ыталась заставить
его коснуться головы мера,  но  Спаркс застонал так,  словно она держала
его  руку над  огнем.  Мер загадочно глянул ему в  лицо и  плавно ушел в
темную воду, так и не подплыв ближе.
     Мун  отпустила руку Спаркса,  и  та  безжизненно повисла над водой.
Спаркс медленно приблизил руку к глазам и скрючился у перил.
     Мун   услышала   за   спиной   недоверчивые   возгласы   вездесущих
представителей рода Удачи, которые под видом сопровождения королевы Лета
на  самом деле  весь  день пытались руководить ею.  Она  уже  вызвала их
недовольство своим страстным выступлением и  нарушением ритуала и теперь
понимала,  что  из-за  своего  "королевского" прошлого они  вполне могут
стать весьма опасными для  нее в  будущем.  Сейчас они были ей  особенно
неприятны -  ей  так хотелось,  чтобы их  оставили со  Спарксой наедине,
ничем не нарушая его горестных переживаний.  Только теперь она отчетливо
поняла,  что,  став  королевой,  отнюдь не  стала  более  свободной,  но
напротив, лишилась и свободы, и независимости.
     - Море  никогда ничего не  забывает,  Спарки.  Но  Хозяйка способна
простить...  -  Мун  погладила Спаркса по  голове,  взяла его  холодное,
залитое слезами лицо в  свои тоже ледяные и  влажные ладони,  ощущая его
теперешний стыд  как  острый  нерастаявший осколок  ледяного неверия.  -
Просто нужно время.
     - И целой жизни мне не хватит! - Он собственной рукой вонзил себе в
сердце этот острый осколок.  Нет,  никогда он  не будет чувствовать себя
своим ни здесь, ни в другом месте, пока не обретет душевного покоя...
     - Ах, Спаркс... пусть море будет свидетелем: сердце мое принадлежит
тебе,  одному лишь тебе, безраздельно и навсегда! - Она сказала это даже
с каким-то вызовом;  ей так хотелось,  чтобы он почувствовал,  как нужен
ей, как важно ей знать, что он это понимает.
     - Пусть море  будет свидетелем...  -  Он  повторил слова клятвы,  и
голос его постепенно становился спокойнее, теплее.
     - Спаркс...  там,  над морем, уже начался новый день, хотя здесь, в
Карбункуле,  день и  ночь различить невозможно.  Давай найдем себе место
для ночлега -  такое,  где ты мог бы забыть,  что я королева. Где я сама
забыла бы об этом...  -  Она покосилась на тех,  из рода Удачи.  [Но что
ждет нас завтра?]  -  А завтра все постепенно начнет становиться на свои
места.  Завтра сегодняшний день будет уже позади; а послезавтра... - Она
откинула назад упавшие на  глаза волосы и  посмотрела на  темные морские
волны,  где  уже не  осталось и  следа той страшной жертвы,  которую они
принесли Хозяйке на утренней заре. Море отдыхало, величественное в своем
равнодушии,  непроницаемое,  точно  зеркало,  в  котором отражалось лицо
вечной истины.  [Мне  кажется,  сегодняшний день  никогда не  кончится в
Карбункуле...  неужели завтра все-таки наступит?] Она уже видела будущее
- то  самое,  которое никогда не наступит,  если она потерпит поражение,
если споткнется,  если проявит хотя бы  минутную слабость...  Она  вдруг
прошептала Спарксу в самое ухо: - Ах, Спарки, мне так страшно!
     Он только крепко обнял ее и ничего не ответил.

				  56

     Джеруша стояла в яростном адском сиянии,  под раскинувшимся широким
зонтиком космическим кораблем.  То  был  последний корабль,  на  котором
улетала и  ее  команда.  В  лихорадочной суете последних дней  корабли с
членами Ассамблеи были выведены на  орбиту,  где находилось также немало
других кораблей, а "челноки" все сновали туда и обратно, вывозя с Тиамат
последних,   особенно   упорных   торговцев   и   измученных   чрезмерно
затянувшимся празднеством, "затерявшихся" гостей Фестиваля.
     Джеруша терпеливо закончила инвентаризацию,  несколько раз  сверила
данные различных донесений и рапортов,  подбивая итоги и стараясь, чтобы
никто  не   был  забыт  на  этой  планете,   чтобы  не  осталось  ничего
недоделанного, невывезенного, незапечатанного. Она сделала все, что было
в ее силах,  тщательнейшим образом проверив,  чтобы никто из полицейских
не  оставил оружия,  или боеприпасов,  или радиопередатчика,  или просто
штепселя в  розетке.  И  все  это  время она,  как  бы  наблюдая себя со
стороны, прекрасно знала, что назавтра она снова и снова будет проверять
и перепроверять то, что только что проверила и сделала сегодня.
     [Боги,  зачем мне все это?] Однако она прекрасно понимала, что если
закончит  свою  полицейскую  карьеру,   так  много  значившую  для  нее,
предательством,  то  уже  никогда не  сможет  построить новую  жизнь  на
обломках прежней.  [Ничто не  достается просто так.]  Она  уже видеть не
могла  мелькания  бесконечных упаковочных клетей,  контейнеров,  голубых
форм  полицейских,  исчезавших в  чреве "челнока".  И  этот "челнок",  и
космический корабль  на  орбите,  и  площадка космодрома,  и  весь  этот
поразительно   сложный   космический   комплекс,    напоминающий   живой
организм...  Не через год,  не через неделю,  не через день - меньше чем
через час все это будет для нее прошлым,  точнее, она станет прошлым для
всего этого.  Она сама отказывалась от этого ради...  Карбункула. Прежде
чем  последний космический корабль  покинет  орбиту  Тиамат,  он  пошлет
сигнал   высокой   частоты,   с   помощью   которого  уничтожит  хрупкие
микропроцессоры,  осуществлявшие контроль  над  всей  еще  оставшейся на
планете техникой.  Так что те, кто пытался тайно запастись ею, останутся
у  разбитого корыта,  и  Тиамат  неизбежно вернется  к  нулевой  отметке
технического прогресса.  Она  вдруг вспомнила одинокую ветряную мельницу
на  вершине холма в  усадьбе Миро Нгенета.  [Нет,  это  все-таки уже  не
нулевой уровень!] А ведь когда-то ей и в голову не приходило,  зачем ему
столь примитивное устройство.  [Никто не может быть более слеп,  чем те,
кто не желает видеть.] И она, совершенно неожиданно, улыбнулась.
     - Комиссар?
     Она с трудом вернулась к действительности, ожидая услышать еще одну
просьбу или рапорт.
     - Да-да...  Ах,  это ты,  Гундалину!  Он щеголевато отдал ей честь.
Улыбка осветила изжелта-бледное лицо; форма висела на нем мешком.
     - Какого черта ты тут делаешь? Тебе не следовало...
     - Я пришел попрощаться с вами,  комиссар.  КерлаТинде сказал мне...
что вы уходите в  отставку,  что вы собираетесь остаться на Тиамат,  это
правда?  -  Голос  его  звучал  растерянно,  словно ему  очень  хотелось
услышать от нее слова опровержения.
     - Да, это правда. Я остаюсь здесь.
     - Почему?  Неужели из-за  вашего нового назначения?  О  нем я  тоже
слышал... - Голос его зазвенел от гнева. - Им все возмущены, комиссар!
     [Ну,  пo  крайней мере один или  двое,  напротив,  обрадованы сверх
меры.]
     - Нет, мое назначение здесь почти ни при чем. - Ей было не по себе;
она нахмурилась,  представив, как вся полиция пережевывает сплетни об ее
отставке,  словно  беззубые старики  на  городской площади.  Решив,  что
жаловаться бесполезно,  она тогда сдержала свой гнев, однако вскоре всем
стало известно о том,  как ее унизили. И она решила ни за что и ни с кем
не обсуждать ни свое решение, ни свое прошение об отставке - она не была
уверена,  чего боялась больше:  то ли того,  что ее попытаются заставить
переменить решение, то ли того, что никто ничего подобного не сделает.
     - Почему вы мне ничего не сказали?
     Она перестала хмуриться.
     - Ах, БиЗед! У тебя и без меня неприятностей хватало. Зачем же было
взваливать на тебя еще и эти заботы.
     - У меня было бы вдвое больше неприятностей,  если бы вы меня тогда
не прикрыли, комиссар. - Подбородок его заострился и вздернулся вверх от
одерживаемых эмоций.  -  Я прекрасно знаю -  если бы не вы, я не имел бы
теперь права носить эту форму.  Я знаю, как много она всегда значила для
вас...  гораздо больше,  чем для меня самого; я понял это только сейчас;
мне ведь никогда не приходилось сражаться за нее...  А  теперь вы от нее
сами отказываетесь...  -  Он потупился. - Черт возьми, если б я мог хоть
как-то изменить ваше новое назначение,  я из кожи бы вылез! Но я... - Он
изучал шрамы у  себя на запястьях.  -  Я  больше уже не сын своего отца!
"Инспектор Гундалину" - это все, что мне теперь осталось. И я десять раз
благодарен вам за  то,  что у  меня осталось хотя бы  это.  -  Он  снова
посмотрел на нее.  -  Я имею право только спросить вас:  почему?  Почему
именно Тиамат?  В конце концов,  отставка -  это еще не конец жизни,  но
почему, черт побери, вы выбрали эту планету, если вам так хочется начать
новую жизнь?  С любой другой вы, по крайней мере, могли бы улететь, если
она вам не понравилась!
     Джеруша покачала головой и улыбнулась с решительным видом.
     - Я  не трусиха,  БиЗед,  и я всегда довожу начатое до конца.  Я бы
никогда не осталась, если бы у меня не было конкретной цели. И по-моему,
здесь  меня  ждут  настоящие  дела,  хотя,  может  быть,  это  и  звучит
неправдоподобно.  -  Она подняла голову и посмотрела на окна космопорта,
выходившие на летное поле -  там,  в одном из темных пустых залов Нгенет
Миро незаметно наблюдал за отлетом последнего "челнока" и ждал ее,  ждал
того момента, когда она станет наконец неотделимой частью этого мира.
     Гундалину смотрел на Джерушу озадаченно.
     - Вы ведь всегда ненавидели эту планету,  даже больше, чем я... Что
же такое, клянусь именами десяти тысяч богов, могли вы тут отыскать...?
     - Теперь я  молюсь только одному богу.  -  Она покачала головой.  -
Богине. И как мне кажется, работаю тоже во имя ее.
     Он был потрясен, но, похоже, начинал догадываться.
     - Вы хотите сказать,  что служите...  королеве Лета? То есть - Мун?
Значит... вы и Мун?..
     - Именно так.  - Она кивнула. - Как ты догадался, БиЗед? О том, что
она победила?
     - Она приходила ко мне в госпиталь и рассказала обо всем.  -  Голос
его казался безжизненным.  -  Я видел ее маску...  Это -  как сон!  - Он
изобразил что-то  непонятное в  воздухе и  закрыл глаза,  погрузившись в
воспоминания. - Она приводила с собой Спаркса...
     - БиЗед, что же с тобой будет?
     - Она  тоже  спрашивал меня  об  этом.  -  Он  словно проснулся.  -
Человек,  лишенный лат, практически беззащитен, комиссар. - Он улыбнулся
открыто и  мужественно.  -  Но,  может быть,  именно поэтому он и  более
свободен. Это мир... этот мир непременно сломал бы меня. Но Мун доказала
мне,  что даже я могу склониться, но не сломаться, если покорюсь ему. Во
мне самом и в нашей Вселенной заключено куда больше возможностей,  чем я
предполагал.  Там  найдется место  и  всем  моим  мечтам,  и  всем  моим
кошмарам...  Там есть место и для героев,  упавших в сточную яму,  и для
тех, кто в каждом зеркале видит лишь свое отражение; там можно встретить
святых,  живущих на промерзших пустошах, и лживых глупцов, что восседают
на  троне мудреца,  и  там множество голодных тянут свои руки в  мольбе,
которая  никогда не  получит ответа...  Все  становится возможным,  если
найдешь в  себе мужество признать,  что  все  на  свете относительно.  -
Горькая,  но  самоуверенная усмешка скривила его  губы.  Джеруша слушала
молча, не веря собственным ушам.
     - Жизнь  всегда представлялась мне  в  виде  идеально ограненного и
отшлифованного   бриллианта,    комиссар,   -   острые   четкие   грани,
прозрачность,  идеальная форма.  Жалкие мыслишки,  разумеется, бродили в
моей душе,  но там и оставались до поры до времени.  Теперь же...  -  Он
пожал плечами.  - Острые грани бриллианта порой преломляют свет так, что
родятся многочисленные радуги,  и  в  их свете все становится нестойким,
зыбким. Не знаю, смогу ли я снова видеть все столь же четко, как прежде.
- В голосе его невольно зазвучали трагические ноты.
     [Но с  таким видением мира тебе цены не  будет!]  Джеруша заметила,
как он без конца ищет что-то в безбрежности опустевшего космопорта, то и
дело поглядывая на  ближайшую дверь,  словно ожидая,  что  новое видение
мира каким-то образом позволит ему в последний раз увидеть Мун.
     - Нет,   БиЗед.  Ее  здесь  нет.  Для  нее  космопорт  -  запретная
территория.
     Взгляд Гундалину вдруг прояснился; он остро посмотрел на нее.
     - Да,  мэм.  Я законы знаю.  -  Но по тону его было ясно,  что даже
законы природы кажутся ему теперь несовершенными; а уж законы, созданные
людьми,  представляются такими же  ущербными,  как  и  те  люди,  что их
создают;  что он отлично понимает,  кто такая Мун и в чем она,  Джеруша,
намерена ей помочь... что он готов отступить в сторону и не мешать им. -
Может быть, оно и к лучшему. - Он явно не верил собственным словам.
     - Я постараюсь как можно лучше заботиться о ней ради тебя, БиЗед.
     Он застенчиво засмеялся - в Смехе его угадывалась нежность.
     - Я знаю, комиссар. Но что может быть сильнее ее самой?
     - Равнодушие.  -  Джеруша  сама  удивилась  собственному ответу.  -
Равнодушие,  Гундалину, - самая великая сила во Вселенной. Оно все может
сделать  бессмысленным.  Любовь  и  ненависть не  способны противостоять
равнодушию.  Благодаря ему процветает чудовищная несправедливость.  Само
по  себе  равнодушие пассивно,  но  оно  открывает дорогу  другим силам.
Именно это и делает его столь могущественным.
     Он медленно покивал в знак согласия.
     - И может быть,  именно поэтому Мун вызывает у людей такое доверие.
Она  не  равнодушна,   она  все  принимает  близко  к  сердцу,  и  люди,
соприкоснувшись с ней,  становятся не безразличны сами себе. - Гундалину
снова уставился на  свои свежие еще шрамы на запястьях.  -  Она даже это
умудрилась сделать почти невидимым...
     - Ты мог бы тоже остаться здесь, БиЗед.
     Он покачал головой, руки его бессильно упали.
     - Был  такой  миг...   но  только  не  теперь.  Не  одна  лишь  моя
собственная жизнь переменилась.  Я больше не принадлежу этому миру. Нет,
- он  вздохнул,  -  теперь существуют две планеты,  которые я,  по  всей
вероятности,  никогда больше не  увижу,  ну  разве что через тысячу лет.
Тиамат  и  Харему,  моя  родина.  -  Он  пошатнулся и  сел  на  один  из
контейнеров. - Моим соотечественникам эти шрамы всегда будут видны, даже
когда они станут практически незаметны.  Что ж, остается еще целых шесть
планет -  есть из чего выбрать!  Кто знает,  что я  смогу обрести где-то
там?..  - Но взгляд его упорно возвращался к дверям космопорта в поисках
того, чего ему никогда уже не найти.
     - Отличную карьеру во всяком случае!  -  Джеруша включила микрофон,
прицепленный к воротнику куртки.
     Гундалину просидел рядом с ней до тех пор,  пока в чрево корабля не
была  погружена  последняя  порция  контейнеров и  Джеруша  не  получила
последний рапорт о том,  что погрузка закончена. Наконец последний из ее
команды от  себя  лично пожелал ей  счастливо оставаться и  отправился в
сторону грузового лифта.
     - А   вы  разве  не  подниметесь  на  борт,   чтобы  попрощаться  с
остальными? - спросил ее Гундалину.
     Она  только молча покачала головой,  чувствуя,  как  сердце сжимает
чья-то безжалостная рука.
     - Нет, это мне не по силам, БиЗед. Если я сейчас поднимусь на борт,
то не уверена,  что смогу вернуться обратно, сколь бы ни были сильны мои
убеждения. - Она передала ему блок дистанционного управления и микрофон.
- Вы и  без меня все сможете объяснить им,  инспектор Гундалину.  И  еще
возьмите вот это.  -  Она отстегнула от  воротника комиссарские значки и
протянула ему. - Не потеряйте. Они вам еще пригодятся.
     - Спасибо,  комиссар!  - От волнения его веснушки порозовели, и она
невольно улыбнулась.  Он так сжал в здоровой руке эти значки,  словно те
были  редкое сокровище.  -  Надеюсь,  что  буду  носить их  с  таким  же
достоинством и  честью,  как это делали вы.  -  Он  протянул к  ней свою
искалеченную руку в традиционном прощальном жесте уроженца Харему, и она
коснулась его запястья своим, прощаясь с ним навсегда.
     - Прощай, БиЗед. Пусть боги улыбаются тебе везде, где бы ты ни был!
     - И  пусть  они  улыбаются  вам,   комиссар!   И  пусть  даже  ваши
прапраправнуки вспоминают о вас с благоговением.
     Она  взглянула на  те  далекие темные  окна,  за  которыми ее  ждал
Нгенет,  и улыбнулась.  Интересно,  подумала она, что эти прапраправнуки
смогут сказать его, Гундалину, потомкам, когда снова встретятся здесь?
     Они торжественно отдали друг другу честь.
     - Не  забудьте отключить электричество!  -  крикнула она ему вслед,
когда он  уже  двинулся к  грузовому лифту,  где  его  ожидала последняя
группа инопланетян,  и  резко отвернулась,  чтобы не видеть,  как кабина
лифта зовет ее,  сводя с ума... И очень быстро пошла - но не побежала! -
к дверям здания космопорта.
     Нгенет ждал ее в пустом вестибюле; он обнял ее за плечи, и они оба,
стоя   у   прозрачной  стены,   стали  смотреть  на   одинокий  корабль,
возвышавшийся над пусковой шахтой,  такой же одинокий сейчас, как и они.
Миро  о  чем-то  спокойно  рассказывал,  делал  комплименты  ее  умелому
руководству  погрузкой,  задавал  всякие  пустые  вопросы,  стараясь  ее
успокоить,  но  голос его  звучал приглушенно,  словно он  был  потрясен
грандиозностью и  важностью момента.  Она  рассеянно отвечала ему,  едва
разбирая, какие слова произносит каждый из них.
     Корабль  как-то  слишком  долго  стоял  неподвижно в  предстартовом
положении -  особенно долгим это  казалось ей  из-за  все  возрастающего
нетерпения,  -  и она,  сняв наушники,  дала Нгенету тоже послушать, что
происходит там,  внутри;  как втягивают на борт подъемные краны и прочее
оборудование,  как  офицеры космической службы совершают последний обход
контрольных пультов и грузовых отсеков.
     - У  вас  все в  порядке,  гражданка ПалаТион?  Джеруша вздрогнула,
когда  в  наушниках  прозвучал  голос  капитана  корабля,  обращавшегося
непосредственно к ней.
     - Да.  Да,  все отлично.  -  [Гражданка...] Совершенно необъяснимое
разочарование шевельнулось в душе. - Все в порядке, капитан.
     - Вы уверены, что по-прежнему хотите остаться здесь? Миро выжидающе
смотрел на нее.  Она глубоко вздохнула,  кивнула...  и  сказала,  словно
опомнившись:
     - Да,  я  абсолютно уверена,  капитан.  И все равно:  спасибо,  что
спросили.
     Жизнь и суета еще несколько секунд царили на том конце наушников, а
потом наступила мертвая тишина.  Довольно долго она  не  могла стряхнуть
охватившее ее оцепенение, словно услышала шаги собственной смерти; потом
наконец стянула с головы умолкнувшие наушники.
     У  сопл корабля замигали огни.  Она не сводила с них глаз,  надеясь
увидеть миг взлета. От вспышек перед ее взором поплыла пелена.
     - Смотри. Они взлетают!
     И  она  увидела,  как  задрожал корпус корабля,  как  ответным эхом
дрогнули  решетки  энергосистем  космопорта,   и  корабль  начал  плавно
подниматься в  чуть  дрожащем,  плывущем мареве.  Купол  Звездного порта
раскрылся,   подобно  цветку,  и  выпустил  корабль  в  глубины  черной,
пронизанной светлячками звезд  ночи.  А  корабль стремился все  выше,  в
кромешную тьму,  где  в  невероятной вышине должен был  присоединиться к
целой флотилий космических кораблей, а потом могучие двигатели помчат их
дальше,  к  Черным Воротам,  и  они никогда больше -  за  тот срок,  что
отведен ей, Джеруше, - не вернутся в этот мир.
     Купол космопорта снова закрылся, и звезды над головой исчезли.
     Джеруша посмотрела вниз,  на светящиеся линии взлетного поля, потом
- на собственное отражение в  стекле:  одинокая фигурка в  темном пустом
зале,  похожая  на  брошенную игрушку,  на  ставший  ненужным  сломанный
предмет... [О боги...] Она прикрыла лицо рукой и пошатнулась.
     - Джеруша.  -  Миро нерешительно обнял ее.  -  Я обещаю тебе: ты не
пожалеешь, что осталась.
     Она кивнула, сильнее закусывая губу.
     - Ничего,  сейчас все пройдет.  Вот только чуточку отдышусь.  - Она
отняла руку от лица,  одернула куртку.  -  Неофитам всегда трудно. - Она
неуверенно улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ.
     - Твое место здесь,  н