и начищенные до глянца туфли и черный  в  красную  полоску  галстук.
Никаких побрякушек  или  украшений.  Люди  Рихтера  считали  их  проявлением
женственности, а этому в партии не может быть места.
   "Ордена и медали. Это все, что я разрешаю носить нашим людям", -  написал
как-то он в передовице для своей газеты "Унзер Кампф" - "Наша борьба".
   Однако еще более впечатляющими, чем наряд Рихтера, были его глаза. Снимки
этого совсем не уловили. Даже в красном  свете  бара  его  взгляд  оставался
гипнотизирующим. Стоило его глазам найти цель,  как  они  сразу  переставали
двигаться. Казалось, герр Рихтер относился к той породе  людей,  которые  не
намерены отводить свой взгляд перед кем бы то ни было.
   Когда немец подошел поближе, его правая рука совершила движение, как если
бы медленно доставала пистолет. Скользнув по  ноге  до  бедра,  ладонь  была
четко выброшена вперед. Смотрелось это странно, но элегантно. Француз крепко
пожал протянутую руку, удивившись силе рукопожатия Рихтера.
   - Хорошо, что вы к нам приехали, - заговорил немец,  -  но  я  думал,  вы
прибудете вместе со своим руководителем.
   - Как известно, месье Доминик предпочитает вести-дела, не выходя за стены
своего предприятия, - пояснил Жан-Мишель. - При том техническом обеспечении,
которым он располагает, редко стоит куда-то выезжать.
   - Понимаю, - ответил Рихтер.  -  Никогда  не  фотографируется,  почти  не
появляется на людях, ведет себя в меру таинственно.
   -  Месье  Доминик  ведет  себя  осторожно,  но  это  не  говорит  о   его
незаинтересованности, - подчеркнул Жан-Мишель. - Он прислал меня как личного
представителя для переговоров, а также я должен стать его глазами и ушами во
время проведения "дней хаоса".
   - Чтобы убедиться, что пожертвования на проведение праздника, которые  он
столь любезно сделал, будут правильно потрачены, - усмехнулся немец.
   Жан-Мишель покачал головой.
   - Вы ошибаетесь, герр Рихтер.  Это  не  в  правилах  месье  Доминика.  Он
предоставляет средства только тем, кому доверяет.
   Француз освободил руку, и Рихтер  встал  рядом  с  ним.  Взяв  гостя  под
локоть, он неспешно повел его сквозь полумрак.
   - Вам нет нужды оправдываться передо мной за месье Доминика,  -  успокоил
собеседника немец. - Нормальное дело - присмотреться к тому, на что способны
равные.
   Равные?  Жан-Мишель   возмутился   про   себя.   Месье   Доминик   владел
производством стоимостью в миллиард долларов и контролировал одну  из  самых
мощных правых группировок  во  Франции..,  а  то  и  в  мире!  Лишь  единицы
избранных он признавал себе ровней.  И  при  всей  общности  интересов  герр
Рихтер явно не принадлежал к таковым.
   - Как номер в гостинице, который мы вам заказали? - сменил тему разговора
Рихтер.
   - Отличный, - ответил Жан-Мишель. Он все  еще  испытывал  раздражение  от
самонадеянности немца.
   - Рад это слышать. Это одна из немногих  старых  гостиниц,  оставшихся  в
Гамбурге. Во время войны бомбежки союзников обратили большую часть города  в
пыль. Гамбургу не повезло - он был крупным портом. Однако по  иронии  судьбы
многие из этих старых деревянных домов сохранились.  -  Он  сделал  круговое
движение рукой, как бы  охватывая  весь  район  Сант-Паули.  -  Союзники  не
бомбили обители проституток и пьяниц - только женщин и детей.  Но  при  этом
чудовищами они  называют  нас  за  жестокости  вроде  мифического  холокоста
.
   Жан-Мишель обнаружил, что невольно поддается  несдерживаемой  страстности
Рихтера. Французу было известно, что несмотря на то что  проповедовать  идеи
холокоста в Германии считалось незаконным, Рихтер в годы учебы в медицинском
училище  регулярно  этим  занимался.  Даже   угроза   лишения   диплома   за
антисемитские высказывания его не остановила. Судейские  чиновники  неохотно
привлекали к юридической ответственности просто агитаторов, которые не  были
непосредственно причастны к насилию. Но в конце концов  они  были  вынуждены
заняться Рихтером, после  того  как  иностранные  корреспонденты  отсняли  и
запустили в эфир его речь "Еврейская  ложь",  произнесенную  в  Аушвице.  Он
угодил на два года в тюрьму. За это время его сподвижники не дали  зачахнуть
начатому делу и позаботились об укреплении его личного авторитета.
   Отдавая должное смелости  и  самоотверженности  немца,  Жан-Мишель  решил
забыть о  плохом  начале  их  встречи,  тем  более  что  им  еще  предстояло
заниматься общим делом.
   Мужчины подошли к столу, и Рихтер включил стоявшую посередине лампу.  Под
полупрозрачным абажуром виднелась небольшая белая фигурка Пана, играющего на
свирели.
   Жан-Мишель сел за стол сразу после хозяина клуба.
   Граница света чуть-чуть не доходила до глаз Рихтера, однако  француз  все
равно их видел. Они были почти такими  же  полупрозрачными,  как  и  абажур.
Немец имел приличный доход от этого заведения и от гостиничного обслуживания
в Берлине, Штутгарте, Франкфурте и Гамбурге. Однако теперь Жан-Мишель  готов
был поспорить, что Рихтер, еще будучи бедным, любил пускать пыль в глаза.
   Француз посмотрел на антресоль второго этажа. По ее периметру шли  двери.
Очевидно, это были комнаты для тех,  кто  не  желали  ограничиваться  только
танцами.
   - Мы так поняли, что у вас здесь и квартира, герр Рихтер?
   - Да, но тут я ночую от силы два раза в неделю. Большую часть  времени  я
провожу в помещениях Национал-социалистической партии XXI  века,  это  южнее
Бергедорфа. Вот где делается настоящее дело  для  нашего  движения.  Пишутся
речи, ведутся телефонные  консультации,  идет  рассылка  электронной  почты,
транслируются радиопередачи, издается наша газета... У  вас  есть  последний
номер "Кампф"?
   Жан-Мишель кивнул.
   - Отлично, - продолжил Рихтер. - Все вполне законно. Не  то  что  в  свое
время, когда власти преследовали меня  то  за  одно,  то  за  другое  мнимое
прегрешение. Значит, вы прибыли почтить своим  присутствием  "дни  хаоса"  и
представлять своего патрона на "обсуждениях",  как  он  их  назвал  в  нашем
кратком разговоре по телефону.
   - Да, герр Рихтер. - Жан-Мишель наклонился вперед и сцепил руки на столе.
- Я приехал к вам с предложением.
   Немец никак не отреагировал, и Жан-Мишель слегка растерялся.
   - Я весь внимание, - после затянувшейся паузы успокоил его Рихтер.
   - Это мало кому известно, - заговорил  Жан-Мишель,  -  но  месье  Доминик
поддерживает неонацистские группировки по всему миру. "Рейзорхедз" в Англии,
"Солдат" в Польше, ассоциацию "Только для белых"  в  Америке  и  другие.  Он
стремится создать всемирную сеть организаций, преследующих одну общую цель -
расовую чистоту.
   - Вместе с "Новыми якобинцами" его силы составят тысяч  шесть  бойцов,  -
прикинул Рихтер.
   -  Около  того,  -  подтвердил  Жан-Мишель.  -  А  когда  он  выйдет   на
компьютерные сети Америки, их число должно возрасти еще больше.
   - Почти наверняка, - согласился Рихтер. - Образцы его компьютерных игр  я
уже видел. Весьма увлекательно.
   - Что предлагает месье Доминик, так это вовлечь  вашу  организацию,  герр
Рихтер, в наш круг единомышленников. Он предоставит вам  денежные  средства,
доступ к технологиям "Демэн" и соответствующую роль в формировании  будущего
мира.
   - Роль, - процедил Рихтер. - Прямо как в спектакле.
   - Не в спектакле, - возразил Жан-Мишель. - В истории.
   Немец холодно улыбнулся.
   - С какой стати  я  должен  принимать  участие  в  пьесе  Доминика,  если
способен срежиссировать свою собственную постановку?  Жан-Мишель  был  снова
шокирован самомнением этого немца.
   - Дело в том, что месье Доминик обладает такими ресурсами, о которых  вам
остается только мечтать. А благодаря своим связям он мог бы  предложить  вам
как политическую, так и личную защиту.
   - Защиту от кого? - поинтересовался Рихтер. - Правительство трогать  меня
не станет. Два года, проведенные  в  тюрьме,  придали  мне  образ  мученика,
страдальца за правду. Да и моим людям личной преданности не занимать.
   - Но ведь есть еще и другие вожди, - возразил Жан-Мишель с едва  заметной
ноткой угрозы в голосе. - Другие потенциальные новые фюреры.
   - А есть ли? - уточнил Рихтер. - Вы имеете в виду кого-то конкретно?
   Французу страшно хотелось немного  осадить  этого  выскочку,  и,  похоже,
сейчас как раз представилась такая возможность.
   - Между нами, герр Рихтер, поговаривают, что Карин Доринг и ее "Фойер"  -
восходящие звезды движения.
   - Поговаривают? - ровным  голосом  переспросил  немец.  Жан-Мишель  молча
кивнул. Он знал, что пару лет  назад  Феликс  Рихтер  и  Карин  Доринг  были
безоговорочными  противниками.  Переехавшая  из  Восточной  Германии   Карин
проповедовала терроризм, в то  время  как  только-только  отсидевший  Рихтер
выступал в защиту политических методов. Оба открыто критиковали друг  друга,
пока члены "Фойера" не устроили засаду и не  убили  двоих  людей  из  группы
Рихтера. В конце  концов  главари  провели  личные  переговоры  в  одном  из
берлинских отелей, на которых пришли к  соглашению,  что  каждый  занимается
своим делом, не выступая против другого.
   Однако скрытая напряженность в отношениях между  восточногерманской  ярой
партизанкой  и  несостоявшимся  западногерманским   терапевтом   по-прежнему
сохранялась.
   -  Карин  полна  энергии,  это  несгибаемая  и  достаточно  харизматичная
личность, - сухо продолжил Жан-Мишель. - Мы слышали, что она спланировала  и
лично осуществила  ограбление  банка  в  Бремене  и  поджог  здания  суда  в
Нюрнберге...
   - Да, и это, и еще очень многое, - прервал его Рихтер. - Карин  хороша  в
боевых условиях. Это - кошка, которая ведет за собой  котов,  уличный  боец,
полевой командир. Но, чего вы  и  ее  последователи  никак  не  можете  себе
уяснить, так это того, что она не способна  создать  политическую  партию  и
руководить ею. Она по-прежнему  настаивает  на  собственном  личном  участии
буквально в каждой из своих операций, и в  один  прекрасный  день,  если  не
власти, то не так снаряженная бомба ее достанет.
   - Возможно, - произнес Жан-Мишель. - Но тем временем за каких-то пару лет
"Фойер" разрослась почти до тысячи трехсот членов,  из  них  тридцать  несут
службу на постоянной основе.
   - Это все верно, - согласился Рихтер.  -  Но  в  основном  это  восточные
немцы. Животные. А ко мне за пять лет пришли почти пять тысяч человек -  все
выходцы из мест по эту сторону  бывшей  границы.  Именно  они,  месье  Хорн,
составят основу политического движения. Именно в них - наше будущее.
   - Каждому свое место, - подытожил француз. - Месье Доминик  убежден,  что
вы оба могли бы стать его верными союзниками. Именно поэтому  он  и  поручил
мне переговорить с нею тоже.
   Гипнотический взгляд Рихтера переместился с Жан-Мишеля на часы и обратно.
Его глаза двигались, как маленькие механизмы машины -  точной  и  бездушной.
Француз увидел, что хозяин встает из-за  стола.  Стало  ясно,  что  короткая
аудиенция близится к концу. Жан-Мишель был откровенно удивлен.
   - Я заеду за вами в отель в семнадцать тридцать, - сообщил ему Рихтер.  -
Мы с Карин  оба  будем  присутствовать  на  сегодняшних  вечерних  сборах  в
Ганновере. Там вы сами сможете убедиться в том, кто из нас  ведущий,  а  кто
ведомый. А до тех пор - всего вам хорошего.
   Как только Рихтер направился в глубь зала, откуда-то из сумрака за спиною
гостя появился все тот же детина, что встречал его у дверей.
   - Простите, герр Рихтер, - недовольно окликнул уходящего Жан-Мишель.
   Немец остановился, а Хорн поднялся с кресла.
   - Мне приказано доложить месье Доминику о результатах сегодня утром, а не
вечером. Что мне ему передать о его предложении?
   Рихтер обернулся. Даже в этом неясном сумраке Жан-Мишель  смог  различить
злобный блеск его глаз.
   -  Что  я  подумаю  над  его  любезным  предложением.  А  пока  я  весьма
признателен за его поддержку и дружбу, - ответил Рихтер.
   - Но при этом выставляете меня за порог, - добавил француз.
   -  Выставляю?  -  удивился  Рихтер.  Его  голос  был  ровным,  тихим,  но
неприязненным.
   - Я вам не какой-то там клерк или телохранитель. Как представитель  месье
Доминика я рассчитывал бы на уважение. Рихтер не спеша  двинулся  в  сторону
Жан-Мишеля.
   - Представитель Доминика...
   - Месье Доминика, - возмущенно поправил француз. - Вы обязаны хотя бы его
уважать. Ведь он хочет помочь вашему...
   - Французы вечно поддерживают лидеров оппозиции, - перебил его Рихтер.  -
В   семьдесят   девятом   вы    помогли    Дакко    сбросить    Бокассу    в
Центрально-Африканской Республике, вы приютили у себя аятоллу Хомейни,  пока
тот готовил свое возвращение в Иран. Французы рассчитывают на некие блага от
этих людей, если те придут к власти, однако не часто их получают.  Я  уважаю
Доминика, - холодно добавил он. - Но в отличие от  вас,  месье  Хорн,  я  не
обязан перед ним раскланиваться. Это ему нужна моя помощь, а не мне его.
   Этот человек напрочь лишен здравомыслия, подумал Жан-Мишель. Все, с  меня
довольно, решил он про себя.
   - Извините, но я вынужден идти, - произнес он вслух.
   - Нет, не извиню, - спокойно ответил Рихтер. - И  вы  не  уйдете  отсюда,
пока я не сочту это возможным.
   Жан-Мишель испепелил  немца  взглядом  и,  несмотря  на  предостережение,
направился к выходу, но тут же наткнулся на охранника.  Здоровяк  без  труда
ухватил француза за шею и снова развернул его лицом к хозяину.
   - Рихтер, вы что, спятили?! - выкрикнул Жан-Мишель.
   - Это не относится к делу, - ответил Рихтер. - Но приказываю тут - я.
   - Вы что, не понимаете, что месье Доминику все равно об  этом  расскажут?
Думаете, он это одобрит? Мы...
   - Мы! - оборвал его  Рихтер  и  заглянул  ему  в  лицо.  -  Все  эти  "мы
понимаем...", "мы слышали...", мы - месье!.. - распалился немец. - Да кто вы
такие?
   Рука Рихтера совершила почти  такое  же  движение,  как  и  в  начале  их
встречи. Только на этот раз в ней был зажат нож. Лезвие остановилось  меньше
чем в сантиметре от левого глаза француза. Нож нацелился прямо в его зрачок.
   - Я скажу тебе, кто ты такой! - выдохнул Рихтер. - Комнатная собачонка!
   Несмотря на весь свой гнев, Жан-Мишель ощутил, как внутри его тела что-то
слабеет и обрывается. Это безумие, подумал он. Ему показалось, что он угодил
в петлю времени.  Сейчас,  в  век  видеокамер  и  моментальной  общественной
реакции, здесь просто не могло существовать гестапо. И тем не  менее  -  вот
оно, тут, и даже угрожает ему пытками.
   Вперив взгляд в Жан-Мишеля и  приблизив  к  нему  лицо,  Рихтер  произнес
ровным голосом:
   - Ты говорил со мной так, будто мы  ровня.  А  что  ты  такого  сделал  и
испытал в своей жизни, не  считая  развлечений  с  компьютерными  игрушками,
чтобы так со мной разговаривать?
   В горле у Жан-Мишеля появился какой-то ком, и ему никак не удавалось  его
сглотнуть. Наконец ему удалось это сделать, но он так ничего и  не  ответил.
Каждый раз, когда француз моргал, лезвие оставляло на его веке еле  заметный
надрез. Как он ни старался не застонать, у него это не вышло.
   - Я был не прав, - признал Рихтер. - Ты даже не комнатная собачонка. Ты -
ягненок, которого вместо себя подослал пастух. Сделать  мне  предложение,  а
заодно и взглянуть, насколько остры мои  зубы.  А  вдруг  я  укушу?  Что  ж,
Доминику стоило бы получше обо мне разузнать. Ему стоило бы сообразить,  что
меня не запугать своими приспешниками. Ему следовало бы учесть  на  будущее,
что придется изменить свое отношение ко мне. Что же касается тебя, -  хозяин
клуба слегка пожал плечом, - то, если я укушу слишком  сильно,  тебя  просто
заменят.
   - Нет! -  воскликнул  Жан-Мишель.  Негодование  на  мгновенье  пересилило
страх. - Вы не понимаете...
   - Понимаю. Я просмотрел данные о твоем положении на своем компьютере, еще
когда ты переступил порог. Ты появился в организации Доминика двадцать  один
год и девять месяцев тому назад и поднялся благодаря своим научным  знаниям.
Ты стал владельцем патента на четырехбитовый чип для видеоигр. Это позволило
фирме "Демэн" продавать высококлассные игры, в то время как у остальных  они
были двухбитовые или даже однобитовые. По этому поводу был еще небольшой шум
в Соединенных Штатах, потому что одна  калифорнийская  компания  утверждала,
будто твой  чип  очень  напоминает  тот,  который  они  как  раз  готовились
выбросить на рынок.
   У Жан-Мишеля едва не подкосились  ноги.  Толи  Рихтер  просто  перечислял
факты, то ли он намекал на  то,  что  ему  известно  о  подноготной  "Демэн"
гораздо больше.
   -  Недавно  ты  запатентовал  силиконовый  чип,  который  непосредственно
стимулирует нервные клетки, чип,  который  "Демэн"  будет  использовать  для
нового программного обеспечения. Однако  в  институте  ты  не  ввязывался  в
политику. Когда же тебя наняла  "Демэн",  ты  одобрил  те  взгляды  на  мир,
которые были у Доминика.  Только  тогда  он  допустил  тебя  в  тот  особый,
внутренний круг своих "новых якобинцев", чтобы ты помог им избавить  Францию
от алжирцев, марокканцев, арабов и наших общих врагов -  израильтян.  Однако
ключевым словом здесь является "помощь". И согласно  неофициальной  иерархии
идеологически неполноценных людей не стоит беречь. Преданные  слуги  ценятся
выше, но и им находят замену.
   Жан-Мишель не проронил ни слова.
   - Тут возникает еще один  вопрос,  который  нам  стоило  бы  обсудить,  -
доверительно проговорил Рихтер. - Как сильно я укушу ягненка?
   Немец наклонил нож так, чтобы  кончик  лезвия  торчал  вверх.  Жан-Мишель
снова попытался отклониться назад, но охранник за  спиной  пятерней  ухватил
его за волосы и не давал даже  шевельнуться.  Немец  переместил  лезвие  еще
выше, под самое верхнее веко,  и  принялся  водить  его  кончиком  по  дуге,
повторяющей форму глаза.
   - Известно ли тебе, что до того,  как  основать  свою  партию,  я  изучал
медицину? - спросил Рихтер. - Отвечай!
   - Да, - выдавил Жан-Мишель и, ненавидя себя, добавил:
   - Пожалуйста, герр Рихтер, ну пожалуйста...
   - Я был бы врачом, - продолжал  Рихтер,  -  и  стал  бы  хорошим  врачом,
займись я тогда практикой. Но я сделал  иной  выбор,  и  знаешь  почему?  Да
потому, что я понял, что не смогу  оказывать  помощь  представителям  низших
рас. А говорю я об этом потому, что моему образованию, как ты это уже должен
был понять, нашлось совсем другое применение.  Я  использую  свои  познания,
чтобы влиять на  людей.  Чтобы  контролировать  тело,  а  значит,  и  разум.
Например, мне известно, что, если я буду двигать нож вверх, то он  наткнется
на мышцу lateral rectus. Если  ее  перерезать,  тебе  станет  крайне  трудно
смотреть вверх или вниз. И  придется  носить  на  глазу  повязку,  иначе  ты
потеряешь ориентацию из-за того, что глаза будут смотреть в разные  стороны.
Да и вид у тебя будет шутовской, - усмехнулся  он,  -  один  глаз  уставился
вперед, а второй двигается нормально.
   Жан-Мишель задыхался, ноги его дрожали. Если бы охранник не держал его за
волосы, он, возможно, просто упал  бы.  Нож  оказался  не  в  фокусе,  когда
француз перевел взгляд на лицо Рихтера,  проступавшее  в  свете  красноватых
отблесков. Он почувствовал укол над глазным яблоком.
   - Пожалуйста, не надо, - взмолился  Жан-Мишель.  -  Моп  Dieu  , герр Рихтер...
   Его  взгляд  затуманили   слезы,   а   дрожание   подбородка   отзывалось
подрагиванием век. Каждое их движение вызывало свежие болезненные порезы.
   Немец медленно двинул левую руку в  направлении  ножа.  Смотревшая  вверх
ладонь подперла рукоять, как если бы Рихтер хотел дожать свое оружие.
   - А знаете ли вы, - спокойно спросил он, - что  то,  чем  мы  занимаемся,
является еще и частью процесса по промыванию мозгов? Я  изучал  методы  КГБ,
так оно творило с их помощью просто чудеса. Мозг человека в состоянии боли и
страха регистрирует то, что ему говорится,  как  истинную  правду.  Конечно,
чтобы процесс стал по-настоящему эффективным, его следует повторять снов