ма  вновь  восхитилась этой  удивительной красотой...  [О,  великая  и
могущественная королева Лета,  лик  твой воплощает Смену Времен Года...]
Вдруг она разглядела женщину,  что несла маску,  и вздрогнула:  это была
Фейт,  Хрустальный Глаз.  Фейт  вошла  в  центр  круга  и  остановилась;
сопровождавшие ее встали поодаль;  громкая музыка растворилась в  гомоне
толпы.
     Руководительница   состязаний   поклонилась   Фейт   или,   точнее,
великолепному произведению ее мастерства.
     - Зима коронует Лето,  наступает Смена Времен Года. Да поможет тебе
Хозяйка,  да направит ока твой разум,  чтобы ты выбрала мудро,  уроженка
Зимы,  и  пусть это принесет счастье и удачу как тебе самой,  так и всем
нам.  -  Было видно,  что  эта  достойная женщина исполнена ясной веры в
справедливость Хозяйки.
     - И мои молитвы о том же! - с поклоном откликнулась Фейт.
     Ее  белого платья было  почти  не  видно  за  широко раскинувшимися
солнечными лучами,  которыми была украшена маска,  покоившаяся у  нее на
руках.
     [Выбирать будет  Хозяйка...]  Иначе  зачем  именно  Фейт  стала  Ее
представительницей и должна выбрать ту единственную, кому ведома великая
тайна о  планете Тиамат?  Но [она ведь слепая!]  И наверняка не способна
даже отличить одно лицо от другого... Как же она узнает?..
     Старшая из  рода Удачи начала,  покачиваясь так,  что позвякивала и
шуршала ее кружевная, расшитая бисером накидка, петь старинную хвалебную
песнь,  и  кольцо  претенденток стало  понемногу сжиматься и  двигаться,
делая крошечные шажки и увлекая Мун за собой.  Слова этой молитвы и той,
которую нужно было спеть в ответ,  вспомнились Мун сразу и так ясно, как
бывает только во  сне  -  видно,  глубоки были  корни этих  знаний в  ее
памяти,  связанные с  глубинными,  самыми  первыми  обрядами островитян.
Молитва казалась лишенной какого бы  то  ни  было ритма,  как и  большая
часть священных песнопений,  ибо  язык,  на  котором они  когда-то  были
созданы,  давно уже умер,  утратил собственную форму. Мун пела вместе со
всеми,  но  какая-то  часть ее  разума и  души оставалась свободной,  не
зависевшей от  остальных,  и  словно  наблюдала со  стороны  за  древним
обрядом, тогда как все остальное ее существо непосредственно участвовало
в нем. И трезвый внутренний голос продолжал сомневаться, выберет ли Фейт
именно ее  -  слепая,  лишенная какой-либо подсказки...  [Неужели машина
способна управлять и тем,  что происходит здесь?  Она толкает меня туда,
куда  нужно  ей,  но  как  она  заставит слепую -  увидеть?  Неужели она
настолько всевластна, неужели все мы - лишь марионетки в ее руках?..

         ...Она питает нас, детей своих,
         У Нее на груди обретаем мы вечный покой...

         О, Хозяйка, Ты даешь нам все для жизни,
         А мы лишь пытаемся вернуть Тебе долг свой.]

     Мун видела,  как Фейт медленно поплыла внутри круга ей  навстречу с
маской на  руках,  сосредоточенная,  загадочная...  [Она ни  за  что  не
отличит меня от других!

         Она наполняет наши сети и наши заводи рыбой,
         И наши животы пищей,
         А наши души - печалью!

         О, Хозяйка, Ты даешь нам все для жизни
         И просишь нашу жизнь взамен.]

     Мун закусила губу, чтобы побороть ужас, чтобы не слышать этих слов,
чтобы не закричать:  вот я,  я здесь! Ей хотелось верить, что так и было
предопределено судьбой,  но она больше не была уверена в  этом и  в том,
что в  жизни вообще что-то  можно предопределить заранее.  Она не  могла
отдать  свою  судьбу на  волю  случая -  нет,  слишком долгим был  путь,
слишком много  пришлось пережить...  [Она  должна выбрать меня!  Но  как
подать ей знак?..

         Ты благословляешь небеса - и они роняют слезы,
         Ты темнеешь от гнева - и море сливается с тучей...

         О, Хозяйка, Ты даешь нам все для жизни,
         Вкладывая в нас душу и разум...]

     Мун уже произнесла про себя следующее двустишие,  и  тут два как бы
существовавших отдельно друг от друга уровня ее сознания соединились,  и
в мозгу взорвалось: [ввод информации!

         Как узнать, кто будет призван Ею,
         Что за путь Она пред ним проложит?..]

     Слова  растаяли в  воздухе...  Войдя  в  Транс,  Мун  словно  вдруг
вернулась назад, и с такой быстротой, которая буквально оглушила ее. Она
едва устояла на  ногах,  попыталась открыть глаза и  тут же поняла,  что
глаза ее открыты,  но все вокруг как бы залито лунным светом,  и  в этой
серебристой дымке  края  предметов  расплываются,  кажутся  нечеткими...
Остальные чувства ее странно обострились... И она догадалась, что слепа!
Ужас на  мгновение сковал ее  душу,  и  тут  же  она почувствовала,  что
перестала быть Мун,  и  превратилась в Фейт,  и смутно видит перед собой
движущиеся по  кругу женские фигуры,  среди которых ей  непременно нужно
было  отыскать  только  одну...   ту,   которая  находилась  как  бы  на
противоположном полюсе бытия...
     Она  смотрела  на  кружащихся  вокруг  нее  женщин,   не  в   силах
сообразить,  что  именно должна увидеть.  И  тут  заметила одну женщину,
которая,  спотыкаясь, брела в череде других, которые как бы поддерживали
ее.  Это  была она  сама!  Это  себя она видела сейчас незрячими глазами
Фейт.  И  Фейт вздрогнула,  ибо,  глядя глазами Мун,  тоже видела сейчас
перед собой свое собственное лицо...  И Мун поняла,  что она, пребывая в
теле Фейт,  легко и свободно движется навстречу самой себе,  держа перед
собой на  вытянутых руках маску королевы Лета.  Подойдя к  Мун вплотную,
Фейт  ее  глазами посмотрела на  себя,  на  маску и  снова на  себя -  с
любопытством и безмолвным восхищением.  Потом Мун, находясь в теле Фейт,
подняла  маску  дрожащими  руками  и   уверенно  водрузила  ее  на  свою
собственную голову...
     И, едва успев совершить это, почувствовала, как ее снова швырнуло в
пропасть Транса.  Чуть позже она поняла,  что вновь стала самой собой, и
услышала свой собственный изумленный возглас...  Теперь она  смотрела на
мир  сквозь  прорези  в  маске,  и  видела  рядом  ошеломленную Фейт,  и
чувствовала,  что соседки по-прежнему бережно поддерживают ее, и слышала
рев ликующей толпы...  Но больше всего ее потрясло то,  как Фейт трогает
свое лицо,  приговаривая: "Мое лицо... я видела свое собственное лицо! И
маску - у меня на руках!"
     Люди  толпились вокруг  них,  разрушив хрупкий  круг,  образованный
сомкнутыми руками  соседок Мун,  разнося их  в  стороны друг  от  друга.
Поддерживавших  Мун  женщин  тоже  куда-то  отнесло,   едва  она  обрела
способность держаться на  ногах.  Она  быстро  схватила  Фейт  за  руки,
повернула к себе и держала крепко, не выпуская.
     - Фейт... Все получилось! Мне удалось! Теперь я королева Лета!
     - Да. Да, я знаю. - Фейт покачала головой, светлые слезы блеснули в
?e слепых глазах.  -  Так и должно было случиться. Да-да, должно! И, мне
кажется,  впервые  двум  предсказательницам удалось вот  так  поменяться
местами  и  одновременно  увидеть  себя  как  бы  со  стороны...  -  Она
растерянно поправила свой пышный воротник из белых перьев.  -  Что ж, ты
будешь очень красивой королевой Лета -  столь же красивой, как та маска,
что я сделала для тебя!
     Сердце Мун вдруг сжалось.
     - Но  я  не  смогу править одна.  Мне понадобятся помощники.  Такие
люди,  которым можно  доверять...  Которым можно  доверить судьбу  моего
народа... Ты поможешь мне? Это ведь и твой народ тоже... Фейт кивнула.
     - Мне  так  или иначе нужно новое занятие...  Я  с  радостью помогу
тебе, чем смогу, Мун... ваше величество...
     Балдахин из сетей вдруг возник прямо над их головами,  и старшая из
рода Удачи, грозно веселая, разъединила их со словами:
     - Послушай меня, о Хозяйка! Сегодня у тебя всего три дела: первое -
сообщить людям,  что  впереди Ночь Масок;  второе -  забыть обо  всем на
свете, отложить все свои заботы; и третье - самой веселиться до упаду. А
на завтра приготовлены еще три дела:  когда займется за стенами рассвет,
спуститься к морю, предать пучине королеву Зимы и начать свое правление,
как того желает наша Матерь!
     [Предать пучине королеву Зимы...] Мун посмотрела в сторону дворца.
     - Я... я поняла...
     - В  таком случае,  пойдем с  нами,  и  пусть люди  видят тебя.  До
завтрашнего утра  все  мы  существуем между двумя мирами -  миром Зимы и
миром Лета,  между прошлым и будущим.  А ты сейчас -  предвестница этого
будущего! - Она указала Мун место под балдахином.
     - Фейт, ты пойдешь со мной?
     - О да,  непременно.  -  Фейт улыбнулась.  -  Ведь я,  возможно,  в
последний раз смогу увидеть Зиму во всем ее величии,  и  мне хотелось бы
этим  от  души  насладиться.  -  Она  любовно  и  печально тронула  свой
искусственный глаз.  - Скоро мои маски - труд всей моей жизни - отцветут
и станут ненужным хламом на исходе этой последней ночи... и мне придется
расстаться со своим "третьим глазом", ибо и его унесет за собой уходящая
Зима...
     - Нет!  -  Мун решительно покачала головой. - Клянусь тебе, Фейт...
на этот раз Смена Времен Года произойдет иначе,  по-настоящему!  - Толпа
начала относить от нее Фейт.
     - Мун...  а  как же  Спаркс?  -  крикнула ей Фейт как бы с  другого
берега все расширяющегося людского потока.
     Мун беспомощно простирала к ней руки, влекомая толпой.
     - Не знаю! Не знаю!..
     Кто-то  легко поднял ее  и  усадил на  украшенные гирляндами цветов
носилки,  и носилки под балдахином поплыли вниз по Главной улице,  точно
попавший в быстрый ручей листок.
     Повсюду она  видела все  больше различных масок -  люди прятали под
ними свои лица,  словно не желая ни знать,  ни признаваться другим,  кто
они такие на  самом деле,  превращаясь в  некие фантастические существа,
подобные ей  самой,  королеве Лета.  Сегодня ночью на Тиамат не будет ни
Зимы,  ни Лета, ни инопланетян, ни аборигенов, ни правых, ни неправых...
Повсюду расцветали карнавальные костюмы и яркие маски; все громче играла
музыка, смеялись и пели люди, выкрикивая приветствия королеве Лета. Люди
без  конца подходили к  ее  носилкам,  предлагая ей  угощения,  напитки,
подарки,  пытаясь  хотя  бы  коснуться ее  -  на  счастье.  Сегодня  она
обязательно должна была быть веселой,  приветливой,  беззаботной,  точно
майская мушка -  символ мимолетной радости жизни;  потому что уже завтра
она  станет  настоящей королевой Тиамат  и  приступит к  своим  реальным
обязанностям...
     И она была благодарна Фейт за эту маску,  которая так много значила
для  жителей ее  планеты и  позволяла ей  скрыть  ту  правду,  что  была
написана на  ее  лице;  она постоянно ощущала бег времени и  знала,  что
завтрашний день отнимет у  нее и  это веселье,  и этот смех.  Потому что
если  ее  план  не  удался,  если  Сайрус подвел ее,  завтра она  скажет
необходимые слова  и  подаст  нужный знак...  И  морская пучина поглотит
Спаркса...

				  49

     [Значит,  она  действительно верит,  что  станет королевой Лета?  И
слышит  голоса,  говорящие  ей,  что  она  непременно победит?]  Джеруша
медленно  мерила  шагами  гулкое  пространство  приемной.   Она  слишком
нервничала,  чтобы  сидеть  спокойно  на  одном  из  роскошных пустующих
кресел.  [И это при вероятности не более одного процента?  Нет, Джеруша,
Вселенной абсолютно безразлично,  во что там верит эта девочка... или ты
сама, или кто-то еще... Для нее это просто не имеет значения.]
     Здесь,  в  гулкой тишине приемной Хованнеса,  ничто не отвлекало ее
внимания -  и  она  перебирала в  памяти,  точно полузабытые фотографии,
печальные  воспоминания о  тех  событиях,  что  вскоре  станут  для  нее
невозвратным прошлым,  и  в  реальной жизни их место займут новые вещи и
люди, ибо скоро Смена Времен Года. [Всему на свете свойственно меняться,
но каков будет реальный результат этих перемен? И сказываются ли решения
каждого из нас,  какими бы важными они ни казались,  хотя бы в  малейшей
степени на общем порядке взаимоотношений людей и вещей?..]
     Проходя мимо  окна,  Джеруша увидела собственное отражение на  фоне
мерцающих огней праздничного города и молча уставилась туда.
     - Комиссар ПалаТион,  как хорошо,  что вы пришли! Я знаю, насколько
вы  сейчас заняты.  -  Верховный судья  Хованнес,  внезапно появившись в
дверном проеме,  изысканным жестом приглашал ее войти в  кабинет,  и она
постаралась  не  думать  о  том,  что  он  все-таки  заставил  ее  ждать
достаточно долго - значительно дольше, чем допускали приличия, тем более
что время визита было обозначено точно.
     Она молча отдала ему честь.
     - Я  не могу быть [слишком] занята,  если речь идет о  благополучии
Гегемонии,  ваша честь.  [Или о моем собственном благополучии. А еще мне
всегда  любопытно,   как   это   человек  может  врать,   совершенно  не
стесняясь...]  -  Она вежливо коснулась его руки и впереди него прошла в
глубь  кабинета.   Центральное  место  здесь  занимал  длинный  стол   с
мониторами общего  компьютера.  За  столом  восседала знакомая  компания
местных чиновников;  она давно уже знала их  всех и  всех недолюбливала.
Кроме местных бюрократов за столом сидели и  несколько членов Ассамблеи,
в основном люди ей незнакомые.  Видимо, догадалась она, каждый пришел со
своим последним отчетом.  Даже на  такой малонаселенной и  слаборазвитой
планете процесс окончательной эвакуации носил  черты  некоей  вселенской
катастрофы.  На  лицах уроженцев Харему,  как  всегда выделявшихся среди
остальных, была написана откровенная скука. [Благодарение богам, я всего
лишь комиссар полиции, а не государственный чиновник!] Джеруша подумала,
что с тех пор, как заняла этот пост, она и занимается как раз в основном
чиновничьей работой. [Зато вчера я снова стала настоящим полицейским!]
     Они приветствовали ее аплодисментами, которые заменяло постукивание
ладонями по столешнице;  она уже почти привыкла к подобной реакции, хотя
еще до  вчерашнего дня подобные знаки внимания с  их стороны казались ей
немыслимыми.  Большинство собравшихся здесь чиновников,  как  и  большая
часть  полицейских в  ее  отряде,  были  родом с  Ньюхевена;  Гегемония,
видимо,   полагала,   что  культурная  однородность  способствует  более
эффективному исполнению ими своих функций.  И  сегодня ей  было особенно
приятно,   что  она  тоже  с   Ньюхевена  и  именно  ей  адресованы  эти
аплодисменты,  в том числе и уроженцев Харему; пожалуй, сегодня это было
даже важнее того,  что  она всего лишь женщина.  Джеруша с  достоинством
поклонилась,  благодаря за  оказанное уважение,  и  уселась на в  высшей
степени неудобный стул, стоявший к ней ближе всего.
     - Я уверен,  все вы уже слышали, - Верховный судья Хованнес призвал
всех к молчанию,  -  что комиссару ПалаТион удалось раскрыть заговор и в
самый  последний момент  блестяще предотвратить попытку Снежной королевы
удержать свою власть на планете Тиамат...
     Джеруша жадно вслушивалась в его слова, впитывая каждый лестный для
себя эпитет,  словно аромат редких благовоний.  [Боги,  так ведь можно и
привыкнуть к  похвалам!]  Несмотря на  то,  что сам Хованнес был родом с
Харему,  он не скупился на похвалы ей,  прекрасно сознавая,  что, будучи
Верховным судьей как бы  разделяет с  ней ее  славу,  и  мазал бутерброд
лестью весьма щедро.  Впрочем,  он  довольно часто отхлебывал из стакана
какую-то прозрачную жидкость;  интересно,  подумала Джеруша,  простая ли
это  вода,  или  что-то  более  крепкое,  способное смягчить мучительную
необходимость хвалить ее и делать ей комплименты?
     - ...Хотя,  как  вам  известно,  имелись  определенные  разногласия
относительно...  хм,  назначения женщины на  пост  комиссара полиции,  я
полагаю,  что  ПалаТион вполне достойно ответила своим оппонентам.  И  я
отнюдь не  уверен,  что первоначально предложенный на  этот пост старший
инспектор  Мантаньес  сумел  бы  в  данной  ситуации  достигнуть  лучших
результатов.
     [Да уж это точно,  черт побери!]  Джеруша с  притворной скромностью
потупилась, пряча невольную улыбку.
     - Я  всего лишь  честно выполняла свой  долг,  ваша  честь;  как  и
всегда.  [А ты тут совершенно ни при чем,  надо сказать!]  Она прикусила
язык, чтобы не сказать это вслух.
     - И тем не менее, комиссар, - соблаговолил обратиться к ней один из
членов  Ассамблеи,  -  вы  закончите  свою  службу  на  Тиамат,  получив
благодарность в  приказе!  Вы оказали великую услугу и  этой планете,  и
женскому полу вообще.  -  При  этих словах один или  двое представителей
Ньюхевена закашлялись.  -  Именно  благодаря подобным  примерам и  можно
доказать, что монополией на интеллект не может обладать ни какая-то одна
планета,  ни какой-то один из полов, ни какая-то одна раса. Каждый может
и  должен делать свой вклад в  дальнейшее развитие Гегемонии,  даже если
вклад  этот  и   не   у   всех  одинаков,   соответствуя  индивидуальным
возможностям каждого...
     - Интересно,  кто  вложил  ему  в  башку  подобную  чушь,  -  кисло
пробурчал Директор департамента здравоохранения.
     - Не знаю, - ответила Джеруша, прикрывая рот рукой, - однако на его
примере  легко  убедиться,   что,  даже  если  твоя  жизнь  продолжается
несколько  столетий,  она  ничему  порой  научить  не  способна.  -  Она
заметила,  как дрогнули губы директора и округлились глаза;  он с трудом
сдержал улыбку и дружески подмигнул ей.
     - А  вы,  комиссар,  не хотите сказать нам несколько слов?  Джеруша
вздрогнула,  но быстро поняла, что член Ассамблей даже и не заметил, что
кто-то бесцеремонно переговаривается у него под носом.  [Боги, только бы
голос не дрогнул!] Она прокашлялась.
     - Благодарю вас,  сэр.  На самом деле, направляясь сюда, я не имела
намерения выступать с  речью,  и,  честно  говоря,  у  меня  крайне мало
времени...  -  [Ну минутку-то  послушайте все-таки!]  -  Но  раз уж  мне
предоставлено слово на столь высоком собрании, то, возможно, имеет смысл
очень  кратко  обсудить одну  весьма  важную  проблему.  -  Она  встала,
опершись пальцами о стол. - Несколько недель тому назад я получила очень
тревожную  информацию относительно меров  -  это  существа,  обитающие в
морях Тиамат и  используемые нами  для  получения так  называемой "живой
воды",  -  пояснила она  специально для  тех  членов Ассамблеи,  которые
действительно не представляли себе,  кто такие меры. - Мне сообщили, что
меры  созданы Старой  Империей как  разумные существа с  высоким уровнем
развития интеллекта!  Человек,  сообщивший мне об  этом,  получил данную
информацию непосредственно от предсказательницы, погруженной им в Транс.
     Она видела,  как смысл ее слов медленно доходит до них, точно круги
на  воде от  брошенного камня;  и  пыталась догадаться,  искренне ли они
удивлены  или  все-таки  все  это  им  давно  известно,  а  сама  она  -
единственный  человек  в   этой  комнате,   который  слепо  не   замечал
очевидного...  Но если кто-то из них и притворялся, изображая изумление,
то делал это довольно успешно. Вокруг тут же поднялся возмущенный гул.
     - Неужели  вы  хотите  сказать,   комиссар,  -  возмущенно  спросил
Хованнес, - что мы умышленно занимались уничтожением целой расы мыслящих
существ?
     Она  кивнула,  по-прежнему  глядя  в  стол  и  от  волнения  слегка
постукивая ногой об пол.
     - То есть,  разумеется,  не умышленно.  - Перед ее мысленным взором
вновь предстал тот залитый кровью берег:  но [вы ведь убивали их,  чтобы
продлить собственную жизнь!] - Я уверена, что ни один из присутствующих,
ни один из уважаемых членов Ассамблеи не допустил бы ничего подобного. -
Она пристально посмотрела на того, кто носил особый знак Старейшего; это
был мужчина лет шестидесяти на вид, которому на самом деле было во много
раз больше.  -  Но когда-то же кто-то безусловно знал о  том,  кто такие
меры, потому что ведь очень давно известно, откуда берется "живая вода".
- Если даже Старейший и  знал что-то,  по лицу его совершенно невозможно
было это прочесть; он