о не смогут
сделать...
     Значит, она догадалась, о  ком  предупреждал  Лесник.  Асмур  схватил
девушку в охапку и вытянул вперед руку - теплая конская  чешуя  тотчас  же
придвинулась к его ладони. Он ощупью перебросил гибкое тело через седло, и
тут же шелестящая масса перьев  обрушилась  на  него  сверху;  мир  кругом
вспыхнул мерцающим лунным светом -  глаза  крэга  стали  его  глазами.  Он
увидел мону  Сэниа,  вздернувшую  поводья  его  вороного;  черные  волосы,
выбившиеся из-под сиреневого перьевого покрывала,  метались  по  гриве,  и
конь не противился ей, прижав чешую, хотя до сих пор никто, кроме  Асмура,
не мог даже приблизиться к неукротимому  животному,  признававшему  только
одного хозяина.
     В другой руке принцессы мертвенно поблескивало  грозное  и  запретное
оружие, разящее молниями, а сразу же за ней, влитые в седла, высились  три
ее старших брата.
     Асмур стремительно обернулся, обнажая  лезвие  дозволенного  в  таких
случаях меча - остальные шесть принцев стояли у него за спиной.  Надо  же,
явились все!
     Он сам мог мгновенно исчезнуть, бежать к своим кораблям, и  он  успел
бы  это  сделать  прежде,  чем  кольцо  разъяренных  царственных   братьев
сомкнется - но здесь была его мона Сэниа...
     Нет, не его.
     И тем не менее он готов был скрестить оружие с любым, кто  посмел  бы
ему об этом сказать.  Он  принял  отказ  от  короля,  но  не  позволил  бы
повторить его даже принцу.
     - Мой меч не привык ждать, - проговорил он хрипло и высокомерно, -  и
словно в ответ на его слова  палево-серый  крэг,  прошелестев  бессильными
крыльями, опустился на меч, цепко обхватив его когтями.  Теперь  Асмур  не
мог воспользоваться этим оружием.
     - Буду стрелять! - крикнула мона Сэниа. - И я не промахнусь, вы  меня
знаете!
     Братья ее знали. Асмур - тоже.
     И тут материнский  крэг  встряхнул  головой,  так  что  седой  венчик
поднялся над нею, точно рыцарский плюмаж, и издал укоризненный клекот. Это
подействовало эффективнее,  чем  угроза  Ее  Своенравия  -  действительно,
трудно было найти проступок страшнее, чем поднять смертоносное  оружие  на
человека.
     Но ранить крэга - пусть даже нечаянно  -  это  было  самым  позорным,
несмываемым грехом.
     Принцы осадили коней.
     - Эрл Асмур, - прокричал один из тех, кто стоя за спиной моны Сэниа -
кажется,  самый   старший,   -   ты   знаешь,   что   исполняющий   Уговор
неприкосновенен, и как бы мы ни чувствовали себя  оскорбленными,  не  нам,
принцам  крови,  нарушать  законы  Джаспера.  Поэтому  мы  разрешаем  тебе
удалиться. Полночь миновала, а предначертание указало тебе начать путь  до
рассвета. Ступай с миром, но помни: если, вернувшись,  ты  приблизишься  к
нашей сестре ближе, чем на расстояние взгляда и голоса - мы будем  драться
так, как велит фамильная честь: без крэгов, вслепую, на звон шпаги.
     - Я не менее вашего чту Уговор и законы Джаспера, -  тяжело  переводя
дыхание, проговорил эрл Асмур, который задыхался от бешенства, - и тем  не
менее помните, высокородные принцы, что, выполнив свой долг  перед  крэгом
моей матери, я вернусь и скрещу шпагу или кинжал, рапиру или меч по выбору
с любым из вас, независимо от того, удостоит ли снова меня принцесса Сэниа
слова или взгляда!
     - А теперь слушайте меня! -  разнесся  над  ночными  полями  звенящий
голос моны Сэниа. - В отличие от вас я плюю на Уговор,  и  на  все  законы
Джаспера оптом, кроме того единственного,  который  позволяет  королевским
дочерям по собственной воле выбирать себе мужа. Вы не хотите брать на себя
обузу его ленных владений, которыми вам бы  пришлось  управлять  в  случае
нашей смерти - хороши братцы! Что ж, в  таком  случае  вы  мне  больше  не
родня. Я отрекаюсь от королевской крови. Асмур! - она нагнулась с седла  и
положила ему на плечо маленькую руку, опушенную аметистовыми перьями. - Ты
забыл о старинном обычае - заключать брак вместе с  завещанием.  Тогда  на
них, на этих каплунов, жиреющих в Диване, в случае, если ты не  вернешься,
не ляжет никаких обязательств. Ну!..
     Он с тоской поглядел в ее лицо - узкое  страстное  лицо,  обрамленное
черными прядями, выбивающимися из-под  фламинговой  шапочки;  когда-то  он
любил это лицо, эту девочку, не сводившую с него очарованных  глаз  на  ее
первом турнире... Но видят древние боги, как он устал от  ее  сумасшедшего
нрава! Пусть она права и у него душа крэга, но он уже  ничего  не  желает,
кроме покоя - если не для тела, то хотя бы для души  и  чести!  И  сейчас,
когда  она  завладела,  между  прочим,  его  конем,  встала  между  ним  и
исполнением Уговора - он вдруг отчетливо понял, что гораздо сильнее  любил
бы ее... в воспоминании.
     - Мона Сэниа, - проговорил он как можно мягче, -  высокородная  мона,
вы разгневаны на братьев и отреклись от родства с ними,  но  вы  забыли  о
своем отце!
     Звук его голоса, исполненного  чарующего  благородства,  произвел  не
примиряющее, как он рассчитывал, а прямо  противоположное  действие  -  от
любви и горя Сэниа окончательно потеряла голову:
     - Асмур, я ничего не повторяю дважды!  Ты  сейчас  же  наречешь  меня
своей женой, или... - она оглянулась, пытаясь найти что-нибудь такое,  чем
можно было бы напугать самого Асмура.
     Видят  древние  боги,  это  было  чертовски  трудно!   Ибо   напугать
бесстрашного эрла могла разве что такая угроза, которая  еще  ни  разу  не
прозвучала под небом Джаспера. Но и принцесса была  не  из  пугливых:  она
медленно подняла руку с маленьким десинтором до уровня своего лба. И  рука
ее не дрожала.
     - Асмур, - сказала она очень просто, - если ты этого не  сделаешь,  я
УБЬЮ КРЭГА. Своего крэга.
     Он рванулся  к  ней,  пытаясь  перехватить  руку,  но  она  оказалась
проворнее - вскочив на седло ногами, она вытянулась во весь рост и  теперь
стояла на спине его вороного, освещенная тремя лунами, с  рукой,  поднятой
ко лбу.
     Принцев как ветром сдуло с седел - все разом очутились  на  земле,  а
один, самый младший, отвернулся и прижался лицом к гриве своего  коня.  Не
было еще такого на Джаспере за все полторы тысячи  лет  действия  Уговора;
чтобы кто-нибудь поднял руку на своего крэга.
     На себя - бывало.
     Но принцесса Сэниа грозила невиданным.
     - Тарита-крэг,  поводырь  моей  матери!  -  прорычал  Асмур  голосом,
которому больше бы пристало проклятье, чем брачная клятва. -  Пред  тобой,
старейшим из всех собравшихся здесь крэгов, я,  эрл  Асмур,  последний  из
рода  Муров  (это  были  единственные  слова,  которые   он   произнес   с
удовольствием), беру в жены мону Сэниа, ненаследную принцессу,  отрекшуюся
от королевской крови, и буду ей мужем до своего смертного часа, а если  ее
дни продляться дольше моих, то завещаю  ее  со  всеми  владениями  тому...
тому, кто после моей смерти первый коснется губами ее лба. Я поклялся.
     - Я, Сэниа-Мур, принимаю твое завещание, муж мой, как и все,  на  что
будет воля  твоя,  потому  что  кроме  тебя  меня  не  коснется  никто.  Я
поклялась.
     "Надолго ли хватит этой кротости?" - подумал Асмур.
     Сэниа тоненько свистнула вместо традиционного свадебного  поцелуя,  и
ее колдовская кобыла, разыгрывавшая  пугливость  за  каким-то  надгробьем,
грациозно приблизилась к  вороному,  изгибая  шею.  Девушка  спрыгнула  со
своего несколько необычного пьедестала  прямо  в  седло,  небрежно  кинула
десинтор в  кобуру  и,  не  оборачиваясь,  медленно  двинулась  вперед,  в
бездорожье дурманных полей, над которыми вставала бирюзовая утренняя луна,
не оставляя им с Асмуром ни минуты ночи.
     Принцесса, пусть даже отрекшаяся от родства с королевским  домом,  не
могла прощаться с возлюбленным при постороннем.



                        5. ПРИСТАНЬ ЗВЕЗДНЫХ РАЗЛУК

     Девять всадников стояли, держа коней под  уздцы,  и  десять  кораблей
расположились причудливой пентаграммой чуть поодаль. Седые отцовские крэги
замерли, вцепившись в гривы коней, словно сами были всадниками; они  долго
ждали, эти поводыри незрячих людей,  ждали  целую  человеческую  жизнь,  и
теперь, согласно древнему  Уговору,  от  путешествия  к  желанной  цели  -
полному и бесконечному одиночеству - их отделяла всего одна ночь. Это были
несоизмеримые отрезки - ночь и  вечность,  и  мудрость  старых  крэгов  не
позволяла им проявлять нетерпение.
     Другое дело - звездная дружина Асмура. Они ждали его нетерпеливо, эти
новички, эти вчерашние мальчишки, собравшиеся в  кружок  над  рассыпанными
картами, всполошенные недобрым предзнаменованием. Голубая луна прошла  уже
треть своего пути, когда воздух, наконец, всколыхнулся, как бывает всегда,
когда человек проходит через _н_и_ч_т_о_, но вместо одного -  командора  -
они увидели двоих - держась за его стремя, рядом с эрлом Асмуром шла  сама
мона Сэниа, и ее  черные  спутанные  волосы  мешались  с  гривой  бешеного
вороного коня, к которому не смели приблизиться даже  смельчаки  -  скакун
одинокого эрла, не раздумывая, был  крылом  или  сдирал  кожу  вздыбленной
чешуей.
     Асмур вступил в круг  своих  спутников,  внимательно  всматриваясь  в
каждое лицо, хотя на первый взгляд  ни  одно  из  них  не  показалось  ему
знакомым. Может, встречал на приемах в королевских садах -  скорее  всего,
встречал. Но не запомнил.
     Остался ли он доволен этим стремительным  импровизированным  смотром?
Пока это было неясно.  Зато  девять  юношей,  и  без  того  готовые  слепо
повиноваться каждому его кивку -  они,  несомненно,  узнали  его  сразу  и
теперь стояли, не шелохнувшись, глядя на своего командора с восхищением  и
гордостью, граничащими с обожанием: ведь это, оказывается, был  не  только
прославленный эрл, но и жених самой принцессы, на которую пылкая  молодежь
не смела и глаз-то поднять!
     А мона Сэниа, теперь уже - Сэниа-Мур, покорно шла у  его  стремени  и
остановилась, когда остановился он,  и  прекрасное  лицо  ее  было  залито
слезами,  которых  она  не  стыдилась.  Асмур,  словно   не   замечая   ее
присутствия, проговорил негромко и сдержанно:
     - Назовите имена.
     Он знал титулы и полные имена всех, кто пойдет с ним, заранее, знал и
род, и специальность, но сейчас ему нужно было другое -  как  звать  их  в
бою, когда дорога каждая доля секунды, и они это поняли, хотя их  командор
с самого начала нарушал традиции: такое знакомство должно было  состояться
уже на корабле. Но они были счастливы, что их боевые  имена  услышит  сама
принцесса Сэниа.
     - Эрм, - представился самый старший.
     Асмур недолго задержал на нем взгляд - это был уже не раз выступавший
на турнирах Эрромиорг из рода северных танов  Оргов,  которые  владеют  по
ленному праву всеми залежами полиметаллических руд, которые нужно добывать
из-под вечного льда. Запомнить нетрудно  -  светло-серый  крэг  с  красным
хохолком. Чем-то напоминает дятла.
     - Сорк. - Такой же крэг, но без хохолка. Скромность любого украшает.
     - Дуз. -  Тропические  плантации,  большей  частью  уже  заброшенные.
Чемпион каких-то тихих игр. Вишневый крэг.
     Это была старшая тройка, и видимых  изъянов  он  не  обнаружил  ни  у
людей, ни у их поводырей. Кто дальше?..
     - Скюз... - Так, неженка. И крэг ослепительно-голубой, как незабудка.
     "Ну, этот у меня  до  самого  возвращения  в  скафандре  просидит"  -
подумал Асмур.
     - Флейж! - А у этого изумрудно-зеленый  крэг  с  оранжевым  хохлом  и
оконечностями перьев.
     - Борб. - Коренастый смуглый крепыш с коричневым скромным крэгом. Что
там за ним числится? Да  не  так  уж  мало:  производство  аннигиляционных
зарядов для всей планеты. Этот последний примирил  его  со  всей  тройкой.
Оставались младшие. На них надо было глядеть позорче.
     -  Ких.  -  Этот  -  южанин,  семья  владеет  чуть  ли  не  миллионом
сервов-ткачей. Крэг темно-синий с белым клювом. Неплохо.
     - Пы. - По лицу не скажешь, что ума - палата, зато силач невероятный.
А крэги у них с Кихом совершенно одинаковые.
     - Гэль...
     Асмур небрежно скользнул взглядом по самому младшему, и  вдруг  глаза
его против воли прищурились, брови сошлись. Как  он  не  заметил  этого  с
самого начала?
     Пестрый крэг!!!
     - Заводите коней на корабли и устраивайте старых крэгов, -  негромко,
даже с излишним спокойствием проговорил он. - Мы идем к  Серьге  Кентавра,
самой яркой звезде выпавшего нам созвездия. Готовьтесь, ее планеты таят  в
себе опасности достойные истинных воинов!
     Еще секунду все смотрели вверх, на сияющую  бледно-золотую  крапинку,
расположенную между Ухом Кентавра и его Уздой,  почти  отсюда  невидимыми;
затем девять шпаг блеснули в лунном свете,  отдавая  принцессе  прощальный
салют, и разномастные кони зацокали  по  выщербленному  бетону  к  светлым
громадам кораблей. Для того, чтобы пройти через _н_и_ч_т_о_,  недостаточно
воспользоваться картой или расчетами - нужно обязательно зримо представить
себе ту точку, в которой ты  хочешь  очутиться.  Слабо  мерцающие  створки
люков разомкнулись, люди и кони исчезли  внутри  этих  коконов,  и  теперь
снова могло показаться, что это - просто гигантские матовые фонари,  вроде
тех, что прячутся в глухой зелени королевских садов.
     И только тогда эрл Асмур спрыгнул с коня и обернулся  к  своей  жене.
Они стояли друг против друга, почти одного роста, и  если  мона  Сэниа  из
всех сил сдерживалась, чтобы не выдать при посторонних  своих  чувств,  то
Асмур не находил даже слов.  Душа  его  была  пустой,  словно  собственный
родовой  замок.  От  юношеского  пыла,  с  которым  он  поднял  глаза   на
королевскую ложу много лет назад, не осталось ничего, кроме преданности, и
Асмур сознавал, что это его беда, а не его вина: Джаспер медленно  умирал,
и первое, чему суждено было исчезнуть в этом гаснущем мире, была любовь.
     Он печально смотрел на жену. Знает ли она,  что  козыри,  которые  им
выпали накануне похода - ночные? Так вот, если кому-то и не  следует  сюда
возвращаться, то это именно ему.
     Они ничего не сказали друг другу, он только коснулся губами  ее  лба,
словно  напоминая  о  завещании.  Потом  круто  повернулся   и   пошел   к
центральному кораблю, который как  будто  вырастал  при  его  приближении.
Желтый, как тыква, шар дал трещину, она разошлась ровно  настолько,  чтобы
провести коня, осторожно  прижимавшего  к  себе  сложенные  крылья.  Затем
стенки снова сомкнулись и разом потеряли свою матовость. Теперь сквозь них
Сэниа  отчетливо  видела  коня,  разлегшегося  на  ковре,  устилавшем  пол
центрального помещения. Асмур, словно забыв, что принцесса все  еще  видит
его, отстегнул плащ и перевязь, и осторожно чтобы не повредить  ни  одного
перышка своего крэга, облачился в мягкий полускафандр отливающий лиловым -
все так спокойно и деловито, о древние  боги,  как  спокойно  и  деловито!
Теперь это был уже не ее Асмур, одинокий непобедимый эрл, у  которого  она
сама, своей королевской волей встала на пути -  вот  захотела,  и  встала,
явилась однажды в полуночном замковом саду, а  потом  еще  в  фехтовальном
зале, и в книгохранилище... Он никогда не  позволял  себе  даже  коснуться
края ее платья, и если бы не его внезапный отлет, она никогда не  решилась
бы сама сказать ему: "Возьми меня в жены!"
     Ну, вот она и сказала, и потеряла семью, и не приобрела ровным счетом
ничего. Она с горечью  и  изумлением  смотрела  на  безликий  непрозрачный
скафандр, укрывающий сразу и человека, и слившегося  с  ним  крэга,  и  он
напоминал ей осьминога, медлительного и бесчувственного...
     Желтые непрозрачные  тени  наползли  на  корабль  со  всех  сторон  и
сомкнулись, так что ей уже ничего не было видно - малые корабли слились  с
центральным, образуя одно исполинское  соцветие,  теперь  это  был  словно
кусок пчелиных сот, неразделимый, монолитный. Старшие  братья,  обучая  ее
обязательному искусству проходить через _н_и_ч_т_о_, не раз говорили,  что
одинокому кораблю, как и одному  человеку,  чрезвычайно  трудно  добраться
даже до ближайшей звезды; слив же корабли воедино в один ячеистый  диск  и
объединив волю людей,  можно  достигнуть  даже  самых  отдаленных  уголков
Вселенной...
     Исполинские  соты  начали  вибрировать,  размываться;  желтый   вихрь
опоясал  их,  с   непереносимым   свистом   буравя   пространство.   Сэниа
почувствовала,  что  нежная  головка  ее  крэга  отделилась  от  волос   и
запрокинулась назад, терзаемая пронзительным звуком, и на несколько секунд
девушка потеряла способность видеть; когда же вой оборвался  и  прохладный
невесомый капюшон снова лег  на  ее  голову,  возвращая  ясность  взгляда,
медовый вихрь беззвучно крутился над  пустыми  плитами,  словно  на  месте
догоревшего костра.
     Что-то голубело  под  ногами  в  лучах  последней  луны;  мона  Сэниа
нагнулась  -  это  была  магическая  карта,  последняя  в  игре,  зловещий
Костлявый Кентавр, начертанный темно-лиловой тушью, предрекающей смерть.



                            6. СЕРЬГА КЕНТАВРА

     Чужое солнце было тусклым и раздражающе агрессивным: ни с того, ни  с
сего оно взрывалось сатанинскими протуберанцами, и тогда голубые  яростные
пятна, вращаясь и стекая к полюсам, источали смертоносные потоки лучей, от
которых с трудом защищали уже не стены единого ячеистого корабля, а мощная
психотронная броня, которую порой приходилось держать по  нескольку  часов
подряд, ни на миг не ослабляя напряжения  воли.  И  если  бы  не  железная
выдержка командора, еще неизвестно, кто из  юнцов  вернулся  бы  из  этого
похода целым и невредимым.
     В этом походе никто из них не слышал ни  слова  одобрения  от  своего
предводителя - только приказы, да  и  те  чаще  всего  отдавались  жестом.
Одинокий эрл и всегда был немногословен,  а  после  первой  же  битвы,  из
которой никто не чаял вырваться живым, они привыкли повиноваться кивку или
движению руки также молниеносно, как и слову.
     Тяжелее всего приходилось Гаррэлю,  юноше  с  пестрым  крэгом.  Он  с
самого начала рвался вперед, чтобы доказать  свое  право  на  равенство  с
остальными. Пестрый крэг - это пестрый крэг, никто не спросит, отчего так,
и по чьей вине погиб крылатый  поводырь,  дороже  которого  ничего  нет  у
человека. Все знают, что ничьей вины тут нет - только беда: по собственной
воле ни у одного из жителя Джаспера не поднимется рука  на  крэга,  ни  на
своего, ни на чужого. И страшно это -  даже  на  несколько  дней  остаться
слепым. Но, видно, крэги как-то общаются между собой  -  как  правило,  не
проходит и ночи, а к  несчастному  уже  прилетает  чей-то  чужой  крылатый
посланец, чтобы оставить  драгоценное  яйцо.  Вскоре  из  него  вылупиться
птенец-подкидыш, который обязательно будет крапчат,  как  пестрый  боб.  И
люди, не в силах побороть в себе многовековые предрассудки,  всегда  будут
относится к хозяину этого подкидыша как к парии - с молчаливым  сожалением
и не очень скрываемой брезгливостью.
     Так было, так будет.
     Никто не спросил Гаррэля, когда он остался  без  крэга,  но  не  было
минуты, чтобы настороженный юноша не ждал этого вопроса, и бросался первым
в любое опасное дело, лишь бы доказать, что он не хуже других. Замечал  ли
это командор? Естественно, замечал; но он ни  разу  не  одернул  юношу,  а
наоборот, начал посылать его туда, куда тот рвался со всем пылом юности.
     По обычаю самый младший первым имел  право  предложить  родительскому
крэгу предложить выбор планеты,  на  которой  он,  поводырь  без  хозяина,
пожелал бы остаться в полном одиночестве. У Серьги  Кентавра  планет  было
семь, но только четыре достались легко, без боя.  По  случайности  (или  в
силу недоброго предзнаменования) первая же из них - самая  зеленая,  самая
теплая, красавица с двумя  лунами  -  была  заселена  чудовищами,  давшими
название всему созвездию.
     Об этой планете лучше было совсем  не  вспоминать,  и  тем  не  менее
вспоминали все, и постоянно...  А  было  так:  звездный  переход  оказался
удачным. Единый порыв,