то слово она
ухватилась изо всех сил,  скребя ногами по щеке утеса.  -  ...Направо! -
Она дернулась вправо,  открыла глаза и тут же нащупала кромку обрыва.  С
трудом придя в себя,  она увидела, что узкий выступ исчезает под завесой
падающей воды.  Она  подвинулась вперед,  резким  броском преодолела это
препятствие и  углубилась в  расщелину.  Спаркс последовал за  ней;  она
протянула ему руку, чтобы помочь пройти под водопадом.
     - Спасибо, - он встряхнулся и стал растирать омертвевшие руки.
     - Это  тебе спасибо!  -  Она  глубоко вздохнула.  Потом они полезли
дальше,  догадавшись,  когда  глаза  привыкли к  зеленоватому полумраку,
царившему здесь,  что  расщелина одним  своим  концом  выходит  прямо  в
долину.   -  Вот...  это  наверняка  здесь!  Мы  добрались.  Это  долина
Избранных!
     Они остановились,  инстинктивно прижавшись друг к другу,  и не дыша
ждали.  Никто не звал их,  слышался лишь шум водопада. Вокруг не было ни
души, лишь изредка налетал легкий ветерок.
     - Ну,  пошли,  -  подтолкнул ее Спаркс. - Давай еще немного пройдем
вперед, а?
     Над   расщелиной  высоко  в   небе   перекрещивались  острые  пики,
отбрасывая вниз странные темные тени,  и  Мун  казалось,  что  кто-то  в
молитве сложил над  ними свои пальцы.  Они  шли  все дальше и  дальше по
извилистой каменистой тропке. На крутом повороте Спаркс вдруг споткнулся
и сказал:
     - Говорил я, надо свечку с собой захватить...
     - Не  так уж тут темно.  -  Мун удивленно посмотрела на него.  -  А
странно, что свет становится все зеленее и зеленее...
     - О чем ты говоришь? У меня лично такое ощущение, словно я заживо в
могилу попал... я и тебя-то не вижу!
     - Да ладно тебе, - в ней тоже проснулась неуверенность. - Здесь все
хорошо видно -  просто нужно глаза открыть. Ну же, Спарки! - Она дернула
его за руку. - Ой, ты слышишь? Какая-то музыка...
     - Нет. У меня от этого местечка мороз по коже.
     - Ну,  перестань,  хватит.  -  Она  дернула его  сильнее,  но  сама
насторожилась.
     - Нет...  погоди-ка...  -  Он сделал несколько шагов и остановился.
Потом прошел немножко еще.
     Неведомая музыка  теперь  наполнила ее  всю,  особенно  громко  она
звучала в  голове и  оттуда как бы  растекалась по  телу вместе с  током
крови,  в такт биению сердца.  Музыка скользила,  касаясь ее кожи, точно
шелк, от нее исходил дивный аромат и зеленоватый свет моря.
     - Неужели ты не слышишь, не чувствуешь?
     - Мун...  -  Спаркс снова что-то  недовольно проворчал,  видимо,  в
очередной раз споткнувшись о  камень.  -  Мун,  не  говори ерунды!  Нет,
ничего из этого не выйдет. Я и разглядеть-то ничего не могу, тишина, как
в гробу... и я... я падаю, Мун! - Голос его как-то странно сорвался.
     - Нет,  никуда ты  не падаешь!  Не можешь ты упасть.  -  Она как-то
рассеянно  посмотрела  на  него  и  увидела,   что  он  действительно  с
беспомощным видом,  как слепой, шарит вокруг себя руками; во взгляде его
было смятение. - Ах нет, Спарки, не можешь ты...
     - Я не могу дышать,  это не воздух,  а какая-то смола. Придется нам
вернуться назад,  пока  еще  не  слишком поздно.  -  Он  сильнее сжал ее
запястье,  притягивая к себе,  стараясь увести от этой музыки и зеленого
света.
     - Нет.  -  Она  накрыла его  руку свободной рукой,  пытаясь разжать
пальцы. - Назад ты пойдешь без меня.
     - Мун, ты же обещала! Мы дали клятву... ты должна, должна вернуться
со мной вместе!
     - Нет,  не должна! - Она вырвала руку и увидела, как он отшатнулся,
потрясенный до глубины души. - Спаркс, прости меня...
     - Мун...
     - Прости...  -  Она попятилась в объятия плывущей к ней музыки. - Я
должна!  Теперь я  уже  не  могу  остановиться,  я  уже  ничего не  могу
поделать...   это  слишком  прекрасно.  Пойдем  со  мной!  Попробуй,  ну
пожалуйста, попробуй! - Она все дальше и дальше уходила от него.
     - Ты же дала клятву.  Вернись,  Мун!  Она повернулась и побежала, и
его  зов  заглушила  волна  немыслимого  восторга,   затопившая  все  ее
существо.
     Она  бежала,  пока расщелина не  стала шире и  не  выплюнула ее  на
вырубленную  в   скале   площадку,   освещенную   обыкновенным  масляным
светильником. Мун зажмурилась и стала тереть глаза, внезапно ослепленная
его  золотым  сиянием,  словно  действительно вышла  на  яркий  свет  из
непроницаемой тьмы.  Когда же она вновь обрела способность видеть, когда
в  душе стихла торжественная и прекрасная музыка,  освободив ее от своих
ласковых пут,  то она вовсе не удивилась,  увидев,  что ее уже поджидает
Клавалли и еще какой-то незнакомый мужчина...  Клавалли, чьей улыбки Мун
никогда не смогла бы забыть, сколько бы лет ни прошло...
     - Ты ведь... Мун? Значит, ты все-таки пришла!
     - Я  вспомнила,  -  кивнула Мун,  сияя от радости и  сознавая,  что
избрана. И утерла слезы.

				   2

     Город  Карбункул  пристроился,   подобно  гигантской,   закрученной
спиралью раковине,  у  самой кромки океана на одном из северных островов
планеты Тиамат.  Его  дыхание как бы  повторяло вздохи моря -  приливы и
отливы, - и даже форма его сама по себе казалась принадлежащей океанским
глубинам, словно он действительно был рожден великой Хозяйкой. Карбункул
называли еще "Город-на-ходулях",  потому что покоился он  на  гигантских
опорах, уходящих в морские глубины; под его покрытым множеством рытвин и
отверстий "брюхом" была  устроена отличная безопасная гавань,  где  суда
могли не бояться капризов погоды и  штормов.  А  еще этот город называли
порой  Звездным  портом,  потому  что  он,  помимо  всего  прочего,  был
крупнейшим центром межпланетной торговли;  настоящий же космический порт
располагался в  центральной части  острова,  и  жителям  планеты  Тиамат
запрещено, было появляться даже на прилегающих к космопорту территориях.
Ну  а  Карбункулом его называли потому,  что для кого-то  город этот был
похож на драгоценный камень, а для кого-то - на гноящуюся язву.
     Однако  его  сходство  с   опустевшей  раковиной  жалкого  морского
обитателя  было  обманчиво.  Изнутри  Карбункул больше  всего  напоминал
гигантский муравейник,  населенный не  только  уроженцами самой  планеты
Тиамат,  но и иных миров. Его нижние уровни, имевшие выход прямо в море,
служили приютом бедному люду - рабочим, морякам и различным иммигрантам;
выше  начинался так  называемый Лабиринт,  обитатели которого отличались
значительно  более   высоким   уровнем  материального  благосостояния  и
образованности: здесь жили в основном различные инженеры и техники - как
местные,  так  и  инопланетяне;  кроме  того,  Лабиринт  буквально кишел
торговцами  и  предпринимателями разного  калибра,  создававшими  густую
питательную среду  для  индустрии развлечений,  в  том  числе  и  весьма
сомнительных.  Здесь высокорожденные дети  Зимы  веселились,  устраивали
ссоры и дуэли,  сорили деньгами,  экспериментируя с экзотическими видами
возбуждающих средств и  наркотиков,  завезенных на  Тиамат инопланетными
купцами.  А  потом самые знатные из них возвращались к себе,  на верхние
уровни,  поближе к  почитаемой ими Снежной королеве,  знавшей и видевшей
все,  что происходит вокруг,  и полностью контролировавшей все источники
влияния и  власти  в  этом  огромном,  невообразимой городе.  И  знатным
господам трудно было даже вообразить себе, что путь, которым они следуют
почти полтораста лет,  направляемые одной и  тою же  рукой,  не  вечен и
конец его близок.

     - ...Ничто в этом мире не вечно!
     Ариенрод,  стоя в полном одиночестве,  слушала голоса, доносившиеся
из  потайного динамика,  вделанного в  резную  мраморную раму  огромного
зеркала.  Через  это  зеркало можно  было  также наблюдать за  тем,  что
происходит в  соседней комнате,  но сейчас оно оставалось непрозрачным и
отражало лишь ее  собственное лицо.  Невидимые ей  представители местной
знати  и  придворные обсуждали всего-навсего проблему порванной струны у
зеликса,  инопланетного музыкального инструмента, а вовсе не тревожившие
королеву вопросы ближайшего будущего.  Впрочем,  с  порванной струны они
вполне  могли  перейти  и  к  обсуждению более  существенных вещей,  ибо
будущее  самым  непосредственным образом  было  связано с  поломкой этой
иноземной игрушки.  Во  всяком случае ее  собственные мысли  заняты были
только будущим - точнее, отсутствием оного.
     Она смотрела в окно -  собственно,  это была стеклянная стена самой
верхней комнаты ее дворца под остроконечной крышей,  увенчанной звездой.
Это была вершина ее города,  ее мира,  и  отсюда она.  Снежная королева,
могла видеть не  только закручивающиеся спиралью стены Карбункула,  но и
острова среди стальных, с белыми барашками волн. Или же - как и сейчас -
перед  ней,  подобно  сверкающему горну,  распахивалась безбрежная ночь,
горевшая огнем пятидесяти тысяч солнц: в эту галактику их планета попала
случайно миллиарды лет назад.  Впрочем,  бесчисленные звезды, похожие на
крупные светящиеся снежинки,  нисколько не трогали Ариенрод - ни теперь,
ни  когда-либо  прежде.   Лишь  одна  из  них,   небольшая  и  ничем  не
примечательная, заставляла ее душу трепетать от чувства, весьма далекого
от восторга и куда более мрачного.  То была Летняя звезда, та самая, чей
яркий свет  означал,  что  они  приближаются к  Черным Воротам,  некогда
захватившим в  вечный плен  странствующие солнца-Близнецы,  дающие жизнь
планете Тиамат.
     Черные  Ворота  представляли собой  нечто,  не  совсем понятное ей;
инопланетяне называли их "черной дырой"; среди множества тайн, известных
только инопланетянам, был и секрет использования подобных "черных дыр" в
качестве  проходов  в   иные  галактики  при  использовании  космических
кораблей,  движущихся со скоростью, превышающей скорость света. Ариенрод
знала  лишь,  что  только через  Ворота можно попасть в  семь  остальных
обитаемых миров Гегемонии,  хотя некоторые из  них находились так далеко
от Тиамат,  что и представить себе было невозможно.  Все семь миров были
тесно связаны не только друг с  другом,  но и  с бесчисленным множеством
необитаемых планет,  на  которые  космические корабли Гегемонии попадали
тоже через Черные Ворота, где пространство было скручено как бы жгутом и
завязано  в  таинственные  узлы,  позволявшие  недосягаемому становиться
вдруг совсем близким и ловившие время в некую ловушку.
     Все эти миры и  образовывали систему космических владений Гегемонии
и считались автономными -  Ариенрод слабо усмехнулась,  - общаясь друг с
другом через Черные Ворота с помощью космических кораблей, где время как
бы  замедляло свой  бег.  Ариенрод  была  верной  апологеткой Гегемонии,
прекрасно понимая,  что без ее  помощи знатные семейства Зимы никогда не
овладели бы  высокой  инопланетной технологией,  дарившей им  и  цель  в
жизни, и ежедневные удовольствия... и, самое главное, возвышавшей их над
жителями Лета,  суеверными рыбаками и  крестьянами,  насквозь пропахшими
морскими водорослями и опутанными древними бессмысленными традициями.
     Чтобы   расплачиваться  с   инопланетянами,   Тиамат  превратили  в
пересадочную станцию  для  них  и  поистине райское  место  отдыха,  где
совершающие длительные  перелеты  астронавты  могли  встретиться друг  с
другом  и  приятно  провести время.  Эта  планета  оказалась чрезвычайно
удобным космическим перекрестком,  ибо  лишь ее  орбита проходила вокруг
Черных Ворот,  хотя и  была чересчур вытянутой,  так  что  достигнуть ее
оказалось значительно легче, чем любой другой планеты Гегемонии.
     Ариенрод повернулась к  звездам спиной и  молча  прошла по  дивному
иноземному ковру,  устилавшему пол,  к зеркалу в резной раме.  Перед ней
снова  возникло собственное отражение -  бесстрастное,  будто фарфоровое
лицо,   молочно-белые  волосы,   уложенные  в   прихотливую  прическу  и
скрепленные диадемой в форме снежинки из драгоценных камней,  прелестная
прозрачная кожа... Такой она обычно являлась перед иноземными торговцами
или  представителями местной знати.  Она быстро,  будто лаская,  провела
рукой по щеке,  по украшенной драгоценностями шее,  по сверкающим шелкам
платья,  ощущая юную упругость своего тела,  столь же прекрасного, каким
оно было без малого полтораста лет назад,  в тот день,  когда она взошла
на престол.  А может быть,  это...  Она слегка нахмурилась, придвинулась
ближе к зеркалу...  Да,  конечно. Удовлетворение блеснуло в глазах цвета
морского тумана и мохового агата.
     И еще по одной причине инопланетяне частенько прибывали на Тиамат с
дарами:  Снежная королева держала в своих руках ключ от источника вечной
молодости,  дававшего возможность становиться старше и мудрее, не старея
внешне.  Дивное средство это добывалось в морях Тиамат, но доступно было
лишь  наиболее богатым и  могущественным,  а  контролировала его  запасы
лично она, Ариенрод, устраивая Королевскую Охоту и убивая меров, а потом
точно определяя,  с какой именно планетой выгоднее в данный момент иметь
дело  Зиме  и  кого  из  чиновников  стоит  использовать,  заплатив  ему
уникальной  возможностью сохранить  молодость...  Именно  благодаря  ее,
отнюдь не таким уж случайным, капризам любимцы из знатных родов получали
право на  охоту в  морях или же сам драгоценный серебристый напиток.  По
слухам,  внешность того  или  иного придворного была  прямым показателем
отношения к нему королевы.
     Однако  ничто  не  вечно.   Даже  вечная  юность.   Ариенрод  снова
нахмурилась,  и дрогнувшая рука ее сжала позолоченный пульверизатор. Она
открыла рот и направила в горло брызги тяжелой серебристой жидкости.  Ей
показалось,  что задняя стенка глотки тут же покрылась льдом,  на глазах
выступили слезы. Она вздохнула с облегчением, прогоняя неприятные мысли.
Гарантия вечной молодости заключалась в  ежедневных впрыскиваниях "живой
воды", как называли серебристую жидкость инопланетяне. Ариенрод находила
это  название довольно забавным,  однако в  нем  таилась некая  зловещая
двусмысленность:  собственно,  то  была  не  вода,  а  вытяжка из  крови
местного морского животного мера, и она имела точно такое же отношение к
смерти -  смерти мера,  -  как  и  к  долгой жизни некоего человеческого
существа.  Каждый,  кто пользовался этим средством,  понимал это - одни,
правда,  лучше,  другие хуже.  Но что значит жизнь какого-то животного в
сопоставлении с вечной молодостью человека?
     До сих пор не удавалось создать технологию, способную воспроизвести
"живую  воду".  Доброкачественный вирус,  дарующий организму способность
регенерировать без  каких-либо  генетических  последствий  или  сдвигов,
будучи  извлеченным из  организма,  мера  погибал  довольно быстро,  вне
зависимости от того,  сколь тщательно это проделывалось.  Таким образом,
его  краткое существование в  теле  иного млекопитающего было изначально
обречено, и для поддержания нужного эффекта требовался постоянный приток
свежей жидкости -  а  отсюда следовала и постоянная потребность в добыче
крови меров, в охоте на них. Что означало заинтересованность инопланетян
в  планете Тиамат и  процветание последней до  тех пор,  пока ею  правит
Зима.
     Но уже и  на дневном небе становилась видимой Летняя звезда;  Весна
была объявлена официально, приближалась Смена Времен Года, и теперь даже
островитяне понимали это.  Планета подходила к  той  точке своей орбиты,
которая  расположена  ближе  всего  к   Черным  Воротам,   что  вызывало
чудовищные  вспышки   энергии   на   солнцах-Близнецах   и   наступление
непереносимо жаркого летнего периода на самой Тиамат.  Летом островитяне
были вынуждены, перемещаться со своих экваториальных островов в северные
широты,  и  уже начавшийся их приток нарушал стабильный распорядок жизни
Зимы.
     Но то была лишь часть тех великих перемен, которые неизбежно должны
постигнуть  планету.   Приближение  солнц-Близнецов  к   "черной   дыре"
превращало  Тиамат  в  дальний,   окраинный  мир;   планета  становилась
практически недоступной для  Гегемонии...  Ариенрод обернулась к  окну и
посмотрела на звезды. По мере того, как Близнецы оказывались все ближе к
Черным Воротам и  на  небе  начинал все  ярче  сиять другой их  пленник,
Летняя  звезда,  ослабевала стабильность поля  самих  Черных Ворот.  Уже
сейчас  не  так  просто  стало  вылететь  с  Тиамат  на  другие  планеты
Гегемонии;  уже  сейчас  при  прохождении Ворот  у  астронавтов не  было
твердой уверенности,  что  конкретная цель вообще будет ими  достигнута.
Тиамат  переставала служить местом  встреч  и  пересадочной станцией для
космических путешественников, прилетающих сюда за "живой водой" и взамен
привозящих  технические  новинки:  оба  источника  благополучия  планеты
иссякали одновременно.  Скоро Тиамат станет запретным миром; Гегемония и
без того запрещала создавать или развивать местную технологическую базу,
а  без  необходимой научной информации вся импортированная техника,  вся
автоматика Зимы быстро и неизбежно придет в упадок. Так что даже если не
учитывать великого переселения островитян к  северу после  Смены  Времен
Года,   тот   мир,   который  знала  Ариенрод,   все   равно  перестанет
существовать.  Ей  была  отвратительна даже  сама  мысль  о  том,  чтобы
вернуться в прежний -  дикий и отсталый - мир Лета. С другой стороны, ее
это в  общем-то касаться было не должно -  ведь она в  этом мире жить не
будет. Недаром говорят, что смерть - последнее, что человек запоминает в
своей жизни.
     Смех Ариенрод нарушил тишину комнаты. Да, теперь она может смеяться
даже перед лицом смерти,  хотя не  платила ей дань целых полтораста лет.
Вскоре  смерть так  или  иначе  потребует вернуть должок -  и  во  время
ближайшего  и  последнего для  Снежной  королевы  Фестиваля  островитяне
заставят Ариенрод заплатить,  ибо  такова  древняя  традиция Тиамат.  Но
смеяться последней будет  все-таки  она,  Ариенрод.  Во  время  прошлого
Фестиваля она  посеяла среди простодушных островитян девять семян своего
возрождения -  девять  собственных клонов  -  и  эти  семена должны были
прорасти на местной почве,  среди детей Лета, стать родными для тех, кто
произведет их на свет и воспитает -  частицу ее души и тела,  порождение
ее ума; только она сможет управлять ими, когда пробьет урочный час.
     Она постоянно следила за подрастающими детьми,  всегда верила,  что
среди них будет по крайней мере один, в точности повторяющий ее самое...
и  такой  ребенок  действительно  родился.  Но  только  один.  Пессимизм
инопланетного врача  относительно  результатов  операции,  произведенной
почти  двадцать лет  назад,  диктовался не  одним  лишь  недовольством и
страхом;  три зародыша погибли из-за выкидышей,  остальные дети родились
либо  с  физическими недостатками,  либо оказались умственно отсталыми и
эмоционально неуравновешенными.  И  лишь  один  ребенок  по  имевшимся у
Ариенрод сведениям оказался безукоризненным во всех отношениях...  И эту
девочку она сделает королевой Лета!
     Ариенрод  протянула руку  и  взяла  со  столика  маленький,  богато
украшенный кубик с голографическим изображением внутри.  Лицо девочки на
голограмме вполне могло бы  быть  ее  собственным лицом в  детстве.  Она
вертела кубик,  наблюдая,  как меняется это лицо - улыбается, становится
серьезным,  движется.  Оно казалось совершенно живым.  Голограмму сделал
для нее один из торговцев,  имеющий дело с островитянами постоянно;  ему
же  было  поручено  следить  за  тем,   как  девочка  растет.  Глядя  на
голограмму, Ариенрод вдруг обнаружила странное трогательно-пронзительное
чувство:  ей все чаще хотелось увидеть саму девочку, живую, настоящую...
коснуться ее,  обнять,  смотреть,  как  она играет,  наблюдать,  как она
растет и  меняется,  становится умней:  видеть себя  такой,  какой  была
много-много лет назад,  так давно,  что даже и  припомнить no-настоящему
невозможно, как это было на самом деле.
     Но  нет.  Смотри на девочку,  одетую в  грубые обноски,  в  плащ из
вонючих шкур,  пропахший рыбой;  он