как  бы  грубо  это   ни   звучало,   но   ради   выражения
соболезнований, пусть и трижды искренних, он бы не стал  подменяться  на
службе и сюда бы не поперся через всю Парму: успеется еще. Да и не любил
он, признаться, подобных скорбных ритуалов. Тем более, как ни крути, а к
смерти Дорофеева он причастен...
   Он покачал головой и взял ее руку в свою, сжал дружески.
   - Понятия не имею, Надюшка. А может, он сам тебе что говорил?  Может,
приходил  кто  незнакомый?  Извини,  если  не   вовремя   я   с   такими
расспросами...
   - Да чего уж теперь-то. - Она задумалась. - Люди все  время  какие-то
захаживали, шептались о чем-то с ним во дворе, всех и не упомню. Были  и
незнакомые - из Шантарска, вроде... Да я Егора в последнее  время  и  не
видела толком - то он в лесу, то в Шантарск по каким-то делам...
   В Шантарск? И что ему там  понадобилось,  интересно  знать?..  Но  на
всякий случай Алексей сделал мысленную зарубку.
   - А тебе он ничего об этих делах не, рассказывал?
   - Нет, конечно. Он же скрытный.., был.
   - Ну, может, там, оставлял  что-нибудь,  просил  спрятать  -  ну,  на
случай, если с ним случится чего?
   Надя выдернула руку, вскинула голову, цепко глянула ему в лицо.
   - Ты что-то знаешь?
   - В смысле?.. - несколько опешил Алексей.
   - Не дури, Карташ, - вот тут-то  в  голосе  ее  появились  истеричные
нотки. - Все  говорят,  что  по  пьяной  лавке  его  зарезали.  Так  что
прятать-то? Значит, не по пьяни. Выкладывай.
   - Да я правда ничего не знаю, Надюх, - успокаивающе сказал Алексей. И
по большому счету не соврал. - Просто хочу как-то помочь.
   Менты ж все равно ни фига не найдут...
   - Это точно, - вздохнула она, и глаза  ее  вновь  стали  тусклыми.  -
Спасибо, Карташ.
   Н-да, приход сюда был жестом отчаянья, теперь это стало яснее ясного.
Разумеется, ничего она не знала, конечно же, Егорка и не думал даже, что
его походы в район Шаманкиной мари могут нести в себе какую-либо  угрозу
- по крайней мере, не большую, нежели  походы  в  любом  другом  таежном
направлении.
   По логике развития событий, теперь он должен быть  выдать  очередную,
не менее тошнотворную баналыдину типа: "Если надо помочь с похоронами  -
деньгами там,  транспортом,  еще  чем,  -  ты  только  скажи",  -  потом
сообщить:
   "Мужайся, все там будем", - и еще  что-нибудь  в  этом  стиле.  Потом
поцеловать в щечку и по-тихому свалить... По сути, он  так  и  собирался
сделать. Но тут она сказала:
   - Как же я теперь без него буду, а, Лешенька?
   На  кого  же  теперь...  -  и  глаза  ее  наполнились   слезами,   не
истеричными, нет, - беспомощными какими-то,  что  ли,  беззащитными.  И,
кажется, впервые за все время  их  знакомства  она  назвала  его  не  по
фамилии...
   Что он делает и, главное, зачем он  это  делает,  Алексей  и  сам  не
понимал - словно смотрел на себя со  стороны.  Но,  заметим  в  скобках,
ежели смотреть непредвзято, то он особо и не делал ничего - все за  него
делали. Нет, была в этой  женщине  ("Вдове,  черт  подери!!!"  -  вопили
остатки разума, но все  тише  и  тише),  была  ней  некая  сила  -  сила
притяжения,  которую  она  и  сама,  быть  может,  не   осознавала,   но
инстинктивно до сегодняшней поры прятала, и которая теперь вырвалась  на
свободу...
   Хотя, быть может, это Алексей уже потом находил для себя оправдания -
как и все мужики, что жили до него и будут жить после.
   Хотя, быть может, для  такой  женщины  это  был  единственный  способ
удержаться на краю, выдержать и пережить ужас потери...
   В общем, сие неизвестно.
   Она вдруг всхлипнула, содрогнулась, будто от  удара  током,  схватила
его за рубашку и рывком опрокинула на себя, обхватила за шею чуть ли  не
в удушающем приеме... Бутылка покатилась со  стола  к  чертовой  матери,
прерывистое дыхание обожгло кожу, затрещала материя - то ли  ее  платье,
то ли скатерть,  они  упали  на  ковер,  опрокидывая  стулья,  и  нельзя
сказать, чтобы Алексей отключился, но...
   Но все дальнейшее он воспринимал уже как бы со  стороны,  потому  как
никакого чувства в происходящем не было, а был исключительно голый сеанс
практической психотерапии.  А  проще  говоря,  ну  вот  необходимо  было
женщине сбросить напряжение,  которым  она  сдерживала  рвущуюся  наружу
панику перед безысходностью, нужно было  хоть  ненадолго  вновь  ощутить
рядом присутствие мужчины и опоры, требовалось.., да кто  ж  его  знает,
что еще требовалось! Как бы то ни было, возбуждение - не  эмоциональное,
чисто физическое -  пронзило  его  тело,  совсем  как  давешний  разряд,
заставивший  ее  содрогнуться  всем  телом.  Он  задрал  ее  простенькое
платьишко, обнажая крепкое, без единой жировой складки тело,  задрал  до
самого подбородка. И овладел ею, не грубо и не нежно - потому что и  то,
и другое было бы изменой.., хотя бы с ее стороны.  Атак...  Психоанализ,
мы же сказали. И она покорно раскрылась перед  ним,  пустила  в  себя  с
легким  стоном,  с  закушенной  нижней  губой,  с  горячечным   шепотом:
"Егорушка..."  Нет,  несмотря  на  все,  Алексей  все  же   наслаждался,
наслаждался ее телом, будем честными. Ибо какой  мужик  не  возжелает  -
хотя бы мысленно - такого точеного тела! Ох и повезло же Егорке...
   Оргазм наступил одновременно, заставив двух людей на  полу  выгнуться
дугой и чуть ли  не  закричать  в  голос.  И  Карташ  почувствовал,  что
проваливается в какой-то сладостный, невыносимо головокружительный омут,
откуда нет возврата. И неимоверным усилием воли заставил себя  из  этого
омута вынурнуть...
   Как оказалось, все же на несколько секунд он отключился, потому  что,
очухавшись и оглядевшись, он в некотором обалдении обнаружил, что  Надя,
понимаете ли, спит. Глубоко,  умиротворенно  и  сладко,  как  ребенок...
"Нет, ребята, женщин нам  не  понять",  -  пришла  ему  в  голову  очень
"оригинальная"  мысль.  По  возможности  бесшумно  он  встал,  скоренько
оделся, затер следы их, так сказать, жизнедеятельности и перенес Надежду
на кровать.  Поправил  подол  платья,  накрыл.  Пусть  думает,  что  это
покойный муж к ней приходил.
   "Вот так и рождаются мифы  об  инкубах  и  прочих  суккубах..."  -  с
толикой стыда подумал Алексей, виновато развел  руками  перед  портретом
Дорофеева с черным уголком на стене и  беззвучно  выскользнул  на  улицу
через заднюю дверь. Жадно глотнул свежий воздух. Никого вокруг, и на том
спасибо. Покачал головой: ну дела... "Еще и соль  чего-то  там  от  слез
пролитых не  успела..."  -  вспомнилась  полустертая  за  давностью  лет
строчка из классика, но он отогнал ее, как совсем уж  глумливую.  Потому
что думать сейчас надо было совсем о другом. О том, например, как, где и
какие еще ходы искать к Шаманкиной мари и,  попутно,  как  уберечься  от
возможного покушения на себя любимого. Если  противник  решится  нанести
удар, то откуда он  удар  нанесет,  предсказать  невозможно.  А  жить  в
постоянно страхе это, знаете ли...
   И тут же встал как вкопанный.
   Озарение настигло его и пригвоздило к земле  аккурат  в  тот  момент,
когда он поворачивал в сторону Восточного тракта.
   А почему это, собственно, он не может вычислить, откуда нападет враг?
А вычислить  это  легче  легкого  -  достаточно  оставить  врагу  только
одно-единственное направление для атаки. Иными  словами,  под  ставиться
самому.. И вновь Алексей почувствовал покалывание  в  кончиках  пальцев:
азарт. Нет, Шаманкина марь для него не закрыта, дудки.
   Рассказы об этом месте он слышал с первых дней  пребывания  в  Парме.
Но, как и  все  пармовчане  (или  как  правильно  -  пармовцы?),  сперва
относился к ним ровно с той же серьезностью, что и к рассказам о Золотой
Бабе, снежном человеке или горе из чистого серебра, затерянной в тайге.
   Территория,  получившая  наименование  Шаманкина   марь,   находилась
примерно в восьмидесяти километрах от Пармы  и  являла  собой  обширную,
сплошь заболоченную местность в низинке, местность, по которой никто  не
ходил - по причине насквозь тривиальной: незачем было ходить.  Наверное,
сквозь топи и существовал проход, однако, опять же, никто его не знал  -
по причине той же самой.  Говорили,  что  в  давешние  времена  на  этих
болотах,  скрываясь  от  никонианской   церкви,   разбили   свои   скиты
раскольники, и, дескать, они там и до  сих  пор  прячутся  от  соблазнов
мирских...
   Однако  версии  о  раскольниках  сильно  мешала  колючая   проволока,
наверченная чуть ли не вокруг  всей  мари.  Сия  колючка  недвусмысленно
указывала на то, что в тайге  укрылся  (или  некогда  был  укрыт)  некий
секретный армейский  объект,  подобных  которому  немало  разбросано  по
России вообще и по сибирской тайге в особенности: не  поймешь,  к  каким
войскам приписанные, неизвестно, в какие года основанные, непонятно  что
от посторонних глаз укрывающие, но по  сию  пору  окруженные  строжайшей
секретностью. А то, что вокруг  "точки"  вьются  комариным  роем  всякие
слухи и вымыслы, - так любая мало-мальская тайна всегда  обрастает  ими,
как пенек опятами. Был бы повод.
   Колючку впервые обнаружили года три назад. Когда  она  там  появилась
точно, кто ее натягивал, как и на чем завозили бухты -  никто  этого  не
видел. Ну, последнее-то как раз не удивительно.  Завозили,  ясное  дело,
вертолетами, иных сообщений с теми краями не имеется,  если  не  считать
медвежьих и лосиных троп -  а  с  расстояния  в  восемьдесят  километров
"вертушку" не углядишь, разве случайно окажешься поблизости от  тамошних
мест.
   Касаемо же самого объекта тоже наличествовали полнейшие непонятности:
то ли с незапамятных времен там располагалось  нечто  секретное  и  лишь
недавно где-то в штабах вдруг, глянув на  карту,  надумали  расширить  и
укрепить охраняемую зону, то ли объект свежеиспеченный, объявившийся  на
подтачиваемом болотами полуострове вместе с колючкой - то есть  примерно
три года назад.
   Охотники и прочий люд, гуляющий  по  тайге,  Шаманкину  марь  частыми
посещениями не жаловал и прежде - во-первых, далеко,  во-вторых,  нечего
там особо делать, в-третьих, места те всегда пользовались дурной славой.
Поэтому - если площадь самой "точки" невелика, а маскировка  на  должном
уровне - редкие таежные бродяги объект запросто  могли  и  до  появления
проволочного заграждения обходить стороной. Это ведь не  парк  культуры,
а, что ни говори,  тайга,  в  которой  такая  вот  "точка"  относится  к
необъятным просторам, как капля относится к морю.
   С обнаружением колючей преграды желающих наведываться  в  те  края  и
вовсе, считай, не осталось. Зато немедля в народной памяти  всплыли  все
недобрые предания про зажатый в болотах кусок тайги, байки стали активно
размножаться, обрастая по дороге все новой жутью...
 
Глава четвертая 
ЛОВЛЯ НА ЖИВЦА 
 
25 июля 200* года, 13.12. 
 
   ...От лесопилки он прошел по раздолбанной тяжелой техникой дороге  до
дровяных складов.
   Оттуда тропинкой, вихляющей между сараями и штабелями шпал,  двинулся
к железнодорожным путям.
   Здесь нападать не станут. Здесь  в  дневное  время  вечно  кто-нибудь
шляется - то дорожники, то лесопильщики. Нет,  с  нападением,  как  пить
дать, подождут. Тем более не составляет труда  просчитать,  куда  держит
путь товарищ офицер.
   Некуда ему больше идти, кроме  как  к  "железке".  Офицер  внутренних
войск  -  это  вам  не  кот  какой-нибудь,  который  может  серьезно   и
целеустремленно куда-то шлепать, потом неожиданно развернуться и  с  той
же деловитостью, что и прежде, почапать в обратном направлении.
   Обогнув холмик тупика с наваленными вокруг ржавыми колесными  парами,
Карташ вышел на путь. Под ногами зашуршал щебень.
   Дальше путеводной  тропой  ему  станет  серая  лента  бетонных  шпал,
уложенных этой весной зэковской бригадой.
   Алексей оглянулся.  Отсюда  виден  вокзал,  а  значит,  и  с  вокзала
просматривается этот участок пути. Вон и уазик начальника лагеря куда-то
профырчал про грунтовке, отсюда его хорошо видать... И вообще,  пока  он
находится в обитаемых местах - тут разъезжают маневровые локомотивы, тут
внезапно выруливают из-за вагонов работяги в оранжевых жилетках... Зачем
рисковать? Мало, что ли, в Парме безлюдных мест, куда  рано  или  поздно
забредет  товарищ-офицер.  К  тому  же,  если  преследователи  в   курсе
околослужебной деятельности старшего  лейтенанта  Карташа,  то  они  уже
поняли, куда  тот  собрался.  Значит,  всего-то  надо  подождать,  когда
старлей одолеет пятьсот метров рельсового пути, где его скроет  поворот.
А там остается всего один свидетель - тайга...
   Трудно заставить себя добровольно лезть в ловушку Но Карташ знал, что
надо. Есть, бляха-муха, такое слово...
   Ощущение взгляда в спину, появившееся сразу возле дома Дорофеева,  не
исчезало, однако Алексей  сему  факту  большого  значения  не  придавал.
Вполне возможно, срабатывает  так  называемый  эффект  ожидания.  Когда,
прочитав статью о вреде пьянства, начнешь прислушиваться к своей печени,
то обязательно заполучишь покалывания в правом боку. Когда ждешь  слежки
- обязательно начнут мерещиться нырнувшие за угол "топтуны"  и  зловещие
взгляды из темных подворотен.
   Сзади  послышалось  дребезжание.  Карташ  резко   развернулся.   Нога
зацепилась за крепежный болт на шпале, и Алексей чуть не грохнулся всеми
костями на рельсы. Вот что значит натянутые нервишки...
   А его всего-то навсего  догоняла  мотодрезина.  С  одним-единственным
ездоком на  обитом  коричневым  дерматином  кресле.  На  площадке  перед
автомобильным движком стукались боками молочные бидоны.
   Уф... Пронесло.
   Карташ взглянул на часы. Запаздывали на полчаса. Не часы, конечно.  В
своих "командирских" Карташ был уверен, как Наполеон в старой гвардии. С
обедом запаздывали, суки.  Ну  да,  на  дрезине  покачивались  бидоны  с
хавкой, со всякими там  вторыми  и  компотами.  Так  их  каждый  день  и
доставляют из деповской столовки. Не возить же, право  слово,  зэков  на
обед в зону..
   Словно  сомневаясь,  что  его  грозный  транспорт  замечен,  водитель
подавил на автомобильный клаксон. И стал притормаживать.
   Карташ почувствовал облегчение. Значит,  пока  можно  не  подставлять
спину под нож.
   Так уж устроен человек. Дай возможность отсрочить опасную развязку  -
и вцепишься в этот шанс зубами. А уж разум подыщет трусости  подходящее,
красивенькое объяснение. Карташ, например, успокоил себя тем,  что  если
его преследуют, то преследователь, наверняка, заподозрит неладное, когда
офицер вдруг откажется от попутного транспорта.
   - Чего так поздно! Премий с вас давно не снимали! - сварливо  заметил
офицер внутренних войск, забираясь на дрезину.
   - Скажи спасибо, начальник, что вообще поехали,  -  угрюмо  отозвался
Сашка-Ухарь. - Еле завелся. Давай мне новую лайбу, будет  тебе  движение
по графику. Сам, кстати, не жрамши. А меня-то кто пожалеет?!
   Как и положено, Сашка-Ухарь тоже происходил из бывших сидельцев.
   -  С  инспекцией?  Людям  доверию  нет,  начальник?  -   Сашка   смял
"беломорину", оставляя на мундштуке мазутные отпечатки пальцев.
   - Как говорил товарищ Ленин, социализм  -  это  учет  и  контроль,  -
автоматически проговорил Алексей.
   - А я уж и забыл. И про  пахана  твоего  с  погонялом  Ленин,  и  про
сицилизм... А вообще-то лихой был атаман, хоть  и  беспределыцик.  Такую
поляну хапанул - всего лишь с шайкой отморозков!
   Продолжая болтать, Сашка опустил руку вниз, под сиденье...
   Карташ дернулся, как от удара током. Из-под фуражки на висок побежала
струйка пота.
   Идиот! Осел! Расслабился, как последний кретин! Сел на жопу  ровно  и
забыл об опасности! Почему это, интересно, дрезинщик не может  быть  тем
самым? Почему убийцей не может быть хорошо знакомый человек, на которого
ни в жизнь не подумаешь?!
   Сашка выудил тряпку, вытер руки, хотя что грязнее - руки или тряпка -
сказать было непросто. И это ничего не значит. Трюку  сто  лет  в  обед.
Возможно, он дает привыкнуть к движению. А когда  в  пятый  раз  полезет
туда же, под сиденье,  то  вытащит  уже  монтировку  или  гаечный  ключ.
Двинет, скинет под рельсы - вот тебе  первоклассный  несчастный  случай.
Потом плети что взбредет в  голову:  или  гражданин  начальник  внезапно
выскочил на путь, или дрезина сошла с рельсов  -  а  они  ох  и  нередко
сходят. - и ездок-офицерик неудачно фуражкой об рельс приложился...
   Кругом тайга. Ехать им еще минут десять, с  каждым  километром  места
будут все глуше и безлюднее...
   Карташ покосился на соседа. Тот замолчал, глядел вперед,  насвистывал
какой-то мотивчик.
   Сама безобидность.
   Дребезжа и покачиваясь, дрезина катила наезженным маршрутом.  Зеленой
каймой тянулся по сторонам лес, вдоль насыпи валялись старые, деревянные
шпалы, чье место на этом участке уже занял бетон.
   Когда показалась  группа  в  оранжевых  жилетках,  кидающая  лопатами
щебень, Карташ не смог сдержать выдох.
   - - Жрать  привезли!  -  донеслось  сквозь  скрежет  подтормаживающей
дрезины.
   - Поздновато, япона мать.,.
   - Кончай вкалывать!
   - Притомился, начальник? - подмигнул ему Сашка-Ухарь.
   - Да есть маленько, - сознался Алексей.
   Спрыгнув на насыпь, Карташ обнаружил, что у него взмокла спина...
   Только один человек не принял участия в стаскивании бачков с  дрезины
и в предобеденных хлопотах. Бригадир как лежал  на  груде  старых  шпал,
когда остальные вкалывали, так  и  сейчас  продолжал  лежать.  Поднялся,
причем с показательной неторопливостью, лишь когда Карташ подошел к  его
"рабочему" креслу.
   - Волыним? - Это была ритуальная фраза, с которой  Алексей  неизменно
начинал общение с бригадиром.
   - Так ведь не положено, начальник, -  ответ  бугра  тоже  не  блистал
новизной.
   - Ну, как  норма?  -  Алексей  присел  на  шпалы,  вытащил  сигареты,
закурил, протянул пачку бригадиру - А куда она денется,  твоя  норма,  -
бугор от офицерского табачка отказываться не стал.  -  Благодарствую  за
дачку.
   - Чего не летишь за стол?
   - Ниче, пайку оставят.
   Алексей равнодушно пожал плечами.  Он  знал,  что  бугор  никогда  не
обедает со всеми вместе.
   Также он знал, что тот любит осушить "малька" за обедом.  Известно  и
кто привозит ему водчонку - Сашка-Ухарь и привозит. Иначе говоря -  хоть
сейчас устраивай шмон и накрывай малину.
   Но  наводить  законность  и  порядок  старлей  не  собирался.   Тупая
уставщина, равно как и излишнее либеральничанье  до  добра  не  доводят.
Скользить требуется по тонкой срединной грани.
   - Вот смотри, Степанов, -  Алексей  с  удовольствием  курил,  отгоняя
дымом комаров. - Ты здоровущий бугай, косая сажень, да ты бы .полбригады
один заменил. А ты отнимаешь у меня трудовую  человеко-единицу  -  харчи
зазря на тебя переводим.
   Карташ, в общем, показал, что сегодня настроен  поговорить.  И  бугор
Степанов по кличке Мамай охотно поддержал настрой начальника.
   Видно, от безделья бригадир притомился и  готов  был  хоть  с  чертом
побалакать, лишь бы скрасить скуку.
   - Если хочешь такого бугра,  который  будет  работать,  так  лишишься
догляду за твоими мужиками.  Потому  как  не  в  авторитете  будет  твой
прораб. А когда за работягой догляду нет, то он  норовит  отлынить.  Как
говорится, хрен с ней, с подковой, завтра докую. А с завтра переносит на
послезавтра. Так что это с виду я вроде ни при делах, а  попробуй  убери
меня отсюда - и привет твоей норме, здравствуй всякое баловство.
   Да и че тебе переживать, начальник! Ты ж знаешь, норму у меня  всегда
получишь. Ну а фуфырь поставишь или  пару  пачек  чая  выкатишь,  так  и
перевыполним за милую душу..
   - Не, перевыполнять не требуется. Не на комсомольской стройке. Ты мне
качество работ давай.. А вот скажи, Степанов. Ты вот тут  сидишь-лежишь,
мысли, небось, думаешь. И не обидно,  что  дни  и  месяцы  проходят  так
бездарно? Впустую. На шпалах, воняющих креозотом.
   Сегодня Карташ был заметно разговорчивее обычного. А чему  удивляться
- надо ж дать преследователю