х из детского альбома для рисования). Пока безмолвные хлопцы деловито подтирали лужу, а невзрачная коза в сером расставляла перед ним завтрак (два горячих бутерброда с ветчиной, сыром и майонезом, чашка растворимого кофе, взбитые сливки с джемом), он сосредоточенно грыз колпачок ручки и раздумывал над содержанием очередного отчета. А в чем еще можно отчитываться-то - в черте какой раз подряд?!
     В том, как Алексей Карташ, Петр Гриневский по кличке Таксист и Маша Топтунова оказались владельцами двух ящиков платины, добытой самым что ни на есть незаконнейшим образом, - ящиков, на которые положили глаз ФСБ и уркаганы во главе с авторитетом Пугачом? Как Алексей, Маша и Гриневский увезли эту платину в Туркмению, чтобы перепродать ее и на вырученные бабки умотать в теплые края? В том, как вместо этого невольно оказались замешанными в возню вокруг покушения на Ниязова - и, что характерно, спасли-таки бессменного президента Туркменистана? И все это - только для того, чтобы в результате очутиться в застенках непонятно чьего гестапо?!.  Так всю их одиссею он уже описывал, четырежды!..
     Но больше всего Карташа нервировала неопределенность. Где они, в чьих лапах оказались, что с Машей и Таксистом и, в конце концов, что их всех ждет?..
     Что их всех ждет выяснилось чуть менее чем через две недели, когда всех троих наконец-таки собрали вместе - в месте, которое один в один напоминало бы гостиничный номер, ежели б не несколько мелочей вроде отсутствия ручки на двери...
     В телевизоре в это время тупоглазая белая акула с остервенением терзала кусок мяса, источающего облачка розовой крови. Вокруг меланхолично плавали аквалангисты и фотографировали акулу с разных ракурсов.На память, должно быть.
     - Раз, раз, раз, проверка, как слышите, товарищ майор? - громко сказал Алексей и подмигнул телекамере в углу над дверью. Повернулся к своим и уже серьезно спросил:
     - Итак, господа аферисты, ваши соображения по поводу?
     - Полагаю, следствие по нашему делу закончено, - подал голос Таксист, развалясь в кресле перед телевизором. - Уж коли мы здесь вместе, да еще и в одноместном номере, стало быть, они уже проверили все наши отчеты и сделали оргвыводы... И очень скоро огласят приговор.
     - Расстрелять в ближайшем подвале и похоронить в общей могиле, - кивнул Алексей.
     - А что, запросто, - спокойно сказал Гриневский. - Пулю в затылок можно схлопотать и за меньшее... Стойте-ка...
     Он дотянулся до пульта, сделал телевизор погромче.
     Дикая природа уступила место смазливой дикторше из "Вестей", которая тараторила бодренько:
     - ...вооруженных столкновений между бандитскими группировками, имевших место в других районах Шантарска и так же повлекших за собой человеческие жертвы. Как сообщила нашему корреспонденту Дарья Шевчук, старший...
     - Беспредел, - сказал Гриневский. - Опять одно и то же, - и переключил канал. По другой программе хулиганский кот Том азартно гонял по дому мышь по имени Джерри, круша все на своем пути. Простая бытовуха, одним словом.
     Гриневский убавил звук.
     - А Ниязов? - тихо спросила Маша. - Ведь если б не мы, он бы уже давно того... беседовал со своим Аллахом. А наш с Туркменбаши, насколько я понимаю, пока дружит... Это нам никак не зачитывается?
     - Вот как раз это можно словить не одну "маслину" в затылок, а парочку - чтоб уж наверняка... вздохнул Таксист.
     - Эт-точно, - сказал Карташ. - Мы, душа моя, как это ни унизительно звучит, оказались пешками в каких-то политических игрищах, нас успешно разыграли - и теперь можно смело убрать с доски. Потому как интереса мы боле ни для одной сторон не представляем, зато можем ляпнуть что-нибудь не то кому-нибудь не тому...
     - ...Удивительно верно подмечено, - раздалось со стороны двери. - А кроме того, уже официально объявлено, что спасение Ниязова есть целиком и полностью заслуга туркменского Комитета Национальной безопасности, и никакие посторонние личности в операции участия не принимали.
     Они обернулись.
     В какой момент - непонятно, но входная дверь уже была открыта, причем совершенно бесшумно. А на пороге, прислонившись к косяку, стоял высоченный престарелый дядька и с брезгливо-заинтересованным видом, как обычно смотрят на различных гадов, копошащихся в террариуме, разглядывал троицу. Дядька был громаден, белокур и голубоглаз, как викинг, и чем-то неуловимо напоминал убитого на прииске фээсбэшника Гену. И несмотря на то, что облачен он был в безупречно вычищенную и отглаженную серую цивильную пару, чувствовалась, ну вот чувствовалась в нем белая офицерская кость. Генеральская как минимум. И Карташ с Таксистом непроизвольно вскочили чуть ли не во фрунт. Алексей почувствовал неприятный холодок под ложечкой: это явственно был не простой опер или, скажем, следак из прокуратуры. Эта была рыбка покрупнее. Белая акула, не меньше, совсем как давешняя из телевизора, но, в отличие от той, со взглядом умным и пронизывающем насквозь, от которого не то что мороз по коже, а возникает прямо-таки непреодолимое желание свернуться калачиком и накрыться одеялом с головой.
     - Стало быть, не было вас на площади Огуз-хана, не было - и все... - развел он руками.
     - А вот и оглашение приговора... - пробормотал Гриневский.
     Дядька шагнул в комнату, рывком отодвинул стул от стола, сел по-хозяйски, поддернув брюки, бросил на столешницу кожаную папку. Сказал устало, ни на кого не глядя:
     - Садитесь, соколы, садитесь, не в суде. Разговор у нас недолгий, но лучше мы будем беседовать сидя. Как свои. Барышня, миль пардон, но вы тоже извольте-ка присесть. Не люблю, понимаете ли, когда над душой стоят... Тем более дама.
     Разместились. Карташ и Маша сели на постель, Гриневский опустился обратно в кресло перед телевизором. Маша взяла Алексея за руку, крепко сжала. Пальцы ее были холодными.
     Меж тем викинг распахнул папку и вперился в верхний лист с таким вниманием, будто видел материалы впервые. Несколько секунд не происходило ничего, даже казалось, что слышно, как мелко дрожит оконное стекло. Все молчали.
     Наконец дядька проговорил:
     - Итак, что мы имеем? Алексей Карташ, тридцать три года, старший лейтенант внутренних войск, последнее место службы - исправительно-трудового учреждения номер
***

, числится пропавшим без вести с двадцать седьмого июля сего года.
     Заключенный Петр Гриневский, тридцать шесть лет, погоняло Таксист, последнее место отсидки - все то же исправительно-трудовое учреждение номер
***

, находится в розыске с двадцать седьмого июля сего года... и Мария Топтунова, дочь начальника исправительно-трудового учреждения опять же номер
***

, числится пропавшей без вести с двадцать седьмого июля сего года... И - два ящика платины с нелегального прииска, кои означенные пропавшие тайком вывезли за пределы Российской Федерации, - он со злостью папку захлопнул, раздраженно отодвинул от себя и обвел присутствующих колючим взглядом водянистых глаз. - Ну что, графы монте-кристы, остапы бендеры хреновы, искатели золота инков, доигрались? - сквозь зубы спросил он. - Допрыгались, с-сучьи дети? Деньжат по-легкому срубить захотелось, да?!
     - Простите, а с кем, собственно, имеем честь?.. архивежливо поинтересовался Карташ.
     - Не имеешь чести! - взорвался викинг. - Ни хера у тебя чести нет, сопляк!.. Ты хоть понимаешь, старлей, во что вы ввязались? Понимаешь, сколько статей и законов нарушили - международных законов, между прочим, твою мать?!.
     - Что с отцом? - глухо спросила Маша.
     - Мертв ваш отец, - сбавил обороты блондин. -Погиб. Еще вопросы?
     - Про адвоката и два телефонных звонка, думаю, спрашивать не имеет смысла, - буркнул Карташ и был, ясное дело, проигнорирован.
     Том в телевизоре перестал гонять за мышонком, начались очередные новости.
     - Вопросы есть, начальник, - подал голос Гриневский. - Где мы находимся?
     Что с моей женой? Что с Дангатаром?.. Что с Джумагуль?
     - А что ждет лично вас, тебя не интересует? - викинг неспешно выбрал из вазы грушу, фруктовым ножичком располовинил ее, сочно надкусил. - Потому как делов вы натворили выше крыши...
     - Вот пугать только не надо, - перебила Маша, голос ее дрожал - то ли от злости, то ли от страха. -Если б не мы, до платины вы бы так и не добрались, а в Туркмении уже началась бы гражданская война!
     - Действительно, начальник, - поморщился Гриневский, - давай-ка без этой лирики. Чего тебе от нас надо? Коли мы насквозь виноваты, то оформляй дело и вызывай конвой. А коли не торопишься, значит зачем-то мы нужны.
     - А, жить хочется? Компромиссов ищете?
     Белобрысый черт докушал грушу, вытер руки салфеткой.
     - Что ж, хотите без лирики, будет вам без лирики... - согласился он, неторопливо выудил из папки чистый лист бумаги, положил перед собой.. - Нуте-с, что мы имеем на одной, так сказать, чаше весов? Вооруженное нападение, кража госимущества, незаявление о преступлении, несколько убийств, использование летательного аппарата без лицензии и прочих соответствующих документов, незаконное проникновение на территорию иностранного государства, недонесение о готовящемся преступлении, плюс еще куча подобных мелочей - за такие дела, знаете ли... Бонни и Клайд, короче, повесились бы от зависти. А нашенские, продолжая аналогию, коллеги ихних фэбээровцев и прочих копов сейчас прямо-таки слюной исходят от желания вцепиться вам в глотки... И я, со своей стороны, не вижу никаких оснований для того, чтобы им в этом желании воспрепятствовать, - я свою работу выполнил, вас нашел и доставил обратно, теперь пусть другие разбираются. В общем, - он вздохнул, - приключение закончилось, товарищи авантюристы. Завтра, если все будет хорошо, вы, должным образом упакованные, отправитесь прямиком в ласковые объятия товарища Бортко. Слыхали о таком? И нехай он сам решает, подрасстрельные к нему в медвежьи лапки попались преступнички или всего лишь пожизненные. Потому как мне вы, признаться, уже порядком надоели...
     Повисла тяжелая пауза.
     - А если завтра не все будет хорошо? - наконец спросил Гриневский.
     - И, кстати, что у нас лежит на второй чаше весов? - добавил Карташ.
     - На второй... - усмехнулся викинг, перевернул чистый лист другой, не менее чистой стороной и внимательно на него посмотрел. А потом сказал голосом оракула:
     - Зрю я! Воистину, на второй чаше видится мне некоторая альтернатива.
     Для вас. Правда, тума-анненькая. Призрачная, я бы сказал... Арестованный Карташ, Алексей свет-Аркадьевич, был абсолютно прав: вы, ребята, оказались всего лишь пешками в игре больших дяденек. Пешками, скажу откровенно, продвинувшимися вперед весьма изрядно, однако, к сожалению для вас, до восьмой горизонтали так и не дошедшими... Ладно, гражданин Гриневский просил без лирики. Так что отвечаю на его вопросы. С Дангатаром Махмудовым, кличка Поджигай, порядок. После... известных событий Махмудова, насколько я в курсе, взяли в личную охрану президента Ниязова. По приказу самого Сапармурата. В чужом тайпе ему, конечно, придется несладко, но это поначалу - потом, с его-то способностями и связями, он, разумеется, отвоюет себе местечко. Что там еще вы хотели знать? Ах да. Мы находимся в пятидесяти километрах от Байкальска, в одном уютном местечке, не указанном ни на одной карте, на которой нет грифа "государственная тайна". Улавливаете? Такие дела... - он встал, резко отодвинув стул, подошел к окну. - Теперь что касается вашей троицы. И вот тут я весь полон сомнений. Вы для меня - сплошная головная боль... Как поет один излишне политизированный рок-хрипун: что же делать с платиной и с вами?.. Честно скажу: я бы с превеликим удовольствием отдал вас на растерзание эмвэдэшникам. Но, с другой стороны глядючи, без вашего участия - вольного или невольного - платина ушла бы так далеко, что и концов не найти, тут барышня абсолютно права. Что заставляет задуматься. А во-вторых... Во-вторых, президент Ниязов, ознакомившись с материалами следствия, лично просил Москву о снисхождении к трем идиотам, которые устроили заварушку на площади Огуз-хана в Ашхабаде. И в подтверждение просьбы...
     Он вернулся к столу, достал из папки лист мелованной бумаги жутко официального вида, брезгливо толкнул через стол к Карташу.
     "Указ Президента Туркменистана, - прочитал Алексей. - О награждении граждан России А. А. Карташа, П. И. Гриневского и М. А. Топтуновой орденом Президента Туркменистана "Garassyz Turkmenistana bolan beyik soygusi ucin".
     За особые заслуги перед нейтральным государством Туркменистан и его сплоченным народом наградить граждан России А. А. Карташа, П. И. Гриневского и М. А. Топтуновой орденом Президента Туркменистана "Garassyz Turkmenistana bolan beyik soygusi ucin".
     Президент Туркменистана Сапармурат ТУРК-МЕНБАШИ.
     Подпись, дата".
     И все.
     Карташ перечитал еще раз. Помотал головой, передал листок остальным.
     - Вот такая вот фигня, соколы вы мои орденоносные, - вздохнул викинг. - Ноу комментс, как говорится.
     - И? - осторожно поинтересовался Гриневский. Викинг уселся за стол, сцепил пальцы в замок.
     - И предлагаю я вам послужить родине еще раз. Поставить точку в этом деле.
     Завтра в Москву я отправляю литерный поезд с этой долбаной платиной. Вы отправитесь с ним. Под конвоем. Сдадите ящики, и пусть в столице решают, как с вами быть. Но обещаю: то, что вы помогли моей структуре, вам зачтется. Будет официальное расследование, но ничего страшного, обычная бюрократия. Я замолвил за вас словечко... Ясно?
     - Не очень, - медленно проговорила Маша. - То есть мы сами повезем платину?
     - Ага. Вы ее нашли, отбили у уголовников, вы ее и доставите по назначению... По-моему, логично.
     - А какие гарантии, что ваши московские коллеги не упекут нас по полной программе? - спросил Гриневский.
     - Господь с вами, какие гарантии?! Никаких гарантий, кроме слова офицера.
     Покойный Гена Голованов выполнял мой приказ, операция по поиску рудника с самого начала была под моим контролем, стало быть, вы оказали услугу лично мне.
     А я умею быть благодарным. Максимум через две недели будете свободны, как ветер, включая гражданина Гриневского, с ксивами и даже кой-какими деньгами...
     Карташ и Гриневский переглянулись.
     - А что, у вас есть другие предложения? - ласково спросил викинг. - Могу вернуться к первому варианту и передать вас товарищу Бортко, раз плюнуть, только скажите...
     - Не надо Бортко, - решил за всех Таксист. - Едем на паровозе, начальник.
     - ...и на период с двадцать первого по двадцать пятое сентября эти улицы будут закрыты для движения, - в наступившей тишине сказала очередная дикторша из телевизора. - Как нам стало известно, это связано с возобновившимися строительными работами на ветке метрополитена, которая должна соединить левый и правый берега Шантары...

Глава 2

ПОСТОЙ, ПАРОВОЗ...

Пятнадцатое сентября 200* года, 10.13.

     Существует ли в действительности река Потудай или это плод писательской фантазии? Вопрос из радиовикторины занимал сейчас Карташа более всего остального. Вопрос залетел в ухо, когда приемник ненадолго сделали чуть громче, и теперь река Потудай не давала уму покоя: в уме она выходила из берегов после многодневных ливневых дождей, разливалась в половодье, рыбколхозы добывали из нее бьющуюся в сетях рыбу, из ржавых труб в нее обрушивались вонючие химикалии, эту хитрую реку перегораживали плотинами, заставляя ее разливаться и затапливать деревни, и только шпили церквей торчали над Потудай...
     Потому что, когда перестанешь думать о реке Потудай, тут же начнешь думать о делах наших скорбных. И тогда совсем закиснешь.
     Таким ли он, Алексей Карташ, мыслил свое возвращение в родные пенаты - или, говоря понятнее, нах хаузе? Будем честны перед собой: Карташ вовсе и не мыслил себе никакого возвращения. Как-то не рисовала фантазия езду домой, а рисовала она все больше шик и блеск иноземных отелей, собственные бассейны на собственных виллах, купленные на честно украденную платину катера и яхты, "бентли" и "феррари", а также горнолыжные спуски в Доламитовых Альпах - утеху беззаботно веселящихся буржуев. Но вместо Доламитовых Альп и урчания "феррариевского" мотора придется, похоже, очень и очень долго хлебать баланду, нюхать кирзу и смотреть на небо сквозь решеточку. А из потенциального богатея придется переквалифицироваться в реальные нищие. Ну вот не верил он отчего-то белокурому викингу, ни на грош не верил, что тот замолвил за них словечко перед москвичами, - зачем ему? Уже и думать, небось, забыл о троих искателях приключений на собственные задницы, вертит дырку под орден. Но не поспоришь же с конторой...
     Ладно, хоть несколько недель побыл миллионером. Или даже миллиардером? За всеми делами и заботами так и не перемножили они шестьсот тридцать девять у. е.
     (то есть стоимость одной унции платины), на вес драгметалла, который таскали за собой в зеленых армейских ящиках. Так до сих пор и неизвестно, чего лишились. А может, даже оно и к лучшему, что неизвестно?
     Карташ вслушался в бормотание вертухайского приемника на волне "Шантарск 101.4 FM". Там как раз заглохли визги очередной попсятины и ведущий, вспомнив о викторине, стал принимать звонки радиослушателей. Но правильного ответа про Поту-дай никто пока не давал, приз оставался неразыгранным. Возможно, Карташу так и не суждено дождаться правильного ответа. Как он понимал, ехать им предстоит от силы несколько часов.
     Вагон им под путешествие, против ожиданий, предоставили простой, безо всякой хитрой,начинки вроде камер скрытого наружного наблюдения, вмонтированных в стены теплушки мониторов, спутниковых антенн и прочих удумок, коих вполне можно было ожидать от ведомства. Ничегошеньки даже отдаленно похожего не наблюдалось. Не считать же, право, хитрой начинкой решетчатую загородку для перевозимых заключенных, холодную сейчас печку-буржуйку, стол с лавками из грубых досок да слегка помятый контейнер в углу, где, как полагал Карташ, помещается нечто вроде биотуалета. Вот только убедиться в последнем не суждено - вряд ли поведут их на оправку, даже если очень приспичит. Прапорщик буркнет в ответ на просьбу что-нибудь вроде: "Не ведено", "По прибытии", "А для чего вас перед отъездом водили?", - и беснуйся, тряси решетку, осыпай проклятьями: все бесполезно. Если и добьешься чего, так это успокоительного по почкам или усыпляющего ребром ладони по шее. В чем можно не сомневаться, так это в том, что солдаты у белобрысого викинга выучены исполнять приказы начальства. И если начальством приказано: "Никуда не выпущать!", - то даже женскому полу скидок не последует.
     Вот так и предстоит ехать из пункта "А" до столичного пункта "Б" трем неудачливым авантюристам с двумя ящиками платины, тремя караульными солдатами и одним прапорщиком. А со стороны глядя - например, выйдя из лесу или из окна придорожного строения, - в составе рядового товарного поезда катит по просторам преобычнейшая с виду теплушка. Посторонний глаз пройдется по ней, не задержится, тем более обе двери наглухо закрыты на щеколду, щеколда, небось, прикручена для пущей надежности снаружи проволокой, а то, не исключено, и вовсе замкнута на замок. И то ли товары в той теплушке везут, то ли скотину какую, то ли вовсе порожняк гонят - поди догадайся со стороны. По всем сопроводительным документам, полагал Карташ, вагон перегоняют порожним. Чтоб ни одна любопытная тварь вагончиком не заинтересовалась.
     Сутки назад трех пленников завели в вагон, где уже стояли в углу, прижимаясь друг к другу деревянными боками, многострадальные ящики с платиной, уже подбитые деревянными колодками, чтобы вдруг не заходила-загуляла тяжесть по вагону. В этот судьбоносный момент сами собой придумались два афоризма: "Все мы вышли из теплушки - в теплушку же и войдем" и "Дважды не ступить в одну и ту же теплушку". Записывать их, равно как и произносить вслух, Карташ не стал.
     Пленников - за что они, наверное, имеют все основания благодарить белокурую сволочь - не связали, ни к чему не приковали, ограничились наручниками. И вот с этих самых пор пленн