м впереди,
сядьте ниже!",  на  которые робот не обратил ни малейшего внимания.  Тор
снова вытащила свою фляжку, сделала глоток и передала ее Спарксу: можешь
допить.
     Дым,  висевший над  ареной и  сочетавший в  себе  самые  немыслимые
запахи, окутывал их подобно кокону; Спарксу казалось, что он отделен ото
всех непроницаемой стеной.  Он поднес бутылку ко рту и  отважно глотнул;
там  было  еще  порядком.   Горло  опять  обожгло,  он  закашлялся.  Тор
снисходительно потрепала его по коленке.
     - Здорово бодрит, правда?
     Он усмехнулся и прохрипел в ответ:
     - Да уж.
     Она убрала руку.
     - А остальное потом, потом.
     Продолжая  время  от   времени  отхлебывать  из   бутылки,   Спаркс
повернулся и  вместе с  Тор  стал  смотреть на  то,  что  происходило за
барьером,  отделявшим арену  от  зрителей.  Бесконечное шевеление вокруг
вызывало у  него  легкую  тошноту,  словно  морская  зыбь.  Затаившаяся,
глубинная энергия толпы  пела  теперь и  в  его  душе,  и,  когда  толпа
испустила  восторженный вопль,  завидев,  что  поставщики открывают свои
ящики, он завопил вместе со всеми.
     Если  инопланетянин со  щупальцами вместо  пальцев и  показался ему
удивительным  (хотя,   как  ни  странно,  он  вдруг  совершенно  утратил
способность чему-либо удивляться), то он скорее воспринял его всего лишь
как обещание чего-то необычного.  И точно - через стенку ящика буквально
у  него  перед  носом  переливалась масса  плетевидных мясистых щупалец;
щупальца волокли за  собой с  виду бессильное,  похожее на  пустой мешок
тело, словно покрытое синяками.
     - Это  Кровавый  Корень,  -  прошептала Тор.  Насколько Спаркс  мог
видеть, головы у существа вообще не было, разве что тело и голова являли
собой   единое   целое,   украшенное  огромными  зазубренными  клешнями,
прятавшимися среди  целого  леса  щупалец.  В  наступившей  тишине  было
слышно, как щелкнули эти клешни. На противоположной стороне арены что-то
резко метнулось. Спаркс перевел взгляд туда.
     - А  это  Старл,  -  пробурчала Тор,  мотнув головой в  направлении
какой-то  черной тени,  на  самом деле  оказавшейся пятнистым змеевидным
извивающимся животным длиной примерно с  руку.  В  луче  света  блеснули
огромные  обнаженные  клыки  твари,  и  она  тонко  закричала.  Щупальца
Кровавого Корня встрепенулись,  но сам он остался безмолвным, даже когда
Старл первым атаковал его,  отодрав полоску кожи  с  его  мешкообразного
тела. По-прежнему храня полное молчание. Кровавый Корень сделал яростный
рывок и обхватил Старла за узкую голову.
     - Яд, - прошипела, ликуя. Тор.
     Старл  пронзительно закричал,  и  вопль  его  заглушил голодный рев
толпы.
     Спаркс  наклонился вперед,  словно  марионетка,  которую дернули за
веревочку,  и,  к  своему удивлению,  понял,  что вопит вместе со всеми,
издавая нечто вроде охотничьего клича.  Старл вырвался,  шлепая по арене
всем телом,  корчась в  судорогах жестокой боли,  бросаясь на  Кровавого
Корня и пытаясь укусить его за щупальца или за мешкообразное вялое тело.
Грозные щупальца Кровавого Корня снова взвились в  воздух...  и  восторг
толпы, празднующей победу ядовитой твари, превратился в настоящую оргию.
Спаркс тоже позабыл обо всем на свете, зачарованный этим танцем смерти.
     Казалось,  миновала целая вечность,  и  в то же время все произошло
как-то слишком быстро: Старл уже лежал совершенно обессиленный, бока его
тяжело вздымались, а Кровавый Корень в последний раз опутывал его своими
переломанными в  схватке щупальцами,  чтобы нанести окончательный удар -
смертельный.  Спаркс  увидел  белок  дико  вытаращенного  глаза  Старла,
красно-белую  его  пасть,  услышал  полузадушенный  стон,  когда  клешни
Кровавого Корня нашли наконец его горло. Хлынула кровь; брызги ее попали
даже на плащ Спаркса и на его залитое потом лицо.
     Он отпрянул, утираясь, потом уставился на измазанную кровью ладонь.
Ему  вдруг  совершенно  расхотелось  смотреть  на   арену,   расхотелось
смотреть, как опадает и без того уже ставший плоским пузырь тела Старла,
а кровь, или что там еще, снова и снова брызжет из его израненных боков,
как Кровавый Корень пьет кровь своей жертвы...  К  тому же вдруг и голос
тоже пропал, и Спаркс не смог присоединиться к вдохновенному хору толпы,
изрыгающей  проклятья  и  восторги.   Он  отвернулся,   но  укрыться  от
всепоглощающего безумия зрителей было негде.
     - Тор, я...
     И обнаружил, что Тор исчезла, и Поллукс тоже... а вместе с ними - и
его мешок с пожитками.

     - Говорю тебе,  сынок, нет у нас никакой работы для островитян - ты
же с машинами обращаться не умеешь, законов не знаешь, да и опыта у тебя
никакого.  -  Чиновник смотрел на Спаркса через окошечко так, словно тот
был умственно отсталым ребенком.
     - Ну  как же  я  могу чему-то  научиться,  если меня здесь никто на
работу брать не хочет? - Спаркс почти кричал. Он поморщился - даже звуки
собственного голоса отдавались в голове болью.
     - Хороший вопрос. - Чиновник погрыз ноготь.
     - Это несправедливо!
     - А жизнь -  вообще сплошная несправедливость,  сынок.  Если хочешь
получить здесь работу, придется отказаться от всего, к чему был привязан
на родине.
     - Черта с два!
     - Ну и отправляйся к себе на острова,  к своим вонючим шкурам, и не
морочь голову занятым людям!  - Человек, стоявший в очереди следующим за
Спарксом,  оттолкнул его в  сторону;  в  перчатке у этого типа явно была
свинчатка, да и кулаки тоже ничего себе.
     Спаркс отвернулся и побрел прочь,  сопровождаемый злорадным смехом;
так,  с бюро по найму покончено;  теперь - только на улицу. После шторма
тучи  на  небе  за  толстыми стеклянными стенами рассеялись,  над  морем
горела заря.  Впрочем, на улицах Карбункула всегда было светло как днем.
И  он не сумел отыскать ни одного темного угла,  чтобы скрыть свой гнев,
отчаяние,  свое убожество,  когда его  вырвало после всего того,  что он
делал,  пил, видел, слышал... Потом он спал как убитый на куче мусора, и
ему снилось, что Мун стоит рядом, смотрит на него и все понимает, и в ее
агатовых глазах - сострадание, жалость!..
     Спаркс прикрыл воспаленные глаза рукой, силясь отогнать мучительное
видение.
     Внизу, в конце длинной улицы, в подбрюшии города лежала гавань; там
у  причала покачивался маленький торговый кораблик,  готовый отвезти его
домой.  Живот у него скрутило от ярости и мучительного голода. И дня еще
не прошло,  а  он уже утратил все,  что ему принадлежало,  -  имущество,
идеалы,  уважение к себе.  Что ж,  пожалуйста,  ползи домой, на острова,
забудь свою мечту и  живи там  благодаря состраданию и  жалости Мун  всю
оставшуюся жизнь.  Он  даже  скривился от  отвращения к  самому себе.  А
может, ему просто дали первый настоящий урок? Может, Карбункул намеренно
лишил  его  никчемных  иллюзий,  наглядно  продемонстрировав,  что  пока
ничего-то  у  него  за  душой  нет,  ничего  особенного он  из  себя  не
представляет...   И   горести  его   во   всем   этом  проклятом  городе
небезразличны только  ему  самому.  И  только  от  него  самого зависит,
изменится ли что-нибудь в его жизни или нет.
     Остался  с  пустыми  руками...  Он  беспомощно пошевелил  пальцами,
отряхнул пыль с мягкой сумочки,  висевшей на поясе, - единственная вещь,
которую оставили ему Тор и Карбункул,  это его флейта.  Он бережно вынул
ее,  нежно погладил и  поднес к губам.  И позволил песням той поры,  что
осталась в невозвратном прошлом, облегчить ему утрату всего остального.
     Он  бесцельно брел вверх по  Главной улице,  как  бы  отгородившись
своей музыкой от непрерывной суеты, не прекращающейся даже ночью. Теперь
здешние жители начали поглядывать на него, они, похоже, наконец заметили
его присутствие.  Он, правда, не обращал на это внимания, пока что-то не
звякнуло о тротуар прямо у него перед носом.  Он остановился и посмотрел
вниз.  У  его ног лежала монета.  Он  медленно нагнулся,  подобрал ее  и
изумленно сжал пальцами.
     - А  знаешь,  в  Лабиринте  ты  сможешь  заработать куда  лучше.  У
тамошней  публики  и  денег  в  карманах  побольше...  да  и  настоящего
музыканта она оценить сумеет...
     Спаркс изумленно вскинул глаза и увидел перед собой женщину; темные
волосы ее были перехвачены повязкой, низко спущенной на лоб, и заплетены
в косы. Толпа обтекала их с обеих сторон; у него даже возникло ощущение,
будто они стоят на острове. Женщина была примерно одних лет с его теткой
Леларк,  а может, на несколько лет постарше; в длинном поношенном платье
из  бархата,  на  шее  потрепанное боа  из  перьев.  В  руке она держала
тросточку с набалдашником,  который светился красным, как головешка. Она
поднесла этот  набалдашник к  самому его  лицу,  коснулась его  рукой  и
улыбнулась.  На  него  она  не  смотрела.  Вокруг ее  глаз была какая-то
странная мертвенная пустота,  словно в них чего-то не хватало, какого-то
света.
     - Кто ты? - спросила она.
     Слепая!
     - Спаркс...   Покоритель  Зари...   -   начал  он,   совершенно  не
представляя,  куда же  ему смотреть,  и  посмотрел на  ее  трость.  Она,
казалось, ждала. - Сын Лета, - договорил он с отвращением.
     - А!  Я так и думала.  -  Она кивнула.  - Другой столь же печальной
музыки в Карбункуле не услышишь.  Послушайся моего совета,  Спаркс,  сын
Лета. Отправляйся на верхние уровни. - Она порылась в украшенной перьями
сумочке, висевшей у нее на плече, и протянула ему горсть монет, толстых,
с дыркой посредине. - Желаю тебе удачи.
     - Спасибо.   -   Он  неуверенно  коснулся  ее  руки  и,   мгновение
поколебавшись, взял монеты.
     Она  кивнула и  опустила свою  трость,  собираясь двинуться дальше.
Потом вдруг снова остановилась.
     - Заходи ко  мне в  мастерскую на Цитрусовой аллее.  Спросишь,  где
маски делают,  тебе всякий покажет.  Он молча кивнул;  потом опомнился и
быстро сказал:
     - М-м... Конечно. Я, наверно, приду. - И долго смотрел ей вслед.
     А потом отправился вверх по Главной улице, в Лабиринт, где фронтоны
зданий  были  разрисованы  звездами,  бусами,  диковинными раковинами  и
игрушечными крутящимися колесами;  где ни  расцветка материи,  ни  фасон
платья у прохожих никогда не повторялись дважды; где оглушающие зазывные
вопли  торговцев  обещали  рай  и   ад   одновременно  и   все  ступени,
расположенные между ними.  Отыскав более или менее тихий уголок,  где на
ветру  хлопали  пестрые  флажки,  Спаркс  остановился и  несколько часов
подряд играл свои островные мелодии, то и дело слыша звон монет, которые
бросали ему прохожие,  -  денег в  итоге оказалось не так много,  как он
надеялся, но для начала и это было очень и очень неплохо.
     В  конце концов аппетитные запахи самых разнообразных приправ,  что
плыли над улицей,  заставили его пойти и  потратить некоторое количество
заработанных денег  на  ублажение  пустого  желудка  всякими  необычными
лакомствами.  Потом он  скинул привычный плащ  и  купил себе  рубашку из
красного шелка и  бусы из стеклянных и медных шариков;  на эти бусы ушли
все  последние  деньги.  Однако,  бредя  по  вечерним  улочкам  на  свой
излюбленный угол,  чтобы заработать на  ночлег,  он  в  душе  благодарно
помолился Хозяйке за то, что одарила его способностью играть на флейте и
все-таки  привела  в  Карбункул.   Благодаря  музыке  он  теперь  вполне
проживет, пока не усвоит все правила здешней жизни...
     Четверо инопланетян в  космических комбинезонах,  проходившие мимо,
внезапно окружили его  и  поволокли куда-то  в  темную щель  между двумя
домами.
     - Что вам надо?!. - Он яростно вертел головой, пока не высвободился
из-под руки,  зажимавшей ему рот;  рука пахла машинным маслом. В тусклом
свете  он  разглядел перед собой еще  троих,  скаливших зубы  в  усмешке
охотников,  настигших жертву;  а  еще  он  заметил какой-то  явно  очень
опасный предмет в руках одного из бандитов - заморское оружие. Вырваться
он  не мог:  его со всех сторон удерживали чьи-то мощные руки,  потом на
голову  ему  обрушился  сокрушительный удар  и  воняющие  маслом  пальцы
сомкнулись у него на горле.
     Он резко дернулся назад и вдруг увидел того,  кто держал его сзади,
а потом услышал болезненный стон, когда пустил в ход собственные локти и
тяжелые башмаки.  Инопланетянин упал  навзничь,  грязно  выругавшись;  и
Спаркс,  почуяв близкую свободу,  уже хотел было позвать на  помощь,  но
человек с оружием опередил его.
     Вопль  вырвался у  Спаркса,  он  задохнулся,  когда  черная  молния
поразила его.  Он упал ничком, словно жалкая марионетка, у которой разом
оборвали все нити, не в силах даже оберечь голову от удара о тротуар. Но
боли  он  не  чувствовал,  только тупое головокружение и  как  бы  сухое
потрескивание тысячи  нейронов,  которые  перестали  передавать  сигналы
мозга  его  телу,   утратившему  способность  отвечать  и  повиноваться.
Железная хватка на  горле стала еще сильнее,  он слышал свой собственный
отвратительный хрип - он задыхался...
     Кто-то  ногой  перевернул его  лицом  вверх.  Тот  тип  с  оружием,
стоявший в  тени,  теперь наклонился над ним,  и  на  этот раз он хорошо
разглядел их хищные улыбки: бандиты заметили ужас у него на лице.
     - Ты сколько ему влепил, толстопалый? Он, похоже, задыхается.
     - Пусть себе задыхается,  жалкий червяк.  От  того,  что будет чуть
похуже соображать, цена ему на рынке не убавится.
     Тип,  которому Спаркс съездил по физиономии, вытер кровь с разбитой
губы.
     - Да,  мальчик хорошенький,  это  верно.  Не  то  что  мой  Нозири,
скотина.  За этого можно получить столько,  что хватит заплатить за груз
до  Ци-пун.  -  Все засмеялись.  На живот Спарксу крепко надавила чья-то
нога в ботинке. - А ну-ка дыши, красавчик. Вот так.
     Один из  них,  опустившись на колени,  застегнул на его беспомощных
руках наручники.  Человек с окровавленным ртом тоже опустился на колени,
вытащил из кармана фонарик, нажал на кнопку, и узкий лучик света осветил
его руку. Вторая его рука полезла Спарксу в рот, отыскивая язык.
     - Ну, каково будет твое последнее слово, красавчик?
     ПОМОГИТЕ! Но вопль этот прозвучал лишь у него в душе.

				   5

     - О боги,  до чего я ненавижу эту обязанность!  - Инспектор полиции
Гея  Джеруша ПалаТион сердито дернула за  полу  свой алый плащ,  который
прищемила дверцей патрульной машины. Машина вздрогнула и остановилась на
дворцовой площади - в самом верхнем конце Главной улицы Карбункула.
     Сопровождавший ПалаТион  сержант  посмотрел на  нее  с  иронической
полуулыбкой, от которой смешно сморщились светлые веснушки на его тонком
смуглом лице.
     - Вы  хотите  сказать,  инспектор,  что  вам  не  нравятся визиты в
королевский дворец? - невинным тоном спросил он.
     - Вы прекрасно поняли, что я хочу сказать, сержант Гундалину. - Она
еще раз дернула за полу плаща,  и тот распахнулся;  под ним была обычная
полицейская форма серо-голубого цвета.  Зато  алый  плащ был  скреплен у
горла красивой пряжкой с печатью Гегемонии. - Ах, БиЗед... - она махнула
рукой,  - я хочу сказать, что ненавижу эти костюмированные представления
на тему: "Визит инопланетян к Снежной королеве"!
     Гундалину погладил  светозащитный козырек  своего  самого  обычного
шлема  из  белого  металла.  Шлем  Джеруши был  позолочен.  Алого  плаща
Гундалину тоже не полагалось.
     - Вы  еще  должны  радоваться,   инспектор,  что  наш  комиссар  не
пристроил в  машину  карликовое деревце  в  горшке,  а  вам  на  шлем  -
консервированные фрукты,  чтобы вы  могли произвести на здешнюю королеву
еще более благоприятное впечатление... Ведь должны же вы как-то внедрять
универсальный закон Гегемонии на  этой  ублюдочной планете,  черт бы  ее
побрал?
     - Ох и дерьмо!  -  По светлым плиткам дворцовой площади, выложенным
прихотливым рисунком,  они  двинулись к  массивным парадным  дверям.  На
дальнем  конце  площади двое  слуг  -  уроженцев Зимы  -  скребли плитки
щетками на  длинных ручках.  Здесь  вечно  что-нибудь скребли,  чистили,
мыли,  доводили до совершенства.  Не алебастр ли это,  полюбопытствовала
она,  посмотрев себе под ноги,  и подумала о песке,  летней жаре и синем
небе.  Ничего этого здесь не было - во всем холодном вылизанном каменном
городе. Дворцовая площадь была началом Главной улицы, началом этого мира
Зимы.  [Или  его  концом.]  Здесь,  над  верхними  ярусами,  были  видны
мертвенно-холодные  небеса,  беспомощно глядевшие  на  них  с  Гундалину
сквозь толстенные,  предохраняющие от  любых ветров и  дождей прозрачные
стены Карбункула.
     - Ариенрод не более моего любит эти идиотские визиты.  Единственный
положительный момент - если она чисто случайно поверит, что мы настолько
глупы, насколько хотим казаться.
     - Ну  а  что  вы  скажете,  инспектор,  насчет  здешних  варварских
ритуалов и  суеверий?  Ведь  аборигены до  сих  пор  считают чрезвычайно
важными и  полезными человеческие жертвоприношения.  А  какие чудовищные
маскарады и  оргии они устраивают прямо на улицах Карбункула каждый раз,
когда члены Ассамблеи прибывают сюда с визитом!..
     - А  ты,  БиЗед,  разве не  принимаешь участия в  параде по  случаю
прибытия  на   Харему   премьер-министра,   который  позволяет  наиболее
отличившимся целовать ему ноги в знак особого расположения?
     - Ну,  вряд ли  это можно сравнивать...  К  тому же премьер-министр
ведь и сам родом с Харему,  -  Гундалину весь подобрался, словно пытаясь
защититься от скверны, - да и наши празднества всегда такие благородные!
     Джеруша улыбнулась.
     - Все  познается в  сравнении.  И  прежде чем бросаться оценками по
поводу  чужой  культуры,  сержант,  вам  следует  повнимательнее изучить
этнографию планеты,  пока не разберетесь,  что к чему.  - Она специально
нацепила маску официальной благопристойности,  дав Гундалину возможность
оценить ее  по достоинству,  прежде чем они предстанут перед королевской
стражей,  которая уже напряженно ждала у дверей,  словно тоже участвуя в
некоем  костюмированном  представлении,   данном  в  честь  инопланетной
полиции.  Огромные,  потемневшие от  времени двери раскрылись перед ними
без малейшей задержки.
     - Да,  мэм, вы правы. Их начищенные башмаки прогремели по коридору,
ведущему в  зал  Ветров.  Гундалину выглядел подавленным.  Он  провел на
Тиамат уже почти целый ее стандартный год и  большую часть этого времени
был Джеруше незаменимым помощником.  Он ей нравился.  И похоже,  отвечал
своей начальнице взаимностью.  Ей  представлялось,  что он весьма твердо
следует намеченным курсом  вверх  по  карьерной лестнице и  вскоре будет
достаточно компетентным,  высшим  офицером.  Впрочем,  родом  он  был  с
Харему,  планеты,  которая,  в сущности, правила всей Гегемонией. Особой
властью  там  пользовались  технократы,  создававшие  в  высшей  степени
изощренное  оборудование  для   всех   семи  миров  Гегемонии.   Джеруша
подозревала,  что  Гундалину,  младший сын какого-нибудь могущественного
технократического клана,  был просто вынужден покинуть родину и  служить
полицейским  на  чужой  планете  из-за  суровых  законов  о  наследстве,
свойственных Харему,  но сам он технократ до мозга костей.  С  некоторой
грустью  она  думала,   что,   сколько  ни  заставляй  его  прокручивать
видеозаписи  по  культурной  ориентации,  все  равно  терпимости  такого
человека не научишь.
     - Ну что ж,  -  сказала она куда более мягким тоном,  - я, пожалуй,
назову тебе одного человека в маске, который действительно соответствует
всем твоим предубеждениям по  поводу аборигенов,  да  и  моим тоже.  Это
Звездный Бык. Впрочем, он инопланетянин, кем бы или чем бы по сути своей
ни был здесь,  на Тиамат.  -  Она взглянула на фрески,  украшавшие стены
зала; на них были изображены леденящие душу сцены из жизни Зимы. Джеруша
попыталась определить,  сколько раз  подобные сцены воспроизводили здесь
вновь и вновь.  Однако из головы не шел Звездный Бык - этот негодяй, что
вечно стоит по