блю.  Элсевиер вздрогнула и
стряхнула с себя задумчивость.
     - Силки!  Что это было?  Что-то не в порядке?.. - Защитный кокон не
давал ей  двигаться.  Она даже пальцем не  могла ни до чего дотронуться,
даже  голову хоть  на  дюйм  повернуть;  ничего не  оставалось -  только
глядеть прямо  перед  собой  на  все  разрастающуюся на  экране  раковую
опухоль.
     - Нужно  с-с-следить за  с-с-своими ча-с-с-сами.  Она  вздохнула со
смешанным чувством облегчения и раздражения, увидев, что это ее наручные
часы со стуком прилепились к  нижнему углу экрана.  Изображения звезд на
нем  сдвинулись ближе к  центру;  "черная дыра" словно надела звездчатую
корону - символ ее власти над самим светом...
     Какая  неосторожность!  Что-нибудь  -  даже  значительно меньше  ее
часов,  -  оставшись без  присмотра,  могло запросто пробить дыру в  той
хрупкой оболочке, что отделяла их от гибели.
     - Все,  я  их поймала!  Ох,  Силки,  я слишком много раз переживала
подобные путешествия;  нелегко мне  в  одиночку нести груз стольких лет.
ТиДжей был моей силой... но его больше нет. Силки.
     Она чувствовала в  окружающем их  космосе какое-то легкое дрожание;
и, снова подняв глаза, увидела перед собой не чудовищный звездный вихрь,
а красноватую пелену -  дьявольское свечение Черных Ворот: конечная цель
была близка.
     - Сейчас она держит под контролем стабилизаторы поля,  Силки, иначе
мы бы уже полетели кувырком! Я знала, я была уверена, что она сможет нас
удержать!
     [Но  что,  если  такое напряжение разрушит ее  мозг?]  Если  с  Мун
что-нибудь  случится,  она,  конечно,  никогда себе  этого  не  простит.
Никогда.  Даже за  те  несколько дней,  что они провели вместе,  девочка
одним лишь своим присутствием успела подтвердить справедливость того, во
что всегда верил ТиДжей.  Обладающая гибкой и независимой психикой,  она
уже начала оправляться от потрясения,  вызванного ее внезапным отлетом с
Тиамат,  стала  интересоваться открывавшимися перед  нею  возможностями,
которые они,  инопланетяне,  предлагали,  чтобы умилостивить ее. В ярком
космическом комбинезоне,  никто  никогда  не  признал бы  в  ней  теперь
второсортного  обитателя  отсталой  планеты,  некогда  носившего  грубые
самодельные  одежды  и  считавшегося недостойным  приобщения  к  Знанию.
Однако    великая   цивилизация,    создавшая   гигантскую,    связанную
компьютерными узами сеть предсказателей,  и куда более значительная, чем
их  собственная,  рассудила иначе:  эта девушка с  планеты Тиамат вполне
заслуживает внимания и признания.
     ТиДжей всегда мечтал о  том  времени,  когда все  разумные существа
обретут  равные  права  на   реализацию  собственного  интеллектуального
потенциала.   Именно   поэтому  он   и   начал   заниматься  технической
контрабандой,   несмотря  на   бурные   протесты  Элси.   "Есть   разные
контрабандисты,  сердце мое", - говаривал/он, ухмыляясь; к этому времени
она уже знала,  что никто и ничто не способны сбить его с пути,  если он
избрал этот  путь согласно собственным внутренним убеждениям...  Даже ее
он не стал бы слушать...
     Гегемония сдерживала развитие Тиамат с помощью различных запретов и
ограничений,  не  давая  ей  создавать  собственную технологическую базу
(Элси помнила,  какими громовыми речами разражался ТиДжей в их крошечной
квартирке);  и обитатели этой планеты оставались как бы вечными,  хотя и
избалованными,  детьми,  которым дают  игрушки,  тщательно отобранные их
умными  родителями и  учителями,  вполне  способными в  случае чего  эти
игрушки и  отобрать.  И  все это делалось ради одной-единственной цели -
получения драгоценной "живой воды",  которая успела совратить уже немало
высокорожденных граждан  Гегемонии,  вселив  в  них  надежду  на  вечную
молодость.
     Если бы Тиамат,  предоставленная самой себе,  развивалась нормально
хотя бы в течение тех ста с лишним лет,  пока она остается для Гегемонии
недоступной,  кто знает,  что нашли бы  там инопланетяне во время своего
очередного  визита.   Может  быть,   даже  общество,   вполне  способное
противостоять их влиянию, разочаровавшееся в чужих механических игрушках
и научившееся отлично делать свои собственные,  - то есть такую планету,
которая решила сохранить возможность бессмертия исключительно для себя и
чрезвычайно устала от  эксплуатации своих ресурсов чужаками.  Может быть
даже,  новое общество Тиамат сочло бы аморальным истребление меров...  и
не просто аморальным,  но губительным для себя,  ибо именно это толкнуло
Тиамат на путь,  следуя которому планета Киду,  например, превратилась в
помойку  для  чужих  радиоактивных отходов.  Тиамат  безусловно обладала
сокровищем,  которого ни  одна  другая  планета  Гегемонии предложить не
могла,   и   обладание  им   стало  для   нее  скорее  проклятием,   чем
благословением.
     Такую ситуацию ТиДжей считал недопустимой.  Понимая,  что все равно
не  остановит его,  Элси снова и  снова отправлялась с  ним вместе,  как
всегда не  в  силах отказать ему ни  в  чем.  И  разумеется,  попалась в
ловушку этой его страсти...  так что и  после смерти ТиДжея они вместе с
Силки продолжали свои "крестовые походы", и теперь только это составляло
смысл ее жизни.
     Случай соединил ее судьбу с  судьбой этой девочки Мун -  словно для
того только,  чтобы доказать,  что все было не  напрасно.  В  Мун как бы
воплотились их лучшие надежды и упования.  Ведь у них с ТиДжеем детей не
было. ТиДжей гордился бы такой дочерью, а она, Элси, с радостью стала бы
беречь и опекать ее, считая, что ей наконец-то повезло...
     Она почувствовала тошнотворное головокружение:  могучие космические
течения словно  высасывали силы  из  ее  неподвижного тела.  Несмотря на
включенное защитное поле,  корабль все же  был не в  состоянии полностью
спасти  их  от  излучения.  Она  снова  посмотрела  на  экран,  прямо  в
сверкающую сердцевину черного сгустка. О [Господи, я больше не могу! Это
происходит слишком часто и  продолжается слишком долго!] Хорошо хоть Мун
не  испытывала страданий,  ибо  душа ее  в  эти мгновения была пленницей
чего-то  огромного,  далекого,  находящегося по  ту сторону галактики...
[Мне не следовало этого делать;  я  сделала это только ради Кресса...  О
боги, хоть бы. с ним-то все было в порядке!] Кресс по-прежнему лежал под
аварийным колпаком;  они не осмелились перенести его куда-либо еще. Но в
целом и  сам  корабль,  и  все  его  оборудование были достаточно хорошо
приспособлены для осуществления Перехода;  так что,  если хоть кто-то из
них останется в живых. Кресс выживет тоже...
     Суставы  буквально  выворачивало,   потом   Элсевиер  почувствовала
удушье,  все  возрастающее по  мере  того,  как  поднималась температура
внутри.  Она  представляла себе,  как  раскалена сейчас внешняя оболочка
корабля, гирькой падавшего к дальнему краю "черной дыры".
     Этот корабль был сделан из самых прочных, самых упругих материалов,
известных  человеку,   и  снабжен  защитными  палями,   помогавшими  ему
осуществить спуск в космический водоворот.  Он был максимально компактен
и  имел  форму  плоского  диска,  похожего  на  монетку;  гравитационные
стабилизаторы поддерживали его  широкие  плоскости  в  одном  и  том  же
положении в течение всего Перехода. Ибо стены этого космического колодца
были столь отвесны,  что  если бы  корабль утратил устойчивость и  начал
кувыркаться,  то  мгновенно оказался бы  разорванным на  куски вихревыми
течениями.  За  этим  последовала бы  смерть,  чудовищная агония,  и  их
предсмертные вопли  навсегда  замерли  бы  в  черной  бездонной пустоте.
Проход  через  Ч„рные Ворота требовал чрезвычайной выносливости -  и  от
людей,   и  от  техники  -   и  максимального  использования  достижений
космической технологии Харему.  Лишь симбиотическое слияние компьютерной
техники  и   живого  человеческого  мозга  у  специально  подготовленных
астронавигаторов давало возможность не  только выдержать Переход,  но  и
посадить корабль в единственно допустимом месте на самой границе "черной
дыры".
     А что, если Мун все еще держит стабилизаторы, тратя последние силы,
но  они  уже  пропустили тот  крохотный выход в  подпространство,  через
который  можно  вырваться  из  объятий  "черной  дыры"?   Жители  Харему
научились проходить через  Черные Ворота более  тысячи лет  тому  назад,
воспользовавшись  научными  данными  Старой   Империи,   полученными  от
предсказателей.  Сама  же  Старая  Империя издавна обладала космическими
кораблями,  передвигавшимися со  скоростью,  значительно  превосходившей
скорость света,  что  позволяло Империи держать под контролем даже самые
отдаленные,  недоступные Гегемонии миры;  впрочем, Старая Империя вполне
успешно пользовалась и Черными Воротами для ускоренной переброски грузов
и  людей.  Гегемония же подбирала крохи с  ее стола,  пытаясь постепенно
установить  собственную  власть   хотя   бы   среди   ближайших  планет,
составлявших лишь  малую  часть  того,  что  называлось Старой Империей.
Однако она развивалась быстро, по-прежнему, впрочем, не обладая, знанием
тех  законов  и  сил,  которые  использовала в  своих  интересах  Старая
Империя...  Если  корабль при  прохождении Черных Ворот не  оказывался в
нужный   момент  в   точке,   имеющей  строго  определенные  космические
координаты,   он   мог   очутиться   в   совершенно  неведомых  пределах
космического пространства, не имея поблизости ни одной знакомой звездной
системы   и   никаких   данных   относительно  своего   местонахождения,
позволяющих ему  вернуться...  Или  он  мог  вообще  никогда  больше  не
появиться ни в одном из уголков Вселенной... Корабли пропадали в "черной
дыре" и раньше; и если пропадали, то навсегда.
     Элсевиер чувствовала, что глаза ее под сомкнутыми веками распухают,
вылезают из  орбит;  больше не  было сил  смотреть на  раскаленные стены
черного колодца,  высасывавшие из  них  жизнь.  Она слышала,  как стонет
корабль,  и  ей  казалось,  что  сама она  вот-вот  рассыплется в  прах.
Пульсирующая слепящая чернота эхом отдавалась у  нее внутри,  и сознание
наконец  уступило:  Элсевиер позволила всем  своим  страхам и  сомнениям
взорваться,   взлететь,  подобно  снопу  искр,  и  с  радостью  отдалась
беспамятству.
     Черные Ворота открылись и выпустили их.

				  17

     [Этого не  может быть.]  Джеруша,  стиснув руки за  спиной,  стояла
посреди элегантного дома  в  верхнем городе и  смотрела в  шестиугольное
окно  на  улицу.  Дети  приплясывали среди каких-то  немыслимых кружков,
нарисованных ими на древних плитах тротуара, - дети зажиточных горожан и
инопланетян играли вместе,  равнодушные и к космическим расстояниям, что
разделяли их родные планеты,  и ко взглядам, что разделяли их родителей.
Джеруше не хотелось думать о  расстояниях,  о  различиях,  об ужасном...
[Этого просто не может быть!]
     Но  даже столь яростное неприятие не могло отвлечь ее от того,  что
вновь и вновь воскресало в ее памяти и душе,  от той ночи,  когда сигнал
тревоги -  она как раз дежурила -  заставил ее  выскочить из-за  стола и
помчаться вверх по  темным улицам Карбункула.  И  она никогда не забудет
того,  что услышала,  влетев в  дом ЛиуСкеда,  -  то был не человеческий
голос, но рев и стон измученной бессловесной твари.
     А потом, включив свет, она закричала. Она не кричала так по крайней
мере лет  двадцать,  давно научившись владеть собой,  но  тут не  смогла
сдержать ни крика ужаса,  ни слез.  Она оказалась не в  силах воспринять
случившееся:  ей  не хотелось видеть это окровавленное существо -  то ли
человека,  то  ли животное,  -  что с  каким-то блеянием ползало по полу
наполненной  отвратительным  смрадом  комнаты...   бредовый,   кошмарный
призрак того,  кто  некогда был человеком.  И  не  просто человеком,  но
КОМИССАРОМ ПОЛИЦИИ  ПЛАНЕТЫ  ТИАМАТ!  Который  сжег  свой  мозг,  приняв
сверхдозу спага.  Боги, да проживи она еще хоть тысячу лет, и то никогда
не  забудет этого зрелища!  Джеруша яростно заморгала,  потому что дети,
игравшие на улице,  вдруг расплылись у нее перед глазами. Сколько она ни
старалась выбросить эти воспоминания из головы,  они липли к ней, словно
трупный запах,  путали чувства и мысли.  Работая в полиции, она повидала
немало такого,  что  способно было  закалить даже самую нежную душу;  но
когда с  кем-то из твоего непосредственного окружения случается такое...
Она не очень-то любила ЛиуСкеда,  но никто в мире не заслуживал подобной
участи,  подобного самоуничтожения.  Хотя,  возможно, ЛиуСкеду теперь на
вс„ наплевать,
     Но ведь у него были дети, семья. Мантаньес, исполняющий обязанности
комиссара полиции,  поручил Джеруше "оказать всестороннюю помощь супруге
ЛиуСкеда в  подготовке к отъезду с Тиамат".  "Лучше,  если в такое время
рядом с Марикой будет женщина",  - сказал ей Мантаньес и, надо отметить,
вполне искренне.  Она прикусила язык,  не  решившись возражать.  [Что ж,
черт побери, может, он и прав.]
     Она  не  слишком хорошо представляла себе,  как встретится теперь с
Марикой  ЛиуСкед и  двумя  ее  маленькими дочками -  после  увиденного и
услышанного в  ту ночь.  Но длительная выучка и богатый опыт помогли,  и
она,   взяв  себя  в  руки,   похоже,   произвела  весьма  благоприятное
впечатление на растерявшуюся и убитую горем женщину.
     Лесу  Марика  всегда  держалась отчужденно и  холодно во  время  их
предыдущих встреч:  ЛиуСкед  частенько  заставлял  Джерушу  играть  роль
любимой нянюшки, вместе с семьей хозяев посещающей Лабиринт. Теперь роли
переменились.  Как и большая часть живущих на Тиамат полицейских - как и
сама Джеруша,  -  ЛиуСкед и его семья были с планеты Ньюхевен; и теперь,
вспомнив родной язык и  обычаи,  Марика вела себя с Джерушей так,  точно
прежде они не были знакомы,  но, случайно встретившись на чужой планете,
вдруг обнаружили,  что  у  них  много общего.  Жена ЛиуСкеда и  его дети
теперь возвращались домой, к семье и старым друзьям (комиссар тоже летел
с   ними,   чтобы  провести  остаток  жизни  в  специальном  медицинском
учреждении;  но  этой  темы  они  всячески избегали),  так  что  Джеруша
старалась затрагивать только спасительные общие темы.  Все  они  мечтали
поскорее снова увидеть родную планету,  и  она говорила с отъезжающими о
выцветших от летнего зноя полуднях Ньюхевена, об энергичных, быстрых как
ртуть его обитателях,  о  космодроме Метрополиса,  ще она впервые видела
великолепный  праздник,   устроенный   в   честь   визита   на   планету
премьер-министра,  и была совершенно очарована этим празднеством;  о тех
днях, когда она сама еще только мечтала о полетах в иные миры...
     Джеруша услышала,  что  кто-то  молча подошел и  остановился с  ней
рядом;  глянула искоса и  увидела десятилетнюю Лесу Андради,  младшую из
двух дочерей ЛиуСкеда. Это была умненькая, любознательная девочка, очень
непохожая на  свою  старшую  жеманную сестрицу,  и  Джеруша успела  даже
полюбить ее:  И  только то,  что Андради,  вечно висевшая у нее на руке,
смотрела на  нее,  одетую в  полицейскую форму,  с  тем же благоговейным
обожанием и  восхищением,  что и  на служивших в полиции отца и старшего
брата,  заставляло ее  как-то терпеть унизительную роль няньки,  которую
отводил ей ЛиуСкед в своем доме.
     Сейчас Андради, сгорбившись, как и сама Джеруша, стояла с ней рядом
у  окна -  маленькая,  несчастная,  в  бесформенном сереньком платье,  с
вымазанным золой лбом...  Семейство было в  трауре,  как если бы ЛиуСкед
умер по-настоящему.  Но боги не были к нему так милосердны... [Какие там
боги!]  Джеруша поджала губы так,  что они превратились в  тонкую нитку.
Боги-то  как  раз  не  имели  к  этому  ни  малейшего  отношения;  здесь
прямо-таки разило человеческой подлостью и предательством!
     Андради тайком смахивала слезы,  глядя, как играют другие ребятишки
- в  том  мире,  от  которого сама она  теперь оказалась вдруг полностью
отрезанной.
     - Жаль,  что я  не могу попрощаться со Скелли и  Минук.  Но мама не
разрешает нам выходить, потому что... из-за папы.
     Джеруша  подумала:   неужели  ее  мать  считает  подобное  прощание
неуместным только из-за траура?  А может, просто боится, что другие дети
могут обидеть ее девочек? И сказала Андради:
     - Ничего, они не обидятся и все поймут.
     - Но я  не хочу уезжать и навсегда расставаться с ними!  Я ненавижу
этот Ньюхевен!  - Андради родилась на Тиамат, а ее весьма заботившиеся о
собственной   репутации   родители   во   всем   предпочитали  следовать
претенциозным правилам светской жизни  Харему,  так  что  родная планета
была для девочки не более чем просто названием, бездушным символом того,
что вдруг так внезапно и неприятно поломало ее судьбу.
     Джеруша обняла  Андради за  худенькие плечи,  оглядывая поверх;  ее
головы  холодно-стерильное убранство комнаты.  Она  слышала приглушенный
шум на  верхних этажах,  где Марика с  помощью слуг заканчивала паковать
багаж.  Большая часть дорогой мебели оставалась здесь -  не  из-за того,
что  везти  ее  ракетой было  Марике  не  по  карману,  но  скорее,  как
подозревала Джеруша,  из-за  тех болезненных ассоциаций,  которые отныне
всегда будут вызывать эти предметы.
     - Я  понимаю,  Андради,  почему сейчас ты  Ньюхевен ненавидишь.  Но
когда ты туда приедешь,  то найдешь себе новых друзей, и они научат тебя
лазить по деревьям пронг и  плести из их коры шляпы.  Они возьмут тебя в
поход за  теми  цветами,  что  цветут только ночью и  искать их  нужно с
фонарем; а в дождливый сезон вода там падает с небес, словно теплый душ,
прямо  на  виноградные лозы,  что  всегда  покрыты сладкими ягодами.  Ты
сможешь ловить в  пруду светящихся вогов...  -  Хотя весьма сомнительно,
что Марика позволит дочерям ловить вогов.
     Андради фыркнула.
     - А кто... это такие?
     Джеруша улыбнулась.
     - Такие  маленькие животные,  вроде рыбок,  которые в  сезон дождей
живут в  лужах и  заполненных водой ямках,  а летом зарываются в грязь и
спят там, пока снова не пойдут дожди.
     - Целых сто лет? - Глаза Андради расширились. - Это ведь так долго!
     Джеруша рассмеялась, догадавшись, в чем дело.
     - Нет,  не сто -  всего-то года два.  Там зима и лето не длятся так
долго, как здесь.
     - Ой, вот здорово! - Андради захлопала в ладоши. - Это будет похоже
на вечную жизнь. Как у Снежной королевы!
     Джеруша поморщилась, прогнала неприятные мысли и кивнула.
     - Вот туда ты и поедешь.  Тебе понравится на Ньюхевене.  Я знаю,  я
там выросла.  -  Она теперь даже не вспоминала о том, что в юности стало
ей там ненавистно.  -  Я бы и сама с удовольствием туда вернулась! - Эти
слова вырвались у нее уже совершенно непроизвольно.
     Андради, разумеется, тут же прилипла к ней как репей.
     - Да,  да, да, Джеруша! Пожалуйста! Давай поедем вместе! Ты сможешь
показать мне все;  я так хочу,  чтобы ты поехала со мной!  - Девочка вся
дрожала. - Ты очень добрая для полицейского, - прибавила она вдруг.
     Джеруша молча погладила темную курчавую головку,  догадываясь,  что
именно в  ней,  инспекторе ПалаТион,  воплотился теперь для этой девочки
символ стабильности и веры,  рухнувший столь внезапно.  Она всем сердцем
сочувствовала Андради,  удивляясь тому,  сколь сильно эта малышка успела
привязать ее к себе.
     Она  расцепила тонкие теплые ручонки,  вцепившиеся в  ее  форменный
ремень, и взяла их в свои.
     - Спасибо тебе,  Андради.  Спасибо за то, что попросила. Я бы очень
хотела поехать с  тобой,  но  моя  работа здесь еще не  закончена.  Твой
отец...  твой отец не  виноват в  том,  что  с  ним случилось,  Андради.
Неважно,  кто тебе что говорит на этот счет,  ты только не верь тем, кто
скажет,  что он сам во всем виноват. В этом он не виноват. Это сделали с
ним другие.  Пока я  еще не  знаю,  кто именно;  но непременно узнаю.  И
непременно заставлю их  заплатить за  это.  И  тогда ты получишь от меня
весточку и  будешь знать,  кто сделал такое с  твоим отцом.  М