кий патлатый подросток?..
     Не-ет, ребята, скорее к светящимся окнам - там, по крайней мере, никто нас мочить сразу не станет, постесняется даже в дикой Азии, а промедление нам только на руку... Не то чтобы он не доверял Таксисту, но ведь, как говорится, на Аллаха надейся, а ишака привязывай...
     - Это что за Чепраков такой? - негромко поинтересовался Алексей - не то чтобы ему было шибко интересно, просто хотелось отвлечься, отогнать чувство, что тебе смотрят в спину.
     Карташ помотал головой и мысленно выматерился.
     Блин, да чего он так дергается, а?! Даже если за ними наблюдают - и что с того? Если это люди честного Дангатара, то сам Аллах велел им проследить за странными гостями, пригнавшими вагон неизвестно с чем неизвестно откуда. Проследить и доложить, не более того.
     А если это наши уголовные коллеги, то они наверняка видели, что вагон известно с чем гостями известно откуда был сдан местным под расписку, стало быть, надо пасти вагон, а с сопровождающими разобраться никогда не поздно... Да и не могли, физически просто не могли угловые вычислить их так быстро. Так что, как говорил один брателло с вентилятором на спине: "Спокойствие, только спокойствие!" Золотые слова, между прочим. Вон Таксист - идет себе ровно и без напрягов, хотя, казалось бы, именно зэк со стажем должен печенкой чувствовать опасность...
     Означенный Гриневский замялся, нехотя ответил на вопрос:
     - Чепраков... Был у нас один деятель. Еще в первую чеченскую. Стволы, "маслята", чуть ли не "коробки" черножопым втихаря впаривал. А потом из этих стволов и этими "маслятами" с наших же "коробок" чечены нас гасили... Сука. Все знали, но ничего поделать не могли - у него, у Чепракова, кто-то из родичей при штабе обретался. Ну вот. И дали ему отпуск по случаю женитьбы, и даже, то ли по случаю женитьбы, то ли срок подошел, не помню, представили заодно к четвертой звездочке. И тут уж Поджигай не выдержал. Юшка восточная взыграла. Не позволю, говорит, чтобы такие твари плодились, предки, дескать, меня не поймут и не простят! Звезду - это пожалуйста, это сколько угодно, хоть маршальскую, но чтоб этот петух еще и детей рожал!.. То да се, короче, сгоношил меня. И за три - пять дней перед отправкой этого козлины домой мы вдвоем с Поджигаем его и поздравили с повышеньицем. Петелькой на шею.
     - И?
     - И ничего. Шмон, конечно, был, но не шибко сильный. В штабе его тоже не очень-то жаловали. Объявили просто, что погиб, мол, боец на ратном поле, честь и слава герою...
     Строения из красного кирпича они достигли, вот спасибо, без проблем и неприятностей. Гриневский смело толкнул дверь... и они оказались в другом мире.
     Будто сработала кем-то активированная машинка времени. Таксист негромко присвистнул на американский манер: "О, о!", Маша машинально запахнула полы куртки поплотнее, будто отгораживаясь от сюрреалистической действительности, а Алексей... Алексей Карташ лишь шумно перевел дух - то ли от нечаянной ностальгии, то ли от обалдения.
     А обалдеть было отчего.
     Пустое помещение, куда они попали, занимало практически весь первый этаж - разве что за бледно-коричневой дверью таилась небольшая, судя по всему, кухня, источающая пары и ароматы вчерашнего супа. Штук восемь стоячих столиков на алюминиевой ножке, покрытых облупившимися листами белого пластика, стены, крашенные до половины человеческого роста ядовито-зеленой краской, а выше - побеленные и, разумеется, пачкающиеся, засиженная мухами стойка, усыхающие в витрине бутербродики с сыром и колбасой, унылые ряды бутылок с минералкой, водка на полке, бутылочное пиво за стеклом. Но не это и не столько это поразило гостей.
     Алексея более всего потрясло наличие на стойке громоздкого, уже почти забытого аппарата для разливки сока три перевернутых конуса, закрепленных на поворачивающейся ножке: подставляешь под него щербатый граненый стакан, поворачиваешь крантик - и потек из сосуда яблочно-грушевый или там березовый... Конусы были пусты. И, как последний штрих для этой панорамы неведомо каким образом сохранившегося уголка социалистического быта, угрожающе нависало над стойкой исполинское, неведомого автора полотно в раме, квадратных метров шести площадью, выполненное крупными, смелыми и жизнеутверждающими мазками в жанре развитого соцарта: какой-то мордатый тип в костюмчике и при очочках на трибуне, явно представитель аппаратных структур, благосклонно принимает букеты цветов от идиотически радостных соплюшек в национальных нарядах, окруженных толпой умиляющихся родителей и представителей узкоглазой интеллигенции; причем на заднем плане представители пролетариата со злостью продолжают копать некий уходящий за горизонт канал. Причем вручную. Короче, подобные шедевры живописи доморощенных рембрандтов с названиями вроде "Н. С. Хрущев на торжественной церемонии, посвященной завершению реконструкции Волго-Балтийского водного пути" или "Л. И. Брежнев присутствует на торжественной смычке Байкало-Амурской магистрали", как правило, украшали собой в не столь далекое время исключительно краеведческие музеи провинциальных городков - и то лишь по причине отсутствия прочих, хоть чем-нибудь знаменательных местных артефактов. А вот в образе мордатого очкастого аппаратчика, голову можно прозаложить один лишь Карташ его узнал - был изображен Сапармурат Ниязов, президент Туркменистана.
     Иными словами, жизнь в буфете на сортировочной станции Буглык будто бы замерла на глухой отметке "1975 год" и с места пока сходить не собиралась. А запах! Потрясающая смесь ароматов прогорклого масла, мяса третьей категории, кислой капусты и еще чего-то такого далекого, ностальгического, воскресающего память о закусочных, пельменных и прочих очагах общепита, короче, о временах, когда слыхом не слыхивали ни о каких пиццериях, бистро и "Макдональдсах", а "кока-колу" видели только по телевизору, да в недолгое время Олимпиады-80... И вот эту бьющую через край соцреальность довершала фигура дородной тетки в замызганном переднике, по-хозяйски расположившейся за стойкой - с какой-то местной газетенкой в руках и с грозным выражением "не мешайте работать, суки" на лице. Тетка была отчетливо восточных кровей: миндалеглазая и усатая, с бюстом пятидесятого размера и кокетливой прической а-ля "вавилонская башня" над затылком. При появлении троицы в не совсем свежих камуфляжах усатая дама и соболиной бровью не повела - продолжала лениво листать газетку короткими толстыми пальцами с ядовито-красным маникюром, словно единственный, кто мог побеспокоить ее покой, был сам Туркменбаши. Ну, или на крайний случай, господин Путин.
     Наплевав на правила социалистического уклада, беглый зэк Гриневский скинул с плеча сидор, вразвалочку двинулся к стойке, оперся локтями о кипу жирноватых подносов с будто обгрызенными краями и осведомился по-русски вполне дружелюбно:
     - А что, хозяюшка, в вашем бахчисарае позволено ли будет усталым путникам отдохнуть и утолить голод?
     - Бахчисарай - это где-то между Ялтой и Севастополем, - вполне ожидаемым басом и, неожиданно, без малейшего акцента ответствовала хозяйка, ни на миг от газетки не отрываясь, - а здесь Туркменистан, если не в курсе. Отдохнуть - это не ко мне, а к Тезегюль, на первом пунктире комнатенки держит, недорого. А похавать - чего видите, то и хавайте, только кухня уже закрыта, так что пирожки с картошкой, пицца, ляжки куриные, кофе бочковое, чай, и сосиски могу разогреть. Яйца под майонезом. А вот бутерброды, что с сыром, что с колбасой, не советую. Подохнете, - меланхолично добавила тетка. Ни дать ни взять - продавщица из совдеповского лабаза времен Бровеносца. Карташ даже в благословенной памяти Парме такого застоя не встречал...
     - Да у нас местных денег нет... - признался Гриневский.
     - А у кого они есть? - философски заметила буфетчица, с треском сложила газету и цепко глянула на вошедших. - Мы, туркмены, народ не гордый, любые деньги принимаем. Кроме фальшивых.
     - Баксы устроят? - спросил Карташ напрямик.
     - Издалека сами?
     - Из Сибири, хозяйка, - сказала Маша.
     - Значит, издалека, - она неторопливо отложила чтиво, но с места не сдвинулась. - На беглых не похожи, на бичей тоже... Какой шайтан вас сюда принес, а?
     - Да груз один привезли. Сопровождающие мы, смиренно ответил Алексей, понимая, что без обстоятельной беседы пожрать им не дадут.
     - Гру-уз... - то ли не поверила, то ли разочаровалась тетка. - Много вас тут таких бродит, и все с грузами... Баксов много?
     - А что?
     - Куплю. Выгоднее, чем в городе, клянусь. И чекдирме разогрею - пальчики оближете...
     Они переглянулись. Местные фантики, конечно, нужны, тут к мулле не ходи, но поскольку никто из сибирских странников в глаза не видел местную валюту, даже не знал, как она зовется, то поддаваться на уговоры ченджа было стремновато.
     - Сначала поедим как люди, - решил за всех Карташ, - а потом и о бизнесе поговорим.
     - Это правильно. Кто о делах на пустой желудок толкует...
     Тетка подхватилась с места и не спеша, ни дать ни взять - аглицкая королева, покидающая светский раут, двинулась в сторону кухни. Запертой, между прочим, по ее собственным словам.

***

     ...Блюдо с малоаппетитным погонялом чекдирме на вид оказалось бараниной, тушенной с картошкой, помидорами и луком и выложенной на огромное блюдо посреди столика, а на вкус... не сказать, конечно, что пальчики оближешь, но вполне приемлемо. По крайней мере,' для подобного заведения. Полагалось раздаточной ложкой (столовой, алюминиевой, за свою жизнь не единожды гнутой и вновь выпрямляемой) накладывать кусочки себе на тарелку и не менее исковерканными вилками хавать. Шантарская девушка Маша смотрела на всю эту экзотику с толикой опаски и ковыряла вилкой вяло, а Карташ с Гриневским, потому как жизнью приученные быть к еде неприхотливыми, наяривали источающую жир баранину за обе щеки. Карташ, тем не менее, не забывал краем глаза попутно отслеживать обстановку. Обстановка оставалась стабильной: вокруг тихо, темно и безлюдно. Как в могиле. И он, как ни странно, успокоился.
     Вновь показалась давешняя хозяйка достархана, не в пример прошлому разу доброжелательная и предупредительная, - а все по причине отслюнявленных ей пятидесяти баксов. Осведомилась елейно:
     - Желаете еще что-ни... А ну кыш отсюда, порсы! <Вонючка.>.
     Все обернулись.
     Последняя фраза относилась к девчушке, сунувшей было в столовку нос, - в грязных джинсах и какой-то местной одежке, напоминающей футболку с длинными рукавами и плюмажем с колоритным орнаментом. Годочков было ей ну никак не больше двенадцати, смугленькая, востроглазая и губастая.
     - Кыш, кому сказала! - повысила голос хозяйка и прибавила еще несколько заковыристых слов по-тутошнему.
     Девчушка звонко ответила заковыристо не менее, тряхнула гривой иссиня-черных волос, заплетенных в миллион косичек, и скрылась.
     - Повадились ведь попрошайничать, гуджуки <Щенки.>, - проворчала тетка. - То хлебушек выспрашивают, то сопрут чего... а то и вот типа вас сопровождающим предлагают не скажу что...
     - Вкусно, спасибо, - сказала Маша.
     - Старалась, - сказала тетка. - Так как насчет добавки и купить-продать?
     - Я за добавку, - тут же вскинулся Петр Гриневский.
     - Цыц мне. Не набивать брюхо перед походом. Значит так. Добавки - отказать, куплю-продажу - надо обдумать, - Алексей допил чаек (вот чай был абсолютно наш, советский - на соде), достал из стаканчика в центре стола кусок серой оберточной бумаги, вытер губы.
     Трапеза настроила его на благодушный лад, и сведенная спина позволила себе наконец-то чуть расслабиться. - А что, хозяйка, никто не спрашивал тут двоих угрюмых сибиряков и одну симпатичную сибирячку, что груз привезли? Нас вроде встречать должны были, в гостиницу определить...
     - Да кто ж меня спрашивать будет. Вы на станции-то были? Туда идти надо, там все начальство.
     Они переглянулись. На станцию - это вряд ли. Груз секретный, контрабандный, кто ж его через бюрократию проводить станет... Нет, ребята, либо их должны встретить возле точки прибытия, либо другого не дано.
     Опять нахлынуло ощущение угрозы.
     - Ладно, - вздохнул Алексей. - Давай меняться, уважаемая. А потом мы думать будем.
     Местные фантики именовались манатами и у тетки имелись прямо-таки устрашающего достоинства - по пять и десять тысяч. Монеты, которые звались тенге, номиналом уступали бумажкам ненамного: были в пятьсот и тысячу. Вновь нахлынули кошмарные воспоминания о перестроечных временах и раздутых, как труп, ценах, однако путем аккуратных расспросов выяснилось, что здесь не все так плохо: литр девяносто пятого бензина, к примеру, стоит два бакса, а поскольку цены на нефть, так уж повелось, определяют все остальные, то, стало быть, с голоду они не помрут.
     Но совершить денежный обмен они не успели. Вторично распахнулась дверь в столовую, и сердце Алексея провалилось куда-то в желудок, потянув за собой все прочие внутренние органы, так что аж горло перехватило, и он лишь мог молить бога, чтобы его эмоции не отразились на лице. "Твою мать, - яркой вспышкой мелькнуло в мозгу, - этого только не хватало..." Рука Гриневского метнулась было к пояснице, где, заткнутая за пояс, терпеливо ждала, когда можно будет вволю повеселиться, верная "Беретта", но зэк себя одернул. Сделал скучающее лицо и отвернулся. А вот Маша вела себя не правильно. То есть настолько не правильно, что Карташ на месте вошедшего немедленно выхватил бы ствол и открыл огонь на поражение, а уж после принялся бы разбираться - кто, зачем и на фига. Помертвев лицом, расширенными от ужаса и безнадеги глазами Маша смотрела на их сваленную в углу поклажу. Сквозь материю отчетливо проступали очертания "калаша". Более того: его приклад немного высовывался из-под тесемки...
     "А при чем здесь девка-то?! - рявкнул на себя Алексей. - Сам виноват, идиот, кретин, дезертиришка хренов, сам ведь паковал и прятал! Расслабиться, пожрать ему захотелось!!!"
     И с видом благонадежнейшего гостя из братской республики повернулся к новому персонажу на сцене.
     А на сцену вышел мент.
     Было бы нелепо сомневаться, что азиат и в форме, разумеется, ненашенской, однако ж не оставляющей ни малейших сомнений, что именно ментовской: серый бушлат с какими-то непонятными нашивками и шевронами, пояс с дубинкой, кобурой и наручниками, штаны, заправленные в высокие ботинки на шнуровке.
     Вразвалочку он пересек зал, поздоровался с хозяйкой (та пискнула что-то почтительное) и повернулся к сибирским сопровождающим.
     Молодой еще, сопляк-сопляком, с круглым лицом и едва пробивающимися над губой усиками, с какими-то прыщиками на лбу, но взгляд его узких зенок из-под чахлых бровей был внимательный и донельзя неприятный.
     - Мир вам, гости дорогие, - сказал он, и непонятно было, то ли издевается, сука, то ли так тут в самом деле принято начинать разговор, обычно заканчивающийся широко известным "Никому не двигаться, руки в гору!". - Иду вот мимо, смотрю - люди гражданские, напрочь незнакомые, с вещами и обедают, думаю: а что это незнакомые люди делают ночью на сортировочной станции? Дай, думаю, зайду, поздороваюсь, познакомлюсь. Может, помощь нужна, да?
     Сама доброжелательность он был, но и самый захудалый лох такой доброжелательности бы не поверил ни на грош.
     Только бы никто из наших не сорвался, в панике подумал Алексей. Только бы Машка молчала и не глупила, Таксист тертый, зря на рожон не полезет, тогда, глядишь, еще и пронесет. Тогда, глядишь, договоримся, сотку баксов сунем, мозги запудрим. Не впервой же ментам головы пудрить? Подумаешь - мент, менты везде одинаковые...
     - И вам мир, уважаемый, - через силу улыбнулся он и почувствовал, что края губ дрожат как зайцы. - Мы груз сопровождали, из Сибири привезли, вот, ждем встречающих, а они чего-то запаздывают...
     Краем глаза он заметил мелькнувшее в окне лицо давешней соплюшки - та наблюдала за происходящим с жадным любопытством.
     "Настучала, тварь нерусская, - с бессильной тоской подумал он. - На хлебушек зарабатывает, коза туркменская..."
     - Из Сибири, значит, - почесал висок ментяра и расплылся в улыбке - такой широкой, что лицо его превратилось в грушу. - Чего ж не понять, уважаемые, это мы понимаем, добро пожаловать... Хрень какую-то железную привезли и вагончик-теплушку, правильно я понимаю?
     На это Алексей не нашелся, что ответить. Тетка бочком-бочком ретировалась в сторону своего поста - к стульчику и газетке. А мент произнес фразу не менее известную:
     - А на документики ваши взглянуть позволите?
     "Бля-а..."
     Сопроводительные документы они отдали аксакалу в наколках, поэтому пришлось играть сицилианскую защиту - то бишь переходить в наступление:
     - А представляться туркменским милиционерам не полагается? Или как вы там называетесь...
     Он просто тянул время, скоренько примеряясь. Ага, вот движение и намечено, больше ждать было нечего.
     Карташ изготовился. Ребром ладони ментяру по цыплячьему горлу, подсечка, дальше им занимается Таксист, этот не подведет, а он к тетке, надо заткнуть ей рот до того, как она поднимет крик... Убивать Алексей никого не собирался - так, обездвижить и обеззвучить, а что делать дальше - разберемся...
     Конечно, если сопливого ментика за дверью поджидает группа поддержки, то тогда дело плохо, тогда...
     Группа поддержки ментика поджидала.

Глава 5

СПЛОШЬ ПОЗНАВАТЕЛЬНАЯ

Тринадцатое арп-арслана 200* года, 00.23

     Выстрелом грохнула распахиваемая дверь, и в столовой неожиданно стало многолюдно. Внутрь, толкаясь, полезли аборигены. Чуть позже Карташ насчитал всего четверых, однако на тот момент казалось, что их не меньше десятка.
     - Генгеш-той! Генгеш-той! - выкрикивал замыкающий, и Алексей в первый момент никак не мог сообразить, что это означает, а когда сообразил, едва не обмочился от счастья.
     "Генгеш-той". Пароль Дангатара.
     Трое новых персонажей слаженно распределились вдоль стен, а замыкающий, как выяснилось - предводитель, низенький плотнотелый туркмен в летах, бодренько засеменил к столу, громко говоря на ходу и при этом потешно разводя ручками:
     - Генгеш-той, уважаемые, генгеш-той! Не надо стрелять, не надо войны, никто не хочет воевать!
     И в самом деле, даже ментик, падла, улыбался еще шире, хотя это казалось просто невозможным, и кобуру лапать не спешил. Троица угрюмых парней вдоль стен оружие в руках держала, но стволы смотрели исключительно вверх. Предводитель банды так и вовсе не был вооружен - ручонки пустые, да и за поясом ничего, это было хорошо видно, поскольку полы его темно-синего, до пят халата с вышивкой тяжело колыхались при каждом шажке. Хотя - кто этих азиатов разберет, где они волыны могут прятать...
     На спрятавшуюся за стойкой хозяйку сего мирного заведения, пребывающую в полных непонятках и оттого решившую переждать, никто внимания не обращал.
     - Меня зовут Ханджар, нас послал господин Дангатар Махмуд-оглы, - затараторил туркмен, приблизившись. - Мы приехали встретить уважаемых русских гостей и проводить к хозяину. Генгеш-той! Не будем стрелять, да?
     Был он весь какой-то лоснящийся, округлый, ни дать ни взять - евнух на пенсии с иллюстрации из "Тысячи и одной ночи", лет шестидесяти, в расписном халате, почти лысый, с крошечными чингизхановскими усиками возле самых уголков губастого рта и такой же недоразвитой бороденкой, растущей из середины мясистого подбородка, с маслянистыми глазками, щурящимися из-под набрякших век, с раздутыми щеками...
     Карташ отер пот со лба и выдавил:
     - Да где ж вас раньше носило, шайтанов...
     Он оглядел свое воинство. Гриневского, казалось, сейчас удар хватит - синий лицом, вылупив зенки и отвиснув челюстью, он таращился на посланцев фронтового друга, как на инопланетных пришельцев, предлагающих ему увлекательную ознакомительную экскурсию к Альдебарану. В таком же обалдении смотрела и Маша, но румянец на ее лицо постепенно возвращался.
     Признаться, и сам Карташ весьма сомневался, что выглядит лучше.
     - Опоздали, опоздали, каюсь! - Ханджар прижал к г