Александр БУШКОВ 
   Алексей Карташ 1-3
   
   ТАЙГА И ЗОНА 
   АШХАБАДСКИЙ ВОР
   СХОДНЯК
      

   Александр БУШКОВ 
   ТАЙГА И ЗОНА 
 
 
   ONLINE БИБЛИОТЕКА tp://www.bestlibrary.ru 
 
Анонс 
 
   Старший лейтенант Алексей Карташ, отправленный служить в глухую  зону
под Шантарском за совращение генеральской внучки,  замечает  неладное  -
смертность  среди  зэков  возрастает,   по   поселку   ходят   слухи   о
засекреченном  объекте  в  тайге,  где  исчезают  люди,  о  таинственном
кладбище, куда ночью тайно сваливают трупы. Прочие военные  предпочитают
не совать нос в эти темные  дела,  и  Карташ  один  решается  приоткрыть
завесу тайны над этим гибельным местом. Вот только успеет ли он раскрыть
тайну засекреченной "зоны" раньше, чем взбунтуются зэки?..
 
   Все персонажи и события романа являются  плодом  авторского  вымысла,
всякое  совпадение  с  реальными  людьми  и   событиями...   ну   просто
совпадение.
 
   Свою свободу относительно мира я обеспечиваю себе тем, что присваиваю
себе этот мир, захватываю и занимаю его для себя каким  бы  то  ни  было
насилием, силой убеждения,  просьбы,  категорического  требования,  даже
лицемерия, обмана и т.д... Скалу, преграждающую мне путь,  я  обхожу  до
тех пор, пока у меня не наберется достаточно пороха, чтобы взорвать  ее,
законы данного народа я обхожу до тех пор, пока не  соберусь  с  силами,
чтобы уничтожить их.
   Макс Штирнер
 
ЧАСТЬ 1 
 
РАЗДАЧА КАРТ 
 
Глава первая 
МАЛЕНЬКАЯ ИТАЛИЯ В БОЛЬШОЙ ТАЙГЕ 
 
24 июля 200* года, 20.30. 
 
   Ни весело и ни скучно. Как обычно было тем вечером в кафе "Огонек".
   Название, равно как и вывеска над входной дверью, досталось заведению
в наследство от советских времен. Вывеску, кстати, не подновляли с  того
самого года, когда рухнула тысячелетняя  империя,  и  название  "Огонек"
нынче скорее  угадывалось,  чем  читалось.  Заглавная  буква  "О"  точно
посередине была продырявлена пулей - явно кто-то палил на спор, от скуки
и, понятное дело, отнюдь не в трезвом виде. И попал, что  характерно.  А
ниже буковок "Огонек", по краю вывески, гвоздем было нацарапано:
   "Климыч падла я тебя сука достану". Климыча, бывшего начальника зоны,
а точнее, исправительного трудового учреждения ИТУ номер **, помнили все
здешние старожилы, его имя частенько  всплывало  в  застольных  беседах.
Поминали  кто  злом,  кто  добром,  кто  с  уважением,   кто   небрежно.
Чувствовалось, в общем, что противоречивая была фигура сего незабвенного
Климыча...
   Дощатый пол, бревенчатые стены, длинная деревянная стойка, засиженные
мухами  лампы  на  голом  проводе,  наклеенные  на  стены  плакаты   (от
пожелтевших  советских   агитационно-пропагандистского   содержания   до
современных - с  голыми  ляльками),  окна,  на  которых  стекла  местами
заменяла фанера, а стекла,  неким  чудом  уцелевшие,  украшали  бумажные
полосы, закреплявшие  трещины,  -  вот  вам  кафе  "Огонек"  собственной
персоной,  которое  изысканным  словом  "кафе"   именовалось   лишь   по
недоразумению, да еще по  накладным  и  прочим  документам.  Местные  же
именовали единственное на весь поселок питейное заведение гордо, хотя  и
незатейливо: "Салун". "Пойдем, Васек, в  Салун",  "Обкашляем  это  дело,
Толян, вечером в Салуне", или  же  говорили:  "Пошли,  орлы,  к  Любке".
Любкой, ясное дело, звали хозяйку заведения, крепкую  русоволосую  бабу,
чей возраст навеки замер на отметке сорок лет, которая и умрет все в  те
же сорок и которая за стойкой, по уверениям старожилов, торчит уж  никак
не меньше тех же сорока лет.
   Любка и "Огонек" - две главные достопримечательности поселка Парма. А
до некоторых пор главной  загадкой  поселка  для  Алексея  Карташа  была
такая: откуда взялось это словечко, "Парма"? Если поселок назван в честь
итальянского города, то почему именно в его  честь?  В  Италии  ж  полно
городов, которые были бы счастливы поделиться своим именем с  затерянным
в тайге сибирским поселком. А уж в  советские  годы  требовалась  веская
причина, чтобы присвоить нашему населенному пункту идеологически вредное
заграничное наименование. Понятно, если  б  поселок  назвали  Парижем  -
все-таки город с богатыми революционными традициями. Или Женевой  -  там
отдыхал в эмиграции пролетарский вождь Ульянов-Ленин...
   Но ни в каких революционных подвигах  не  замеченная  Парма-то  здесь
причем? Хороша, конечно, версия, что поселок обязан своим  наименованием
бензопиле "Парма", однако в тридцать шестом (год официального  появления
поселка на картах) лес валили примитивно, двуручными пилами...
   Алексей посетил "Огонек" в час третьего стакана,  что  на  нормальном
языке означает в  половине  девятого  вечера.  Сразу  прошел  к  стойке,
заказал две кружки разливного "Золота Шантары", двинулся отыскивать себе
место.
   У кафе было два зала: большой и малый. Малый зал, так уж  повелось  с
незапамятных времен, занимали  промысловики  -  этим  словом  объединяли
охотников, "вольных" с лесопилки, железнодорожный народ. Большой же  зал
делили меж собой лагработники и поселковые. У каждой категории были свои
столики. Пришлые люди в Парме являлись такой же редкостью, как  и  белые
миссионеры в африканских племенах.
   История деления пармского народа на категории уходила  в  тяжелые  по
части пива советские времена. Тогда пиво  в  поселок  доставляли  раз  в
неделю четверговым поездом.  Пиво  прибывало  в  бочке  емкостью  тысяча
литров - в таких до сих пор продают молоко и квас. (Бутылочное  же  пиво
здесь видели только тогда, когда  его  кто-нибудь  в  качестве  гостинца
привозил из отпуска.) Еженедельно райторг  выделял  поселку  всего  одну
бочку. Напоить всех жаждавших этим пивом, наверное, было под  силу  лишь
тому,  кто  пятью  хлебами  смог  накормить  пять  тысяч  ртов,  поэтому
случались всякие недоразумения, по-простому говоря - скандалы  и  драки.
Доходило и до поножовщины. И,  наконец,  всем  это  надоело.  Собрались,
посовещались. И постановили: разделить население на три равные  части  -
исходя из того, кто от чего кормится, - и наслаждаться напитком богов по
очереди. С тех пор  на  пивном  фронте  воцарился  порядок,  потому  как
здешний народ свои законы  всегда  соблюдал  не  в  пример  строже,  чем
установления государственной власти.
   Хотя времена  пивного  безобразия  миновали,  однако  ж  человеческие
категории в Парме прижились: людям, знаете ли, свойственно  сбиваться  в
сообщества по тому или другому признаку - был бы признак.
   Рассекая   сизые   табачные   клубы,   Карташ   прошел   к   столикам
лагработников. Свободных стульев не было, и ему выдвинули  из-под  стола
резервный табурет. Прапорщики,  что  характерно,  со  своих  стульев  не
повскакивали, уступая место аж целому старлею, - как  и  сам  Карташ  не
уступил бы свой стульчик  даже  маршалу,  буде  такового  сюда  принесет
нелегкая. По негласному соглашению субординация оставалась  за  порогом.
Как на Диком Западе игроки в покер, входя в  соответствующее  заведение,
сдавали свои кольты, так здесь при входе сдавали свои звания...
   - Садись, садись, - сказал лейтенант Кунчий, принадлежащий  к  породе
никогда не унывающих бодрячков. - Мы тут обмусоливаем тему недели.  Вон,
Петрович говорит, что жди теперь смуты, жмуров и усиленных дежурств.  Ты
чего думаешь?
   Темой недели была последняя партия зэков, с которой  на  зону  прибыл
некий Пугач, вроде бы новый пахан зоны, сиречь авторитетный вор, который
станет править тутошний бал. Так уж устроена жизнь в Парме, что  все,  в
конечном счете, вертелось вокруг зоны  -  так  же,  как  земля  вертится
вокруг своей оси. Можно  голову  прозакладывать,  что  и  за  остальными
столиками в  обоих  залах  сегодня  преобладала  эта  же  тема.  Чему  ж
удивляться-то! Население Пармы процентов на семьдесят состояло из бывших
сидельцев. Даже женщины большей частью попадали сюда с женских зон  -  в
первую очередь, с  ближайшей,  той,  что  в  ста  сорока  километрах  от
Пармы... Другой типичный способ пополнения женского населения поселка  -
отпуска. Поднакопит деньжат  мужик,  год  провкалывавший  на  лесопилке,
маханет летом в Сочи, сойдется там с какой-нибудь тоскующей бабенкой  из
Кинешмы и прочих Великих Лук, та и переезжает к нему. Ясно,  что  Москву
или Питер женщины на тайгу  не  меняли  даже  при  самой  жгучей  любви,
подобный случай поселок знал только  один,  да  и  то  столичная  штучка
выдержала лишь полтора года среди лесов, комаров и местных нравов...
   Карташ пожал плечами.
   - Насколько я понимаю, на такую почетную должность - пахан зоны  -  у
них назначают. А дисциплинка у них почище нашей будет.
   - Это верно, - поддержал его прапорщик  Алексеев,  обстоятельно,  как
какой-нибудь  мастеровой  из  советских  фильмов   про   пролетариат   и
революционеров, отряхивая буденовские усы от пивной пены. - Раньше,  чем
его к нам доставили, пришла малява, что пахан едет, мне  один  "казачок"
стуканул. Значит, все было решено,  договорено  и  согласовано.  А  кому
паханствовать в наших краях, это у них определяет шантарский сход, я вам
точно говорю. Ну а уж сделать так,  чтобы  пахана  отправили  на  нужную
зону, это пустяк, о котором даже говорить смешно. И кто ж попрет  против
решения схода, какой такой самоубийца? Значит, примут нового без шума  и
пыли,  никаких  усиленных  дежурств  нам  не  грозит.  Вот,   помню,   в
семидесятых...
   - Да погоди ты со своими байками, - перебил его  краснолицый  капитан
Петрович - из той  категории  российского  офицерства,  которая  зовется
"вечный капитан". - Во, бля, как у тебя все  гладко.  Разве  всегда  так
проходило? А прежний пахан, Баркас этот? Он что, сам слезет? Да никогда.
А двух  царей  на  троне  не  бывает!  Неет,  товарищи  офицеры,  яйцами
чувствую, быть большой буче. Че, сам не чуешь - назревает чето. Ох, бля,
назревает... Видал, как зыркают?
   Только отвернись, пику в печень получишь - и  никто  не  узнает,  где
могилка твоя... - И Петрович горестно обмакнул губы в пивную пену.
   - А что это за Пугач, чем  известен?  И  по  какой  статье  загреметь
умудрился? - спросил молодой прапорщик Богомазов, на миг  отвлекшись  от
ритуального процесса смешивания русского народного коктейля "ерш".
   Ответа Карташ не дождался. Он направился к стойке за своим пивом,  до
которого, вот счастье, дошла наконец очередь.
   - Здоровки будь, командир... - раздался за спиной  голос.  Щурясь  от
беломорного дыма, на Алексея смотрел Егор Дорофеев.
   Карташ догадался, что тот специально выскочил из малого зала  -  дабы
перехватить его у стойки.
   - Здорово, - он отставил кружки на залитый пивом поднос. - Ну  и  как
оно?
   По азартно горящим глазам,  по  возбужденно-испуганному  виду  Карташ
понял,  что  Егору   не   терпится   поделиться   информацией.   Неужели
действительно нашел?..
   - Для тебя есть кое-что. Это я скажу., ого-го, - Дорофеев  интригующе
подмигнул. И добавил, понизив голос:
   - Пойдем, прогуляемся до ямы...
   Карташ кивнул, хлебнул пивка на  дорожку,  отставил  кружки  на  край
стойки, и тут Егор, видимо, не  в  силах  удержать  в  себе  информацию,
чесавшую язык, прошептал:
   - Я был там...
   - Пойдем, пойдем, - поторопил Карташ.
   - Гляди, прокиснет, - кинула ему вдогон Любка.
   Они вышли на крыльцо. Июльские сумерки были уже на подходе, вот-вот и
окончательно стемнеет, сейчас вся округа  плавала  в  сплошь  фиолетовых
тонах - этакие кратковременные переходные колоры  любят  подкарауливать,
специально выбираясь с мольбертами на плэнер, художники-пейзажисты.  Тут
же накинулись голодные таежные комары, которые, по  крылатому  выражению
прапорщика Ломакина, запросто могут унести в зубах кусок сахара со стола
и  которые,  по  ощущениям  самого  Карташа,  того  же  пейзажиста  вмиг
растерзают на кровавые лохмотья - мажься репеллентом не мажься.
   К яме, сиречь к местному  писсуару,  служившему  также  и  компостной
кучей, они сворачивать не стали. Туалет, типа сортир,  тоже  имелся,  но
нужник служил женским туалетом, а при той  простоте  нравов,  что  имела
место быть в Парме, мужикам даже в голову не  приходило  усложнять  себе
процедуру. Они просто обошли кафе и устроились с  обратной  стороны,  на
бревне-завалинке.
   - Я был там, - повторил Егор. - В Шаманкиной мари...
   - Рассказывай, - подбодрил Карташ.
   И почувствовал знакомый азарт: чутье в который раз не подвело его. По
крохам собираемые сведения, видимые свежим  глазом  несуразности  вокруг
Пармы, случайно оброненные словечки, местные байки  и  сказки  -  и  вот
головоломка постепенно выстраивается, выстраивается, мать ее...
   - Ну это... Вышел к болоту. А болото,  прикинь,  колючкой  огорожено,
что твой зоопарк.
   Болото - колючкой, а?! Ну-у, я тебе скажу,  ее  там  наворочено.  Три
ряда, в высоту метра полтора. Типа как на  линии  этого,  который  финн,
Манеберга, все так же было опутано...
   - Маннергейма. Ну? Что дальше?
   - Один черт, все равно жиды и тот, и этот...
   Дальше думаю, как быть. С дерева на дерево  перемахнуть,  как  белка,
или сухостоя навалить побольше и перебраться по нему, как по мосткам?
   Как-то не в любовь, в топи-то рыло  совать.  Да  и  боязно,  а  вдруг
звоночки электронные какие пойдут. Лучше уж вовсе  не  соваться.  Ну-ка,
думаю, пройдусь вдоль, погляжу, что и как. И в натуре. Прошел я где-то с
километр и вижу там дерево упамши.  Здоровенную  сосну,  видать,  ветром
завалило, и аккурат на колючку, она и придавила эту заразу, переходи  по
ней туда, как по асфальту. Самому боязно, все рассказки  про  эти  места
всплыли, как говно в проруби...
   Показалось это Карташу  или  нет,  будто  легко  хрустнул  сучок  под
чьей-то ногой?  Он  резко  поднял  руку,  делая  Егору  знак  замолчать.
Прислушался... Нет,  кроме  глухого  шума,  доносившегося  из  пармского
салуна, да обычных  поселковых  звуков  вроде  далекого  собачьего  лая,
чьей-то пьяной песни и стука топора ничего не слышно. Ну да  Дорофеев  и
сам охотник, лучше его, московского залетного гостя,  должен  слышать  в
ночи, а раз молчит, значит, в самом деле показалось...
   - Ты потише, Егор, - на всякий случай предупредил Карташ.
   - Да я ж вроде и не громко... Ну так вот, ты слушай  дальше.  Значит,
пробрался туды, к болоту  то  есть.  Полторы  суток  по  ним,  окаянным,
петлял, пока вышел к кряжу. Чуть не потоп.  А  уж  дальше  по  кряжу  до
самого до острова. Ночью шел, днем отлеживался, чтоб не засекли.  Ну,  и
дополз. Остров как остров, но тоже колючкой опутан, что  твоя  не  скажу
что. А если б не колючка, то ничего примечательного, тайга и тайга,  все
то же самое как снаружи, так и вовнутрях. Звериных следов  разве  только
меньше. А птиц как и везде, этим-то что не летаться...
   - Ты давай-ка без лирики, птица-сокол...
   - А если без нее, то выбрал направление и пошел  вдоль  этой,  второй
колючки, ночью опять же.
   Через нее  перелезать  не  стал,  опять  же  -  сам  говорил,  может,
секретики какие установлены. Понятно, сторожко шел. Чтоб на сучок  какой
сучий не наступить, веткой не колыхнуть, сам понимаешь...
   А тихо вокруг - ни звука, ни огонька.  Этак  с  час,  короче,  гулял.
Опять же тайга и тайга, ни хрена интересного. Почитай,  весь  остров  по
этому, как его, по перлиметру обошел. Потом гляжу - ручеек, это под утро
уже. Вшивенькая такая речонка лесная,  метров  пять  шириной,  в  болото
втекает,  кустики  по  берегам,  плесы.  Но  местами  берега  попадаются
высокие, и скал до дури. И  вот,  -  он  понизил  голос  до  триллерного
шепота, - вижу откос, который река подмыла, откос  поехал,  вниз  попер.
Причем не только край. А знаешь, как бывает, где почва не шибко  твердая
и больших деревьев немного? Там может сверзиться и хренова туча  метров.
Вот что тут и получилось. Причем, по всему видно, берег  поехал  не  так
давно. Что я, думаешь, там увидел?
   Егор хихикнул нервным смешком, потом достал пачку "Стрелы", закурил.
   - Ну? - вырвалось у Карташа.
   - Скелеты.
   - Что?!
   Признаться, такого сюрприза Карташ ждал меньше  всего.  Радиоактивные
захоронения да, тренировочный лагерь бойцов какого-нибудь отряда "Альфа"
- почему бы и нет.., но т а кое...
   - Черепа, косточки. Короче, там, на  берегу,  открылся  на  обозрение
натуральный погост...
   Карташ, только что затоптавший окурок, полез за новой сигаретой. И от
растерянности задал не очень умный вопрос:
   - Человеческие?
   - Ясный хрен, кто ж зверье хоронить будет... -  хохотнул  Дорофеев  и
снова перешел на шепот:
   - Думаешь, все? Ты погоди. Я, значит, это, издали сперва  разглядывал
и, честно говоря, не собирался подходить  ближе.  Даже  из  кустов,  где
сидел,  не  тянуло  выбираться.  А  тянуло  делать  ноги  взад.   Однако
любопытство таки держало...
   В общем, с полчаса просидел так, потом прикинул хрен к носу, что  раз
забрался так далеко, раз наткнулся... И тишина вокруг, птицы ведут  себя
спокойно. Короче,  направился  туда.  Осмотреться.  Я  черепа,  те,  что
наверху белели, и те, что внизу у реки, не  пересчитывал,  но  много  их
там, уж с сотню будет точно... Так если б  это  все!  Я  нашел  там  две
свежие могилы.
   - Уверен? - быстро спросил Карташ.
   - Так от ож. Земля рыхлая, еще травкой не затянутая. Я, понятно, дерн
разрывать не стал, не поганец-гробокопатель. Носком  поковырял  разве...
Точно свежие. А уже светает изо всех сил, и за деревьями,  слышь,  вроде
как дома сереют.
   Ну, дома - не дома, не знаю, может, избы  али  ангары  какие,  только
формы уж больно правильной, природа так не умеет.  Так  что  я  поскорей
оглобли повернул и, пока солнце  не  встало,  назад  по  кряжу  ломанул,
по-тихому... Кажись, не заметили...
   - Так что, значит, есть там люди?
   - Да кто ж их разберет... Но могилки точно свежие, стало быть, кто-то
их хоронил, жмуриков-то.
   - Зарубки оставлял? - быстро спросил Алексей.
   Дорофеев виновато развел руками.
   - Не успевал, командир. Светало быстро,  недосуг  было...  Но  ты  не
боись, я дорогу знаю.
   Дорофеев виновато развел руками, отбросил докуренную сигарету и полез
в карман за следующей. Алексей искоса  разглядывал  его.  Худощавое,  но
жилистое, будто свитое из прочнейших тросов тело, лицо, загар с которого
не сходит даже зимой... Лет Егорке было где-то  под  полтинник,  хотя  с
виду он  казался  значительно  моложе,  не  больше  сорока  -  куда  там
"нестаринам", фитнесс-клубам, соляриям  и  прочим  йохимбе  -  вот  она,
архилучшая реклама нестарения: жизнь на  свежем  воздухе,  долгие  пешие
прогулки по лесу и здоровое сбалансированное питание, что  характерно  -
продуктами,   добытыми   собственноручно,   а   не   приобретенными    в
супермаркетах. Плюс к тому, не стоит  забывать,  молодая  сильная  жена,
мастерица и по части кулинарии, и, как почему-то был уверен Алексей,  по
постельным игрищам тож...
   - Дела-а, - наконец протянул Карташ.
   - И я о том же. Только и это еще не все.
   - Что еще?
   - Увидишь, - Егор хитро прищурился. - Подарочек для тебя имеется. Сам
сделал, вот этими вот руками. Лучше всяких зарубок.
   - Показывай, что  жмешься.  Стоящее  куплю,  и  простава  само  собой
будет.., за вредность. Ну?
   - Так не с собой. В сумке. А сумка в Салуне.
   - Хорошо, тогда сделаем вот как...
   То ли от услышанной жути, то ли от чего другого, но Карташа никак  не
оставляло ощущение еще чьего-то  присутствия  вблизи.  Даже  если  чутье
разыгралось на пустом месте.., лучше перебдеть, как говорится.
   - Вернемся в "Огонек", посидим с полчаса.
   Потом я выйду, а ты выходи минут через пять после меня. Встречаемся у
сухого колодца.
   - А...
   - Да после проставлюсь. Завтра. Или сегодня  схожу  куплю  тебе  пару
пузырей. Ну когда я кидал?
   - Это верно. Не кидаешь... Только за жуть такую добавить бы трэба, а,
командир?
   - Разберемся. Сказал же, не обижу..
   Они поднялись, вернувшись в заведение, разошлись по своим  компаниям.
Егор направился в малый