дних трех слов,  совершенно неожиданно вырвавшихся прямо у  нее  из
сердца.
     Спаркс  встал,   обошел  стол,   по  краю  отделанный  серебром,  и
приблизился  к  ней.  Но  она  покачала  головой  и  отстраняющим жестом
удержала его на расстояний.
     - Сперва выслушай меня.  Раз уж ты спросил, я хочу, чтоб ты знал. У
меня действительно нет ни малейшего желания становиться покорной жертвой
допотопного ритуала и  видеть,  как все,  за что я  так боролась,  будет
уничтожено и  следом за  мной брошено в  море.  Такого намерения у  меня
никогда не было. Клянусь всеми богами, которые никогда не существовали в
моем мире, Тиамат не будет отброшена назад в пучину невежества и застоя,
когда инопланетяне в очередной раз покинут е„!
     - Но   как  ты  можешь  остановить  все  это?   Ведь  после  отлета
инопланетян  мы  утратим  свою  технологическую и  энергетическую  базу,
рухнет сама основа нашего могущества...  -  Ей приятно было услышать это
"мы",  в  котором звучала бессознательная мольба о  помощи.  -  Ведь они
специально уничтожат все. И тогда нам будет не удержать наступающее Лето
- вместе  со  Сменой Времен Года  неизбежно придет и  власть островитян.
Тиамат снова станет их миром.
     - Да,  основательно тебе промыли мозги!  - грубо оборвала она его и
махнула  тяжелой  от   перстней  рукой,   как  бы   указывая  на  город,
раскинувшийся  за  стеной.  -  Островитяне  вскоре  соберутся  здесь,  в
столице,  - ведь фестивали всегда проходят на территории Зимы. Нам нужно
лишь  застать  их  врасплох...  Например,  устроить  небольшую  эпидемию
неведомой болезни,  от  которой мы,  жители  Зимы,  убережемся благодаря
чудесам инопланетной медицины. Лицо Звездного Быка исказилось.
     - Ты  хочешь  сказать...   ты  могла  бы  сделать  такое?  Но  ведь
непременно...
     - Да  и  еще  раз  да!   Ты  что  же,   все  еще  так  любишь  этих
невежественных  суеверных  варваров,   что   боишься  пожертвовать  даже
несколькими из  них  ради будущего целой планеты?  А  ведь они  заодно с
инопланетянами,  и у них есть подпольная организация,  которая стремится
подавить нас,  жителей Зимы - тех, кто хочет сделать Тиамат полноправным
членом Гегемонии.  И,  одержав победу,  они будут править планетой целых
сто  лет,  неужели ты  этого хочешь?  А  не  пришла ли  и  наша  очередь
побеждать?
     - Да, но...
     - Никаких "но".  И инопланетяне,  и дети Лета - разве те или другие
сделали для  тебя хоть что-то?  Нет,  все  они тебя предали,  бросили на
произвол судьбы!  -  Она видела,  что ее  слова задели Спаркса за живое,
попали ему прямо в сердце, которое она так хорошо знала.
     - Да,  они меня предали.  -  Рот его был похож на прорезанную ножом
щель.  - Ты права... они заслуживают наказания - за все, что... сделали.
- Руки  его  стиснули ремень,  точно когти зверя добычу.  -  Но  как  ты
сможешь устроить такое, да еще чтобы легавые не пронюхали?
     - Вс„ устроит Суре.  Он  уже устраивал для меня самые разнообразные
"несчастные случаи";  например,  с предыдущим комиссаром полиции,  - Она
заметила,  как  изумленно  распахнулись его  глаза.  -  Конечно,  сейчас
масштаб более широкий,  но  я  уверена,  что  Суре все сделает как надо,
получив добычу той  Охоты,  которая станет для тебя самой последней.  Он
по-своему вполне благородный человек.
     - Но ты ведь должна успеть до того, как улетят последние корабли. И
значит, легавые все еще будут...
     - Во время визита премьер-министра?  И перед самым закрытием Черных
Ворот? Да они сбегут без оглядки, бросят нас среди этого хаоса, надеясь,
что и без них мы кончим тем,  что все утонем в море. Знаю я их... Успела
изучить за полтораста лет.
     Он выдохнул - словно выпуская наружу мучившие его сомнения.
     - Да, наверное, ты знаешь их лучше, чем они сами знают себя.
     - Я всех людей знаю лучше, чем они сами знают себя! - Она поднялась
с кресла, позволив ему наконец обвить руками ее талию. - Даже тебя.
     - Особенно меня,  -  выдохнул он  ей в  ухо и  принялся целовать ее
прекрасную шею,  волосы...  - Ариенрод, тебе одной принадлежит мое тело,
но я бы и душу свою отдал тебе - если бы ты только согласилась ее взять.
     Она коснулась кнопки на столе, открывая дверь, ведущую в спальню, и
печально подумала: [я уже владею ею, любовь моя.]

				  26

     - Зафиксирован  источник  теплового  излучения,  инспектор.  Где-то
совсем  близко!  -  ТьерПарде прервал  свое  обычное молчание и  казался
неожиданно заинтересованным.  - Похоже, люди. Вон за поворотом кустарник
- как раз есть где спрятаться...
     - Интересно, а средства передвижения у них какие? - Гундалину сунул
в  карман  очередную книжку о  Старой Империи и  наклонился к  ветровому
стеклу так,  что ремень безопасности врезался ему в шею.  [Ну,  наконец,
хоть что-то!..] Он вглядывался в снежную даль, выискивая следы тех, кого
уже обнаружили приборы.  Они шли по этому следу полтора суток,  взяв его
еще  в  космопорту,  но  он  оказался  так  запутан,  что  преследование
затянулось. В списке похищенных вещей значился излучатель тяжелого типа,
принадлежащий полиции;  Гундалину очень  хотелось знать,  каким  образом
бандиты умудрились его  украсть.  Такие банды обычно бывали вооружены не
слишком  хорошо;  именно  поэтому  они  предпочитали "тихое" воровство и
избегали стычек с полицией.  Однако были столь же безжалостны и тверды в
своих намерениях,  как  эта черно-белая,  окаменевшая от  холода тундра,
которая  укрывала  их.   Практически  ради   развлечения  бандиты  убили
нескольких  инопланетян,   которые  всего  лишь  попались  им  на  пути.
Гундалину очень надеялся,  что украденный излучатель никак не повлиял на
поведение бандитов и их действия будут развиваться по обычной схеме.
     Он  снова взглянул на экран,  чтобы еще разок обдумать ситуацию,  и
тут ТьерПарде пропел:
     - Э-эх, сэр! Уж теперь-то мы их к ногтю прижмем! Интересно, где это
они  аэросани  раздобыли?   -   Он  радостно  засмеялся.  -  Возьмем  их
аккуратненько,  не торопясь, а потом я этим ублюдкам кишки выпущу. Самые
пустяки остались, сэр. Они практически у нас в руках.
     Гундалину открыл было рот,  чтобы ответить,  но прямо у  него перед
носом вдруг замигал красным сигнал особой опасности.
     - Скорее отсюда,  черт бы тебя побрал!  - заорал он и поверх головы
ошалевшего от  неожиданности ТьерПарде резко  рванул  контрольную ручку,
почувствовав, что та будто сопротивляется ему...
     - Ну же, давай!..
     - Инспектор,  какого черта...  -  Договорить ТьерПарде не успел:  с
излучателем тяжелого типа шутки плохи.  Мощный толчок, и их подбросило в
небеса.  Перед Гундалину мгновенно замелькали какие-то  черно-бело-синие
пятна -  некоторое время они кувыркались в воздухе,  словно в лотерейном
барабане,  потом  стабилизаторы  все-таки  выровняли  машину,  прекратив
наконец это кошмарное кувыркание.  Однако они продолжали камнем падать в
безмолвную снежную пучину,  и  падение это  должно  было  закончиться их
смертью.  Рука Гундалину инстинктивно потянулась к кнопке двигателя;  он
снова и  снова давил на  нее,  пока  отупевший мозг  наконец не  уяснил,
почему мотор не  отвечает:  излучатель просто разнес двигатель на куски.
Теперь ничего поделать было нельзя.  Ничего!  ТьерПарде сидел в  нелепой
позе,  словно пластмассовый пупс,  и  хватал ртом воздух с таким звуком,
который Гундалину сперва принял за смех.  Потом небеса исчезли,  и  стал
виден лишь  истоптанный снег  и  вздымающиеся им  навстречу черные клыки
скал.
     Они упали,  так и не долетев до утесов,  -  только это и спасло их.
Взметнувшийся в  воздух  снег  окружил  их  ослепительно белой  завесой,
смягчив силу удара,  который все же  был настолько силен,  что Гундалину
шлемом пробил ветровое стекло.
     Он  довольно  долго  лежал  неподвижно,  обнимая  какой-то  твердый
предмет,  возможно руль,  и  слушал  колокола,  гудевшие в  ушах,  не  в
состоянии ни сфокусировать зрение,  ни даже просто крикнуть. Он понимал,
что  нужно что-то  сделать,  кого-то  предупредить,  но  все  это сейчас
представлялось ему  недостаточно важным.  Ему  вдруг показалось,  что  в
кабине очень жарко,  и  это  было весьма странно,  потому что  они  были
буквально  погребены  в  сугробе.  [Погребены.  Погребены.  Умерли...  и
похоронены?] Он зажмурился.  Какой отвратительный запах! Глаза жгло... и
воздух...  Дышать стало нечем,  ужасно воняло смертью, могилой... Что-то
горит?
     Глаза слезились; но он сумел рассмотреть, что горит изоляция. Вот в
чем дело! За окнами - снеговые завалы.
     - ТьерПарде? Ты как? Выбирайся наружу!
     Он,  пожалуй,  и сам себя не слышал.  Он потряс ТьерПарде за плечо,
однако  тот  по-прежнему безжизненно свисал  с  кресла на  своих  ремнях
безопасности.  Глаза  его  были  закрыты.  Гундалину с  огромным  трудом
расстегнул  защелку  ремней  и  высвободился.  Потом  попробовал открыть
дверь,  но она была наглухо завалена снегом,  и  он долго колотил в  нее
кулаками,  пока эти удары не стали отдаваться у  него в  голове красными
вспышками и резкой болью.  Тогда он сел на пол, уперся руками и спиной в
противоположную стену  и  изо  всех  сил  ударил в  дверь  ногами.  Ужас
удваивал его силы,  и  дверь начала потихоньку подаваться,  буквально по
сантиметру с каждым ударом, пока наконец, не отлетела ее верхняя петля и
Гундалину, вылетев из кабины, не утонул в снегу,
     Он встал на четвереньки в луже подтаявшего снега; все его ноющее от
боли и  усталости тело ощущало резкий контраст странного сильного жара и
леденящего холода.  Гундалину, с трудом шевеля ватными, ногами, прижался
к  стенке машины,  стараясь защититься и от зловещего жара,  источаемого
двигателем,  и  от  ледяных объятий ветра.  Ему необходимо было вытащить
ТьерПарде наружу, и как можно скорее, пока машина не взорвалась.
     Он вполз было в  кабину,  но кто-то схватил его сзади за воротник и
дернул назад,  снова повалив в  снег.  На  этот раз в  ушах зазвучали не
колокола,  а отвратительный человеческий смех,  эхом разлетавшийся среди
голых  утесов.  Смех  казался тем  более отвратительным,  что  Гундалину
понимал:  это смеются над ним.  Он перевернулся на живот, с трудом встал
на колени и оказался лицом к лицу со своими мучителями; он без малейшего
удивления разглядывал их  белые  парки  и  рейтузы,  полдюжины туповатых
бледнокожих  лиц,   наполовину  скрытых  местными  солнечными  очками  -
огромными,  деревянными,  с узкими прорезями для глаз -  делавшими людей
похожими на компанию насекомых с  выпуклыми глазами.  Но это определенно
были люди -  скотоводы-кочевники фалла,  дети Зимы, волей судьбы ставшие
грабителями и  сменившие местные ярко  расшитые одежды  на  скучную,  но
теплую одежду арктических бандитов.  От  удара  в  спину  Гундалину упал
ничком и почувствовал, что кто-то ловко разоружил его, перевернув набок.
Раздался, радостный вопль - бородатый бандит продемонстрировал приятелям
свою добычу.
     Гундалину сел, вытирая залепленное снегом лицо, забыв об унижении и
думая только о том, что необходимо вытащить ТьерПарде.
     - Сейчас взорвется!  -  Он жестом показал, что именно взорвется, не
уверенный,  хорошо  ли  они  его  поняли.  -  Давайте скорее вытащим его
оттуда,  а то поздно будет!  - Он с трудом встал на ноги, ободренный тем
испуганным шумом,  который пробежал по группе бандитов, и снова двинулся
к  двери в  кабину,  но  тут кто-то выпрыгнул из машины,  сияя улыбкой и
размахивая станнером, принадлежавшим ТьерПарде.
     - Тот  уже совсем концы отдает!  Зато вон что я  добыл!  Да  только
жарко там,  как  в  аду.  Черт  с  ним,  с  остальным барахлом.  -  Дуло
акустического ружья вдруг уперлось Гундалину прямо в грудь. - Ба-бах - и
тебя паралич разобьет,  легавый!  -  Визгливый смех,  непохожий на  смех
взрослого мужчины, донесся из глубин напяленной на бандита одежды.
     Гундалину не обратил особого внимания ни на этого подростка,  ни на
ружье у него в руках.
     - Он еще жив!  Просто тяжело ранен! Он жив, его необходимо вытащить
оттуда...  - Дыхание белым инеем оседало у него на лице. Но тот тип, что
разоружил его,  и  еще  один из  взрослых бандитов вдруг схватили его за
руки  и  бегом  поволокли прочь.  Подросток неуклюже бросился следом  за
ними,  проламывая наст своими снегоходами;  все  остальные тоже отбежали
подальше, нервно хихикая.
     - Нет!  Вы  не можете его бросить там!  Он ведь живой,  черт бы вас
побрал! Он ведь сгорит заживо!
     - Ну так радуйся, что будешь смотреть на это отсюда, а не составишь
ему компанию. - Тот, что разоружил его, гнусно ухмылялся.
     Они  затащили  Гундалину  за  огромный  валун,  где  у  них  стояли
аэросани,  и все разом присели на корточки,  глядя, как горит патрульная
машина.  Двое  мужчин по-прежнему крепко держали Гундалину за  руки.  Он
видел красноватое сияние вокруг ховеркрафта, теперь совсем оттаявшего от
снега, и, подняв глаза к небесам, к их чистой синеве, стал молиться всем
богам Гегемонии, чтобы ТьерПарде не пришел в себя и не узнал, как именно
он сейчас погибнет.
     Но  небеса  были  пусты  и  безмолвны  над  этим  белым,  холодным,
погруженным в  молчание  миром  Зимы,  лишь  слабо  светился красноватым
светом ховеркрафт.  И не успел Гундалину отвернуться,  как взрыв оглушил
его и бросил в беспамятство.
     Вернувшееся сознание возвратило и  боль в  его исстрадавшееся тело;
он  лежал,  раскинувшись,  прислоненный  спиной  к  валуну,  а  бандиты,
ругаясь, сновали мимо него, словно в каком-то кошмарном сне. Один из них
вдруг нервно засмеялся,  и Гундалину сообразил, почему они смеются... Он
перегнулся пополам, и его стошнило прямо на истоптанный снег.
     - Тебя,  небось,  нас отловить послали,  да нутро у тебя слабовато,
легавый!  От  одного вида  смерти чуть  копыта не  откинул!  -  Один  из
бандитов злобно сплюнул.  Плевок попал Гундалину на куртку; слюна тут же
начала  замерзать.  Гундалину поднял глаза  и  вдохнул побольше ледяного
воздуха,  чувствуя,  как,  он обжигает легкие. Он прекрасно понимал, что
только что был [оплеван варваром], бандитом - вернее, бандиткой, мерзкой
старой каргой с  лицом,  похожим на  рыбачью сеть из-за  покрывавших его
морщин;  она и  на  женщину-то  не  была похожа,  к  такой на  Харему не
прикоснулся бы ни один из самых жалких деклассированных.
     Гундалину,  опираясь  спиной  о  валун,  заставил себя  подняться и
теперь  стоял  -   неуклюжий,  с  затекшими  конечностями  и  совершенно
закоченевший,  возвышаясь над старухой и глядя на нее сверху вниз. Потом
сказал дрожащим от ярости голосом:
     - Все вы  арестованы за убийство и  грабеж и  сейчас отправитесь со
мной  в  Звездный  порт,   где  вам  будут  предъявлены  соответствующие
обвинения! - Он сам с трудом мог поверить, что все-таки сказал это.
     Старуха тупо  уставилась на  него  и  вдруг,  хлопая себя руками по
бедрам,  разразилась  совершенно  непристойным смехом  и  вся  окуталась
клубами  пара,  вылетавшего у  нее  изо  рта.  Остальные  бандиты  стали
собираться вокруг них, совершенно утратив интерес к первой жертве.
     - Слыхали,  что  говорит?  -  Старуха радостно помахала скрюченным,
похожим на коготь пальцем у Гундалину перед носом.  -  Нет,  вы слыхали,
чем этот сопливый чужеземец с грязной рожей грозит нам?  Мы,  видите ли,
арестованы! Нет, как вам нравится? - Она только рукой махнула.
     - Так он,  верно, спятил от страха. - Один из бандитов ухмыльнулся.
Похоже,  всего там  было  трое  мужчин и  две  женщины!..  да  еще  этот
подросток или, может быть, тоже женщина... Здесь никаких норм поведения,
никаких правил приличия не  соблюдалось,  все было перевернуто с  ног на
голову, так что разобраться ни в чем как следует было невозможно.
     Однако он  понимал,  и  достаточно отчетливо,  что  живым отсюда не
выберется.  Следующим убьют его. От неизбежности этой нелепой смерти его
даже затошнило,  и  он  плотнее прижался к  скале,  чтобы не упасть.  Он
видел,  как  бандиты  подталкивают друг  друга  и  таращат глаза,  чтобы
получше   разглядеть  его.   Глаза   их,   прикрытые  бледными   веками,
светло-голубые,  были беспощадны.  Один из них грязными пальцами пощупал
материю,  из которой была сшита его куртка.  Гундалину резко смахнул его
руку.
     - Ну  а  с  этим что будем делать,  а?  -  Подросток толкнул локтем
одного из мужчин,  чтобы тот подвинулся.  - Может, мне его отдадите? Ой,
ну отдай мне его, ма! - Голос был девчачий. Гундалину увидел прямо перед
собой  дуло   станнера  и   понял,   что   девчонка  обращается  к   той
отвратительной старухе. - Мне он для коллекции нужен.
     Он вдруг представил свою собственную отрезанную голову,  надетую на
кол.  В  животе снова шевельнулся тугой клубок;  он что было силы прижал
язык к  верхнему небу.  [Боги!..  О боги,  только не это.  Если я должен
умереть, пусть моя смерть будет чистой... и быстрой.]
     - Заткнись,  малявка!  -  рявкнула старая карга.  Девчонка показала
матери язык.
     - А по-моему,  надо его сразу прикончить, - сказала вторая женщина.
- Да не просто так,  а  чтобы пострашнее было,  чтобы чужеземцы сюда нос
побоялись сунуть.
     - Если  вы  меня убьете,  вам  от  них  никогда покоя не  будет!  -
Гундалину шагнул было вперед и  тут же увидел,  как в  воздухе мелькнули
два ножа.  - Нельзя убить инспектора полиции и надеяться, что это сойдет
с рук.  Наши .ребята от вас мокрого места не оставят.  - Он понимал, что
все это ерунда и неправда,  что слова его звучат не слишком убедительно,
что бандиты тоже чувствуют это... Его начала бить дрожь.
     - А откуда они вообще об этом узнают?  - Старая карга ухмыльнулась,
ощерив безупречные,  белые как  снег  зубы.  Он  совершенно не  к  месту
подумал вдруг:  не искусственные ли они? - Мы можем, например, твой труп
в  трещину столкнуть,  так лед быстренько его в порошок перемелет.  Даже
боги твои не сумеют отыскать, где твой прах покоится! - Резким движением
старуха перебросила излучатель,  висевший у  нее за  спиной,  на грудь и
заставила  Гундалину  снова  прижаться спиной  к  скале.  -  Значит,  ты
считаешь,  что можно на нас загонную охоту устроить, чужеземец? На нашей
же собственной земле?  Я Великая Мать!  Лед -  мой возлюбленный,  скалы,
птицы и звери -  дети мои.  Все они разговаривают со мной, ибо мне ведом
их  язык.  -  Глаза  старухи  подернулись туманом  безумия.  -  Это  они
рассказали мне,  как  охотиться на  охотников.  И  я  должна принести им
жертву, вознаградить их за помощь.
     Гундалину смотрел  на  длинную  блестящую трубку  у  нее  в  руках,
которая будто пришпилила его к  ледяной скале.  Перед глазами у него все
плыло,  но  он  старался  сохранять достоинство,  огромным усилием  воли
держась на ногах.  Старая разбойница медленно отошла на несколько шагов,
готовясь выстрелить.  Остальные тоже отошли подальше, опасаясь рикошета,
и  Гундалину остался один  в  кругу  вытоптанного снега.  Рот  и  легкие
саднило  от  обжигающего  холода.  Каждый  вдох  сейчас  мог  стать  его
последним,  однако перед мысленным взором отнюдь не  проплывали сцены из
прожитой  жизни,  как  пишут  в  романах,  и  не  открывалась  глубинная
вселенская истина... ничего не было перед ним в его последние мгновения,
вообще ничего.
     Старуха подняла излучатель и выстрелила.
     Гундалину покачнулся,  но не упал и никакого удара не почувствовал;
открыв глаза,  он  не сразу понял,  что случилось,  пока не увидел,  что
старуха все  жмет и  жмет на  пусковую кнопку,  яростно бранясь и  тряся
излучателем. Злобные ругательства слышались и со стороны зрителей.
     Он, пошатываясь, шагнул вперед.
     - Дай-ка...  давай, я исправлю... - Изумление вспыхнуло в выцветших
светло-голубых глазах; старуха отдернула руку.
     Он терпеливо ждал.
     - Он неисправен.  Все время ломается,  но я могу починить,  если ты
мне позволишь.
     Она нахмурилась;  но вскоре выражение ее лица переменилось,  и  она
едва заметно кивнула. Он прекрасно виде