то молиться, вот так взять да за здорово живешь пристрелить несопротивляющегося человека - это, знаете ли, не всякий... Распаляй не распаляй себя, что этот моджахед гонит наркоту, губит наших детей, на их смертях делает деньги, что во имя спасения близкого человека можно... и так далее, а палец может просто-напросто закостенеть на курке, и не сдвинешь, как ни пытайся. Карташ боялся в себе потомственного офицера, генов деда и отца с их понятием чести, засевшим в подкорке. Одно дело грохнуть вражину в бою, во имя идеи или WTW. реально спасаешь близкого человека, и совсем другое - когда условия спасения близких и самого себя опосредованы и ты фактически исполняешь малопочтенную роль палача. Таким образом, мы имеем еще один психологический барьер, который надо сломать или перехитрить.
     Короче, Алексей, отставая, давал шаху возможность добраться до своей одежды. А под ней у него не может не быть оружия.
     Все карташские проблемы мог бы снять метким выстрелом Таксист - если б не три наложницы, бегущие следом и нагими телами его заслоняющие. А по женщинам Гриня не стрелял. Тоже мне благородный, блин.
     Пестрый ворох шаховых шмоток валялся посреди молельни, точно в углублении для жертвенника. Шах влетел в круглую беседку, прыжком одолел последние метры, опустился на колени и сунул руку под одежду на полу. Одна из обнаженных гурий, что вбежали в молельню вместе с повелителем, сразу обессилела видимо, подкосил нежданно-негаданно обрушившийся... точнее, всплывший из озера кошмар, - опустилась на каменный пол, прижалась к стене и обхватила колени руками, дрожа, что твой заяц. Две другие, молельню пробежав, выскочили наружу с другой стороны и понеслись вдоль колоннады.
     Алексей взлетел по выбеленным солнцем, растрескавшимся от времени каменным ступеням. "Ну чем не натуральное античное приключение, - отстранение подумалось ему. - Голые в руинах, Тацит отдыхает..."
     Шах повернулся ко входу, в его руке матово блеснул металл. Пушка. Вот это другое дело...
     Алексей вскинул трофейную "беретту" и выстрелил.
     Дернулась в ладони огнестрельная машинка, рыбкой отскочила гильза...
     И впервые в жизни Алексей увидел прелести рикошета. Он промазал первым выстрелом. Однако пуля, отбив кусок исторически бесценных руин прямо перед стоящим на коленях шахом, срикошетила и угодила тому в живот. Шах так и не успел вдавить курок. Он выронил массивный, какие любят использовать в гангстерских фильмах, инкрустированный золотыми пластинами пистолет и завалился ничком.
     Второй выстрел Алексея Карташа оказался уже излишним, оказался контрольным.
     Теперь последний, но обязательный штрих. Без которого, как было сказано, нам не поверят. Карташ нагнулся над шахом. Вот он, тот знаменитый медальон на цепочке. Действительно, никакого замочка, снять можно только с головой. Ну это, извините, восточные крайности. Мы люди западные, нам ближе иные способы.
     Благо подходящим инструментарием мы вооружены.
     Армейский нож - это вам не только чтоб пырять, это вам много чего в одном флаконе...
     Состыковав клинок и ножны соответствующим образом, простейшими и одновременно действенными кусачками он перекусил цепочку. Без всякой брезгливости сунул медальон в рот и помчался к озеру. Бултыхнулся с разбегу в озерную воду.
     Он уже почти добрался до каменного дна, когда его дважды, с интервалом в секунду, долбануло под лопатку и в ногу. Это было больно. Будто со всего маху кто-то влепил ломом. А рядом пронеслись, обогнав Карташа, похожие на тугой белесый жгут струи.
     Пули.
     Пули, выпущенные из обычного стрелкового оружия, в воде теряют убойную силу. Было бы не так - всплывал бы уже Алешенька Карташ на поверхность с пулевыми пробоинами под лопаткой и в ноге. Толщи воды сработали как бронежилет, смягчили удары. Правда, попади эти вильгельмы телли в голову - послали бы старлея в форменный нокаут. А нокаут под водой - это совсем не то, что продлевает жизнь и делает ее веселой и беззаботной.
     Не приходилось сомневаться, что за стрелки такие свалились на нашу голову. Подоспели шахские охраннички, что стерегли подступы к священному озеру. Быстро подоспели, надо сказать, еще б немного, и все стало бы гораздо горячее.
     Но чего не случилось, того не случилось, а с неслабой, но все же выносимой болью он мог плыть дальше. И плыл. Прежним, освоенным маршрутом. Выход в горизонталь колодца, темнота, в которой он вновь отталкивался пятками и хватался за выступы руками, вертикальный подъем... Все. Воздух. Тепло жаркого дня.
     Карташ выбрался на камни, оставляя мокрый след.
     Поднялся наверх, к Гриневскому, тем же, петляющим меж камней путем. Таксист, просунув в естественную амбразуру ствол автомата, вел прицельный огонь.
     - Еще двух срезал, - сообщил он, не оглядываясь.
     Алексей быстро, перевыполнив все солдатские нормативы, оделся.
     - Уходим.
     - Уходим так уходим, начальник.
     - Сколько их там, не определил? - спросил Карташ, подхватывая вещмешок.
     - Десяток точно. А может, и поболе.
     - Ну ладно...
     В диверсантском деле главное - суметь уйти. Подобраться, покуролесить вволю - это ровно полдела, фифти процентов от общей победы. Никто не говорит, что первая половина дела проста, но когда ты себя уже обнаружил, когда поднял на уши всех кого можно, тогда все сразу многократно усложняется.
     Алексей видел только один шанс выскочить из петли, в которую они просунули собственные головы. Дело даже не в том, чтобы преподнести преследователям нечто неожиданное. Шаховы хлопчики, думается, готовы к неожиданному, поскольку один сюрприз в виде колодца, сообщающегося с озером, они уже получили. Значит, не должны сомневаться, что и трасса отхода заранее продумана хитромудрыми и чересчур информированными киллерами. Шаховы хлопчики станут землю рыть со всем прилежанием, проверять даже самые бредовые предположения. Причем в прямом смысле станут рыть - если диверсантам известен один потайной проход, запросто могут быть и другие, не менее потайные лазы.
     Поэтому следовало преподнести им на блюдечке нечто совсем уж бредовое, немыслимое. Нечто уж совсем запредельно дикое, что никак не сможет прийти в головы боевикам. А самым диким и немыслимым было...
     Никуда не отходить, остаться на месте. То есть там, куда непременно и очень даже скоро нагрянут боевики. Ну, не совсем уж в точности там же, не тютелька в тютельку, можно ведь чуть-чуть подкорректировать дислокацию, перебравшись двумя камнями выше. Как бы забраться на крышу того укрытия, в котором они находились допрежь, и затаиться там до темноты.
     Косность мышления - вещь, что ни говори, сильная.
     Представьте себе такую картину: какой-нибудь снайпер застрелил с крыши дома депутатишку. Ясно, что понаехало милиции, коя быстро обнаружила позицию стрелка, нашла стреляные гильзы, брошенную снайперку. Так вот: станут ли менты искать снайпера на крыше, когда у того была уйма времени уйти и скрыться? Маловероятно. Разве что у них найдется собачка... Да, если у шаховых боевиков вдруг прихвачен с собой мухтар, тогда да... тогда шансы выжить покатятся к нулю, как пушечное ядро с горы.
     Стараясь не думать о потенциальной собаке, они перебрались двумя камнями выше. Кстати, пришлось попотеть - высота невелика, но лесенки с собой, звиняйте, нету. Больше всего Карташ боялся оставить след на выступах - куда ставил ногу, за что хватался рукой - но вроде обошлось. Забрались. И залегли на очень узкой и неровной, полной острых граней поверхности. Но тут уж не до удобств.
     Шаховы боевики разыскали их предыдущую позицию не очень-то и быстро. Вроде и видели, откуда стрелял неизвестный гад, но поди разыщи проход к тому самому месту. В конечном счете разыскали, конечно.
     Внизу, в пугающей близи раздались голоса. Шестерки шаха а кто еще? - обменивались короткими злыми репликами. Что-то зазвенело, покатилось - гильзы, конечно. Потом один голос донесся чуть издали, несколько раз повторив одну и ту же фразу. От колодца, догадался Карташ. Зовет за собой остальных. Голоса тех, кого позвали, тоже стали удаляться в сторону колодца.
     ("Человека три-четыре, - прикинул Карташ, - обнаружь они внезапно мое с Таксистом укрытие, можно еще потрепыхаться...")
     Потом обладатели гортанных голосов вернулись, с минуту потоптались возле щели, через которую стрелял Таксист, и ушли...
     И больше никто не тревожил их диверсантский покой до самой ночи. Да и никаких звуков не доносилось ' до них - за исключением двух коротких автоматных очередей.
     Когда стемнело, они спустились с камней. Естественно, не удержались - бросили взгляд в смотровую амбразуру. Озеро блестело, как оловянное блюдце, тихое и покойное. Трупов возле него, ясный хрен, уже не было.
     А белеющие в ночи руины выглядели сейчас именно тайной веков - и ничем иным. "А может, нырнуть еще разок и достать что-нибудь со дна?" - пришла в голову Карташа шальная мысль. Но Карташ ее отогнал, как назойливого и бестолкового ночного мотылька.
     Они могли налететь на засаду, выставленную на тропе. Очень даже могли... Но - не налетели.
     Ясно, что часть людей шаха отправилась восвояси, унося трупы убиенных. Им задерживаться было никак нельзя - по мусульманским обычаям, надо предать тело земле то ли в течение суток, то ли до захода солнца, Алексей точняком не помнил. Другие же боевики, видимо, ограничились осмотром ближних окрестностей и, решив, что скрывшиеся в неизвестном направлении диверсанты уже недосягаемы, тоже отправились по домам. Вероятно, забираться слишком далеко людей шаха не тянуло еще и по той простой причине, что столь хорошо подготовившиеся к акции диверсанты запросто могли прихватить с собой и группу подстраховки...
     Словом, как бы там ни было, а обратный путь для Карташа с Гриневским вышел всего лишь прогулкой.
     Нервной, не позволяющей ни на секунду забыть об опасности, но - прогулкой... А любая прогулка имеет свойство заканчиваться.

Глава 12

ЛЕКАРСТВО ОТ СКУКИ

Двадцать первое арп-арслана 200* года, 21.56

     То, что в кочевье что-то изменилось, они поняли издалека, неким восемнадцатым чувством ощутили. И переглянулись. Проводник из лагеря, молчаливый и невозмутимый, как статуя Будды, дождавшись их, вот спасибо, после выполнения задания, ни о чем не спросил и обратно пер без остановок и задержек.
     До стойбища они добрались, что характерно, опять же к вечеру и еще на подходе почувствовали: что-то не так. Некое напряжение было разлито в воздухе, что-то неуловимое переменилось в настроении кочевников.
     Въехали в лагерь, и Карташ сразу приметил огромный черный внедорожник, стоящий возле загона для лошадок - раньше его не было. На всякий случай он снял "Глок" с предохранителя, отметив краем глаза, что Гриневский положил автомат поперек седла. Значит, не одному Алексею показалось...
     Хан Неджметдин ждал их возле своего шатра, в окружении целой толпы сподвижников, освещенной колеблющимся светом костров, все таращились на вернувшихся диверсантов и молчали - словно с радостным нетерпением ждали чего-то, что они сейчас отмочат убойную шутку. Маша и Джумагуль тоже были тут, стояли по обе стороны от хана, и выражение их бледных лиц очень Карташу не понравилось. Машка была перепугана. До смерти перепугана. Она смотрела на приближающуюся троицу с видом человека, которому уже зачитали смертный приговор и уже намылили веревку.
     Присутствовало в толпе и несколько новых субъектов исключительно славянской внешности, человек пять, которых Алексей раньше не встречал, однако их вид не понравился Карташу еще больше. Например, по правую руку от Неджа. за спиной Маши стоял высокий и худющий, словно высушенный хлыщ с лицом, изборожденным морщинами вдоль и поперек.
     Взгляд цепкий, колючий, настороженный. Знакомый взгляд. Слишком хорошо знакомый...
     Они спешились, обернулись к замершей толпе. Кто-то тут же оттеснил проводника в сторонку и что-то азартно зашептал на ухо. Проводник посмотрел на Алексея, и в его взгляде проявились наконец-таки человеческие эмоции - точнее, только одна: заинтересованность. Неджметдин несколько раз хлопнул в ладоши и провозгласил:
     - Браво. А я почему-то был уверен, что вы не справитесь.
     - Мы справились, - сказал Карташ, достал амулет и бросил его хану. Хан поймал цацку на лету, посмотрел, удовлетворенно хмыкнул. - Теперь твоя очередь, Недж.
     - Это они? - не оборачиваясь, спросил хан.
     - А кто ж еще-то! - хохотнул высокий хлыщ. И подмигнул Карташу. - Они, с-сучары, крысятники гнойные...
     - Может, ты объяснишь, что тут происходит? - спросил Гриневский у хана.
     - Ты обещал отпустить женщин, если мы принесем тебе амулет, - напомнил Карташ.
     - Разумеется, - сказал хан. - Я дал слово и готов сдержать его. Я не говорил раньше, однако за вами всю дорогу следил мой человек, он видел, как ловко вы разделались с шахом. И я искренне восхищен. Так что можете покинуть лагерь прямо сейчас, никто не посмеет вас задерживать. Но... Быть может, я сначала отвечу твоему другу и расскажу, что происходит?
     - Говори, Недж, - сказал Карташ.
     - Только умоляю, не надо хвататься за стволы и палить вокруг без разбора. Будем разговаривать, как цивилизованные люди...
     Карташ невольно усмехнулся.
     - Дело вот в чем. Через несколько часов после того, как вы изволили отправиться на увлекательную прогулку во владения моего друга, шаха Мансуда, здесь появились вот эти люди, - небрежный кивок в сторону хлыща. - Они приехали на большом автомобиле, они искали вас. Они сказали, что вы - воры, которые украли у них то, что принадлежит им и не принадлежит вам...
     - Ложь, - быстро сказал Алексей, ощущая сосущую тоску под ложечкой. Итак, братья-уголовнички таки вышли на их след. И нагнали.
     Хан поднял руку.
     - Меня не интересуют ваши дела. Меня не интересует, кто говорит правду, а кто лжет. Я не судья и не прокурор. Поскольку смертью шаха вы расплатились со мной за уничтоженный караван, то можете немедленно покинуть лагерь и разбираться друг с другом за пределами территории, где действуют мои законы.
     - Хан, у меня вопрос, - хриплым голосом осведомился приземистый, почти квадратный урка, стриженный наголо, с острыми, почти крысиными чертами.
     - Говори, Доширак, - позволил Неджметдин.
     - Почему у нас ты волыны отобрал, а эти ходят при стволах? Ты же обещал, что все будет по-честному...
     Мы их от самого Шантарска гоним, обидно будет, если...
     - Потому что я им доверяю. Устраивает?
     - Нет, - сказал квадратный с погонялом Доширак. Но я умолкаю.
     - Они хотят убить нас, - сказал Карташ.
     - Пока вы в лагере, вам ничего не грозит.
     - Мы можем остаться здесь? - быстро спросил Алексей.
     - К сожалению, только до утра. Утром мы снимаемся, а куда направимся, не должен знать никто.
     - Но если мы уйдем, они не отстанут...
     - За пределами лагеря это не мои проблемы. А внутри лагеря никто не поднимет оружия без моего разрешения.
     - Блядь, да что ты с ними муму трахаешь, командир! - истерично вскинулся за спиной хана еще один уголок - невысокий рыжий парнишка с дергаными, как у марионетки, движениями. - Мы же тебе за ним отслюним, без балды! Хошь баксами, хошь рыжевьем...
     - Захлопни пасть, пидор, когда старшие разговаривают! - крикнул хан. И вновь посмотрел на Карташа. Ты мне нравишься, Яланчы. И я пребывал в сомнении.
     Здесь остаться ты не можешь, а едва ты выйдешь за границу лагеря, тебя схватят эти, - презрительный кивок на уголков. - Выхода у тебя нет...
     И Карташ решился. В конце концов, жизнь дороже любой платины...
     - У меня есть выход, - сказал он. - Помоги нам, Недж. Если ты поможешь мне избавиться от этих... людей, я заплачу столько, сколько они даже представить себе не могут...
     - Че такое?! - заорал дерганый пацан за спиной Неджа. - Ты, мудила вертухайская, ты че на чужие бабки...
     И больше он ничего сказать не успел: хан сделал резкий, почти незаметный взмах сжатым кулаком, напоминающий знаменитый жест "рот-фронт", и сопляк повалился на спину, зажимая сломанный нос ладошкой и тихонько поскуливая. Среди урок возник ропот, но шевельнуться никто не посмел. Глаза хлыща превратились в щелочки. Ясно было, что, будь его воля, он бы лично размазал кочевье по пескам со всеми его обитателями.
     - Прости, Яланчы, я не стану тебе помогать, - спокойно, будто ничего не случилось, продолжал хан.
     - Ну тогда дай нам фору, - почти взмолился Карташ. Задержи их до рассвета, а мы пока...
     - Я не стану помогать тебе, - повторил Недж. - Я не стану помогать им. Я не вмешиваюсь в чужие дела и мне не нужны чужие сокровища. Так что выхода у тебя нет...
     Зато выход могу предложить я. Желаешь послушать?
     - Валяй, - обреченно кивнул Карташ.
     - Не уверен, что он тебе понравится, но иного я не вижу... Нашим новым гостям такой вариант тоже по душе не пришелся, однако они согласились. Короче. Я не знаю, кто из вас прав, кто виноват. Я не знаю, кто из вас врет, а кто говорит правду. И предлагаю вам решить спор так, как решали его наши предки. В поединке. Я выберу по бойцу с каждой стороны, они сойдутся в круге, и пусть исход честного боя, без оружия, без доспехов решит Аллах. А проигравшие навсегда останутся здесь.
     - Об этом мы не договаривались! - позволил себе реплику с места хлыщ.
     - Я так решил, - твердо сказал хан. - Я не хочу, чтобы проигравшие потом вернулись и. стали мне мстить.
     Или ты не согласен?
     - Ну... как скажешь, начальник...
     На стороне Неджа была сила и оружие, так что хлыщ решил пока не спорить. Но держался он уверенно, ухмылялся во весь свой щербатый рот, точно в победе своей команды не сомневался.
     - Итак, я жду твоего решения, Яланчы. Либо утром вы покидаете мой лагерь, либо сегодня один из вас дерется в круге. Думай.
     - Карташ глянул на Гриневского. Тот выругался одними губами, оценивающе посмотрел на уголовников и нерешительно кивнул. Лицо его было сосредоточенным, . оскаленным, словно он уже готовился к поединку. Алексей вспомнил, как лихо Таксист разделал снайпера там, еще под Пармой, на мосту... Но снайпер-то был из бичей, а это же битые, матерые, настоящие волчары, прошедшие сотни драк в тюрьмах и зонах! И всякими каратэ-шмаратэ их не пробить...
     - Я выбираю бой, Недж, - сказал Алексей. - И я сам буду драться потому что мои люди не виноваты в том, что произошло в Уч-Захмете...
     Захохотали все и кочевники, и угловые. Не смеялись только, ясное дело, четверо обладателей платинового сокровища.
     - Ты не понял, Яланчы, - мягко возразил Неджметдин, когда смех утих. - Бойцов и с той, и с другой стороны выбираю я. И я уже сделал выбор... Видишь ли, Яланчы, в моем лагере по вечерам скучно, заняться особо нечем, развлечений никаких. Поэтому я и хочу, как у вас говорят, убить двух зайцев - и ваш спор решить, и занять приятным зрелищем моих людей. А какое развлечение, скажи пожалуйста, в том, что двое мужиков выйдут в круг и начнут мутузить друг друга почем зря? Да мои люди забавляются этим каждый. день, а я и не препятствую - воин всегда должен быть в форме... Нет, Яланчы, я решил, что сегодня мужчины драться не будут. Сегодня будут драться жен... Хач!!!
     Оказывается, несколько местных стояли на стреме, пасли поляну с самого начала разговора, и не успел он коснуться рукояти "Глока", как повален в пыль, оглушен, обезоружен... Рядом взвыл Гриневский - его тоже скрутили.
     - Ай-ай-ай, Яланчы, - как сквозь вату донесся до него голос хана. - Я просил не хвататься за стволы, я сказал, что доверяю вам... Итак, твое слово сказано: ты выбрал бой. Признаться, я рад. Вставай.
     Их поставили на ноги, крепко придерживая за локти. Хлыщ веселился уже совершенно в открытую, разве что грабки не потирал от удовольствия.
     - Гнида! - крикнул Гриневский, отплевываясь кровью.
     - Продолжаем, - не обратил на него внимания Неджметдин. - Бойцы назначены, время и место определены - здесь и сейчас. Правила просты: нельзя пользоваться оружием, нельзя прибегать к помощи друзей-товарищей. Соперникам нельзя помогать, но можно подб