седа. И он
был прав.
   Лучше бы Худ накричал на Роджерса, тогда генерал по крайней  мере  хорошо
слышал бы директора. Но  Пол  Худ  редко  повышал  голос.  Если  его  что-то
раздражало, он начинал говорить очень медленно, обдуманно вытягивая из  себя
слово за словом, как будто боялся поскользнуться  на  собственном  гневе.  В
такие минуты Худ казался Роджерсу  поваром  в  фартуке  и  белом  колпаке  с
противнем в руках, на котором он осторожно опускает пиццу в печь.
   - ., оставил меня с неукомплектованным штатом,  -  говорил  Худ.  -  Моей
правой рукой стала Марта.
   - А чем она  плоха,  Пол?  -  кричал  Роджерс  в  микрофон.  -  В  первой
заокеанской операции я должен быть с отрядом.
   - Не ты принимаешь такие решения! Ты должен был согласовать свои планы со
мной!
   - Я знал, что у тебя  хватает  дел.  Мне  не  хотелось  лишний  раз  тебя
беспокоить.
   - Ты боялся получить отказ, Майк. Признайся хотя бы в  этом.  Не  пытайся
меня обмануть.
   - Ладно. Признаю, в этом ты прав.
   Роджерс покосился на подполковника Скуайрза. Тот делал вид, будто  ничего
не слышит. Генерал побарабанил пальцами по телефону; он  надеялся,  что  Худ
остановится вовремя. Роджерс был таким же профессионалом,  как  и  Худ,  тем
более в военных вопросах, и не был намерен выслушивать больше  необходимого.
Особенно от того, кто выколачивал деньги из таких типов, как Джулия  Роберте
или Том Круиз, когда генерал вел в бой механизированную бригаду в Кувейте.
   - Хорошо, Майк, - сказал Худ, - ты остаешься  с  отрядом.  Что  мы  можем
сделать, чтобы ваша операция прошла наиболее эффективно?
   Бог ты мой! Он действительно знает,  когда  нужно  остановиться,  подумал
Роджерс, и сказал:
   - Пока держи меня в курсе дела,  как  развиваются  события,  а  если  нам
придется  предпринять  активные  действия,  убедись,  что   мои   сотрудники
предварительно проиграли ситуацию на компьютере.
   - За компьютерным моделированием я прослежу, а единственной новостью было
то, что президент поставил нас во  главе  Группы  по  разрешению  корейского
кризиса. Он намерен занять жесткую позицию.
   - Хорошо.
   - Хорошо это или плохо, мы обсудим потом, когда все закончится, за пиццей
и пивом. Пока же приказ остается прежним - следовать к месту назначения.  Мы
сообщим  по  радио,  если  будут  какие-то  изменения  или  поступит  свежая
информация.
   - Понял.
   - И еще одно, Майк.
   - Да?
   - Не забывай о своем возрасте и предоставь  возможность  ребятам  таскать
тяжести.
   Роджерс и Худ  попрощались.  Генерал  откинулся  на  спинку  и  про  себя
усмехнулся,  вспомнив  своего  любимого  персонажа  из  субботней   вечерней
передачи. Но что его действительно тронуло, так это упоминание Худа о пицце.
Возможно, это было простым совпадением, но нельзя отрицать, что Худ  обладал
почти сверхъестественным  чутьем  в  том,  что  касалось  маленьких  людских
слабостей. Роджерс часто задумывался, появился ли этот талант у Худа, потому
что он занялся политикой, или он  стал  политиком,  потому  что  имел  такой
талант. Как  только  у  Роджерса  возникало  желание  дать  Худу  пинка,  он
напоминал себе, что Пол занял место директора  Оперативного  центра  не  без
веских оснований.., как бы Роджерсу ни хотелось, чтобы это место  предложили
ему.
   Еще Роджерсу очень хотелось, чтобы Худ хотя бы  изредка  присоединялся  к
нему в его развлечениях, а не вел  себя  так,  словно  вознамерился  принять
участие в конкурсе "Лучший семьянин года". За игорным столом они,  наверное,
могли бы заработать состояние, а кое-кто из его девушек, возможно,  заставил
бы Худа немного расслабиться, сделать его жизнь чуть легче.
   Роджерс стянул наушники и прислонился к  вибрирующей  алюминиевой  стенке
транспортного самолета. Провел ладонью по седеющим черным  волосам,  которые
коротко постриг накануне.
   Роджерс понимал, что Худ не может стать другим - точно  так  же,  как  не
может вдруг измениться и он сам. Вероятно, это не так уж и плохо. Что сказал
Лаодам Одиссею? ".., яви же силу свою нам,  изгнав  из  души  все  печальные
думы". Что стало бы с любым из них,  если  бы  их  не  подстегивало  чувство
соперничества, соревнования? Одиссей не стал  бы  участвовать  в  играх,  не
победил бы в метании диска, не был бы  приглашен  во  дворец  Алкиноя  и  не
получил бы подарки, которые так пригодились ему на обратном пути.
   - Сэр, - обратился Скуайрз к Роджерсу, - не хотите  ли  просмотреть  наши
сценарии? Нам понадобится часа два.
   - Вы совершенно правы, - согласился  Роджерс.  -  Это  изгонит  "из  души
печальные думы".
   Скуайрз удивленно покосился на генерала, сел рядом  с  ним  и  взялся  за
устрашающе толстую папку.

Глава 23

Вторник, 7 часов 10 минут, Оперативный центр

   Лиз Гордон сидела за спартанским металлическим столом в  своем  небольшом
кабинете, единственным украшением которого были фотография президента с  его
подписью, а на двери - мишень для игры в "дротики",  некогда  принадлежавшая
Карлу Юнгу и подаренная Лиз ее вторым бывшим мужем.
   Рядом со столом Лиз сидели ее помощница Шерил  Шейд  и  младший  психолог
Джеймс Соломон. Они подключили свои портативные компьютеры к компьютеру  Лиз
Peer-2030. He сводя взгляда с экрана монитора, Лиз прикурила  от  догоравшей
сигареты "Мальборо" новую и выпустила облако табачного дыма.
   - Похоже, наши  данные  подтверждают,  что  президент  КНДР  -  примерный
гражданин своей республики. А вы что скажете? Шерил кивнула.
   - Все данные сходятся. Поддерживает хорошие отношения с матерью..,  имеет
длительную связь с одной девушкой..,  помнит  дни  рождения  и  годовщины..,
сексуальных отклонений нет.., диета обычная.., пьет очень  умеренно.  У  нас
даже есть замечание доктора Хвонга  о  том,  что  в  своих  выступлениях  он
предпочитает использовать выражения, наиболее точно передающие его мысль,  и
не пытается поразить публику своим лексиконом, между прочим, очень богатым.
   Кроме того, у нас нет никаких данных о том, чтобы кто-либо из  ближайшего
окружения был настроен против него, - продолжала Шерил.  -  Если  террористы
пришли из Северной Кореи, то они не входят в круг приближенных президента.
   - Понятно, - сказала Лиз. - Джимми, а что у вас? Молодой человек  покачал
головой.
   - Недвусмысленные призывы  к  агрессии  встречаются  только  в  отдельных
китайских газетах. В частных беседах, сообщения о которых получили наш центр
и ЦРУ, -  последняя  такая  беседа  состоялась  вчера  в  семь  ноль-ноль  -
президент, премьер-министр, генеральный секретарь коммунистической партии  и
другие  руководители  Китайской  Народной  Республики  единодушно   выразили
желание не вмешиваться ни в какие конфликты на полуострове.
   - Итак, все сводится к тому,  что  мы  были  правы  с  самого  начала,  -
выпустив  очередное  облако  табачного  дыма,  подвела  итог  Лиз.  -   Наша
методология себя оправдывает,  выводы  не  вызывают  сомнений,  и  их  можно
перевести в этот чертов банк данных. - Лиз сделала еще одну глубокую затяжку
и попросила Соломона сообщить факсом послу Раклину в  Пекин  имена  наиболее
воинственно настроенных китайских руководителей. - Не думаю, что нам следует
чего-то бояться, но Худ хочет, чтобы были прикрыты все тылы.
   Соломон  шутливо  отдал  честь  двумя  пальцами,  отсоединил  портативный
компьютер и, плотно прикрыв за собой дверь, поторопился в свой кабинет.
   - Думаю, мы подготовили почти все, что нужно Полу, - сказала  Лиз.  Шерил
опустила крышку портативного компьютера и  отключила  его.  Лиз  внимательно
следила за ней. - Шерил, сколько у нас человек? Семьдесят восемь?
   - Вы имеете в виду Оперативный центр?
   - Да. Семьдесят восемь здесь, еще  сорок  два  человека  вспомогательного
персонала, который работает одновременно  на  Министерство  обороны  и  ЦРУ,
двенадцать человек в отряде "Страйкер" плюс те люди, которых они нанимают на
базе Эндрюз. Всего примерно сто сорок человек.  Тогда  почему  же  со  всеми
этими людьми, многие из которых  добросердечны,  непредубежденны  и  хороши,
очень хороши в своем деле, почему для меня так важно, что думает о  нас  Пол
Худ? Почему я не могу просто выполнять свою работу, давать ему  то,  что  он
просит, а потом  со  спокойной  совестью  пойти  в  кафе  и  выпить  двойной
"экспрессе"?
   - Потому что мы ищем истину ради самой истины, а он находит пути, как  ею
распорядиться, использовать ее для управления ситуацией.
   - Вы так думаете?
   - Это только одна  сторона.  Вас,  кроме  того,  раздражает  его  типично
мужской склад ума.  Вы  же  помните  его  психологический  портрет.  Атеист,
ненавидит оперу, в шестидесятые годы ни  разу  не  пробовал  галлюциногенные
препараты. Для него не существует то, чего он не может потрогать руками  или
использовать в своей ежедневной работе. По крайней мере  в  одном  отношении
это неплохо.
   - В каком же? - устало спросила Лиз.
   Компьютер звуковым сигналом потребовал ее внимания.
   - Майк Роджерс почти такой же. Если бы они не были  так  похожи,  они  бы
раздражали друг друга и замучили бы один другого до смерти. Было бы  намного
хуже, чем сейчас.
   - Капитан Блай  и  примерный  Христиан  <Уильям  Блай  (1753  -  1817)  -
английский офицер флота, капитан судна  "Баунти",  которого  взбунтовавшаяся
команда высадила в шлюпку посреди Тихого  океана.  Капитан  Блай  -  синоним
жестокого командира и начальника. Христиан - главный  герой  аллегорического
романа Дж. Беньяна  "Путь  паломника"  (1678  -  1684).  Его  путешествие  к
Небесному Граду символизирует путь верующих к спасению.>.  Худая  как  щепка
блондинка подняла палец:
   - Мне ваше сравнение нравится.
   - Вы правы, доктор  Шейд.  Но  знаете,  я  думаю,  здесь  есть  еще  одна
сторона...
   Шейд бросила на Лиз заинтересованный взгляд:
   - В самом деле? Какая же? - Лиз улыбнулась.
   - Прошу прощения, Шерил. Магия электронной почты подсказывает мне, что  я
потребовалась сразу Энн  Фаррис  и  Лоуэллу  Коффи.  Давайте  закончим  этот
разговор позже.
   С этими словами ведущий психолог Оперативного  центра  повернула  ключ  в
компьютере, бросила его в карман и вышла, оставив помощницу в недоумении.

***

   Подавив улыбку и отправив в рот жевательную резинку, Лиз быстро шагала по
коридору к кабинету пресс-секретаря. Заинтриговав Шерил,  она  поступила  не
очень хорошо, но для той это будет полезным упражнением. Шерил  появилась  в
Оперативном   центре   недавно,   сразу   после   окончания    Нью-Йоркского
университета, она блистала книжными  знаниями,  которых  усвоила  на  многие
килобайты больше, чем Лиз в ее возрасте, десять  лет  назад.  Но  у  нее  не
хватало жизненного опыта, и  ее  мышление  было  слишком  прямолинейным.  Ей
только предстояло исследовать огромные регионы психологии  без  проводников,
без карты, самой открывая новые пути. А загадки вроде той, которую  загадала
ей Лиз, - "Почему мой босс так беспокоится о том, что подумает ее  босс?"  -
помогут ей найти эти пути, заставят искать ответы  на  вопросы  типа  "Может
быть, она им увлечена?", "Может быть, у нее не сложилась  семейная  жизнь?",
"Не стремится ли она занять более высокое служебное положение?", и если  это
так, то "Как это стремление  отразится  на  мне?"  Поиск  ответов  на  такие
вопросы приведет ее к очень интересным выводам, которые, безусловно,  пойдут
ей на пользу.
   Но на самом деле Лиз больше всего  на  свете  любила  "экспрессе",  и  за
чашкой хорошего кофе она не думала о Худе. Ее не беспокоила неспособность  -
или нежелание - директора понять почти клиническую обоснованность и важность
ее работы. В конце концов Христа распяли, Галилея упрятали в темницу, однако
от этого не пострадала та правда, которой они учили.
   Лиз выводила из себя изощренная тактика директора. Он  всегда  любезно  и
внимательно выслушивал ее, включал фрагменты из ее выводов во все доклады  и
рекомендации центра, но не потому, что он этого хотел, а  потому,  что  того
требовал устав Оперативного  центра.  На  самом  же  деле  Худ  не  верил  в
возможности психологии и, если что-то шло не так, то всегда первой на  ковер
вызывал Лиз. Это  приводило  Лиз  в  бешенство,  она  клялась,  что  в  один
прекрасный  день  отошлет  психологический  портрет  этого  безбожника   Пат
Робертсон.
   Нет, не отошлю, подумала Лиз и постучала в дверь Пам  Блустоун.  Впрочем,
пофантазировать на эту  тему  было  полезно,  такие  фантазии  помогали  Лиз
сохранять спокойствие, когда директор выходил из себя.

***

   Однажды "Вашингтон тайме" внесла Энн Фаррис в список двадцати голи  самых
известных разведенных жен столицы США. За три года, прошедшие с того дня,  у
Энн ничего не изменилось.
   Высокая - ростом пять футов семь  дюймов  -  и  стройная,  Энн  связывала
каштановые волосы в пучок платком авторской росписи. У нее были ослепительно
белые зубы и глаза цвета темной ржавчины. В Вашингтоне ее  считали  также  и
одной  из  самых  непредсказуемых  женщин.   Имея   степень   бакалавра   по
журналистике и магистра по  государственному  праву  (последнее  звание  она
получила в Гринвиче, штат Коннектикут), Энн по  общему  мнению  была  просто
обязана  сначала  поработать   вместе   со   своим   отцом-аристократом   на
Уолл-стрите,  потом  стать   вице-президентом   какой-нибудь   преуспевающей
компании, потом старшим вице-президентом, потом.., а потом  ее  возможностям
не было предела.
   Вместо этого Энн Фаррис стала политическим обозревателем в "Аур", местной
1азетенке близлежащего Норулока, через два года заняла место пресс-секретаря
губернатора  штата,  который  представлял  третью  партию  и  был   настроен
иконоборчески, и вышла  замуж  за  ультралиберального  радиокомментатора  из
Нью-Хейвена.  Она  уволилась  и  занялась  воспитанием  сына.  Тем  временем
государственное радиовещание было вынуждено сократить свои расходы, муж  Энн
лишился работы и в отчаянии попал в  объятия  богатой  вдовы  из  Уэстпорта.
Узнав  об  этом,  Энн  развелась,  переехала  в   Вашингтон   и   устроилась
пресс-секретарем у только что  избранного  сенатора  от  штата  Коннектикут,
умного молодого  мужчины,  заботливого  семьянина.  Вскоре  Энн  вступила  в
любовную связь с сенатором - первую из многих  страстных  связей  с  умными,
заботливыми отцами  семейств,  один  из  которых  занимал  пост  выше  поста
вице-президента.
   В ее конфиденциальном психологическом портрете об этом не упоминалось, но
Энн сама рассказывала Лиз о своих ярких приключениях. Энн также призналась -
хотя это было очевидно и без признаний, - что она без ума  от  Пола  Худа  и
часто видит его в своих романтических мечтах. В разговорах  с  Лиз  стройная
красавица была на удивление откровенна, Лиз же она напоминала Мег  Хьюз,  ее
давнюю подругу  по  католической  школе,  которая  вела  себя  тише  воды  в
присутствии наставниц, но наедине с подругой  выбалтывала  все  свои  темные
секреты.
   Лиз часто задумывалась, почему Энн настолько откровенна именно  с  ней  -
потому что Лиз была психологом или потому что Энн не видела в ней соперницы.
   Хриплый голос Энн пригласил Лиз войти.
   В кабинете Энн стоял уникальный устойчивый  запах  -  хвойный  аромат  ее
духов (не испытывавшихся на животных!) от Фэра мешался со  слабым  мускусным
духом, который исходил от тщательно сохраняемых первых полос газет  с  Войны
за независимость до последних лет. Газеты в рамочках - всего их было  больше
сорока - занимали все стены.  Энн  говорила,  что  находит  полезным  читать
статьи и размышлять, как бы она разрешила тот или иной кризис  или  конфликт
прошлого.
   Лиз улыбнулась Энн и медленно кивнула Лоуэллу  Коффи.  Когда  Лиз  вошла,
молодой юрист стоял. Как обычно, он играл очень  дорогой  безделушкой  -  на
этот раз бриллиантовой запонкой.
   Денежный онанизм, подумала Лиз. В отличие от Энн, маменькин  сынок  Коффи
унаследовал от  своих  родителей-адвокатов  все  -  привычку  жить  в  стиле
Беверли-Хилс <Беверли-Хилс - фешенебельный район Лос-Анджелеса>, невероятное
самодовольство и напыщенность. Он  постоянно  вертел  в  руках  какой-нибудь
предмет, стоивший его семье  больше  его  годовой  зарплаты,  -  галстук  от
Армани, золотую авторучку "флагге", золотые часы "ролекс". То ли это  просто
доставляло ему удовольствие, то ли он хотел подчеркнуть, насколько толст его
кошелек, а может быть, и то и другое,  но  Лиз  привычка  Коффи  раздражала.
Точно так же, как и идеально, волосок к волоску, уложенные  волосы  грязного
оттенка, тщательно отполированные ногти и безупречный серый костюм-тройка от
Ива Сен-Лорана. Как-то она умоляла Худа разрешить просверлить  в  двери  его
кабинета глазок, чтобы раз и навсегда найти ответ на мучивший  их  вопрос  -
никто не сомневался, что он тщательно чистит свой костюм щеткой каждый  раз,
когда закрывает за собой дверь кабинета; всех интересовало, сколько  на  это
уходит у него времени.
   - Доброе утро, Лиз, - сказал Коффи.
   - Привет, Второй. Здравствуй, Энн.
   Энн улыбнулась и приветливо махнула рукой. Она сидела не на своем обычном
месте - перед старинным письменным столом, а за ним. Своеобразная защита  от
Коффи, поняла Лиз. Коффи, выпускник Йельского университета, был слишком умен
или слишком труслив, чтобы осмелиться на решительные действия, но  призывные
взгляды,  которые  он  бросал  на  Энн,  действовали  на  нее  и  на  других
сотрудников центра, как известие о замораживании зарплаты.
   - Спасибо, что ты смогла прийти, Лиз, - сказала Энн. - Мне жаль  отрывать
тебя от дел по таким мелочам, но Лоуэлл настоял на своем.  -  Энн  повернула
монитор компьютера экраном к Лиз. - Пол хочет, чтобы пресс-релиз был готов к
восьми часам, а  для  этого  тебе  нужно  подписать  характеристики  лидеров
Северной Кореи.
   Лиз оперлась о стол.
   - Разве это не обязанность Боба Херберта?
   - Теоретически это так, - бархатным  голосом  ответил  Коффи.  -  Но  Энн
выбрала такие выражения, что порой они 1раничат с дискриминацией. Если я  не
убежден, что подобные выражения оправданы, мне хотелось бы по  крайней  мере
выяснить, не потребует ли оскорбленный субъект компенсации.
   - Вы хотите сказать, не предъявит ли нам иск президент Северной Кореи?
   - Ариэль Шарон предъявил.
   - Журналу "Тайм", а не правительству США.
   - Да, но для Северной Кореи предъявление иска правительству США  было  бы
изумительным  способом  раздуть  пламя  международных  симпатий.   -   Коффи
опустился в кресло, оставил в покое запонку и принялся теребить узел черного
галстука.  -  Уважаемые  дамы,  вы  бы   хотели   пройти   через   процедуру
предоставления  документов,  раскрытия  источников  полученной   информации,
методов оперативной работы и так далее? Я бы этого не хотел.
   - Вы правы, Второй, хотя об иске, конечно, не может быть и  речи.  Нельзя
предъявить иск правительству суверенного государства. Но все же определенный
риск есть.
   Коффи молча показал на экран - ему не было нужды  что-либо  пояснять,  на
его лице словно  было  написано:  "Убедитесь  сами".  Как  ни  хотелось  Лиз
возразить Коффи, пришлось повернуться к монитору.
   - Спасибо, - сказала Энн, ободряюще похлопав  Лиз  по  руке.  Читая,  Лиз
усиленно работала челюстями, вымещая  раздражение  на  жевательной  резинке.
Выделенный Коффи абзац был короток и конкретен:

   Мы не  верим,  что  Корейская  Народно-Демократическая  Республика  хочет
войны, и осуждаем как необоснованные слухи о том, что президент  КНДР  якобы
лично отдал приказ о совершении террористического акта.  Мы  не  располагаем
никакими фактами, которые позволили бы предположить,  что  на  него  оказали
давление сторонники жесткой линии, выступающие против объединения  страны  и
переговоров.

   Лиз повернулась к Коффи.
   - Так в чем дело?
   - Я искал. Сведений о таких слухах я не нашел ни  в  печати,  ни  в  иных
средствах массовой информации.
   - Это понятно Террористический акт был совершен три часа назад.
   - Вот именно. Значит