елей
стал не таким оглушающим. Роджерс прижал трубку к уху.
   - Майк, это Боб Херберт. У меня для вас сообщение - возможно,  не  такое,
на которое вы рассчитывали.
   Что ж, повесилились и хватит, подумал Роджерс. Пора возвращаться домой.
   - Вы участвуете в операции, - сказал Херберт.
   Если бы не страховочные ремни, Роджерс вскочил бы с лавки.
   - Что?!
   - Вы участвуете в операции. У Национального бюро аэрофотосъемки появились
проблемы со спутниками, и шефу нужно, чтобы кто-то своими  глазами  взглянул
на "нодонги".
   Роджерс толкнул Скуайрза. Тот моментально проснулся.
   - В Алмазных горах? - уточнил генерал.
   - Да, там.
   - Нам нужны карты Северной Кореи, - сказал Роджерс  подполковнику,  потом
снова заговорил в трубку:
   - Что случилось со спутниками?
   - Пока нам неизвестно. Кто-то проник в нашу компьютерную сеть. Наши гении
думают, что сеть заражена вирусом.
   - Есть что-нибудь новое на дипломатическом фронте?
   - Ничего. Как раз сейчас шеф в Белом доме. Когда он вернется, возможно, я
сообщу вам что-то новое.
   - Не забывайте нас, - сказал Роджерс. - Мы будем в Осаке еще до  обеда  -
по вашингтонскому времени.
   - Не забудем, - отозвался Херберт.
   Роджерс отдал трубку Пакетту и повернулся к Скуайрзу, который  уже  вывел
карту на экран  портативного  компьютера.  Глаза  подполковника  возбужденно
горели.
   - Это уже похоже на дело, - сказал  Роджерс.  -  Нам  поручено  проверить
северокорейские "скады".
   - Только проверить?
   - Так мне сказали. Если только до нашего приземления в Осаке не  начнется
война, мы не можем брать с собой взрывчатку.
   Полагаю, при необходимости нас используют для наведения на цель,  а  удар
будет нанеси с воздуха.
   Скуайрз повернул компьютер так, чтобы Роджерсу был хорошо виден экран,  и
попросил Пакетта вывернуть болтавшуюся над головой яркую  лампочку,  которая
отбрасывала на экран мешающие блики.
   Глядя  на  монитор  компьютера,  Роджерс  подивился,  насколько  внезапно
изменились  ситуация,  его  планы  и  расчеты,  даже   его   настроение.   С
академического изучения подготовленных Скуайрзом планов генерал  моментально
переключился на практический лад. Теперь эти планы  представляли  не  только
академический интерес, от них и от того, насколько тщательно будет проведена
подготовка, зависела жизнь всех солдат отряда. Роджерс  не  сомневался,  что
подобные  мысли  -  а  отчасти  и  сомнения  -  промелькнули  и   в   голове
подполковника.
   На карте шестидневной давности были изображены предгорья хребта. Здесь, в
котловине, зажатой между четырьмя высокими холмами, стояли  три  трейлера  с
"нодонгами". По периметру пусковые  установки  охраняли  подвижные  зенитные
установки, что  делало  подлет  на  небольшой  высоте  слишком  рискованным.
Роджерс сдвинул карту, и на  экране  появились  участки  территории  КНДР  к
востоку от ракетной базы. Возле Вонсана стояли радиолокационные станции.
   - Там не развернешься, - заметил Скуайрз.
   - Я тоже об этом подумал, - согласился Роджерс, выбирая курсором наиболее
безопасный маршрут. - Вертолет полетит из Осаки на юго-восток и направится к
морю чуть севернее демилитаризованной зоны.  Кажется,  лучше  южного  склона
горы Кумганг нам ничего не найти. Там мы высадимся примерно в  десяти  милях
от цели.
   - Сначала десять миль вниз по склону, - сказал Скуайрз,  -  потом  десять
миль вверх по горам к тому месту, где нас сможет забрать вертолет.
   - Правильно. Не самая идеальная тактика отхода, особенно если учесть, что
нас будут искать все расположенные поблизости воинские части.
   Скуайрз показал на "нодонги".
   - На этих игрушках еще нет атомных бомб?
   - Несмотря на всю шумиху в прессе, коммунисты не могли успеть  установить
их на ракеты, - ответил Роджерс,  не  сводя  взгляда  с  карты.  -  Впрочем,
достаточно и пары сотен фунтов тринитротолуола на ракету, чтобы натворить  в
Сеуле черт знает что. - Роджерс поджал губы и с минуту помолчал. -  Кажется,
я нашел, Чарли. Нас заберут не там, где мы высадимся, а в пяти милях  южнее.
Там корейцы не будут нас ждать. Скуайрз прищурился.
   - Что-что? Мы же сами себе усложняем задачу.
   - Нет, не усложняем, а облегчаем. Чтобы достойно уйти с поля  боя,  нужно
не бежать сломя  голову,  а  сначала  выиграть  бой,  потом  можно  идти  не
торопясь. В начале  второго  столетия  нашей  эры,  во  время  первой  войны
императора  Траяна,  в  предгорьях  Карпат  легион  римских  пехотинцев  был
разгромлен небольшим отрядом даков. Римляне были вооружены тяжелыми копьями,
защищены латами, а у даков не было ничего, кроме  дротиков,  и  все  же  они
победили. Они напали на лагерь римлян ночью, захватили их врасплох, а  потом
заманили в горы, где легион был вынужден растянуться.  Потом  даки,  работая
парами, перебили всех римлян по одному и, в самом  прямом  смысле  слова  не
торопясь, вернулись в свой лагерь.
   - Тогда воевали копьями и дротиками, сэр.
   - Это неважно. Если нас обнаружат, мы заманим противника  в  удобное  для
нас место и будем действовать ножами. Ночью в  горах  корейцы  не  осмелятся
применять автоматическое оружие, чтобы не перестрелять своих.
   Скуайрз снова бросил взгляд на карту.
   - Карпатские горы были для римлян чужой землей. А их противник, наверное,
знал те места не хуже, чем северокорейские солдаты знают свою территорию.
   - Вы правы, - согласился Роджерс, - но у нас есть  то,  чего  не  было  у
даков.
   -  Конгресса,  который  может  лишить  нас  последнего  доллара?  Роджерс
улыбнулся и показал на небольшую черную сумку, которую он принес с собой.
   - Нет, не Конгресса. А ЭХК.
   - Прошу прощения?
   - Это такая штука, которую сделали мы с Матти Столлом. Я расскажу  вам  о
ней чуть позже, когда мы разберемся с нашими планами.

Глава 40

Вторник, 23 часа 25 минут, Сеул

   Интересно, поняли ли они наши условные сигналы, думала Ким Чонг.
   Она играла на рояле в баре Бе  Гуна  уже  семнадцать  месяцев,  передавая
сообщения заходившим изредка мужчинам и женщинам, за которыми - в  этом  Ким
была уверена - почти  всегда  следили  агенты  КЦРУ.  Среди  тех,  для  кого
предназначались ее сообщения, были неряхи и щеголи, красавицы и едва  ли  не
уроды, но все они безупречно играли свои роли -  преуспевающего  бизнесмена,
фотомодели,  рабочего  или  солдата.  Лишь  Ким  знала,  кем  они   были   в
действительности. Она легко запоминала не только  музыкальные  пьесы,  но  и
любые незаметные на первый взгляд детали -  характерный  смешок  или  особые
туфли. Ким часто удивлялась, почему нелегальные агенты, потратив столько сил
и времени на то, чтобы привыкнуть к новой внешности,  прическе  или  одежде,
появлялись в стоптанных туфлях, не обращали внимания на то, как  они  держат
сигарету или вылавливают миндаль из чашки  с  арахисом?  Даже  господин  Гун
заметил, что у регулярно появлявшегося в баре нарочито неряшливого художника
и заходившего раз в неделю рядового южнокорейской армии одинаково  неприятно
пахнет изо рта.
   Когда играешь какую-то роль, неважно какую, нужно играть ее до конца,  до
самых последних мелочей, считала Ким Чонг.
   Сегодня вечером снова появилась женщина, которую Ким  про  себя  называла
Малышкой Евой. Стройная женщина разбавляла виски огромным количеством  льда;
было очевидно, что она беспокоилась о своем здоровье, что пришла не  утопить
в рюмке свои печали, а лишь для того, чтобы не сводить взгляда с  пианистки,
вслушиваться в каждый звук инструмента.
   Ким пожалела Малышку Еву и решила дать ей хоть какую-то информацию.
   Мелодию "Худшее, что может случиться" она сменила  на  "Никто  не  делает
этого лучше". Для  передачи  сообщений  Ким  всегда  использовала  песни  из
кинофильмов. Первую ноту второго такта "до" она сыграла на  октаву  ниже,  в
третьем такте протянула ноту "ля" ниже среднего  "до",  потом  сыграла  весь
двенадцатый такт без педали.
   "Ошибки" Ким заметил бы любой, кто  мало-мальски  разбирается  в  музыке.
Ноты "до" и "ля", а также ошибка в игре педалью соответствовали буквам С,  А
и Т.
   Буквы CAT обозначали Корейское ЦРУ. Ким опять задумалась,  не  расшифруют
ли  южнокорейские  контрразведчики  ее  сообщения.  Нет,   это   практически
исключено, решила она. В  ее  игре  не  было  никакой  видимой  связи  между
частотой звука и буквами, никакого ключа к схеме замещения или перестановки,
словом, практически ничего, за что мой бы зацепиться опытный криптоаналитик.
Ким заметила, что собрался уходить ее человек Нам. Малышка Ева проводила его
взглядом. Агент контрразведки не пошел за Намом; возможно,  слежка  поручена
кому-то еще. Нам говорил, что ни разу не замечал, чтобы  за  ним  кто-нибудь
следил, но он был стар, плохо видел, а когда приходил  в  бар,  то  пропивал
чуть ли не все деньги, которые она ему  давала.  Ким  представляла  себе  те
муки, через которые пришлось пройти Корейскому ЦРУ, чтобы  разгадать,  каким
способом Нам и другие ее агенты передают сообщения.
   Ким было почти стыдно получать за свою работу  деньги  -  из  КНДР  и  от
владельца бара за игру. Если бы она вернулась в Анджу, городок к  северу  от
Пхеньяна, она жила бы как императрица.
   Если бы она вернулась...
   Кто  знает,  когда  это  будет?  В  своей  работе  ей  оставалось  только
радоваться, что она до сих пор жива. Но когда-нибудь она все же  вернется  -
когда накопит достаточно денег или когда  ей  надоест  эта  ханжеская  Южная
Корея, или когда она узнает что-то определенное о судьбе Хана.
   Мелодия песни из кинофильма о Джеймсе Бонде закончилась, и Ким перешла на
интерпретацию песни Зла Херта из "Явы". Эту песню она помнила  с  детства  и
играла ее каждый вечер.  Ей  часто  приходило  в  голову,  что  агенты  КЦРУ
наверняка гадали, каким образом эта песня  связана  с  ее  шифром  -  то  ли
сообщение спрятано в следующей песне, то ли информация содержится в короткой
импровизации, которую она исполняла правой рукой во  второй  части.  Ким  не
могла себе даже представить, к какому выводу пришли криптоаналитики с  улицы
Чонггичонно. Правда, сейчас это ей было безразлично.
   Тихонько напевая песню, Ким закрыла глаза. Где бы она ни была, что бы  ни
делала, "Ява" всегда напоминала ей о том времени, когда она  была  ребенком,
когда за ней смотрели старший брат Хан и их мать. Муж  матери  и  отец  Хана
погиб во время войны, и мать Ким понятия не имела, кто из солдат стал  отцом
Ким, она даже не знала, был он корейцем, русским или китайцем. Впрочем,  это
было неважно. Она все равно любила дочь, а семью нужно было  кормить.  Потом
она нашла привезенную кем-то с юга коробку  с  грампластинками;  мать  часто
заводила старый патефон, и они танцевали в своей развалюхе. В такие  моменты
крыша развалюхи грозила рухнуть, а козы и куры  прятались  в  страхе.  Потом
священник, у которого было пианино, увидел,  как  танцует  и  поет  Ким.  Он
сказал, что, может быть, ей стоит попробовать.
   В зале бара  поднялся  шум,  и  Ким  открыла  глаза.  В  бар  вошли  двое
подтянутых мужчин в  одинаковых  костюмах,  еще  двое  появились  в  дверном
проеме, выходившем на крохотную лестничную площадку  и  кухню.  Малышка  Ева
медленно  встала.  Правой  ногой  Ким  незаметно  подняла  замок   колесика,
удерживавшего фортепьяно на месте. Она  сразу  поняла,  почему  встала  Ева,
зачем  пришли  четверо  мужчин,  поэтому  изо  всей  силы  толкнула   рояль.
Откатившись, большой  музыкальный  инструмент  перекрыл  выход  с  лесничной
площадки. Малышке Еве и другим  агентам  еще  нужно  было  лавировать  между
столиками, значит, в распоряжении Ким было несколько секунд.
   Ким схватила свою сумочку и помчалась  к  комнатам  отдыха.  Спокойная  и
сосредоточенная, она свернула в мужской туалет.  Шесть  месяцев  обучения  в
Северной Корее прошли не зря - она знала, как выбирать  пути  отступления  и
пользоваться ими, как и где хранить деньги и оружие.
   Окно в мужском туалете всегда было открыто.  Ким  встала  на  раковину  и
через окно спустилась в небольшой задний двор бара. Здесь  она  вытащила  из
сумочки автоматически открывающийся нож, а сумочку выбросила.
   Дворик был окружен высоким деревянным забором,  возле  которого  высились
горы сломанных стульев, столов и электробытовых приборов. Ким зажала  нож  в
зубах, вскарабкалась на кучу старых ведер, распугав прятавшихся в них котов,
и взялась  за  верхнюю  планку  забора.  Она  уже  собралась  одним  прыжком
преодолеть препятствие, когда услышала выстрел. В нескольких сантиметрах  от
ее плеча пуля пробила забор. Ким замерла.
   - Одумайтесь, Ким!
   Она узнала голос, и у нее сжалось  сердце.  Она  медленно  повернулась  и
увидела Гуна с дымящимся "смит-вессоном"  калибра  0,32  дюйма  в  руке.  Он
говорил, что держит пистолет для защиты от грабителей. Ким подняла руки.
   - Нож... - сказал Гун. Ким выплюнула нож.
   - Сукин сын!
   На помощь Гуну подоспели два вооруженных агента. Один  из  них  помог  ей
спуститься с кучи ведер, а другой завел ей руки за спину и надел наручники.
   - Почему вы помогаете им, Бе? Что вам про меня наговорили?
   - Ничего не наговорили, Ким. - На Гуна упал свет из окна, и  Ким  увидела
на его лице улыбку. - Я все знал о вас с самого начала, точно  так  же,  как
знал о певце, который пел до вас, и о бармене, который  работал  у  меня  до
него. Мой босс, заместитель директора КЦРУ Ким Хван, всегда  сообщал  мне  о
шпионах из КНДР. Ким не знала, что ей делать  -  то  ли  проклинать  хозяина
бара, то ли поздравить его. Тем временем агенты уже выводили ее на  улицу  к
стоявшему наготове автомобилю.

Глава 41

Вторник, 9 часов 30 минут, Белый дом

   Худ хорошо  помнил  тот  день,  когда  он  впервые  оказался  в  Овальном
кабинете. Тогда предшественник президента Лоренса  вызвал  мэров  Нью-Йорка,
Лос-Анджелеса, Чикаго и Филадельфии, чтобы посоветоваться, что можно сделать
для предотвращения беспорядков в крупных городах США. Совещание должно  было
продемонстрировать заботу президента о сохранении порядка и мира  в  стране,
но неожиданно дало обратный эффект - президента обвинили в расизме, якобы он
уверен, что негритянское население непременно устроит беспорядки.
   Предшественник Лоренса, как и нынешний  президент,  был  высокого  роста.
Хотя для поста президента оба оказались мелковаты, Овальный кабинет  был  им
явно тесен.
   Впрочем, кабинет был невелик по любым меркам, а  из-за  огромного  стола,
большого президентского кресла и постоянно  сновавших  туда-сюда  советников
самого высокого уровня казался еще теснее.  Стол  был  сколочен  из  дубовых
досок, когда-то снятых с британского  фрегата  "Резолют",  и  занимал  ровно
четверть площади Овального кабинета. Вращающееся кожаное  кресло  тоже  было
противоестественно  большим,  поскольку  должно  было  не  только  создавать
удобства президенту, но и обеспечивать его безопасность - спинка кресла была
упрочнена четырьмя листами кевлара,  пуленепробиваемого  материала,  который
должен был спасти жизнь первому  лицу  могущественнейшей  державы,  если  бы
стрельба вдруг была открыта со  стороны  витражного  стекла.  Спинка  кресла
могла выдержать выстрел в упор из "магнума" калибра 0,348 дюйма. На столе не
было почти ничего, кроме бювара, стойки  для  авторучек,  фотографии  первой
леди США и телефонного аппарата STU-3 цвета слоновой кости.
   По другую сторону стола стояли два мягких кресла, которые появились здесь
еще во времена президентства Вудро Вильсона. В одном из  них  сидел  Худ,  в
другом - помощник  президента  по  национальной  безопасности  Стив  Берков,
империя которого - просторные помещения Совета национальной  безопасности  -
располагалась в другом крыле здания; пройти туда можно  было  через  двойные
двери под портиком. Директор Оперативного центра вручил президенту и Беркову
по экземпляру распечатки доклада. Они быстро просмотрели документ.  Худ  уже
поставил их в известность о  неполадках  в  спутниковой  системе  наблюдения
Национального  бюро  аэрофотосъемки,  и  президент  был  в   лучшем   случае
немногословен.
   - Есть ли что-то, чего вы не упомянули в докладе?  -  спросил  Берков.  -
Такое, о чем вы предпочитаете не сообщать в письменной форме?
   Худ  терпеть  не  мог  подобных  вопросов.  Разумеется,  есть.  Секретные
операции продолжаются. Они  совершались  задолго  до  того,  как  Олли  Норт
руководил операцией по обмену заложников на оружие, продолжались,  когда  об
этом обмене стало известно всему миру,  и  будут  продолжаться  в  обозримом
будущем. В последние годы, однако,  даже  в  частных  разговорах  президенты
перестали приписывать себе честь проведения успешных тайных  операций,  а  в
случае их провала публично бичевали руководителей вроде Худа.
   Но Беркову непременно хотелось услышать  ответ  собственными  ушами.  Ему
нужно  было,  чтобы  руководитель  Оперативного  центра  признал,   что   он
занимается нелегальной деятельностью. Тогда президент и он,  Берков,  всегда
смогут заявить, что они ничего не знали. С другой стороны, не мешало  лишний
раз напомнить Худу, кто в этой стране  является  президентом  и  кто  -  его
ближайшим помощником.
   - Чтобы компенсировать потерю данных спутниковой разведки, мы около  часа
летали над интересующей нас  территорией,  а  через  несколько  минут  после
взрыва я отправил на место отряд "Страйкер". Даже  на  самолете  туда  нужно
добираться двадцать четыре часа, а я  хотел,  чтобы  при  необходимости  они
могли прибыть в горячую точку через несколько минут.
   - В какую горячую точку? - потребовал уточнения Берков.
   - Я имею в виду Северную Корею.
   - Без знаков различия?
   - Без формы, без  каких-либо  номеров  на  оружии.  Берков  покосился  на
президента.
   - Какая задача поставлена перед отрядом? - спросил он.
   - Я приказал отряду выйти в район Алмазных гор и доложить мне о состоянии
северокорейских ракет "нодонг".
   - Вы отправили всех, двенадцать человек?
   Худ кивнул. Он не стал объяснять, что с  отрядом  полетел  Майк  Роджерс,
иначе Берков вышел бы из себя. Если отряд попадет  в  плен,  то  вероятность
того, что кто-то опознает героя войны генерала Роджерса, становилась  весьма
велика.
   - Будем считать, что этого разговора не было, - как и следовало  ожидать,
сказал Лоренс. Он закрыл папку с докладом,  -  Итак,  Группа  по  разрешению
корейского   кризиса   рекомендует   медленно,   но   неуклонно   продолжать
передислокацию наших вооруженных сил, пока мы точно не узнаем, стоит  ли  за
этим террористическим актом правительство Северной Кореи  или  нет,  И  даже
если окажется, что ответственность за  это  гнусное  преступление  лежит  на
правительстве в целом  или  на  ком-то  из  его  членов,  нам  рекомендуется
оказывать  только  дипломатическое  давление,  не  снижая,  впрочем,  темпов
военных приготовлений. Все это, разумеется, при  условии,  что  в  ближайшее
время не последуют другие террористические акты.
   - Так точно, сэр.
   Президент побарабанил пальцами по папке с докладом.
   - Сколько мы провозились с палестинцами, когда речь шла о террористах  из
Хезболлаха, которые напали на Голливуд-боул? Шесть месяцев?
   - Семь.
   - Семь месяцев. Пол, с тех пор, как я занял это кресло, мы слишком  часто
получали пощечины. Обидные пощечины. И мы  до  сих  пор  подставляем  вторую
щеку. Нам пора остановиться.
   - Недавно звонил посол Гэп, - заметил Берков,  -  и  выражал  свои  самые
искренние соболезнования. Он не произнес ни слова, которое убедило бы нас  в
том, что ответственность за террористический акт несет не Северная Корея.
   - Марта говорит, что у них так принято, - возразил Худ. - Я  не  могу  не
согласиться с мыслью о том, что в критические моменты  нам  нужно  проявлять
решительность, но в то же время мы должны быть уверены, что наносим удар  по
цели. Повторю лишь то, что  изложено  в  нашем  докладе:  мы  не  обнаружили
никакой необычно высокой  военной  активности  на  Севере,  никаких  военных
приготовлени