очь в  пределах своих личных возможностей,  я непременно помогу,
только свяжись со  мной и  вовремя дай знать.  Но  устроить чудо я  не в
силах...  я бы даже и не знал,  с какого конца за это приниматься. Лучше
бы ты мне совсем ничего не рассказывала!  - Он повернулся и пошел прочь,
оставив ее в одиночестве.
     В  одиночестве...  За  всю  свою жизнь Мун не  испытывала подобного
одиночества. Авточелнок замедлил ход, выехав после тоннеля на освещенную
площадку  и  притормозив  у  остановки.  Снаружи  была  видна  огромная,
построенная человеческими руками пещера и перед ней -  широченная,  ярко
освещенная платформа. Стены пещеры были разрисованы светящимися красками
- жестокое,   бессмысленное  напоминание  о   Фестивале  и  конце  Зимы.
Платформа была абсолютно пуста, если не считать трех отлично вооруженных
охранников;  лишние люди  в  космопорту были ни  к  чему.  Итак,  отсюда
начинается  Карбункул...  Но  Мун  по-прежнему  не  имела  ни  малейшего
представления о том, что же он такое.
     Техники вылезли из машины, смеясь и подталкивая друг друга локтями;
двое или трое быстро оглянулись на нее,  прежде чем исчезнуть в  глубине
пещеры. Гундалину встал, тяжело закашлялся и жестом велел ей тоже встать
и выйти на платформу.  Мун двинулась следом за техниками, опустив голову
и совершенно запутавшись в невероятном количестве вопросов,  роившихся у
нее в голове и оставшихся без ответа. На противоположном конце платформы
были  расположены лифты  различных габаритов.  Техники  уже  исчезли  за
дверями  одного  из  них.  Гундалину по-прежнему  был  в  своем  старом,
покрытом пятнами крови плаще и  чьем-то  чужом шлеме,  так что охранники
изучали  его   полицейское  удостоверение  более  тщательно,   чем  лицо
преступницы, которую он сопровождал. То есть Мун.
     Лифт летел все выше и выше,  пока Мун не почувствовала,  что пустые
кишки  начинают  бунтовать против  этого  бесконечного подъема.  Они  не
остановились  ни  разу.  Шахта  лифта  проходила  внутри  одной  из  тех
гигантских опор,  на которых покоился Карбункул, и заканчивалась прямо в
центре одного из  нижних уровней города,  среди  разнообразных складских
помещений, содержавших некогда товары со всех планет Гегемонии. Впрочем,
теперь склады были практически пусты.
     Наконец лифт остановился,  дверцы открылись,  и  в кабину ворвались
шум, пестрота толпы, пьянящее веселье карнавала, сперва даже оглушив их.
Мужчины  и  женщины,   танцуя,   точно  толпа  развеселившихся  дикарей,
двигались по  улице;  звучала  громкая веселая музыка;  даже  полупустые
складские помещения были заполнены шумом,  движением, многоцветьем одежд
и лиц местных жителей и инопланетян. Мун отпрянула назад и заметила, что
Гундалину тоже ошарашен.  Какофония звуков оглушила их,  придя на  смену
хрупкой тишине снегов.
     Гундалину выругался на сандхи, первым нарушив молчание.
     Потом  за  руку  вытащил Мун  из  лифта,  и  дверцы сразу же  снова
закрылись.   Они  двинулись  по   самому  краю  беснующейся  толпы  мимо
бесконечных складов  туда,  где  начиналась запруженная народом  Главная
улица  Карбункула.  Наконец Гундалину остановился,  обнаружив более  или
менее тихий уголок между двумя соседними зданиями.  И  решительно прижал
Мун к стене.
     - Послушай...
     Она отвернулась.  Она не желала видеть его лицо и пряталась за иные
воспоминания и образы...  [Только не говори мне, что тебе жаль... только
не говори!]
     - Мне очень жаль. Я вынужден был так поступить. - Он взял ее руку в
свои.  Большим пальцем нажал на  плоский замок ее наручников,  и  они со
щелчком раскрылись. Гундалину снял их с нее и отшвырнул прочь.
     Мун,  все  еще  не  веря,  долго смотрела на  свои запястья,  потом
потрясла ими,  чтобы разогнать кровь,  подняла голову и посмотрела ему в
лицо.
     - Я думала... что...
     - Это был единственно возможный способ добраться сюда, минуя службу
безопасности,  -  тем  более что  комиссар ПалаТион тебя  узнала.  -  Он
покачал головой и вытер лоб тыльной стороной ладони.
     - Святая Матерь,  БиЗед!..  -  Она  глубоко вздохнула и  всплеснула
руками: - Ты слишком хорошо лжешь!
     Он криво усмехнулся.
     - Ну   вот  и   конец  карьеры  полицейского  инспектора  по  имени
Гундалину.  -  Он  стянул с  головы чужой  шлем,  погладил его  почти  с
нежностью.  -  Никому, кроме меня, не понять, что я больше не имею права
носить его.  -  Голос Гундалину звучал хрипло.  Он наклонился и  положил
шлем на тротуар.
     - БиЗед,  не обязательно ведь,  чтобы кто-то об этом узнал.  - Она,
проникнувшись сочувствием, потянула его за рукав. - Неужели ты не можешь
сказать, что я удрала от тебя в толпе?
     Он выпрямился,  рот - словно прорезь ножом, глаза - как угли; и она
поняла, чего все это ему стоило.
     - Комиссар ПалаТион сказала,  что знает о  Спарксе и что мы вряд ли
сумели бы отыскать его во дворце,  но он иногда посещает одну женщину по
имени Фейт,  Хрустальный Глаз, которая живет в Цитрусовой аллее. Это для
начала уже очень неплохо.  - Гундалину как бы отгородился сейчас от нее,
от самого себя,  отступив на нейтральную территорию.  - По-моему, теперь
нам  можно  идти,  ничего не  опасаясь:  в  такой толпе никто на  нас  и
внимания не обратит.  - Посмотрев на Мун, он вдруг нахмурился: - Заплети
косы. Так слишком похоже... в глаза бросается...
     Она подчинилась, ничего не понимая.
     - Держись за меня,  постарайся ни в  коем случае не отставать.  Нам
еще полгорода пройти нужно в этой толпе и все время вверх. - Он протянул
ей свою здоровую руку, и она крепко ухватилась за нее.
     Они   пошли  вверх  по   Главной  улице,   шалея  от   вызывающего,
безудержного веселья,  что царило в  эти дни в  Карбункуле.  Жители Зимы
праздновали наступление лета с  каким-то веселым отчаянием;  жители Лета
приветствовали Смену Времен Года и  начало своего правления на  планете.
Вид  грубых  башмаков,   блестящих  плащей  из  шкур  морских  животных,
обветренных загорелых лиц -  в  столицу на Фестиваль съехалось множество
островитян -  вызывал в  душе Мун тоску и одновременно страстное желание
вновь стать такой,  как они.  Она заметила, что все время высматривает в
толпе любимое,  единственное лицо, и наконец ей попался на глаза высокий
рыжеволосый парень в  грубом плаще.  Он  шел  спиной к  ней и  уже почти
скрылся  в  толпе,  когда  она  попыталась вырвать  свою  руку  из  руки
Гундалину и броситься за ним вслед.  Но Гундалину держал крепко и, молча
покачав головой,  потащил ее  дальше,  -  вверх по  улице,  пока она  не
успокоилась  и   не   поняла,   что   среди  этого  моря  людей  даже  в
непосредственной близости от  них  по  крайней мере полсотни рыжеволосых
сыновей Лета.
     Продавцы  громко  расхваливали товар;  люди,  взявшись  за  руки  и
образовав огромные цепи, танцевали на самой улице и среди домов; уличные
артисты и музыканты, взобравшись на ящики и лесенки, старались завоевать
внимание прохожих. Была середина ночи, но, похоже, никто об этом даже не
задумывался и не способен был отличить ночь от полудня.  После прибытия,
премьер-министра и  по  мере  приближения Ночи Масок празднование должно
было развиваться по нарастающей, приобретая поистине дикий разгул.
     Лавочники-инопланетяне распродавали последние товары практически за
бесценок,  а  то  и  просто раздавали их  -  сложенное в  стопки белье и
одежду,  продукты,  разные  диковинки и  экзотические вещицы -  прямо  в
дверях лавок. ТОЛЬКО ЗАБЕРИТЕ ЭТО. Жители Зимы в причудливых маскарадных
костюмах,  на  которые ушли километры тканей,  похожие на  своих древних
тотемных  покровителей,  торжественно  прогуливались по  самой  середине
Главной улицы в холодном искусственном свете.  Мун охнула,  когда совсем
рядом с ними взорвалась шутиха,  а придя в себя, написала в воздухе свое
имя бенгальским огнем,  невесть откуда взявшимся у  нее в руке.  Повсюду
шли спортивные соревнования -  прежде всего,  в разных видах борьбы; а в
боковых  аллеях,  где  было  потише  и  потемнее,  спортивные бои  порой
заканчивались взрывами насилия. Мун пришлось даже отбиваться одной рукой
- она так и  не  выпустила руку Гундалину -  когда они попали в  одну из
подобных стычек,  а инстинкт полицейского тут же повлек его в самую гущу
драки.  Однако  патруль  оказался неподалеку,  так  что  Гундалину резко
свернул за угол, хотя в этом не было ни малейшей необходимости.
     Они  поднимались все выше,  и  Мун чувствовала,  как дух праздника,
царящий  на  улицах,  постепенно  и  ее  заражает  своим  легкомысленным
оптимизмом,  внушая  абсолютную  уверенность  в  том,  что  она  наконец
достигла цели -  это столица ее мира, это Карбункул, это место радости и
невообразимых наслаждений.  Она попала сюда вовремя, она успела до Смены
Времен  Года,  теперь все  сомнения позади,  теперь возможно все...  Она
явилась сюда,  чтобы  найти  Спаркса и  изменить древний ритуал,  и  она
непременно сделает это!
     Но  все  чаще  и   чаще  они  останавливались,   и  ей  приходилось
практически тащить Гундалину за  собой сквозь толпу;  он,  в  отличие от
нее,  совсем обессилел и  упал духом.  Она тревожно посматривала на  его
покрытое испариной лицо,  и сердце у нее сжималось каждый раз,  когда он
заходился в  мучительном кашле:  она  вспоминала,  что  он  отказался от
отдыха и лечения,  только чтобы помочь ей.  Однако,  стоило ей замедлить
шаг,  как он первым заставлял ее идти быстрее, приговаривая: "Ничего, мы
почти уже пришли".
     Наконец они добрались до Цитрусовой аллеи. Мун заглянула в какой-то
магазинчик,  все еще открытый, несмотря на поздний час, и стала с жадным
любопытством  расспрашивать  хозяина  о   Фейт.   Тот  сперва  удивленно
уставился на нее,  и  она поспешила прикрыть татуировку на горле высоким
воротником туники.
     - Мастерская Фейт  рядом,  соседняя  дверь,  да  только,  маленькая
госпожа,  ее самой нет дома -  она за своими масками присматривает, а их
по всему городу растащили. Завтра приходите, может, вам больше повезет.
     [Она  должна быть дома!  Как  это  -  ее  нет?..]  Мун  кивала,  от
разочарования не в силах вымолвить ни слова.
     Гундалину прислонился к стене дома.
     - У вас нет чего-нибудь от кашля? Хозяин магазина пожал плечами.
     - Теперь уже  мало что  осталось.  Разве что  амулет для сохранения
здоровья. Возьмете?
     Гундалину с отвращением что-то прорычал и решительно оттолкнулся от
стены.
     - Пойдем поспрашиваем у соседей...
     - Нет.  -  Мун покачала головой и взяла его за руку. - Мы... Сперва
давай найдем где переночевать. А сюда придем завтра.
     Гундалину колебался.
     - Ты уверена, что так будет лучше?
     Она  кивнула.  Обманывая его,  она  понимала,  что  так  или  иначе
пропадет в этом городе одна, если он окончательно лишится сил.
     Они  обрели  пристанище  у  бывшей  квартирной  хозяйки  Гундалину,
пышнотелой,  по-матерински заботливой,  сразу  согласившейся пустить  их
переночевать,  стоило ей убедиться,  что Гундалину -  не привидение. Она
проводила  их  в  комнату,  где  прежде  жил  ее  теперь  взрослый  сын,
простодушно заявив:
     - Я же знаю, что вы ничего не украдете, инспектор Гундалину!
     Гундалину сухо улыбнулся ей, дверь за толстухой захлопнулась, и они
наконец остались одни.  - Ей, похоже, все равно, даже если я тебя только
что на улице подцепил.
     Мун не поняла:
     - А что это значит?
     Его улыбка стала еще суше.
     - В общем-то ничего.  Тем более в этом городе.  Боги, как мне нужно
сейчас много горячей воды!  Так хочется снова почувствовать себя чистым!
- Он прямо-таки бегом бросился в  ванную,  и  через секунду Мун услышала
шум льющейся воды.
     Она съела свою порцию пирога с рыбой, который они купили на улице и
прихватили с  собой.  Сидя у окна,  спиной к безликой комнатке,  как две
капли воды похожей на множество других таких же комнат в Карбункуле, она
чувствовала себя  как  бы  повисшей между  небом  и  морем.  Их  комната
находилась на  втором этаже,  и  Мун сверху смотрела на  ликующую толпу,
точно кровь текущую по жилам столицы. [Так много... так много людей!]
     В  одиночестве она чувствовала себя совершенно беззащитной,  быстро
теряя веру,  что  когда-либо  сумеет отыскать заветное лицо среди многих
тысяч  чужих  лиц.  По  приказу  чудесной и  могущественной машины  она,
сивилла,  попала в  этот город,  но чего эта машина хочет от нее теперь?
КейАр Аспундх оказался не в состоянии объяснить ей,  как же, собственно,
эта машина работает;  он  лишь намекнул,  что это одно из  самых больших
чудес на  свете,  разгадать которое не  под  силу  даже  предсказателям.
Раньше Мун  во  всем  полагалась на  волю  машины,  но  теперь,  попав в
Карбункул, вдруг поняла, что в ней не осталось желания по-прежнему слепо
повиноваться. Неужели машина перестала руководить ею, оставила ее одну -
считать песчинки на бескрайнем морском берегу? Как же она отыщет Спаркса
без ее помощи?
     И   что  если  она  действительно  его  найдет?   Кем  он   стал...
хладнокровным убийцей, палачом Снежной королевы, делящим с ней ложе? Что
она скажет ему,  когда найдет?  Что он  может сказать ей?  Он уже дважды
оттолкнул ее -  в  Нейте и  тогда,  на залитом кровью берегу...  Он ведь
действительно часто говорил ей,  что больше ее не любит... Может быть, и
у нее в душе после стольких испытаний все перегорело,  и она без особого
волнения услышит,  как он снова скажет ей это прямо в лицо? Она невольно
коснулась своей  щеки.  [Почему я  не  могу  смириться?  Почему не  могу
допустить, что он действительно любит другую?]
     Занавеска на двери в ванную отодвинулась,  и оттуда вышел Гундалину
- чистый,  свежевыбритый,  однако снова натянувший те  же отвратительные
лохмотья.  Он  со  вздохом облегчения вытянулся на диване,  словно мытье
отняло у  него последние силы.  Мун тут же заперлась в крошечной ванной,
чтобы  скрыть  от  него  мучительные сомнения,  о  которых не  могла  ни
говорить,  ни  молчать.  Она включила душ,  и  теплая вода успокоила ее,
сняла истерзавшее душу напряжение,  но  не  могла смыть чувство глубокой
вины перед Гундалину.
     Она снова вошла в комнату,  накинув только тунику и на ходу вытирая
лицо и  волосы.  Она надеялась,  что Гундалину уже уснул,  но он стоял у
окна в той же позе, что и она недавно.
     Мун тоже подошла к окну. Они стояли рядом, не касаясь друг друга, и
молчали,  гладя сквозь стекло на улицу внизу,  слушая, как шум Фестиваля
разбивается о закрытые окна.
     - Зачем я  сюда явилась?  Почему?  Похоже,  в этом нет ни малейшего
смысла...
     Гундалину, наморщив лоб, изумленно посмотрел на нее.
     - Что я буду делать,  даже если найду его? Я ведь его уже потеряла.
Я  ему больше не нужна.  У него есть Снежная королева...  -  Она прижала
пальцы к губам. - И он готов умереть ради нее.
     - Может быть,  Ариенрод нужна ему только потому, что тебя нет с ним
радом?  - Гундалину снова внимательно всмотрелся в ее лицо, словно искал
там что-то, ей самой неведомое.
     - Ну что ты! Она ведь королева...
     - Но  она никогда не  станет тобой.  -  Нерешительно он коснулся ее
руки. - И может быть, именно поэтому он больше не хочет жить.
     Мун поймала его руку, прижала к своей щеке, поцеловала.
     - О,  ты...  заставляешь меня почувствовать...  что я тоже,  что-то
значу - особенно когда меня мучают сомнения... когда у меня земля из-под
ног уходит... - Лицо у нее горело.
     Гундалину высвободил руку.
     - Не говори на сандхи!  Я больше не хочу его слышать.  - Он неловко
поправил свою грубую рубаху на груди.  -  Я  не могу теперь его слышать.
Перекати-поле... вот что я такое! Пена морская, пыль на ветру, грязь под
ногами моего народа...
     - Прекрати!  -  сердито крикнула она,  страдая той же болью,  какая
терзала и  его -  с  ним вместе.  -  Прекрати,  прекрати!  Я не дам тебе
поверить в это!  Это ложь!  Ты самый лучший,  самый нежный, самый добрый
человек  изо  всех,  кого  я  когда-либо  знала.  Я  не  позволю тебе...
поверить...  -  она все еще что-то говорила,  когда он повернулся к ней,
жадно гладя ей в лицо своими темными глазами, и страстно обнял ее...
     Потом медленно наклонился к ней, почти не веря тому, что она целует
его  первой,  а  Мун закрыла глаза и  целовала его с  неутолимой жаждой,
чувствуя,  как  его удивленные руки начинают ласкать ее.  Своим поцелуем
она как бы ответила на его так и не заданный вопрос...
     - Как я попал сюда?..  -  шептал он.  -  Неужели это не сон? Как ты
можешь?..
     - Не  знаю.  Я  ничего не знаю,  не спрашивай меня.  -  [Потому что
ответа нет.  Потому что  я  не  имею  права  любить тебя,  я  никогда не
собиралась любить тебя...] -  БиЗед...  может быть,  это все,  что нам с
тобой отведено в жизни,  и завтра все кончится...  -  [Потому что это ты
даешь мне силы продолжать поиски.]
     - Я знаю.  -  Его поцелуи стали смелее.  -  Это неважно. Я не прошу
тебя стать моей навсегда... только позволь мне любить тебя сейчас.

				  37

     - Эй, Звездный Бык! - Ариенрод снова окликнула его; в первый раз он
даже головы не поднял от своего рабочего стола.
     Спаркс медленно выпрямился и посмотрел на нее с каким-то непонятным
выражением на лице,  словно с трудом ее узнавая. Потом отложил в сторону
инструменты  и  добытые  с  помощью  контрабандистов запчасти,  а  также
полуразобранный прибор, с которым все это время возился. Кабинет Спаркса
был   битком  набит   остатками  технологического  шторма  -   техникой,
выброшенной волнами экспортной экспансии на прибрежный песок Тиамат.  Во
многих приборах он,  по  его собственным словам,  уже вполне разобрался.
Его  врожденные  способности  к  техническим  наукам  всегда  доставляли
Ариенрод удовольствие.  Однако после  той  последней Охоты он  буквально
растворился в своих приборах и инструментах,  словно прячась -  от нее и
от себя.
     - Что тебе нужно?  -  Вопрос,  впрочем, звучал не враждебно, хотя и
без любопытства. Спарксу было совершенно безразлично ее присутствие.
     Она постаралась сдержать раздражение,  понимая, что лишь терпение и
время смогут вывести его из унылых размышлений.  Но уже слишком давно он
не смотрел на нее,  как мужчина,  уже много недель,  и это действительно
бесило ее, не позволяя более терпеть приступы его дурного настроения.
     - Я  хочу  знать,  когда ты  наконец выполнишь возложенные на  тебя
обязанности?
     - Обязанности?  - Он повернулся к ней, поводя глазами, точно олень,
пытающийся  укрыться  в  дебрях  электронного  "леса".   -  Я  все  свои
обязанности выполнил. - Слова звучали горько.
     - Мы до сих пор не внесли обещанную плату.  Суре ждет.  Мне ведь не
нужно лишний раз напоминать тебе,  что, если он не получит "живой воды".
Зиме придет конец - как и вашим жизням.
     - А  если он ее получит,  то половина жителей Тиамат умрет...  и  с
Летом будет покончено навсегда.  -  Его  зеленые глаза тоскливо смотрели
прямо на нее.
     - Да,  я  надеюсь,  что так и будет.  -  Ее взгляд проникал в самые
сокровенные уголки его  души.  -  Ты  ведь  не  станешь утверждать,  что
слышишь об этом впервые, правда?
     - Нет.   -  Он  покачал  головой;  его  рыжая  грива  цеплялась  за
серебряную цепь, надетую поверх свободной рубашки. - Я каждый день думаю
об этом, мне это снится...
     - Приятные сны, ничего не скажешь! - язвительно заметила она.
     - Нет! - Она вспомнила те его кошмары, о которых он даже говорить с
ней  отказывался.  -  Найди  кого-нибудь другого,  пусть  кто-нибудь еще
передаст Сурсу то,  что требуется.  Я свой долг выполнил. Я задыхаюсь от
грязи,  в которой перепачкался во имя Зимы. Я не желаю больше иметь дело
с  этим  негодяем и  его  подручными,  которые  теперь  получат  "вечную
молодость" благодаря гибели моего народа.
     - Ты же не островитянин!  А  заплатить нужно только за наши с тобой
собственные жизни.  -  Ариенрод наклонилась к нему.  - Ты уже не сможешь
снова заползти в свою р