ваше величество,  - холодно поправила ее ПалаТион. - Другой
диллип. Свободный гражданин Гегемонии, гость гражданина Нгенета. На него
напали убийцы.  По  словам Нгенета,  пропала еще одна его гостья,  и  мы
полагаем,  что  она  тоже была убита.  Это гражданка Тиамат,  жительница
Летних островов по  имени Мун,  Покорительница Зари.  Тела  убитых меров
были к тому же зверски изрублены на куски...  -  ПалаТион явно старалась
произвести как можно более сильное впечатление на королеву.
     - Изрублены? - переспросил Спаркс. Слишком громко переспросил.
     Ариенрод заметила,  что  ПалаТион не  сводит с  нее глаз,  особенно
после того,  как произнесла имя Мун: [она что-то знает!] Однако Ариенрод
была готова к разговору и вполне владела собой. Тон ее, вежливо-ледяной,
совершенно не изменился.
     - Это имя мне смутно знакомо... Она не родственница тебе, Спаркс?
     - Да,  ваше  величество.  -  Пальцы одной  его  руки  так  стиснули
запястье другой,  что побелели косточки;  ногти впились в кожу.  -  Если
угодно, она была моей... двоюродной сестрой.
     - Прими мои соболезнования. - Сочувствия в ее голосе не было.
     ПалаТион  наблюдала  за   ней  не   то  с   удивлением,   не  то  с
разочарованием.
     - Эта девочка нарушила закон.  Она вернулась на Тиамат,  побывав на
другой планете. - Что-то скрипнуло.
     - Мне кажется,  я припоминаю этот случай...  - [И я думала, что все
уже кончено, но до конца еще далеко.]
     - Что вы  имели в  виду,  утверждая,  что эти меры...  были зверски
изрублены на куски? - снова спросил Спаркс. - Как это - зверски?
     - В  полицейском участке  имеется видеозапись;  если  вам  нравится
смотреть такого рода фильмы...
     - Черт побери,  я  вовсе не это хотел сказать!  Я  хочу знать,  что
случилось с Мун!
     - Ну-ну,  Спаркс!  -  Ариенрод, совершенно спокойная, наклонилась к
нему.  - В конце концов, комиссар, это его двоюродная сестра. И, конечно
же,  ему не безразлично,  что там произошло. - [Черт бы его побрал! Всем
заметно, что ему это не безразлично!]
     - С них...  содрали шкуры,  ваше величество. - ПалаТион по-прежнему
сурово хмурилась.
     - Шкуры?  -  Она с  легким недоверием в  глазах снова повернулась к
Спарксу и увидела на его лице полное недоумение.  - Звездный Бык никогда
бы не сделал ничего подобного. Зачем ему это?
     - Вам,  разумеется,  лучше могут быть известны его  намерения;  это
ведь ваш  приближенный.  -  ПалаТион поправила кобуру на  поясе -  чтобы
скрыть готовый прорваться гнев.  -  Но у  кого еще имелись столь широкие
возможности утопить целую колонию меров сразу?
     [Мне все это очень не нравится,  Я недостаточно хорошо ориентируюсь
в данной ситуации.] Ариенрод задумчиво провела пальцем по тонкой резьбе.
     - Что  ж,   честно  говоря,   комиссар,   даже  если  Звездный  Бык
действительно это сделал,  я не понимаю,  почему,  собственно, вы-то так
этим удручены? Он ведь все равно умрет, как только наступит Смена Времен
Года.  - Она с фаталистической покорностью и призрачной улыбкой на устах
пожала плечами.
     - Закон не  может принимать это  во  внимание,  ваше величество.  -
ПалаТион выразительно посмотрела на нее.  -  И  кроме того,  это слишком
легкое наказание для вашего Звездного Быка.
     Спаркс резко повернулся к ней, но взял себя в руки и лишь пригладил
волосы.
     Но Ариенрод рассердилась так, что в ушах у нее зашумела кровь.
     - Заботьтесь лучше  о  себе,  инопланетянка!  Особенно после  Смены
Времен Года. А нам предоставьте нашу собственную судьбу.
     - К  сожалению,  наши  судьбы связаны,  ваше величество,  поскольку
Тиамат входит в состав Гегемонии. - Ариенрод показалось, что эти слова -
"входит  в  состав"  -  ПалаТион  выделила особо.  Она  явно  не  верила
Ариенрод;  перестала  верить  еще  тогда,  когда  та  начала  блефовать.
ПалаТион знала -  да, знала! - что у Зимы свои планы насчет Смены Времен
Года;   но  настолько  же  хорошо  знала  она  и  то,  что  не  в  силах
предотвратить их воплощение в жизнь. Ариенрод поспешно отошла на прежние
позиции.
     - Так  или  иначе,   ваше  величество,  мне  необходимо  арестовать
Звездного Быка и допросить его.  Я надеюсь на вашу помощь. - Разумеется,
она никакой помощи от Ариенрод не ожидала.
     - Я сделаю все,  что в моих силах. Действительно, необходимо как-то
распутать это неприятное дело.  -  Ариенрод перебирала нитки хрустальных
бус,  водопадом  падавшие  с  ее  высокого  ожерелья-воротника на  блузу
серебристого цвета.  -  Но  Звездный Бык живет так,  как ему вздумается;
приходит и уходит, когда захочет. Я не знаю, когда в следующий раз увижу
его.
     ПалаТион криво усмехнулась.
     - Мои  люди тоже займутся его поисками.  Но  разумеется,  вы,  ваше
величество, очень помогли бы нам, если бы назвали его имя.
     Ариенрод жестом поманила к себе Спаркса,  потрепала его по руке; он
вздрогнул, словно прикосновение Снежной королевы обожгло его холодом.
     - Простите,  комиссар.  Я никому не могу назвать его настоящее имя;
сделав это, я нарушила бы его доверие и саму концепцию его восприятия на
Тиамат.  Но  я  непременно буду настороже...  -  Она коснулась застежки,
которой были собраны на затылке густые рыжие волосы Спаркса, намотала на
палец его локон.  Он  молча смотрел на нее,  исполненный благодарности и
доверия. Она улыбнулась ему, и он неуверенно улыбнулся в ответ.
     - Хорошо.  Я  постараюсь выяснить это сама.  Но тогда уж я заполучу
его непременно!  -  ПалаТион поклонилась и,  гордо подняв голову, быстро
пошла прочь.
     Спаркс с облегчением засмеялся, словно сбросив тяжкое бремя.
     - Прямо у нее под носом!
     Ариенрод позволила себе посмеяться с  ним вместе,  не испытывая при
этом  настоящего удовольствия и  вспоминая те  времена,  когда смех  был
самой простой и естественной вещью и порождался радостью, а не болью...
     - Жаль, она так и не сумеет узнать, кого только что упустила. - [Но
Мне необходимо быть в этом уверенной!]
     Что  ж,  Звездному Быку  придется  какое-то  время  поносить  маску
обычного человека.
     Спаркс кивнул, внезапно посерьезнев.
     - Да,  конечно,  -  но почему-то в словах этих прозвучала внезапная
горечь.
     - Что же все-таки там произошло -  на том берегу, во время Охоты? -
Она наклонилась к нему ближе, заставляя его смотреть ей прямо в глаза.
     - Я  же  рассказал тебе все,  что видел сам!  Мы  убивали меров как
обычно,  а  потом бросили их там -  чтобы этот Нгенет нашел...  И больше
ничего.  -  Он скрестил руки на груди.  -  Я не знаю, что там произошло.
Клянусь Хозяйкой,  мне бы и самому хотелось это узнать... - в голосе его
слышалась затаенная мольба.
     Ариенрод отвернулась,  чувствуя,  как  лицо ее  каменеет.  [Неужели
хотел бы?  Ну что ж,  тогда,  клянусь всеми богами,  ты этого не узнаешь
никогда!]

				  35

     Аэросани плавно остановились.
     Гундалину  молча  посмотрел  на  Мун,  услышав  вырвавшееся  у  нее
приглушенное проклятие.  Очередная каменная гряда преграждала им путь на
вершину холма.  Он никогда не бывал и думал, что никогда уже не побывает
в  столь удаленных от Звездного порта районах,  заваленных многометровой
толщей снега.  Но Тиамат снова входила в перигей своей орбиты, близилось
настоящее лето,  Смена Времен Года,  и  сами  солнца-Близнецы находились
сейчас  ближе  всего  к  Черным  Воротам.  Гравитационное влияние  Ворот
увеличивало солнечную  активность,  постепенно превращая  экваториальные
районы Тиамат в настоящее пекло.
     В  течение  последних  нескольких  дней,  пока  они  выбирались  из
серебристо-черной  дикой  тундры,  где  находилось  логово  разбойников,
погода  улыбалась им.  Безбрежное сияющее  синевой  небо  простиралось в
молчании над  далекими горными вершинами и  чистым  ковром снегов.  И  с
каждым днем, несмотря на то, что ехали они на север, становилось теплее,
температура уже приближалась к нулю,  а в полдень, когда Близнецы бывали
в  зените,  поднималась даже выше нуля.  Их первоначальная благодарность
весенним денькам постепенно сменилась отчаянными проклятиями,  поскольку
все  больше обнажалась каменистая поверхность тундры и  попадающиеся все
чаще моренные гряды ужасно мешали аэросаням двигаться.
     Гундалину выполз из-под  груды шкур и  одеял и  нырнул под  передок
саней, пытаясь высвободить застрявшие полозья. Мун всем телом навалилась
на корму,  а потом они вдвоем потащили сани по длинному склону холма. Их
гигантские тени,  точно  дразнясь,  медленно  плелись  рядом;  Гундалину
старался не  обращать внимания на  боль в  груди,  которую жгло,  словно
раскаленным железом.  Мун  и  без  того,  видя его  слабость,  старалась
сделать всю тяжелую работу сама и ни разу не пожаловалась.
     Они  достигли вершины  холма,  и  Гундалину наконец вздохнул полной
грудью -  он старался не делать этого,  пока они тащили сани вверх,  - и
тут  же  зашелся от  кашля,  который больше уже не  мог сдерживать.  Мун
бросилась к нему, отвела к саням и уложила.
     - Сколько нам еще осталось,  БиЗед?  -  Она хмурилась,  кутая его в
теплые меховые одеяла,  словно заботливая нянюшка. У нее с собой не было
никаких лекарственных трав,  и  он знал:  она отлично понимает,  что ему
снова стало хуже.
     Гундалину ободряюще улыбнулся девушке:
     - Ничего,  уже  скоро.  Может быть,  еще  денек -  и  будем там.  -
[Звездный порт.  Врачи. Выздоровление. Рай.] Он не желал и думать о том,
что не знает точно, сколько же дней они провели в пути - пять или шесть?
- не допускал мысли, что его расчеты могли оказаться неверны...
     - По-моему,   нам  следует  вон  там,  внизу,  устроить  привал.  -
Гундалину заметил,  как  вздрогнула Мун,  когда  ледяной ветер ударил по
вершине холма.  -  Близнецы уже совсем низко.  -  Она смотрела вдаль, за
бесконечную гряду холмов,  в сторону далекого моря. - Становится слишком
холодно,  чтобы ты  мог продолжать путь.  -  Он  вдруг услышал,  как она
испуганно затаила дыхание. - БиЗед! Что это?
     Он проследил за движением ее руки,  сам не зная, что может увидеть,
но увидел совсем не то, чего ожидал.
     Прямо из темно-синего зенита падали звезды.  Но не те, обычные, что
в этом мире зимы были похожи на осколки стекла,  -  нет,  то были звезды
великой  мечты,  великой  славы,  ради  которых  можно  отдать  жизнь...
Невозможное стало реальной действительностью...
     - Что...  что это такое?  -  Он слышал в  голосе Мун ужас и восторг
бесчисленных представителей тех  семи миров,  что в  течение тысячелетий
были свидетелями воплощенного величия, явившегося ей сейчас.
     Пять  гигантских  космических  кораблей  вдруг  возникли  на   фоне
темнеющего неба,  увеличиваясь с  каждым  ударом  сердца,  гармоничные и
прекрасные в  своем сиянии и полете -  словно свет,  играющий в призме с
текущей водой.  Он  смотрел,  как пять кораблей медленно перестроились и
полетели  крестом;  видел  молнии,  играющие у  их  сопл;  потом  ракеты
расположились звездой  -  гигантским знаком  Гегемонии.  Яркие  вспышки,
словно в такт неведомой мелодии, которую он почти мог слышать, наполняли
небосвод  дивными  сполохами,  теми  незабываемо  прекрасными  закатными
красками, какие играли в небесах его родины...
     - Премьер-министр?   Это  премьер-министр  прилетел?  -  голос  Мун
долетал до Гундалину сквозь ее шерстяную маску и поднятые к щекам руки в
рукавицах.
     Он все пытался проглотить застрявший в  горле комок и  никак не мог
ответить ей.
     - Но  ведь это  же  космические корабли!  -  Она словно отвечала на
собственный вопрос.  -  А  разве  обыкновенные космические корабли могут
быть... так прекрасны?
     - Они с  Харему!  -  Гундалину с  тем же успехом мог бы сказать "из
Старой Империи" или "из Рая".  Он  не  стал объяснять ей,  что это самые
обыкновенные корабли,  только  окутанные плащами голографической защиты,
призванной  поражать  воображение невежественных аборигенов,  населяющих
планеты,  подобные  Тиамат.  Он  буквально  ослеп  от  гордости,  и  ему
необычайно приятна была ее восхищенная улыбка.
     - Правда?  -  Мун ласково коснулась его щеки и снова подняла лицо к
небесам.  Вскоре  звездный рисунок распался,  и  языки  пламени из  сопл
кораблей погасли  за  холмами...  однако  совсем  недалеко от  них...  -
Смотри!  -  Мун изумленно посмотрела на него и тряхнула его за плечи.  -
Смотри,  БиЗед,  там ведь,  наверное, Звездный порт! Мы почти пришли! Мы
уже сегодня к  вечеру могли бы  туда добраться!  -  Мороз облачками инея
опушил ее щеки. - Мы успели!
     - Да.   -   Он  глубоко  вздохнул.  -  У  нас  еще  много  времени.
Благодарение богам.  -  Он смотрел вслед последнему кораблю,  упавшему в
заснеженные холмы.  [Сегодня вечером...]  -  Нет  никакой  необходимости
спешить,  чтобы поспеть туда  именно сегодня.  Один  день уже  не  имеет
значения. Завтра - тоже достаточно хорошо.
     Она изумленно глянула на него.
     - Это ведь всего каких-то  два часа...  Не тяжелее,  чем мне сейчас
лагерь разбивать...
     Он пожал плечами, по-прежнему глядя вдаль.
     - Может, ты и права... - И закашлялся, прикрываясь рукой.
     Она приложила руку ему ко лбу,  пытаясь определить,  нет ли у  него
жара.
     - Чем скорее ты попадешь к вашему лекарю... к врачу... тем лучше! -
твердо сказала она.
     - Да, нянюшка.
     Она шутливо пихнула его в  бок.  Он  ухмыльнулся;  нетерпение вновь
охватило его,  стоило ей включить двигатель.  Аэросани,  мягко перевалив
через вершину холма, стали спускаться в долину, откуда уже не было видно
даже  сияния,  остававшегося в  небе после посадки космических кораблей.
Через несколько часов... всего лишь через несколько часов он снова будет
среди своих,  жизнь для него начнется снова,  а он-то думал, что потерял
ее навсегда -  ту единственную,  которую прожить стоит.  Боги, он ужасно
хотел сегодня же добраться до Звездного порта!
     Тогда почему же  он  сам предложил ей  отложить последний бросок до
завтра?  [Завтра  -  тоже  достаточно хорошо.]  Гундалину  пошевелил под
одеялом руками,  придвинул поближе клетки  -  их  теперь осталось только
две.  Зеленая птичка умерла три или четыре ночи назад.  Утром они вырыли
для нее маленькую могилку в хрустящем снегу.  [Туда уходишь ты,  а я...]
Он громко прочитал над нею эти стихи,  опустившись на колени,  в  полной
тишине.
     Эти же слова повторял он в  ночи,  с  нетерпением ожидая рассвета и
чувствуя себя наконец-то свободным.  Рядом с ним лежала она - достаточно
близко, чтобы можно было ее коснуться, ибо палатка была крошечная; но он
так ее и  не коснулся.  С  тех-пор,  с  той единственной ночи...  Он был
часовым при ней,  спящей,  беззащитной,  и ревниво следил за теми снами,
что тенями пробегали по  ее лицу...  светлое лицо,  снежные растрепанные
волосы,  слишком белая кожа...  теперь,  правда,  ставшая не только куда
более   привычной,   но   и   казавшаяся  ему   удивительно  прекрасной,
естественной...  В мыслях он часто обнимал ее,  целовал, будил навстречу
новому дню...  и в этом диком краю он был свободен, как никогда в жизни,
ни в прошлом своем,  ни в будущем не будет свободен от тех законов,  что
вечно определяют его  существование.  Здесь он  как бы  плавал в  некоей
благодатной среде,  бесформенный,  как эмбрион,  и  не  испытывал стыда,
страстно желая эту девушку-варварку с глазами,  похожими одновременно на
туман и на моховой агат.
     И  утром он  видел,  как  она просыпалась,  приходила в  себя после
тревожных снов,  сонно  улыбалась навстречу его  вымышленным поцелуям...
Порой  он  замечал и  легкую  настороженность в  ее  глазах,  чувствовал
нерешительное ответное желание...  Но  они не  сказали об этом ни слова;
лишь его глаза спросили -  а ее глаза ответили.  И больше уже никогда не
будет у них такого утра...

     Они взобрались на  вершину последнего холма,  насквозь промерзшие и
совершенно  измученные;  Звездный  порт  внизу  молчаливо  сиял,  словно
взошедшее  среди  ночи  солнце.  Heвысокий  купол  огромного  подземного
комплекса широко раскинулся на  прибрежной равнине.  Это был почти целый
город,  пронизанный неземным светом и  заключенный в прозрачную округлую
оболочку. После посадки тех космических кораблей не осталось и следа - в
идеально гладкой сплошной поверхности купола не  было  видно  ни  одного
люка или прохода.  Вдали за  морем,  почти на горизонте Гундалину увидел
мигающую огоньками раковину недремлющего Карбункула.
     Он  вздохнул,  чувствуя болезненное стеснение в  груди.  Мун сидела
молча;  неужели,  подумал он,  она  так потрясена впервые открывшимся ей
зрелищем космодрома?  Но  потом вспомнил,  что это не  первый космодром,
который она видит в  своей жизни.  Она вдруг сжала его плечо так,  будто
просила о поддержке. Он накрыл ее пальцы своей ладонью, но пальцы тут же
выскользнули, и он убрал руку.
     - Не  волнуйся,  -  сказал  он  совершенно  неподходящим,  каким-то
деревянным голосом.  -  Пожалуй,  нам лучше свернуть налево и  подъехать
прямо к  главному входу.  Там охрана,  разумеется,  занята исключительно
последними событиями и не должна обратить на нас особого внимания -  мне
вовсе не хочется становиться предметом сплетен.
     Мун  подчинилась,  по-прежнему  молча.  Поймав  себя  на  том,  что
совершенно не в силах как-то растормошить ее; успокоить - да он и самого
себя успокоить был не в состоянии!  - Гундалину стал смотреть, как перед
ним постепенно вырастает купол космопорта.
     Они были по  крайней мере в  сотне метров от главного входа,  когда
пространство вокруг них  вдруг залил яркий свет  и  чей-то  механический
голос приказал им  остановиться.  Четверо в  голубых полицейских формах,
вид  которых почти уже  стерся из  его памяти,  осторожно приблизились к
ним;  он знал, что значительно большее число полицейских наблюдают за их
аэросанями из-за ворот.  Лицевые щитки на шлемах были опущены,  и узнать
кого-нибудь было совершенно невозможно.  Однако понимание того,  что это
свои,  не успокаивало,  а, напротив, вызывало тревогу. Он как-то странно
застыл, увидев их, словно сам был преступником, а не жертвой.
     - Вы  вторглись на  запретную территорию.  -  По  погонам он  узнал
сержанта,  но голос был незнакомый. - А ну выходите, ублюдки, и если там
у  вас есть еще кто из  вашей воровской шайки,  так и  его тоже с  собой
прихватите,  пока  мы  ваши  сани  в  качестве мишени  не  использовали!
Гундалину возмутился:
     - Кто, черт побери, учил вас так вести себя, сержант?
     Сержант отшатнулся в насмешливом испуге.
     - А кто,  черт побери,  это знать желает?  - Он повелительно махнул
рукой,  и  двое его спутников подошли к  Мун,  а третий вытащил из саней
Гундалину.  Его совершенно не держали ноги, и он неловко шлепнулся прямо
в снег.
     - Оставьте его в покое! - возмутилась Мун.
     - Эй,  руки прочь от нее!  - Двое полицейских, когда она кинулась к
нему,  грубо преградили ей путь.  Возмущенный Гундалину откинул на спину
капюшон,  стянул с лица колючую шерстяную маску и намеренно заговорил на
клостане,  основном языке Ньюхевена.  -  А вы, сержант, обязаны отвечать
старшему по званию. Я инспектор полиции Гундалину.
     Сержант стащил с головы шлем и в ужасе уставился на него.
     - О боги...
     - Гундалину  мертв!  -  Третий  патрульный  презрительно глянул  на
Гундалину. - С тех пор уж тыща лет прошла... Боги, да это ж и правда он!
     Мун подбежала к Гундалину и помогла ему встать.  Он отряхнул снег и
с медлительным достоинством выпрямился.
     - Сообщения о моей смерти были несколько преждевременны, сержант. -
Он обнял Мун за плечи - точнее, тяжело повис на ней.
     - Инспектор!  - Сержант весь подобрался, готовый внимать. Гундалину
вспомнил его имя:  ТессраБарде.  -  Мы-то думали, что вас сбили бандиты,
сэр. Эй, да помогите же ему...
     - Ничего,  со мной все в порядке.  Теперь. - Гундалину посмотрел на
Мун и  покачал головой:  Мун воинственно сжала кулаки,  явно намереваясь
защищать его.  Он вдр