й шанс, паскуда! С такой раной мне звездец хоть так, хоть эдак.
Я вас, сук, на свое правило ставлю. Мне, понимашь, приятно расписать  по
пунктам, какое вас, козлов, ждет веселое будущее. Жаль...
   - Летит! - вскочил Гриневский.
   Они вслушались. Замолчал, затвердев лицом, и Пугач.
   Карташ расслышал далекое, нарастающее зуденье. Вертолет...
   - Сколько у нас? - повернулся он к Гриневскому.
   - Минут десять.
   Оба одновременно посмотрели на Пугача.
   - Я хочу сама, - вдруг услышали они тихий голос Маши.
   Чуть позже, чем до Карташа с Гриневским, смысл  сказанного  дошел  до
Пугача, и он задергался с новой силой.
   - Вы чего, бабе позволите?! Ты, Таксист, знаешь, кто я! Я в законе! Я
тебя не прошу за жизнь, не прошу! Но я имею право выбирать смерть!
   Наши разборы - это наши разборы, ну  так  закончим  их  по-мужски!  А
рукой бабы я откинуться не хочу!..
   - Я, в отличие от Таксиста, не знаю, кто ты, - сказала Маша, в глазах
которой набухали слезы. - Я только знаю, что ты убил моего отца.
   - Слушай, ты...
   Но его не слушали. Карташ тронул Гриневского за рукав:
   - Тащим его в дом... Там...
   Гриневский не взял "калаш" со стола. Его взяла Маша.
 
*** 
 
   - Как ты?  -  спросил  Алексей,  когда  они  спускались  по  ступеням
крыльца. Спросил, когда все было кончено.
   Маша смогла.., хотя Карташ до  самого  конца  не  верил,  что  у  нее
достанет духу - Нормально, - неестественно ровным голосом ответила та.
   - Послушайте, - Карташ остановил их, Машу  и  Гриневского,  едва  они
спустились, - еще не поздно переиграть... Я понимаю, что...
   Ну, короче, живы ведь тогда останемся!
   - Нет, - твердо сказала Маша. - Поздно отступать.
   - Брось,  начальник,  эти  интеллигентские  штучки,  -  поддержал  ее
Гриневский. - Если уж ввязались  в  драчку,  то  не  хрен  стопорить  на
полпути. Закончим, тогда поговорим.
   Металлическое зуденье было уже совсем  близко.  Еще  немного,  и  над
кронами покажется тушка винтовой машины.
   - Ты уверен, что сверху не разглядят? - спросил Карташ.
   - Не разглядят, начальник, отвечаю. Им только  макушки  оттуда  будет
видать, да развевающееся шмотье на нас. Ну а потом... Потом надо  просто
не дать им времени на разглядыванье.
   Еще раньше обговаривая возможность захвата вертолета, они сошлись  на
том, что много людей прилететь не может, какой бы вместительной ни  была
машина. "Вертушка" должна взять груз, седого, ну еще, вероятно,  парочку
человек. Всех остальных, включая охранников,  в  расход  -  зачем  нужны
лишние  свидетели?  В  таких  случаях   обычно   не   увеличивают   круг
посвященных, а наоборот сокращают до полного, а еще лучше до  полнейшего
минимума.
   В доме они накинули поверх своей одежды камуфляжные штанцы и  куртки,
снятые Гриневским с убитых охранников, на головы натянули тоже защитного
цвета кепки с длинными козырьками. Брезгливости они не чувствовали.
   Когда на кону жизнь, становится не до мелких переживаний.
   Да и недолго им носить чужие вещи. Если  выгорит,  то  скинут,  когда
"вертушка" окажется в их руках. Если не выгорит,  то...  То  не  все  ли
равно, в чем похоронят? Вернее, в чем оттащат  в  барак  или  в  тот  же
дом...
   Вертолетный гул надвигался, нарастал, и вот геликоптер выскочил из-за
верхушек деревьев, прошел над прииском, скрылся из виду над деревьями  с
противоположной стороны и, как можно  было  определить  по  звуку,  стал
разворачиваться.
   Они ждали гостей на ровной площадке за сараем, крытым  толем.  Они  -
это Карташ и Гриневский, Маше ведено было остаться за столом. Помочь она
все равно ничем не сможет, а так... Так у нее будет  шанс  выскочить,  в
случае чего.
   Бело-зеленый вертолет (гражданский "Ка-26", узнал Карташ,  на  дюжину
пассажиров)  появился  вновь,  завис  над  площадкой   и   стал   плавно
опускаться. Шум молотящих воздух лопастей  заполнил  собой  все  вокруг.
Тугие воздушные струи били по  земле,  трава  колыхалась,  будто  хотела
вырваться с корнем и улететь прочь  от  этого  грохота,  ветви  деревьев
ходили ходуном, роняя  листву.  Наклонив  головы,  Карташ  и  Гриневский
придерживали кепки, заодно прикрывая лица. Громко хлопала одежда.
   Едва вертолет коснулся земли, они припустили к нему трусцой. Вряд  ли
вертолетчики смогут по фигурам определить чужих.. Ну как тут определишь,
да еще сквозь стекло? А когда отъедет в сторону дверца,  они  уже  будут
рядом.
   Холодный, покрытый капельками росы борт.
   Толстые заклепки, в иллюминаторах мелькают тени... Давай! Ну открывай
же!
   Совершенно не к месту Алексей вспомнил байку, рассказанную Лупнем,  -
про урок и захваченный вертолет, и вновь ощутил приступ дежавю.  Помотал
головой, прогоняя картинки из прошлой жизни.
   Дверь поехала в сторону, открывая доступ в кабину.. Улыбающееся  лицо
в обрамлении шлемофона...
   Они одновременно выхватили  пистолеты,  одновременно  открыли  огонь.
Пилот  повалился  назад,  на  приборную  доску.  Штурмана  отбросило   к
противоположной дверце. Карташ  запрыгнул  внутрь  и,  увидев  силуэт  в
глубине салона, вдавил спуск. Человек тянулся  к  сумке,  наверное,  там
находилось его оружие. Ага, суки, значит, напрочь не готовы оказались  к
нападению, никак не предполагали такую возможность!  Видимо,  полученный
по   спутниковому    телефону    условный    сигнал    снял    последнюю
настороженность...
   Все. Трое. Никого больше.
   Легкость, с которой  они  завладели  вертолетом,  вызвало  у  Карташа
чувство некоего неудобства - словно они уничтожили непричастных.  Но  не
может здесь быть непричастных, никак не может! А раз ввязался в игру без
правил, будь готов к обращению без всякой жалости.
   Гриневский и Карташ сидели  рядом  на  земле  под  вертолетом,  через
поляну к ним шла Маша.
   -  Вот  и  управились,  начальник,  -  сказал  Гриневский  бесцветным
голосом. - Теперь мы, вроде как, сказочно богаты. У нас  есть  вертолет,
оружия до дури, полетная карта. Можем лететь на все четыре стороны, пока
топливо не кончится... Ну и куда лететь-то? Куда нам теперь  деваться  с
этими ящиками? Что ты скажешь?
   - Не знаю, - честно признался Карташ. Пока не думал об этом. Времени,
понимаешь ли, не было... Пошли хоть взглянем на сокровища.
   Никогда платины не видел. Как она хоть выглядит?  Слитки?  Самородки?
Куски руды?
   - И что мы с такой прорвой делать будем, а, ребята? - спросила Маша.
   - Пошли посмотрим.
   - Сходим еще, - Гриневский лег  спиной  на  траву,  заложил  руки  за
голову. - Дай чуток отдохнуть...
 
   Итак вот, я освобождаю тебя сегодня от цепей, которые на руках твоих;
если тебе угодно идти со мною в Вавилон - иди, и я буду иметь  попечение
о тебе; а если неугодно тебе идти со мною в Вавилон, -  оставайся.  Вот,
вся земля пред тобою; куда тебе угодно, и куда  нравится  идти,  туда  и
иди.
   Иеремия, 40, 4
 
ЖДИТЕ ПРОДОЛЖЕНИЯ РОМАНА "ТАЙГА И ЗОНА" В НОВОМ РОМАНЕ АЛЕКСАНДРА БУШКОВА "АШХАБАДСКИЙ ВОР"! 
 
   Теперь их трое  -  тех,  кому  удалось  выбраться  из  самого  сердца
таежного омута.
   У них на руках огромное богатство... Однако оно пока не  приносит  им
счастья,  и  рок  продолжает  испытывать  героев.  По  их   следу   идут
мстительные "угловые", за ними охотятся влиятельные хозяева  платинового
прииска,  спецслужбы  не  спускают  с  них  глаз...  А  тут  еще  судьба
забрасывает троицу на бескрайние просторы Средней Азии...


АШХАБАДСКИЙ ВОР

Александр БУШКОВ






Литературный ПОРТАЛ 


http://www.LitPortal.Ru


Анонс

     Теперь их трое - тех, кому удалось выбраться из самого сердца таежного омута. У них на руках огромное богатство... однако оно не приносит им счастья, и рок продолжает испытывать героев. По их следу идут мстительные "угловые", за ними охотятся влиятельные хозяева платинового прииска, спецслужбы не спускают с них глаз....

     Большинство действующих лиц является плодом авторского воображения. С реальными же людьми, реальными государственными и негосударственными структурами и в реальных географических областях никогда не происходили описанные в романе события.

     И тень и прохлада
     в туркменских садах,
     И неры и майи
     пасутся в степях,
     Рейхан расцветает
     в охряных песках,
     Луга изобильны
     цветами Туркмении.
     Махтумкули, народный поэт Туркмении, XVIII век

Часть 1

ТАНЦЫ С СОКРОВИЩЕМ

Глава 1

КОЛЕСА ДИКТУЮТ ВАГОННЫЕ, НЕСКОРО УВИДЕТЬСЯ НАМ

Девятое арп-арслана 200* года, 15.42

     <Арп-арслан - август по-туркменски. Назван в честь национального героя Туркменистана.>

     С виду это была обычнейшая "теплушка", которую вместе с десятками других вагонов тянула по великому рельсовому пути сцепка из двух локомотивов. На последней сортировке этой "теплушке" отвели место в самой середине грузового поезда, определив ее между полувагоном с химическими удобрениями и платформой, на которой ехала тщательно укрытая брезентом, огромная, сложной формы железяка - вроде бы какая-то запчасть для турбины.
     Короче говоря, катился-катился по России-матушке заурядный товарный вагон, и не голубого, как в детской песенке, а преобыденнейшего кирпичного цвета.
     Некоторую необычность "теплушке" придавали две особенности: железная труба над крышей, из которой вился тоненький дымок, и мужская фигура в распахнутом до половины дверном проеме. Человек мужеского полу - в камуфляжных штанах, в тапках-"вьетнамках", а выше пояса вообще голый - перекуривал, облокотившись на доску, прибитую на уровне живота и идущую через весь проем. Вот такая зарисовка. И необычное в ней усмотрит лишь человек непосвященный, в армии никогда не служивший, стало быть - понятия не имеющий, как и под какой охраной перемещаются армейские грузы по железной дороге, а возможно, никогда и не слышавший о такой разновидности наряда, как караул сопровождения.
     Да в общем-то, и в армии необязательно служить, дабы понимать, что к чему! В нынешнее малоспокойное время все больше и больше грузов отправляют под охраной, а в караулы сопровождения вербуют если не всех подряд, то без особого разбору. "Хочешь заработать, не боишься тряски и лихих людей? - Хочу, масса, не боюсь, масса! - Тогда вот тебе мобильник, газовая пукалка, свисток - и поезжай себе с богом. Привезешь груз в целости, получишь заслуженную копеечку". Вот так... Возможно, и в этой "теплушке" едут такие же удальцы, завербовавшиеся охранять турбину или химикалии.
     А если заглянуть в их сопроводительные документы, то исчезнет последняя надежа на какую-нибудь необычность, на некие волнующие странности. В бумагах - с печатями треугольными и печатями круглыми, с подписями уважаемых людей - черным по белому прописано, что три человека действительно сопровождают изделие номера и артикула такого-то для Растакой-товской ГЭС, а вовсе не принадлежат к сторонникам экстремального туризма и не катаются в "теплушке" в поисках новых, необычных впечатлений. Ну а что караул состоит из двух мужчин и одной женщины - так что ж вы хотите: равноправие! Или, по-вашему, ломами и лопатами женщинам работать можно, а грузы сопровождать - ни-ни?
     А ежели вы никак не желаете поверить в обыденность происходящего и что-то там себе подозреваете например, что под брезентом под видом куска турбины тайно вывозится из страны элемент насквозь секретного противоракетного комплекса, то проверьте свои подозрения, заберитесь под брезент. Увы, вас и здесь ожидает разочарование. Под плотной тяжелой тканью, в духоте и зеленоватом полумраке вы, обливаясь потом, обнаружите железку самого что ни на есть турбинистого вида. Можно, конечно, врубить фантазию на полную и вообразить, что отпетые злыдни вывозят некую знаменитую скульптуру охренительной стоимости, заляпав ее сверху дешевым крашеным железом. Или, скажем, гонят контрабандой золото-брильянты, нафаршировав ими внутренность монументальной запчасти. Ну это уж, судари мои; получится форменная паранойя, порожденная просмотром блокбастеров про Джеймса Бонда и чтением романов в пестрых обложках.
     И, наконец, ухватись кто за край проема, поставь ногу на подножку, с эханьем подтяни себя наверх, заберись в теплушку, нашел бы он чего-нибудь необычное и интересное внутри вагона? Пожалуй, что и нет. Что любопытного, скажите на милость, в печке-буржуйке или в наваленной в углу вагона большой куче угля, которым топится буржуйка, что занимательного в набросанных перед угольной кучей дровишках, которыми до нужной температуры растапливается печь (поскольку сам по себе уголь, знаете ли, не загорается), что захватывающего, скажите, в нарах, на которых разложена солома и тряпье? Ровным счетом ничего любопытного, занимательного и захватывающего. И уж тем более предосудительного.
     Кстати, о предосудительном. А это не пистолет ли системы "Глок" лежит под подушкой на верхней "полке" нар?.. Впрочем, кто нынче не вооружен! Да, это противозаконно, но... Но нисколько не интересно.
     Или вам хочется в припадке недоверчивости разбросать угольную кучу, прощупать солому на нарах, забраться под нары и там все простучать? Если хочется действуйте. Но может быть, вам следует призадуматься, мон шер, а на своем ли вы сейчас месте, не стоит ли вам сменить профессию и податься в таможенники, в вахтеры, в контролеры ИТУ, где вы с вашей манией подозрительности придетесь как нельзя ко двору?
     Алексей Карташ курил, обдуваемый железнодорожным ветром. Ветром, состоящим из скорости, тепловозного дыма и господствующих на пересекаемой местности запахов. Чуть высунувшись в проем, видишь весь грузовой состав, изогнувшийся на длинном, в несколько километров повороте.
     Колеса навязывали мыслям свой ритм.
     Да, еще неделю назад Карташ думать не думал, что сломает свою прежнюю жизнь, как сучок об колено.
     Разом перечеркнет все достижения тридцати с гаком лет ради сомнительного и еще далеко не оформленного счастья.
     Сейчас трудно оценить правильность сделанного выбора. Остается лишь констатировать, что выбор сделан.
     Выбор же у них был, как у тех витязей из былин: направо пойдешь - голову не сносить, налево поскачешь убитым быть, а прямо - "кирпич", проезд закрыт...
     Алексей Карташ курил, облокотясь о защитную доску, и созерцал мелькающие просторы. Просторы, кстати, кардинально изменились за прошедшие пять дней пути. Еще пять дней назад им сопутствовала тайга, тайга, еще раз тайга, мелькнут раз в сто километров населенные пункты - и снова тайга. Три дня назад пошла лесостепь, потом степь. Сейчас - полупустыня. А скоро плавно и незаметно полупустыня перейдет в собственно пустыню.
     Короче говоря, погода была приемлемая, путешествие было увлекательное, а настроение... да нет, не поганое, не скверное... неопределенное, что ли, подвешенное - среднее между никаким и унылым. - - Эй, мужская часть населения! Кушать подано! Садитесь жрать, пожалуйста!
     Карташ загасил окурок о подошву "вьетнамки" и только после этого щелчком отправил его скакать по насыпи (доводилось ему видеть лесные пожары, верховые и низовые, так что совершенно незачем устраивать из-за своей лени беду для людей и зверья).
     - Железнодорожная идиллия, - сказал он, присаживаясь к столу, то есть к овощным ящикам, застеленным газетами и сервированным алюминиевыми кружками и ложками. И потер ладони, как говаривали в стародавние времена - в предвкушении вкушения.
     - А что, так бы ехал и ехал, - Петр Гриневский по прозвищу Таксист, не по собственной воле беглый зэк, пять минут назад проснулся, слез с самодельных, нар, на его лице еще не разгладились вмятины от складок бушлата, заменяющего подушку. Сейчас Гриневский, раздевшись до пояса, сам себе поливал на спину из пластиковой бутыли.
     - Эх, кабы не было цели и необходимости, я бы так за милую душу покочевал с месяц, - говорил он, отфыркиваясь. - Чтоб волей продышаться. Когда таким манером цыганствуешь, как в песне поется, по просторам нашей сказочной страны, от города к городу и нигде не задерживаясь, мимо деревень, заводов, лагерей, мимо всяко разного начальства... - он оторвал от лица мокрое вафельное полотенце, - волю вдыхаешь полной грудью...
     - Тебе что, воли не хватало? - Карташ нарезал хлеб.
     - Вроде, расконвоированным ходил, хавал прилично, в работе не переламывался. Ясно, что не только для других, но и для себя провозил это дело, - он щелкнул себя по горлу. - Опять же, по агентурным данным, бывая в поселке Парма, обязательно заезжал к одной и той же женщине, у которой проводил от получаса до нескольких часов. Короче, по зоновским меркам жил не тужил, лафово кантовался. Так что, может, не надо этого надрыва, может, не надо рубаху на груди рвать и слезу давить?
     - Тебе не понять, начальник, - Гриневский потемнел лицом. - Да, правильно, хавал я нормалек. В смысле выпить опять же никаких проблем. Но - хавал, а не ел.
     Да, была у меня женщина в поселке. Но когда я с нею... был, то думал про жену и хотел жену. Понимаешь?
     - Кто из нас делает, что хочет?! - Карташ бросил резать хлеб, резким ударом вогнал нож в доски овощного ящика. - Или ты один такой! А то, что ты сейчас мне тут... говоришь - это дешевый перепев тюремных баллад. "Ах, воля вольная, как я любил тебя!" и так далее, - он заметно заводился. - Не надо было за решетку попадать! И не свисти мне, что от сумы да от тюрьмы... Фигня и чушь! А твоя история, как ты знаешь, мне известна. Ты однажды рискнул, понимая, что последствия непредсказуемы. Как монетку кинул. Хотел орла - да выпала решка. Решетка, то бишь. И некого тут винить. Виноватых без вины не бывает... Хватит, может, а. Таксист? Уехали уже от твоей зоновской жизни... да заодно и от моей офицерской уехали, за сотни километров. -Алексей с силой потер лицо и проговорил почти устало:
     - Давай уж обходиться без "гражданинов начальников" и "таксистов". Ты - Петр, я - Алексей. Мы, как альпинисты, в одной связке, и нас должно волновать только наше настоящее и наше будущее. Забудь ты эти зоновские примочки. Вот, например, мог бы попросить меня или Машу полить на тебя водой. Но ведь тебе, блин, просить нельзя, впадлу. Не верь, типа, не бойся, не проси...
     - Ладно, хватит, надоело! - притопнула ногой, обутой в кроссовку, Маша. - На сытый желудок продолжите. И в мое отсутствие. Понятно? Так, Карташ, хлеб Пушкин будет резать, да? Гриневский, за стол, живо!
     Она сняла с буржуйки дымящуюся сковороду и перенесла на обеденный ящик.
     - Может, это и не так вкусно, как готовила твоя... Маша бросила на Гриневского сумрачный взгляд, - поселковая любовь, которая успешно заменяла жену, но ничего, потерпишь, если оголодагь не хочешь. Карташ, брось хлеб, хватит уже, чайник на печку поставь.
     Обстановка, так и не достигнув точки кипения, разрядилась благодаря Маше. Причем не в первый раз уже дочке начальника зоны приходилось выступать в роли той женщины из горских легенд, которая вставала между воюющими сторонами, бросала на землю платок - и прекращались войны и смуты. И хотя эта роль Машу изначально не привлекала и уже порядком надоела, но приходилось ее исполнять. Во имя общего дела. Ведь бывший зэк и бывший старлей ВВ - это, знаете ли, смесь еще та, горючая, полыхнуть может, как бензоколонка под струей огнемета.
     Алексей Карташ поднес ложку ко рту, держа под нею хлеб, принялся дуть на жареную картошку с тушенкой.
     И отвлекся от своего занятия, чтобы сообщить:
     - Там какая-то крупная станция на горизонте маячила, похоже на городок среднерусского размера. Сейчас, верно, въедем.
     "Въедем" - это для товарного поезда почти наверняка означало остановимся, если, конечно, грузовой состав следовал обычному для подобных составов графику движения, без всяких там "зеленых улиц" и "особых назначений", а значит пропускал встречные-поперечные, литерные, пассажирские, пригородные. Оттого и тащились они вот уже пятый день, хотя на скором пассажирском добрались бы до пункта следования за трое суток. Ничего не попишешь, издержки грузовой езды...
     - Сейчас поем и гляну по карте, что это за город такой, - сказал Гриневский, наворачивая картошку с тушенкой. - Сдается мне,