а ведь небось и ест-то прямо грязными
руками из  общего горшка!  Разве  подобное зрелище для  Ариенрод,  разве
можно вообразить,  что она,  Снежная королева, когда-то была точно такой
же,  разве приятно видеть как в  капле воды то,  во что превратится этот
мир  буквально через  несколько лет,  когда  инопланетяне снова  покинут
Тиамат? Но ведь этого может и не произойти? По крайней мере, ущерб будет
не  так  значителен,   если  ей  удастся  осуществить  свой  план.   Она
внимательно вглядывалась в  лицо  девочки,  так  сильно  похожее  на  ее
собственное.  И вдруг поняла, что оно не в точности такое же - чего-то в
н„м все-таки не хватает.
     Опыта,  жизненного опыта  -  только его.  Искушенности.  Вскоре она
изыщет  способ доставить девушку сюда,  все  объяснит ей,  все  покажет,
расскажет,  какие цели нужно преследовать, о чем заботиться. И поскольку
объяснять все это она будет как бы самой себе, девушка непременно поймет
ее.  Как  ни  малы технические знания,  доставшиеся им  от  инопланетян,
утратить их недопустимо.  На сей раз их необходимо во что бы то ни стало
сохранить и приумножить;  и пусть,  когда инопланетяне вновь вернутся на
Тиамат, они найдут здесь не жалких варваров...
     Ариенрод вдруг резко повернулась и  прошла на другой конец комнаты,
где включила роскошное бра на стене у зеркала,  повернув жемчужину у его
основания. Она сменила пластинку в проигрывателе и включила видео, чтобы
чужие глаза и  уши не смогли подслушать или увидеть,  чем она занимается
на  самом  деле.  Преданность  механических шпионов  и  простое  чувство
удовлетворения,  получаемое от  манипуляции ими,  привели  к  тому,  что
Ариенрод создала целую сеть подсматривающих и подслушивающих устройств -
тысячи шпионов были  внедрены ею  на  всех уровнях города.  Всеведение и
вседозволенность были  одновременно и  розами  и  шипами  на  стебле  ее
власти;  однако и живые,  и механические шпионы имели свои потребности и
стремились непременно удовлетворить их,  даже за  счет друг друга,  хотя
кормились из одних и тех же рук.
     Теперь   сквозь  ставшее  прозрачным  зеркало  она   видела  своего
Звездного Быка;  видела,  как  он  нетерпеливо мечется по  комнате,  как
вздуваются и  опадают узлы могучих мускулов на его стройном смуглом теле
инопланетянина.  Да,  то  был действительно могучий мужчина,  казавшийся
слишком  громоздким среди  утонченной изысканности ее  спальни.  Он  был
почти обнажен;  он  ждал,  когда его  королева придет к  нему.  Ариенрод
смотрела  на  него  с   нескрываемым  восхищением,   в  памяти  крутился
калейдоскоп эротических видений;  сейчас она совершенно не думала о том,
что  и  он  уже  начал надоедать ей  -  как  до  него  все  остальные ее
любовники.  Услышав,  как он пробормотал ругательство,  она решила,  что
заставила его ждать достаточно долго.
     Чем-чем,  а  терпением Звездный Бык не  отличался;  но,  зная,  что
Ариенрод прекрасно это понимает и использует против него самого, даже не
пытался справиться с  собой.  Он мог бы найти чем занять себя,  пока она
заставляет его ждать,  например,  попробовать разобраться,  какая тонкая
преграда отделяет любовь  от  ненависти,  однако  ему  не  было  присуще
копание  в  собственных  чувствах.   Он  снова  выругался,  уже  громче,
сознавая, что за ним скорее всего наблюдают и что это позабавит ее, если
она сама смотрит на него сейчас. Удовлетворять ее прихоти любым способом
- вот в  чем заключалась главная его задача.  Как и  тех Звездных Быков,
что были до  него.  Он  обладал достаточно развитым интеллектом,  однако
чаще  руководствовался собственными наклонностями работорговца и  полной
аморальностью:  именно  эти  качества  в  сочетании  с  физической силой
избавили юношу, известного на родной планете Харему под именем Герне, от
бесперспективного прозябания в самых низах общества и способствовали его
успешной  карьере  на  поприще  торговли  таким  доходным  товаром,  как
человеческие жизни.  Эти  же  качества  идеально  подходили  и  для  его
теперешней роли - Звездного Быка.
     "А кто он,  собственно, такой, этот Звездный Бык?" Сей риторический
вопрос  он  задал,   обращаясь  к  инкрустированному  кусочками  зеркала
кувшину,   стоявшему  на  маленьком  столике  у  постели.  Потом  громко
рассмеялся и  налил себе местного вина.  (Боги!  Что за дрянь делают эти
вонючие островитяне вместо бодрящего и  поднимающего настроение напитка!
Он  чуть не  плюнул.  Ни  черта здесь нет такого,  к  чему привык всякий
нормальный человек!) Даже сейчас время от времени он снова превращался в
того прежнего Герне,  баловался наркотиками и  развлекался со случайными
приятельницами и  приятелями с  других планет,  пробовал самые различные
извращенные забавы,  возможностей для  которых  было  сколько  угодно  в
бесчисленных увеселительных заведениях  Лабиринта.  И  очень  часто  его
знакомые, пытливо заглядывая ему в глаза, задавали один и тот же вопрос:
кто такой Звездный Бык?
     И  уж  он-то  мог  бы  рассказать  им,   что  Звездный  Бык  -  это
инопланетянин,   советник  здешней  королевы,   действующий  во  имя  ее
интересов и вопреки интересам Гегемонии. А еще он мог бы сказать им, что
этот  Звездный  Бык  -   великий  Охотник,   который  вместе  со   стаей
инопланетных Гончих  охотится на  меров  и  убивает их  согласно приказу
королевы,  собирая для  нее  мрачную дань.  Он  мог бы  сказать им,  что
Звездный Бык -  любовник королевы и останется им, пока более удачливый и
честолюбивый соперник  не  займет  его  место,  ибо  королева,  согласно
традиции,  считается земной инкарнацией Матери Моря,  которой полагается
иметь множество любовников,  как морю -  множество островов.  И  все это
было бы чистой правдой;  и  кое-что еще он мог бы порассказать им,  даже
то, что он и есть Звездный Бык, ловец доверчивых душ, королевский шпион,
заботящийся о  том,  чтобы  положение  королевы  при  любых  переговорах
оставалось  неизменным,  -  и  все  его  знакомые,  конечно  же,  только
посмеялись бы, если б он вздумал говорить им все это.
     Потому что  Звездным Быком мог бы  стать любой из  них,  но  скорее
всего никто.  Звездный Бык  обязательно должен был быть инопланетянином,
причем  лучшим  из  лучших.  Анонимность его  обеспечивалась традицией и
законом;   он  существовал  как  бы  вне  влияния  любых  властей,   вне
правосудия, и лишь сама королева могла покарать его.
     Звездный  Бык  повернулся и  поверх  бокала  с  вином  посмотрел на
совершенно  неуместный  здесь  костюм  из  черного  шелка  и   кожи,   с
островерхим шлемом-маской, скрывавшим лицо, - его повседневный наряд при
дворе.   Надев   его,   Герне  оказывался  в   одном  ряду   со   своими
многочисленными  и   столь  же   безжалостными  и   жадными  до   власти
предшественниками.  Шлем  был  украшен  переплетением  длинных  стальных
шипов, похожих на рога быка, - то был символ неограниченного могущества,
которым жаждал обладать любой мужчина.  Во всяком случае, так считал сам
Герне,  когда впервые водрузил шлем себе на  голову.  И  лишь позднее он
понял,  что  на  самом деле шлем этот принадлежит женщине -  как  и  его
кажущаяся власть, как и он сам.
     Он  плюхнулся прямо на смятые покрывала огромной постели;  смотрел,
как   его  движения  повторяют,   кривляясь,   бесконечные  отражения  в
зеркальных стенах и  потолке.  Неужели в  этом весь смысл его жизни?  Он
нахмурился,  отгоняя эти мысли,  и провел рукой по густым черным кудрям.
Он  был Звездным Быком уже по  крайней мере лет десять и  намеревался во
что бы то ни стало сохранить за собой эту роль... пока не наступит Смена
Времен  Года.  Он  обладал вполне реальной властью и  наслаждался ею,  и
совершенно неважно,  где источник этой власти и когда именно ей наступит
конец.
     Совершенно неважно?  Он посмотрел на свои могучие кулаки;  тело его
было   по-прежнему  мускулистым,   упругим  и   юным   благодаря  особой
привилегии.  А резня меров,  которую они устраивали во время Королевской
Охоты... Нет, резня эта не имеет к нему особого отношения и, кроме того,
совершается во имя иной,  более важной цели. Но вот источник власти... о
да,  это значение имело! Она, Ариенрод, была чрезвычайно важна для него.
Ей   принадлежало  все   -   красота,   благосостояние,   неограниченное
могущество... вечная юность... С первого раза, когда во время случайного
визита во дворец он увидел ее в обществе предыдущего Звездного Быка,  он
сразу понял,  что  не  остановится ни  перед чем,  даже перед убийством,
чтобы обладать ею,  чтобы стать ее собственностью... Он вдруг представил
себе ее тело,  ее белоснежные,  точно подвенечная фата, волосы, жестокий
изгиб ее рубиновых губ,  даривших ему сладость власти,  недосягаемости и
вечной, врожденной страстности.
     Он ничуть не удивился и,  не задумываясь,  соскользнул с постели на
пол и  преклонил колена,  когда дверь в спальню отворилась и видения его
стали реальностью.

				   3

     - [Близится Смена Времен Года!  Летняя звезда освещает нам  путь  к
спасению...]
     Мун  стояла на  причале,  обхватив себя руками и  дрожа от  озноба,
вызванного не  только  холодным туманом,  но  и  ее  собственным мрачным
настроением.  Она  задерживала дыхание,  пока  не  становилось больно  в
груди,  и  выдохнутый воздух,  вырвавшись наружу белым  облачком,  точно
сбежавшая из  тела душа,  сливался с  серым дыханием моря.  [Не  стану я
плакать.] И она утерла нечаянную слезу.
     - [Мы должны, приготовиться к Концу и встретить Начало!]
     Она обернулась и посмотрела на бабушку, что стояла на дальнем конце
пирса,  а  дикие вопли безумного старца налетали,  точно морские валы на
песчаный замок ее воли и самообладания.
     - Ох, замолчи ты, старый, глупый...
     Она пробормотала это дрожащим от отчаяния голосом, с трудом подавив
желание закричать.  Бабушка с  состраданием глянула на  нее через плечо.
Мун отвернулась:  ей было стыдно за эту вспышку гнева и она сердилась на
себя за  то,  что стыдится.  Предсказатели не должны так вести себя;  на
всех   островах   сивиллы   считаются  воплощением  мудрости,   силы   и
сострадания. Мун нахмурилась. [Я пока еще не сивилла.]
     - [Мы должны изгнать сеятелей Зла,  выбросить их проклятых идолов в
море!] - Дафт Найми воздел руки, кулаками грозя подернутому дымкой небу;
широкие  рукава  его  обтрепанного грязного одеяния упали,  обнажив руки
почти до плеч.  Собаки лаяли и бесновались вокруг него, держась, правда,
на  безопасном расстоянии.  Он  называл себя Пророком Лета,  скитался по
морю от острова к  острову,  проповедуя учение Хозяйки так,  как понимал
его  сам,  то  есть  не  совсем  правильно,  ибо  был  одержим священным
безумием.  В  детстве Мун  боялась его,  пока  мать не  сказала ей,  что
бояться нечего;  потом она над ним смеялась и дразнила его, пока бабушка
не  велела ей  прекратить это;  потом он  частенько ставил ее в  тупик и
заставлял задуматься,  когда она  стала старше;  потом она научилась его
терпеть и  примирилась с  ним.  Вот  только сегодня терпение ее  было на
пределе, причем непонятно почему... [и я ведь все еще не сивилла!]
     Она давно уже слышала, что Дафт Найми - уроженец Зимы. Что когда-то
он  был влюблен в  технику и  не верил в  Хозяйку;  что он нарушил закон
Летних островов, пролив кровь сивиллы. Что в наказание Хозяйка свела его
с ума;  что теперь, своими скитаниями и проповедями он расплачивается за
совершенное   преступление.    Знак    трилистника,    который    носили
предсказатели, служил на Летних островах грозным предупреждением любому,
кто попытается оскорбить сивиллу,  посягнуть на  ее  честь.  За убийство
сивиллы полагалась смерть, как и за любовь к сивилле; а может быть, и за
то,  чтобы быть сивиллой...  В последнем случае,  видимо, имелась в виду
смерть при жизни... [Смерть тому, кто убьет сивиллу...]
     - [Вот ом,  великий грешник,  поклоняющийся,  лживым божествам! Вот
он,  смотрите!]  -  Кривоватая  рука  проповедника стремительно взлетела
вверх, потрясая указующим перстом.
     Лицо  Спаркса вынырнуло из-под  причала:  прицепив внизу лодку,  он
взобрался по  лестнице.  Лицо  было  застывшим,  суровым от  ненависти и
решимости,  он не сводил глаз со старика; потом взглянул на Мун. [Смерть
тому, кто полюбит сивиллу!..]
     Мун покачала головой,  как бы  отвечая на иное его,  не высказанное
вслух обвинение.  Но  он  уже  снова отвел глаза,  теперь он  смотрел на
бабушку,  как бы  стараясь доказать Мун,  что все,  что было ей  дорого,
теперь для нее потеряно. Теперь-то она поняла смысл этих слов: [смерть -
быть сивиллой.]
     - Но  я  еще  не  стала ею.  -  Она неслышно прошептала эти слова и
крепче стиснула зубы.
     Кто-то окликнул Спаркса из-под причала;  он ответил и подошел к ним
с бабушкой.  Был он высокий, бледный и очень решительный. Начался отлив;
вода отступила далеко от  берега,  так  что  отсюда Мун могла разглядеть
только верхушки мачт того торгового судна, которое увезет Спаркса. Мачты
кивали ему, словно манили к себе.
     - Ну что ж,  вот мне и пора. Вещи мои уже на борту; корабль готов к
отплытию.  -  Он  смотрел себе  под  ноги,  став вдруг каким-то  странно
неуклюжим. Обращался он исключительно к бабушке. - Наверное... наверное,
нам надо прощаться...
     - [Готовьтесь к концу!]
     - Спаркс...  - бабушка погладила его по щеке. - Неужели тебе так уж
обязательно уезжать сейчас?  Хоть бы обождал, пока тетка твоя, Леларк, с
моря вернется.
     - Не могу. - Он тряхнул головой, противясь ее ласке. - Не могу я. Я
должен уехать.  Но ведь это же не навсегда...  -  Он словно боялся,  что
если задержится хотя бы до завтра, то вполне может и не уехать никогда.
     - Ах,  мальчик мой любимый... детки мои дорогие... - Бабушка обеими
руками обняла их и неловко прижала к себе, как делала с тех пор, как они
себя помнили.  -  Что же я буду делать без вас? Вы были мне единственным
утешением на старости лет, особенно когда дед ваш умер... Неужели теперь
я  должна и  вас потерять -  да еще обоих сразу?  Я понимаю,  Мун должна
уйти, но ты...
     - [Покайся, грешник!]
     Мун  скорее  почувствовала,   чем  заметила,  как  затвердели  губы
Спаркса, когда он поднял голову и посмотрел на Дафта Наими.
     - Мун  позвала ее  судьба...  а  теперь и  меня  зовет моя  судьба,
бабушка.  Только я прежде не знал,  что судьбы у нас будут разными. - Он
сжал  свой медальон в  руке,  словно давая молчаливый обет,  потом вдруг
резко отвернулся.
     - Да  зачем тебе этот Карбункул проклятый!  -  В  устах бабушки это
прозвучало как горестный протест. Она сокрушенно покачала головой.
     - Это  самый  обычный город.  -  Спаркс  улыбнулся,  обнимая ее  за
укутанные платком плечи и пытаясь успокоить.  - Моя мать привезла оттуда
меня. Кто знает, что на этот раз привезу я. Или кого.
     Мун  отвернулась и  так сильно скрутила рукава своей парки,  словно
собиралась кого-то удушить ею. [Ты не можешь так со мной поступить!] Она
отошла  к  самому краю  пирса,  глядя  на  воду  и  вдаль,  на  обросший
водорослями  каменный  причал,  возле  которого  послушно  покачивалась,
поджидая Спаркса,  шлюпка  с  торгового корабля.  Она  глубоко  вдохнула
тяжелый от влаги воздух,  еще раз и  еще,  задыхаясь от запахов залива -
водорослей,  рыбы,  размоченного морской водой дерева, - прислушиваясь к
негромкому  разговору,  доносившемуся снизу,  к  скрипу,  шлепкам  волн,
шорохам... Только чтобы не слышать!..
     - [Мир ваш приближается к концу!]
     - Прощай, бабушка. - Бабушка так стиснула его в объятиях, что голос
Спаркса звучал глухо.
     Внезапно все вокруг Мун, все, что было до боли знакомым, обрело как
бы  налет  чужеродности,  словно  она  видела  все  это  впервые...  Она
понимала, что в действительности это, разумеется, не так, что изменилось
лишь ее собственное восприятие окружающего.  Две соленые,  точно морская
вода,  слезинки скатились по  щекам и  упали прямо на дно моря,  пронзив
тридцатифутовую толщу воды.  Она  услышала,  как  он  прошел мимо нее  к
лестнице, даже не замедлив шаг.
     - Спаркс! - она обернулась и преградила ему путь. - Так и не сказав
мне ни слова?..
     Спаркс чуть качнулся назад.
     - Да нет, мне все понятно. - Она взяла себя в руки, даже умудрилась
сказать это с некоторой гордостью, которой на самом деле в ней совсем не
осталось. - Но я ведь еще не стала сивиллой.
     - Нет.  Я  знаю.  И  вовсе не потому...  -  Голос его сорвался,  он
сдвинул на затылок свою вязаную шапку.
     - Но  ведь ты  именно поэтому уезжаешь?  -  Она и  сама не могла бы
сказать, был ли то простой вопрос или обвинение.
     - Да. - Он вдруг потупился. - Наверное, это так.
     - Спаркс...
     - Но только отчасти -  так!  -  Он выпрямился. - Ты же сама знаешь,
меня всегда тянуло туда,  Мун.  - Он посмотрел на север, туда, где лежал
Карбункул. - Я должен найти то, чего мне недостает.
     - Или кого? - Она прикусила язык.
     Он пожал плечами:
     - Возможно.
     Она в отчаянии замотала головой.
     - Я ведь вернусь сразу,  как только свершится обряд посвящения... и
все будет по-прежнему,  мы  по-прежнему сможем любить друг друга!  -  [Я
могу иметь и то,  и другое, могу!] - Как и раньше, снова. Как мы с тобой
всегда мечтали... - она сама не сознавала, что говорит.
     - Эй,  парень,  - голос со шлюпки донесся до них сквозь рев волн. -
Ты идешь? Прилив ведь целый день ждать не будет!
     - Сейчас!  -  хмуро глянул в  его  сторону Спаркс.  -  Нет,  так не
получится,  Мун.  Ты ведь понимаешь...  ты же знаешь:  "Смерть тому, кто
полюбит сивиллу..." - голос у него снова сорвался.
     - Это просто суеверие!  -  Глаза их встретились. И в тот же миг она
поняла,  что он все знает и разделяет ее опасения, как всегда разделял с
ней все: ничто никогда больше не будет как прежде.
     - Ты станешь другой, Мун. А я никогда не смогу настолько измениться
сам,  во всяком случае,  пока. - Костяшки его пальцев, сжимавших перила,
побелели.  - Я не могу оставаться здесь, оставаться таким, как сейчас. Я
тоже должен измениться.  Я должен расти, учиться... Я должен понять, кто
я такой на самом деле.  Я раньше считал, что скоро узнаю это - вот стану
предсказателем и найду ответы на все вопросы.  -  Глаза его потемнели от
какого-то нового чувства,  которое она впервые заметила в нем в потайной
пещере на Острове Избранных,  когда вернулась к  нему от предсказателей.
Он  завидовал ей,  обвинял ее  в  измене,  выталкивал ее  прочь из своей
жизни.
     - Тогда ступай,  если причина действительно такова!  -  Она  первой
бросила вызов его темным чувствам,  боясь отступить перед ними.  -  Если
только тебя не гонит обида,  тоска, боль или желание причинить боль мне.
Потому что если это так, ты никогда не вернешься назад. - Мужество вдруг
покинуло ее. - Ох, мне не вынести этого, Спарки...
     Он  протянул было к  ней руки,  но,  когда и  она тоже потянулась к
нему,  вдруг отступил,  и  руки его  бессильно повисли.  На  нее  он  не
смотрел,  отвернулся,  качая головой -  не  простил,  не понял,  даже не
испытал сожаления. И ушел от нее, стал спускаться в шлюпку.
     Мун  почувствовала,  что  бабушка подошла,  стоит  рядом  с  ней  и
смотрит,  как  Спаркс  высаживается на  палубу судна,  как  скрывается в
каюте...  И хотя Мун глаз не сводила со входа в каюту,  он так больше на
палубу и  не вышел.  Отдали швартовы,  треугольные паруса упали с  рей и
вскоре наполнились влажным ветром.
     Туман начинал рассеиваться,  постепенно светлело.  Мун  было хорошо
видно, как по узкому проливу судно-катамаран выходит в море и становится
все меньше и меньше. Она услышала, как заработал его мощный двигатель, и
почти сразу судно оказалось далеко от  берега,  нырнуло в  густой туман,
раза два мелькнув в его наплывах,  словно корабль-призрак.  Мун вытирала
слезы,  которые смешивались с осевшими на лицо капельками тумана, и руки
у нее стали совсем мокрыми. Растерянно, как лунатик, которого неожиданно
р