и люди поняли, что им меня не запугать. И я не смогу
показать им это нигде, кроме лагеря.
   Херберт провернул колеса на пол-оборота и приблизился к девушке.
   - В том, что ты говоришь, есть доля истины, но, отправившись туда, толком
ты ничего не добьешься. Секунд десять славы, прежде чем они тебя прикончат.
   - Да, если вы мне не поможете, - согласилась  Джоди.  Она  наклонилась  к
креслу. - Я только хочу показать им свое лицо.  Больше  ничего.  Если  я  не
сбегу сейчас, то уже никогда ни от чего не стану бегать. А  вот  если  бы  я
сбежала, значит, эта ведьма победила. Она  убила  бы  во  мне  что-то  очень
важное.
   Херберт понял, что девушку не переспорить. Окажись  он  на  месте  Джоди,
стремился бы сделать то же самое, если даже не больше. Однако это еще  вовсе
не значило, что он намерен отправиться вместе с нею.
   - А ты не задумывалась, каково будет мне перед собственной совестью, если
с тобой хоть что-то случится? - спросил Херберт. - И еще  подумай-ка  вот  о
чем. Ты сохранила самообладание. Ты боролась. Ты спасла мне жизнь.
   - Нет, мой демон по-прежнему там, - сказала Джоди.  -  И  я  пойду  туда,
пойду обязательно, и силой вы меня не остановите. Да я просто от вас убегу.
   - Джоди Джойнер-Кирси, не заблуждайся насчет моего кресла. При желании  я
могу на нем летать. - Он убрал палец девушки и начал набирать номер  заново.
- Кроме того, я не могу допустить твоей смерти. Ты нам еще  понадобишься  во
время суда. Этим утром я  встречался  с  немецким  чиновником,  заместителем
министра иностранных дел. Так вот он просто жаждет покончить с неонацистами.
Направь и ты свою месть в этом направлении.
   - Он жаждет покончить с ними, - повторила за ним Джоди.  -  А  они,  надо
думать, жаждут покончить с ним. Сотни против одного. Как  вы  считаете,  кто
победит?
   - Будет зависеть от того, каков этот "один".
   - Вот именно что каков... - протянула она. Херберт посмотрел на девушку.
   - Сдаюсь, - признался разведчик, - но ты все равно не пойдешь.
   Губы Джоди задрожали. Она выпрямилась и зашагала прочь.
   - Дерьмо. Вот же дерьмо!
   - Джоди, успокойся! - приглушенно выкрикнул Херберт. - Джоди.., вернись!
   Девушка помотала головой, продолжая идти. Мысленно ругаясь на  чем  свет,
Херберт выключил телефон и двинулся следом за ней. Пока он катился вверх  по
небольшому подъему с редкими деревьями, сзади раздался хруст веток.  Херберт
остановился, прислушался и снова молча выругался.
   Сзади кто-то был. Либо их с Джоди услышали, либо  пришли  проверить,  как
дела у полицейского. Но причина не имела значения. Джоди находилась ярдах  в
двадцати от него и не сбавляла шага. Он не мог ее как-то окликнуть, не выдав
при этом себя. Выход оставался один.
   Под листвой царил непроглядный полумрак. Херберт  медленно  и  как  можно
бесшумней закатил кресло за одно из деревьев и прислушался.
   По лесу ходили двое. Они остановились как раз в том месте,  где  осталось
тело полицейского. Пойдут ли они дальше или решат вернуться?
   Вскоре их шаги стали приближаться. Херберт выдернул  из-под  подлокотника
палку. Шаги Джоди удалялись куда-то вправо. Он был в отчаянии, что не  может
окликнуть девушку и сказать, чтобы та остановилась.
   Надо дышать диафрагмой, чтобы успокоиться. В реабилитационном центре  они
называли это упражнение "живот Будды". Именно там  его  учили,  что  человек
оценивается не по способности  передвигаться  на  ногах,  а  по  способности
действовать...
   В стороне от него, совсем близко, из-за деревьев появились  двое  мужчин.
Он узнал их по серо-голубым ветровкам. Оба были  из  микроавтобуса.  Херберт
выждал, когда они  минуют  его,  затем,  молниеносно  вырулив,  подскочил  к
ближайшему мужчине и наотмашь ударил его так, что  тот  сложился  пополам  и
свалился на землю. Не успел его приятель с автоматом у  бедра  развернуться,
как Херберт нанес ему удар по левой коленной чашечке. Мужчина  рухнул  лицом
вниз в сторону кресла. Херберт что есть  силы  ударил  его  по  голове.  Тем
временем первый мужчина со стоном попытался подняться на ноги, однако ударом
по шее американец успокоил и его. Мужчина  сразу  обмяк,  потеряв  сознание.
Херберт криво усмехнулся, глядя на поверженных противников.
   Надо их прикончить, подумал разведчик, и его рука уже было потянулась  за
кинжалом. Но тогда чем он лучше этих  подонков?  Быстро  засунув  палку  под
подлокотник, он поспешил в сторону, куда пошла Джоди.
   Херберт  сознавал,  что,  если  даже   он   будет   продвигаться   сквозь
иссиня-черную темень  леса  с  максимально  возможной  для  него  скоростью,
перехватить девушку ему  не  удастся.  И  тут  ему  пришла  мысль  позвонить
Хаузену, чтобы попросить того о помощи. Но на кого мог сейчас положится  сам
замминистра? По словам Пола выходило, чиновник даже не подозревал,  что  его
личный помощник являлся неонацистом. Позвонить в полицию он тоже не мог.  Он
убил человека и скорее всего был бы задержан  еще  раньше,  чем  удалось  бы
выручить Джоди. И даже если бы все полицейские  стояли  на  стороне  закона,
чего смогла бы добиться недоукомплектованная группа защитников правопорядка,
отправившись в лагерь вооруженных экстремистов  в  разгар  проведения  "дней
хаоса"? В особенности экстремистов, которые так хладнокровно расправились  с
людьми из съемочной группы.
   Как его обучали с первых же дней  работы  в  разведке,  Херберт  принялся
мысленно перебирать только то,  что  знал  наверняка.  Во-первых,  в  данной
ситуации полагаться он мог только на себя. Во-вторых, если  Джоди  доберется
до лагеря раньше его, она  будет  убита.  И,  в-третьих,  скорее  всего  она
достигнет лагеря раньше его.
   Подобрав с земли компактный  автомат  "Скорпион"  чешского  производства,
Херберт положил его к себе на колени и покатил в сторону лагеря.

Глава 44

Четверг, 18 часов 53 минуты, Тулуза, Франция

   Наблюдая за экранами мониторов, полковник Байон размышлял о том, что, как
и большинству французов, ему почти не было  дела  до  американцев.  Обе  его
младших сестры жили в Квебеке и вечно  сетовали  на  то,  какими  грубыми  и
заносчивыми они были и как "чертовски близко" они  живут.  Собственный  опыт
общения с туристами в Париже, где размещалось  его  подразделение,  позволил
ему совершенно четко понять, в чем суть проблемы.  Просто  американцы  очень
хотели походить на французов. Они пили, курили и  одевались,  как  французы.
Они  пытались  подражать  французам  в  их  артистичности  и  беззаботности.
Единственное, чего они не делали, так это не говорили по-французски, ожидая,
что даже во Франции все говорят на английском.
   Возникали проблемы и с военными. Из-за катастроф, посетивших французов  с
кампанией Наполеона в России и с немцами во Второй мировой войне, американцы
полагали,  что  представители  вооруженных  сил   Франции   гораздо   слабее
американского солдата и заслуживают лишь косточек с барского стола.
   Однако Бонапарт и "Линия Мажино" были всего  лишь  исключением  из  их  в
остальном славной военной  истории,  говорил  себе  полковник.  А  ведь  без
французской военной помощи Джорджу Вашингтону не было бы никаких Соединенных
Штатов. Хотя сами американцы и не собирались это признавать. Впрочем, как  и
допустить, что кино изобрел не Эдисон, а братья  Люмьер  и  что  возможность
летать дали людям не братья Райт, а  братья  Монгольфье.  Единственное,  что
было хорошего в американцах, так это то, что они могли бы послужить ему  еще
одним объектом для неприязни помимо немцев.
   Раздался сигнал телефона, и Байон  какое-то  время  разглядывал  аппарат.
Должно быть, это Пол Худ. На самом деле желания беседовать с  этим  мистером
Худом у полковника не было, просто он не хотел, чтобы Доминик  ускользнул  и
на этот раз. Все-таки решившись, он с  присущей  ему  порывистостью  схватил
трубку.
   - Oui .
   - Полковник Байон?
   - Oui.
   Звонивший продолжил без всякой паузы:
   - Je suis Paul Hood.  Vous  avez  besoin  d'assistane?  .
   Француз был застигнут врасплох.
   - Oui, - ответил он. - Eh... vous parlez la  langue?  .
   - Je parle un peu,
   - признался Худ. Он говорил по-французски, но плоховато.
   - Тогда давайте говорить на английском, -  предложил  Байон.  -  Не  могу
слушать, как вы гробите мой язык. В этом я очень щепетилен.
   - Понимаю, - посочувствовал Худ. -  Шесть  лет  французского  в  школе  и
колледже не сделали из меня лингвиста.
   - Школа из нас ничего не делает, - заметил Байон. - Жизнь, вот что делает
из нас тех, кто мы есть. Однако разговоры - это не жизнь, а  высиживание,  в
этой берлоге тем более. Мистер Худ, мне нужен Доминик. Мне  сказали,  что  у
вас есть оборудование, которое поможет мне его взять.
   - У меня оно есть, - подтвердил Худ.
   - Где вы находитесь?
   - В Гамбурге, - ответил Худ.
   - Очень хорошо.  В  таком  случае  вы  можете  прилететь  сюда  одним  из
аэробусов,  на  постройке  которых  сделал  деньги   отец   Доминика.   Если
поторопитесь, сможете быть здесь часа через два.
   - Мы так и сделаем, - заверил его Худ.
   - Мы? - Байон ощутил, как весь его энтузиазм потихоньку улетучивается.  -
Кто же еще будет с вами?
   - Заместитель министра иностранных дел Рихард Хаузен и еще  два  человека
из моей команды.
   Байона начинало разбирать зло. Настроение испортилось еще больше.  Так  и
есть, без немцев - никуда, подумалось ему. Особенно  без  этого  немца.  Бог
решительно не любит меня, как и обещал.
   - Полковник Байон, вы тут? - прервал паузу Худ.
   - Да, - ответил тот. - Значит, мне не придется высиживать здесь без  дела
еще два часа, а предстоит посражаться  со  своим  же  правительством,  чтобы
устроить неофициальный визит во Францию для излишне  озабоченного  немецкого
чиновника.
   - Я придерживаюсь иного взгляда на  этого  человека,  -  заметил  Худ.  -
Забота может быть бескорыстной, если служит стоящему делу.
   - Не надо читать мне лекций о бескорыстии. Он  по-своему  генерал.  Я  же
сражаюсь в окопах. Но, - поспешно добавил Байон, - все это пустые разговоры.
Вы нужны мне, а он нужен вам, и этим все сказано. Я сделаю  пару  звонков  и
встречу вас в аэропорту Ласбор в восемь часов.
   - Подождите, - попросил Худ. - Вы задали свои вопросы, теперь я хотел  бы
задать свои.
   - Спрашивайте.
   - Мы думаем, что Доминик собирается раскрутить в "Интернете" кампанию  по
пропаганде   расизма,   спровоцировать   расовые   волнения   и   бунты    и
дестабилизировать правительства.
   - Ваш коллега генерал Роджерс рассказал мне  об  этом  проекте  всеобщего
хаоса.
   - Хорошо, - сказал Худ. - А он не говорил вам, что  мы  хотим  остановить
этого человека, а не просто его припугнуть?
   - Говорил, но не так многословно, - ответил Байон. - В том,  что  Доминик
террорист, меня убеждать не надо. Если  вы  мне  поможете  это  доказать,  я
проникну на его предприятие и остановлю этого человека.
   - Мне говорили, что в прошлом он избежал ареста.
   - Да, избежал, - признал Байон. - Но я намерен сделать больше, чем просто
арестовать его. Позвольте, я сделаю краткий обзор,  который,  надеюсь,  даст
ответы на все ваши вопросы. Мы, французы, очень  твердо  поддерживаем  своих
предпринимателей. Они процветали и в зиму нашей  экономики.  Они  преуспели,
несмотря на ограничения со стороны правительства.  И  должен  признать  -  с
некоторым стыдом, - что огромное количество французов одобряют  деятельность
"Новых якобинцев". Здесь  никто  не  любит  иммигрантов,  а  эти  "якобинцы"
налетают на них, как цепные псы. Если люди прознают, что за всем этим  стоял
Доминик, в их глазах он станет еще большим героем.
   Байон испепелил взглядом изображение на экране.  Мысленно  он  представил
себе Доминика, самодовольно рассевшегося в своем комфортабельном кабинете.
   - Но несмотря на всю эмоциональность французов, большинство из нас  верит
в согласие. В залечивание  ран.  Вам,  американцам,  согласие  видится,  как
размахивание белым флагом, но я считаю, что это цивилизованный образ  жизни.
Доминик лишен всякой цивилизованности. Он попирает законы  Франции  и  Божьи
законы. Совесть у Доменика, как и у его отца, сделана  из  алмаза  -  ее  не
поцарапаешь ничем. И я  намерен  сделать  так,  чтобы  он  ответил  за  свои
преступления.
   - Я верю в моральные крестовые походы,  и  я  поддержу  ваш  поход  всеми
средствами, которые только имеются у моей организации, - заверил Худ.  -  Но
вы так и не сказали, куда мы с вами направимся?
   - В Париж, - ответил Байон.
   - Я слушаю, - сказал Худ.
   -  Я  намерен  арестовать  Доминика,   конфисковать   его   документы   и
компьютерную информацию, а затем уволиться из жандармерии. Адвокаты Доминика
позаботятся, чтобы он никогда не  пошел  под  суд.  Но  пока  будет  длиться
следствие, я обращусь в прессу с перечнем его преступлений. Убийства и  акты
насилия, которые он совершил или приказывал совершить, неуплаченные  налоги,
предприятия и собственность, которыми он незаконно  завладел,  и  еще  очень
многое, что я смог бы раскрыть, останься я на службе у государства.
   - Драматический жест, - признал Худ. - Однако,  если  французские  законы
хоть чуть-чуть схожи с американскими,  вас  обвинят  в  клевете,  засудят  и
четвертуют.
   - Все правильно, - подтвердил Байон. - Но суд надо мной превратится в суд
над Домиником. И когда он завершится, Доминик лишится доброго имени.  С  ним
будет покончено.
   - Впрочем, как и с вами.
   - Только с моей карьерой полицейского, - возразил Байон. - Я  найду  себе
другую достойную работу.
   - Ваши люди настроены так же, как вы?
   - Не совсем, - признался полковник. - Их  самоотверженность  простирается
только в.., как это будет по-английски? Ограничения? Границы?
   - Пределах, - подсказал ему Худ.
   - Да. - Байон щелкнул пальцами. - В пределах самой операции. Это все, что
я прошу и от вас. Если вы мне поможете  доказать,  чем  занимается  "Демэн",
если вы дадите мне за что зацепиться, чтобы я смог попасть  на  предприятие,
то мы справимся с Домиником. Хоть сегодня же.
   - Достаточно откровенно, - признал Худ. -  Так  или  иначе,  но  мы  туда
попадем. Et merci , - добавил он.
   Байон мрачно поблагодарил в ответ и остался сидеть, не положив трубки,  а
лишь нажав пальцем на рычажок телефона.
   - Хорошие новости? - поинтересовался сержант Маре.
   - Прекрасные, - без особого энтузиазма  ответил  Байон.  -  У  нас  будет
помощь. К сожалению, от американцев и немца. Рихарда Хаузена.
   Сержант издал стон.
   - Нам всем можно отправляться по домам. "Ганс"  возьмет  Доминика  голыми
руками.
   - Посмотрим, - качнул головой Байон.  -  Мы  посмотрим,  чего  стоит  его
смелость, когда вокруг нет ни одного репортера, чтобы ею восхищаться.
   Он помолчал, а потом с жаром воскликнул, как  бы  выплескивая  запоздалую
злость:
   - Надо же, американцы и немец!
   Минуту спустя он уже  звонил  старому  другу  в  Департамент  по  туризму
узнать, могут ли там что-то  придумать  с  оформлением  гостей  по  прибытии
самолета или ему придется повозиться с местными людоедами в Париже...

Глава 45

Четверг, 18 часов 59 минут, Гамбург, Германия

   Пока Худ помогал Столлу собрать его снаряжение, Мартин Ланг  позвонил  со
своего сотового телефона в аэропорт неподалеку от Гамбурга  и  распорядился,
чтобы самолет корпорации был наготове.
   Столл затянул молнии на своей заплечной сумке  и  с  обеспокоенным  видом
обратился к своему директору:
   - Возможно, я  что-то  пропустил  из  ваших  объяснений  герру  Лангу,  -
заговорил он, - но скажите мне еще раз, зачем я отправляюсь во Францию?
   - Вы отправляетесь для того, чтобы "просвечивать" завод "Демэн" в Тулузе,
- ответил Худ.
   - Эту часть я себе уяснил, - сказал Столл. - Но ведь  кто-то  еще  должен
будет проникнуть внутрь, ведь так? Кто, профессионалы?
   Худ перевел взгляд со Столла на Хаузена. Немец  стоял  в  дверном  проеме
между двумя помещениями,  договариваясь  по  телефону  о  формальностях  для
"Лирджет-ЗбА", принадлежавшего Лангу.  Самолет  брал  на  борт  двух  членов
экипажа и шестерых пассажиров, а дальность его полета составляла чуть больше
пяти тысяч километров. При средней скорости восемьсот километров в  час  они
должны были прибыть на место, как договаривались.
   - Готово, - воскликнул Ланг, отключая  телефон.  Он  сверился  со  своими
часами. - Самолет будет ждать нас в семь тридцать.
   Худ все еще наблюдал за Хаузеном, как вдруг ему в  голову  пришла  мысль,
которая заставила его похолодеть.  Помощник  заместителя  министра  оказался
предателем. А что, если помещение офиса прослушивается?
   Худ повернул к себе Столла.
   - Мэтт, я становлюсь небрежным. Этот парень, помощник Хаузена, Райнер. Он
ведь мог оставить здесь "жучка"?
   Столл согласно кивнул.
   - Вы хотите сказать что-то вроде этого? - Электронщик извлек  из  кармана
рубашки целлофановый пакетик. Внутри виднелся предмет размером  чуть  больше
булавочной  головки,  который  походил  на  комочек  жвачки.   -   Пока   вы
отсутствовали, я проверил все помещение. Просто за суетой с этими  играми  и
остальным я забыл вам это сказать.
   Худ с облегчением вздохнул и сжал Столла за плечи.
   - Мэтт, благослови тебя Господь.
   - Не значит ли это, что я могу остаться? - поинтересовался тот.
   Худ молча покачал головой.
   - Это я так, на всякий случай, - пояснил Столл с безутешным видом.
   Компьютерщик  отошел  в  сторонку,  а  Худ  продолжал  корить   себя   за
собственный недосмотр. Им предстояло находиться в той  потенциально  опасной
ситуации, когда любой промах может стоить не только успеха  операции,  но  и
карьеры, а то и жизни.
   Ты должен сосредоточиться на своем деле, повторял себе Пол.  Тебе  нельзя
отвлекаться на Нэнси и на все "если бы да кабы".
   К нему подошла Нэнси.
   - Что-то не так? - поинтересовалась она.
   - Да, - неуверенно ответил Худ.
   - Я вижу, стоишь и клянешь самого себя. - Она улыбнулась. - Я  помню  это
выражение твоего лица.
   Вспыхнув, Худ посмотрел в сторону Столла, убедиться, что тот не следит за
ними.
   - Это нормально, - сказала Нэнси.
   - Что нормально? - нетерпеливо  спросил  Худ.  Ему  хотелось  куда-нибудь
деться, нарушить соблазнительную близость.
   - Быть человеком. То и дело совершать ошибки или желать того, что тебе не
принадлежит. Или даже желать того, что было твоим.
   Худ повернулся к Хаузену, так чтобы не выглядело, что  он  отворачивается
от Нэнси. Но он отвернулся именно от нее. И  она  это  поняла,  потому  что,
сделав шаг, встала между мужчинами.
   - Господи, Пол, зачем тебе взваливать на себя это бремя? Бремя быть таким
правильным?
   - Нэнси, сейчас не время и не место...
   - Почему? - спросила она. - Ты считаешь, у нас еще будет возможность?
   - Нет. Скорее всего, нет, - тупо ответил Худ.
   - Забудь на секунду обо мне.  Задумайся  о  себе  самом.  Когда  мы  были
помоложе, ты трудился  в  поте  лица,  чтобы  продвинуться.  Теперь  ты  уже
наверху, но по-прежнему выкладываешься изо  всех  сил.  Ради  кого?  Тщишься
служить примером для своих детей или подчиненных?
   - Ни то, ни другое,  -  с  раздражением  заверил  Худ.  Почему  всем  так
неймется с его нормами этики, стилем работы, другими делами? - Я всего  лишь
стараюсь делать то, что считаю правильным. Если для всех это звучит  слишком
просто или слишком расплывчато, то это уже не моя проблема.
   - Мы можем трогаться, - сообщил им Хаузен. Он опустил сотовый  телефон  в
карман пиджака и решительно подошел  к  Худу.  Он  был  явно  доволен  и  не
понимал, что во  что-то  вмешивается.  -  Правительство  дало  добро,  можем
вылетать хоть сейчас.
   Заместитель министра обратился к Лангу:
   - Мартин, вы все уладили?
   - Самолет в вашем распоряжении, - подтвердил Ланг. - Я с вами  не  поеду.
Что толку только мешаться под ногами.
   - Понятно, - кивнул Хаузен. - Остальным пора бы отправляться.
   Столл с усилием забросил сумку с приборами за спину.
   - И то правд