  их
головами, словно прикидывая себе меню на ужин.
   - Гуен, - повторил мальчик укоризненно и раскинул руки.
   Исполинская белая тень зависла над ним,  мелко  трепеща  крыльями,  точно
жаворонок, и стало очевидно, что размах этих  крыльев  несколько  шире,  чем
раскрытые руки его хозяина. Затем последовало неуловимое  пике,  и  вот  уже
пернатое чудище заняло явно привычное место на подставленном ему плече.
   - Она будет телохранителем ваших птиц, - чуть грассируя, звонко и властно
проговорил мальчик. - И на нее можно положиться.
   И все джасперяне склонились перед  ним  так  почтительно,  как,  пожалуй,
кланялись только принцессе.
   И тут только мона Сэниа поняла, что никакой это не мальчик, а девушка.
   Совсем юная девушка.
   И недопустимо прекрасная.

III. Ущелье медового тумана

   Первым из естественного шока начал выходить Юрген.
   - Стамен показывал мне голограмму, - пробормотал он, - но я и представить
себе не мог...
   Было совершенно непонятно, относится  ли  это  к  девушке  или  к  птице.
Командор встряхнулся, как мокрый петух:
   - Знакомьтесь: Таира Сиянова, в  ряду  немногочисленного  пока  Потомства
доктора Стамена - дочь младшая, любимая. Прямо как в сказке...
   - Старшая, - мягко поправила его докторская дочь. - Тем не менее любимая.
А теперь мне нужно, чтобы здесь собрались все - и люди, и птицы.
   Старшие  дружинники,  чьи  крэги  отдыхали  в  каютах,  пока  их  хозяева
осваивали свои офиты, бросились к кораблю,  спотыкаясь  и  налетая  друг  на
друга. Через секунду они уже мчались обратно с крэгами на сгибе локтя.
   Девушка повернулась на каблуках и очутилась нос к носу с моной Сэниа.
   - Все! - повторила Таира.
   Принцесса не двинулась с места.
   - Сэнни, принеси Юхани, - сказал Юрг.
   Мона Сэниа словно окаменела. Ей приказывали.  Ей  приказывали  на  глазах
всей дружины, не говоря уже о собственном муже. И  она  должна  повиноваться
ради Джаспера. Ради Джаспера, черт побери, королевой которого она  рана  или
поздно будет!
   Мимо протюхал Юрг, направляясь за сыном.  Мона  Сэниа  так  и  стояла  не
шевелясь, потрясенная теперь уже не происходящим,  а  той  нелепой,  невесть
откуда взявшейся мыслью, только что промелькнувшей в ее мозгу.
   Да на кой черт ей королевская корона?
   Кукушонок беспокойно завозился - видно, прочитанная им принцессина  мысль
привела и его в смятение. Но и остальные  крэги  вели  себя,  мягко  говоря,
нетрадиционно: они встряхивались,  охорашивались,  бесцеремонно  разглаживая
себе клювами перышки, а фиалково-голубой  красавец  Скюза  даже  по-павлиньи
развернул хвост, явив до сих пор не виданные никем черные глазки с лимонными
лунками.
   -  Пожалуйста,  встаньте  вокруг  меня,  -  попросила  Таира,   тихонечко
оглаживая свою питомицу. - Так. Так...
   Подбежал  Юрг  с  малышом.  Тот  выгибался,  потягиваясь,  -  не  вовремя
разбудили; уже знакомые с его манерами  островитяне  приготовились  услышать
трубный рев.
   - Ой, - сказала Таира, увидев сморщенную рожицу, - Юрий Михайлович, а как
его зовут?
   - Юхани, - сказал гордый отец. - Можно - Юшка. Девушка наклонила голову к
правому плечу (на левом восседала Гуен), по-соловьиному щелкнула и  показала
представленному ей джентльмену кончик языка.
   - Ю-ю! - позвала она.
   Ненаследный принц дрыгнул голыми пятками и засмеялся.
   "Если она возьмет его... - пронеслось в голове у моны Сэниа. - Хотя - что
тогда?"
   - А теперь постойте немножечко спокойно, - велела укротительница сов. Все
замерли.
   -  Ррыжикррыжикррыжик...  -  Казалось,  в  горле  у  Таиры   одновременно
перекатываются хрустальная горошина и шершавый абрикос.  Продолжая  издавать
эти странные звукосочетания, она медленно поворачивалась  на  каблуках,  так
что зоркие немигающие глаза белоснежной птицы попеременно останавливались на
всех присутствующих - как на людях, так и на крэгах.
   - Вот и все, - сказала девушка. - Гуен  запомнила  вас  и  будет  служить
любому прекрасной охраной, днем и ночью. Для того она и создана.
   Было заметно, что ей уже не раз приходилось  демонстрировать  способности
своей подопечной. Хотя - кто под чьей опекой находился?
   - Может, так сразу и попробуем? - спросил Юрг. - Или она в  сумерках  уже
не очень?..
   - Она всегда даже очень, - высокомерно  отрезала  Таира.  -  Гуен,  мышку
заработать хочешь?
   Птица встрепенулась, отчего стала раза в полтора объемистее.  Сейчас  все
беззастенчиво разглядывали ее,  дивясь  черным  сверкающим  глазам,  которые
словно лежали на тарелке, устланной перьями, и страшным голубоватым  когтям,
сжимавшим что-то вроде эполета из толстенной кожи, прикрепленного  к  левому
плечу рыжей курточки с зеленым воротником, совсем как у стрелков Робин Гуда;
но больше всего  поражали  три  хохла  на  голове,  образующие  своеобразную
корону, -  два  "уха",  как  у  филина,  и  затылочный  гребень,  отличающий
орла-скомороха.
   Если бы кто-то из присутствующих, кроме  Сияновой-младшей,  разбирался  в
орнитологии, такое сочетание показалось бы ему  просто  издевательством  над
всем сонмом земных хищных птиц, как дневных, так и ночных. Но здесь знатоков
не наблюдалось, а были только зрители в той или иной степени  благоговейного
изумления.
   - Меня просили поторопиться. -  В  голосе  девушки  послышался  упрек,  к
которому примешивалась легкая насмешка, - видно, перед мощью когтей и  клюва
Гуен приходили в замешательство сплошь и рядом.
   Все присутствующие невольно обернулись к принцессе,  ожидая  ее  решения.
Кукушонок  встрепенулся  и  поднял  хохолок,  что  сделало  его  похожим  на
венценосного журавлика.
   Принцесса выдержала паузу.
   - Скюз, ты увереннее других чувствуешь себя без крэга, - проговорила  она
тоном, не терпящим возражений, - отпусти своего поводыря.
   Скюз тряхнул своими  соломенными  кудрями,  тщательно  уложенными  поверх
обруча, и подбросил вверх своего голубого пернатого спутника - тот  радостно
взмыл в темнеющее небо, и  алые  лучи  наполовину  скрывшегося  за  горизонт
солнца на миг превратили его фиалковый наряд в аметистово-лиловый.
   У моны Сэниа сжалось сердце - на миг ей показалось, что над нею  трепещут
крылья ее оставленного на Джаспере крэга. Что-то с ним?..
   Но ее так не к  месту  возникшие  реминисценции  были  прерваны  властным
кличем:
   - Фу-гу, фу-гу! - И громадная птица толчком взмыла в небо, так что  Таира
чуть качнулась и привычно спружинила на сильных, натренированных ногах.
   Крепенькая девочка, ничего не скажешь, - такой старт мог  бы  повалить  и
взрослого мужчину. Но если она обучала свое пернатое  страшилище  начиная  с
птенцового нежного возраста, то можно было если не привыкнуть, то во  всяком
случае приспособиться.
   Гуен стремительно пошла на сближение  с  крэгом,  как  тяжелый  штурмовик
времен последней мировой войны, но в последний момент резко взяла в  сторону
и принялась описывать мягкие  крути  чуть  ниже  своего  подопечного,  зорко
приглядываясь ко всему, что могло появиться со  стороны  леса,  окружавшего,
если не считать узкой береговой полоски, стоянку джасперян.
   Жемчужно-голубое   игривое   создание   решило,    вероятно,    проверить
маневренность своего спутника: последовал каскад  фигур  такого  изощренного
птичьего пилотажа, что даже видавшие виды дружинники разинули  рты.  Изящный
крэг так и вился  вокруг  степенно  парящей  снежной  совы,  то  касаясь  ее
кончиком крыла, то нацеливаясь клювом прямо в хохолок,  то  крутым  штопором
уходя прямо в зенит, навстречу первым, едва-едва проклюнувшимся звездам.
   Юрг вдруг хлопнул себя по бедру и захохотал:
   - Провалиться мне на этом самом месте, други мои, если  Скюзов  пират  не
пытается склеить эту совушку!
   Он бросил на Таиру быстрый косой взгляд и добавил уже по-джасперянски:
   - Вот не думал, что  крэги  могут  быть  такими  отъявленными  бабниками!
Смотри, Скюз, не последуй его примеру - я перед Стаменом в ответе...
   Скюз смущенно зарделся, что в сочетании с льняными кудрями, подхваченными
лазоревым обручем, делало его окончательно похожим на Леля  с  поправкой  на
космическое происхождение. Лель. Юрг хмыкнул - уже про себя,  -  припоминая,
как на заре своей супружеской эпопеи  открещивался  от  роли  Мизгиря...  Он
обернулся к жене и поразился окаменелости ее лица.  Сейчас  ей  смело  можно
было дать лет на десять-пятнадцать больше, чем было на самом деле.
   - Здесь все наладилось, - проговорил он как можно мягче, - не пора ли  на
отдых?
   Она сделала вид, что не слышала. А может, так и было?
   На фоне пепельно-сапфирового неба замелькали низкие тени - вчерашняя стая
то подымалась из купы прибрежных тополей, то опасливо убиралась обратно.
   - Летучие мыши, - констатировала Таира.
   Юрг уловил недоумение, вызванное столь нелепым для джасперян сочетанием:
   - Совершенно безвредные зверьки, они и мухи не обидят!
   Девушка расхохоталась звонким, чуточку  гортанным  смехом  -  от  души  и
совсем не обидно:
   - Вот уж с точностью до наоборот! Если они кого и обижают... Но если  они
вас смущают, для нас с Гуен это дело пяти минут. Гуен!