. Тело расслабилось, напряг последних минут -  судя  по
сумеркам, с начала бунта прошло не больше двадцати-двадцати пяти  минут,
а кажется, будто несколько лет - напряг отпустил. Ф-фу..
   А ведь "хозяин",  Гена-археолог,  Кузьминична,  Нинка,  какие-никакие
друзья-приятели - все остались там, в лагере и  в  городке,  на  который
надвигается смерть...
   Нина, бли-ин...
   Гриневский  вдруг  затормозил  резко,  так,  что  пассажиров  бросило
вперед, сам вдруг застучал кулаками по  рулю,  яростно,  со  всей  дури,
выплескивая напряжение,  выкрикивая  бессвязные  проклятья  -  уазик  аж
ходуном заходил. Потом успокоился неожиданно, как и завелся. Пробормотал
едва слышно:
   - Извинив начальник... Прорвало.
   - Бывает, -  нейтральным  голосом  отозвался  Карташ,  только  сейчас
смекнув, что на пару с Машей заимел зэка - считай, беглого - в  качестве
шофера по ночной тайге. И сие как-то не улыбалось. Еще полоснет бритвой,
ссыльный все ж таки, как говорится в одном  бородатом  анекдоте...  А  с
другой стороны - если б не Таксист, поглумились бы над ними возле  зоны,
это уж к гадалке не ходи...
   Он сказал примирительно:
   - Давай вперед помаленьку, лады? Гнать только вот не надо.
   Гриневский выжал сцепление и тронулся.
   Алексея вдруг неукротимо потянуло в  сон.  По  эту  сторону  яви  его
удержало лишь осознание того, что  сон,  настоящий  сон,  ночной  кошмар
остался там, позади. И возвращаться в него ох как не хотелось...
 
Глава вторая 
ТРОЕ ПЛЮС ПИСТОЛЕТ 
 
27 июля 200* года, 23.16. 
 
   Воспевать ночную  езду  по  тайге  взялись  бы  разве  самые  отпетые
романтики - из тех, что если и выбираются из столиц, то не далее чем  на
дачные участки, где, сидя на веранде  с  видом  на  жидкий,  истоптанный
грибниками лесок, прихлебывают чаек напополам  с  коньячком  и  сочиняют
сердцещипательные песенки о палатках, геологах, кострах, о туманах  и  о
запахах тайги. В общем, про то, что "нам не страшен дождик хмурый".
   Взаправдашняя ночная езда по таежной дороге, даже на уазике, то  есть
на самой приспособленной к этим ралли машине, напрочь лишена какой бы то
ни было романтики. Темень беспросветная, свет фар  отвоевывает  у  мрака
лишь крохотный плацдарм прямо перед скачущей по ухабам машиной. Скорость
приходится держать невысокую, тайга становится все гуще, дорога все уже,
ветви  то  и  дело  хлещут  по  стеклу.  И  вскоре  под  кожу   начинает
просачиваться неприятный холодок, а  вслед  за  этим  сердечко  внезапно
сжимают  невидимые  пассатижи  -  так  накатывает   ощущение   безлюдья,
раскинувшегося во все стороны на сотни, а то и тысячи  верст,  безлюдья,
во владения которого ты забираешься глубже и  глубже.  Какая  уж  тут  к
чертям романтика! Ты вдруг осознаешь, как  с  треском  рвутся  все  твои
привычные, уютные, удобные связи, как  ты  отныне  далек  от  телефонов,
лекарств, "скорой помощи", запасов еды на полках  холодильников,  мягких
постелей, тепла и прочих благ цивилизации. Тебя не прикроют МЧС,  МВД  и
прочие службы. С этого момента можешь полагаться только  на  себя  и  на
удачу.
   Ты становишься частью изначальной жизни, которой ты безразличен,  как
плевок, которая обходилась без тебя миллионы лет  и  не  заметит  твоего
ухода из мира. И приятного в этих ощущениях нет ничего - что бы не  пели
столичные барды...
   Ехали молча. И не только из-за стресса, а еще и по  вполне  житейской
причине - трясло нещадно.  Раздолбанная  лесовозами  таежная  стежка  не
давала людям возможности оторвать ладони от скоб и  спинок  сидений.  На
таких ухабах будешь много говорить - точно себе язык откусишь.
   Карташ посматривал вперед, видел темный, отрешенный профиль Маши,  ее
потухший взгляд и сжатые губы. Гриневский же выглядел  сейчас  за  рулем
точно так же, как и несколько  часов  назад  -  как  собранный,  хоть  и
раздраженный, уверенный в себе, хоть и не спавший ночь шофер на  тяжелой
трассе. "О чем  он,  интересно,  сейчас  размышляет?"  -  гадал  Карташ.
Пошевелился, нашаривая под собой бушлат, - хорошо  захватил  для  выгула
доченьки...
   - Никаких развилок, - внезапно произнесла Маша глухим голосом.
   Алексею показалось, что вырвавшаяся у нее фраза относится вовсе не  к
лесной дороге, а к чему-то более  значительному,  всеобъемлющему,  может
быть, фраза эта - некий итог ее невеселых раздумий.
   - Некуда тут сворачивать, - без выражения проговорил Гриневский.  Ну,
уж этот-то точно имел в виду таежную трассу.
   Кстати, и вправду развилок не будет до самого  подъезда  к  лесосеке.
Так и трястись им  по  безвариантной  узкой  стежке,  на  которой  чтобы
разъехаться, шоферам встречных машин пришлось бы демонстрировать  чудеса
высшего пилотажа...
   "Вот и сходили  в  отпуск,  бля..."  -  со  злостью  подумал  Карташ.
Покосился  на  Машу.  Та  сидела  прямо,  невидяще  глядя  перед  собой.
Истерикой пока не пахло, молоток девка, держится. Соображает, что не  до
папы сейчас... А сейчас до разговорчика по душам кое с кем. Самое время.
   И сказал отрывисто, положив руку со стволом на плечо водителя:
   - Короче, заключенный  Гриневский.  Время  разбора  полетов.  Отвечай
быстренько и честно, как у  духовника.  Что  за  херня  происходит?..  -
Вдавил в его шею дуло "Макарова". - Стоп-стоп, ты  мне  плечиками-то  не
елозь. У меня, понимаешь ли, ствол, а тебя - голы рученьки. И прежде чем
ты руль в канаву какую-нибудь повернуть успеешь, я тебе полчерепа снесу,
усек?
   Тогда продолжаем "Что? Где? Когда?"... Мы,  понимаешь  ли,  теперь  с
тобой одним миром мазаны - ты, получается, беглый, а я, получается, тоже
вроде как пост покинул... И скрывать сейчас что-либо друг от друга у нас
резона нет. Повторяю: что в зоне произошло?
   -  Соскок,  начальник,  -  после  долгой   паузы   негромко   ответил
Гриневский. - Семеро "углов" срыли под шумок.., точнее, собирались. Ради
того все и затеяно было.
   Наступило время Карташу раскинуть мозгами.
   - Ты меня  не  парь,  -  наконец  рассудительно  сказал  он.  -  Ради
какого-то соскока кипеж на всю зону  не  поднимать,  с  прорывом,  да  с
захватом оружия? Так не бывает.
   - Именно потому, что так не бывает. Пока  солдатня  с  ментами  будут
остальных  ловить  да  успокаивать,  пока  пересчитают,  кто  жив,  кого
мочканули, кто в леса подался - те уже далеко будут...
   Машина вильнула, попав колесом в яму, мотор гневно взвыл, но  вытащил
уазик из выбоины и, взревев по-медвежьи, погнал их дальше.
   Маша молчала.
   Карташ поразмыслил еще немного, убрал пистолет. Сказал спокойно:
   - Не верю. Ты, дружок, поаккуратнее будь на дороге-то...  Ну  хорошо.
Допустим. А как так получилось, что...
   От неожиданности Гриневский не втопил до упора  педаль  тормоза  лишь
чудом,  спас,  видать,  немалый  таксистский  опыт  -  иначе  лететь  бы
пассажирам уазика носом  вперед,  до  столкновения  с  преградами.  Нет,
Таксист просто резко вильнул на обочину и остановил  машину  в  шуршащих
зарослях молодого ельника.
   Случилось это, когда уазик свернул за очередной поворот  возле  самой
лесосеки, и фары выхватили замызганное окошко, зеленый задний борт и  на
нем крупные черные номера брошенного посреди  дороги  пазика-"вахтовки".
Угловые! Вот, оказывается, кто на автобусе сдернул!
   - Маша, на  пол!  -  крикнул  Карташ,  распахнул  дверцу,  перехватил
табельный "Макаров" обеими руками и вывалился наружу.
   Перекатился,  замер,  огляделся,  затем  по-пластунски  переполз  под
прикрытие невысокой  кочки.  Выждав  две  секунды,  решился,  вскочил  и
бросился вперед, ориентируясь  на  средней  толщины  ствол  сосны.  Если
оставлена засада от соскочивших, то начнут стрелять. Не из стали  же  их
нервы! Но у него есть все шансы проскочить. Чего  ж  Таксист,  сука,  не
погасил фары-то...
   Он проскочил и, тяжело дыша, прижался к шершавой сосновой коре.  Пока
таежную тишину не нарушали иные звуки, кроме лесных.
   Карташ заметил на дороге, залитой лунным светом, темный силуэт.
   - Их тут  нет,  начальник,  -  стоя  на  дороге,  Гриневский  говорил
негромко, но не приходилось напрягать слух, чтобы расслышать его  слова.
- Чего им тут делать, кого караулить? Как они бы догадались, что  мы  по
ихней же стежке пошли?..
   В правоте слов Таксиста лучше прочего убеждало то, что он до сих  пор
был жив - слишком уж соблазнительную мишень он представлял собой...
   - Да и сразу бы стали  шмалять,  начальник,  не  дожидаясь,  пока  мы
выберемся из машины.
   Мотор издали было слыхать, без глушака-то.
   Как мы из-за поворота вырулили, так и стали бы палить, как в тире.  А
оружие у них есть, бля буду, и не ваши "калаши"...
   В  руке  Гриневского  вспыхнул  фонарик.  Желтый  электрический   луч
протянулся к "вахтовке", пробежался от колес до крыши фургона, погас.
   - Маша, слышишь меня? - повернувшись к уазику, громко спросил Карташ.
   - Да, - раздалось в ответ.
   - Оставайся в машине.
   И Карташ по-прежнему с пистолетом в руке вышел на  дорогу.  Вместе  с
Гриневским они направились к брошенному зэками автомобилю.
   - Им некогда засады устраивать, - все о том  же  говорил  Таксист.  -
Доехали, перекурили, поздравили друг друга с удачей - и в путь.  Ночь-то
лунная, можно кое-как идти по лесу. А то ведь и приборы ночного  видения
у них имеются... Я, к примеру, не удивился бы...
   Отводя руками нависающие над дорогой ветви,  они  обошли  "вахтовку",
добрались до распахнутой двери автобуса.
   - Давай глянем,  начальник,  нет  ли  чего  полезного,  -  Гриневский
направил луч фонарика на ступени, шагнул...
   Пальцы Карташа вцепились в робу зэка. Он  рванул  Таксиста  на  себя,
подсек ему ноги и толкнул на обочину, в кусты.  Обрушился  сверху,  взял
шею в захват. Страшно прошипел:
   - Лежать, блядь, не дергаться! Убью, падла!
   Застрелю, как суку!..
   Гриневский хрипел,  извивался,  пытаясь  высвободиться,  одной  рукой
отдирал локоть Карташа, другой ощупывал землю  в  поисках  какого-нибудь
подручного оружия - камня или деревяшки.
   Так продолжалось секунд десять.
   - Замри и слушай!  -  склонив  лицо  к  лицу  Гриневского,  горячечно
зашептал Карташ. - Замри, я сказал, тварь! И я тебя отпущу! Пронесло, ты
понял? Теперь точно уже пронесло, и я тебя отпускаю...
   Алексей чуть ослабил хватку, готовый в любой момент снова  сжать  шею
зэка в железный замок.
   - Без глупостей мне, Гриня... Некогда было  церемониться...  Растяжка
там... Ты, придурок, чуть не подорвал тут нас  обоих...  Я  ж  не  знал,
задел ты ее или не задел... Пришлось валить...
   Объяснять некогда было... Все, отпускаю...
   И Карташ разжал  захват.  Тут  же,  на  всякий  случай,  откатился  в
сторону, вылез из кустов, поднялся на ноги.
   - Силен, начальник, - вылез следом Гриневский, массируя шею.
   - Ничего, выживешь...
   Фонарик залетел под "вахтовку", но не погас,  поэтому  разыскать  его
труда не составило. Карташ выронил и пистолет. Но и его нашли -  правда,
чуть повозившись.  Потом  вернулись  к  дверце  "вахтовки".  Присели  на
корточки, вгляделись, подсвечивая себе фонариком. Над второй  ступенькой
автобуса, на высоте ладони тянулась проволока толщиной миллиметра в два.
Граната же была изолентой примотана к дверной петле.
   - Значит, гранаты у них тоже есть... - отметил Карташ,  неизвестно  к
кому обращаясь.
   - Как ты растяжку-то углядел?
   - Фонарик, луч, - Карташ рукавом вытер пот со лба.  -  Ф-фу,  повезло
нам...  Что-то  блеснуло..,  длинное  и  тонкое.  Наверное,  понял,  что
проволока... - И честно признался:
   - Хрена там понял - я ни о чем и подумать-то не успел.  Если  честно,
тело само сработало.
   - Ты чего, начальник, в горячих точках воевал?
   - Бог миловал.
   - А я вот воевал, но не заметил... Так откуда у тебя ж навыки? Или  в
ваших училищах натаскивают?
   - Пес его знает откуда, - сказал правду Карташ. - Может,  от  предков
что пришло... Так, сейчас мы ее...
   Он аккуратненько,  в  пять  приемов  переломил  проволоку  на  кольце
гранаты, освободил саму гранату  с  ввинченным  запалом  (это  оказалась
"ф-1" - ого, рвануло бы на славу, это тебе  не  какая-нибудь  плевенькая
пятая "эргэдэшка"), подкинул на ладони, положил  в  карман.  Пригодится.
Сказал, стараясь сдержать предательскую дрожь в голосе:
   - А ты где воевал?
   - В первую чеченскую, - не сразу  ответил  Гриневский.  И  посмурнел,
замкнулся.
   - Ну-ну.. А теперь осторожно поднимаемся и смотрим, нет  ли  там  для
нас чего-нибудь полезного.
   - Например, еще одного подарочка? - хмуро заметил Гриневский.
   - Это вряд ли, не ссы. Сам говорил - они не ждали, что мы по их следу
двинемся. А растяжка - это так, на всякий пожарный, мало ли что.
   Им, Гриня, боезапасы экономить надо...
   В салоне, просвечиваемом фарами уазика насквозь, он вдруг повернулся,
одной рукой взял поднявшегося следом Таксиста за  грудки,  направил  луч
фонаря тому в глаза и ласково сказал:
   - А теперь не для протокола. На зоне о готовящемся  прорыве  не  знал
почти никто. Ни "мужики". Ни даже мои стукачи. Тем более -  не  знали  о
соскоке. Вопрос: откуда знаешь ты?
   Гриневский рывком высвободился, в его глазах мелькнул очень нехороший
огонек, и Карташ мигом сконцентрировался, поднял "Макаров" - зэки,  даже
полуослепленные, умеют наносить удар быстро,  незаметно,  непредсказуемо
и, главное, эффективно. Алексей сам видел, как  насквозь  прочифиренный,
прокуренный и туберкулезный  Пистон,  имеющий  пятую  ходку,  секунд  за
двадцать приголубил каратэшника, обладателя какого-то там охренительного
дана. Впервые залетевший на зону каратэшник стал, по неопытности  своей,
строить из себя делового, качать права и одним, первым же ударом  уложил
на пол Пистона, - а Пистон вцепился зубами в ногу каратэшника  и  выдрал
тому сухожилие, что называется, с мясом. Потому как в уркаганской  драке
главное - нанести противнику  как  можно  больший  урон  за  минимальное
время, причем неважно какими способами и приемами, любыми, - так что все
эти "маваши" и "йокогэри" отдыхают...
   Однако Гриневский нападать не стал. Рысий огонек в его глазах  погас,
он сказал негромко:.
   - Свет убери, начальник.
   Алексей, подумав,  отвел  луч  в  сторону  -  Ты  только  не  забудь,
начальник, кто сначала тебя, а потом тебя и девку твою от смерти спас. Я
ведь мог и не остановиться ни там, у оврага, ни у клуба вашего...
   -  Откуда  про  соскок  знаешь?   -   повторил   Алексей,   несколько
успокаиваясь.
   - Оттуда. Фу, бля, круги какие-то кружатся, ни  хера  не  видно...  -
Таксист потер слезящиеся глаза. - Я должен был вместе с ними соскочить.
   Восьмым.
   Вот это было неожиданно.
   Таксист - из "мужиков", никогда в воровские дела не  лез,  ни  в  чем
этаком  участия  не  принимал,  крутил  себе  баранку   и   все   больше
помалкивал...
   И он решился на побег?!
   - А не гонишь? - недоверчиво спросил Карташ.
   - Самогон гонят, а я говорю, как есть, - резко сказал  Гриневский.  -
Пугач мне лично приказал: "В двадцать два десять чтоб был подле меня. Да
оденься потеплее, по-походному, со  мной  и  с  ребятами  пойдешь.  Если
выгорит - Березовскому на милостыню подавать будешь..."
   Алексей озадаченно почесал висок рукоятью пистолета. Спросил:
   - А ты что?
   - А что я? -  истерично  выкрикнул  Гриневский.  -  Пугачу,  что  ли,
возражать буду?! Сказал:
   "Буду". В двадцать два десять ты с лялькой еще в клубе барахтался,  а
я тебя ждал, как цуцик, - а в двадцать два тридцать началось...
   - За ляльку в рыло получишь, - серьезно предупредил Карташ.  -  Иными
словами, ты к Пугачу просто не успел?
   - Ну - И он без тебя в соскок ушел?
   - Ну Карташ хохотнул, но тут же снова стал серьезным.
   -  Ох  и  зол  на  тебя  Пугач,  наверное,  -  опоздал  ты  брат,   к
построению...
   - Е..л я такие построения, начальник, веришь ли, - сказал Гриневский,
глядя в глаза Карташу. - Откажешься - на перо поставят, пойдешь с ними -
все равно не жить, я ж не с их грядки, я чужой.  Заставят  сделать,  что
надо, - и привет. Чтоб языком потом не трепал.
   - Логично, - вынужден был согласиться  Алексей.  -  Дела-а...  А  что
сделать должен был?
   Куда культпоход намечался?
   - Не знаю, начальник, веришь, нет? -  Таксист  перекрестился.  -  Мне
Пугач не докладывался...
   - А ты с ним знаком, что ли? С Пугачом?
   - Да было дело... - замялся Гриневский...
   - Что случилось?
   Оба слаженно обернулись. Маша не сдержала обещания и бросила уазик  -
видимо, одной ей сделалось вконец невыносимо.
   - Да вот, - как ни в чем не  бывало  ответил  Гриневский,  -  мы  тут
грибочек с гражданином начальником нашли, белый...
   Ничего полезного в "вахтовке" они не отыскали - беглые заметали следы
старательно. Зато в  уазике  за  задним  сиденьем  обнаружился  потертый
жиденький ватник Гриневского - Алексей заботливо прихватил его с  собой:
ночью в тайге может быть не жарко. Кофе в термосе  есть,  сигарет  почти
полная пачка.., жаль вот, "Колчак" в клубе остался - оченно, знаете  ли,
неплохо было бы принять сейчас для успокоения и тонуса...
   - Где ночевать-то будем, начальник?
   Да уж, проблема. Но  Алексей  ставил  ее  шире,  вообще:  что  дальше
делать-то? Их рывок на уазике можно объяснить лишь  состоянием  аффекта.
Инстинкт погнал их в тайгу, подальше от вырвавшейся на свободу смерти. А
в здравом уме никто не решился бы на подобную авантюру - без  снаряжения
и провианта... Да и со снаряжением и провиантом не решились бы.
   Вот что надо делать: утром  надо  будет  худо-бедно  определиться  на
местности,  поворачивать  оглобли  к  станции  и  леском-леском  к   ней
пробираться. О неожиданно вспыхнувшем бунте власти наверняка уже  знают,
солдатики из ближайшей вэчэ с  ментами  уже  подтягиваются,  если  можно
верить "археологу" - и ничего, подавят как миленьких, никуда зэчарам  не
деться. А вот если крутиться  поблизости  зоны,  так  можно  и  на  пулю
нарваться - злая солдатня, тайгу прочесывая, сначала будут  стрелять,  а
уж  потом  смотреть,  что  за  дичь  они  подстрелили,   беглого   урку,
добропорядочного старлея или "хозяево" чадушко...
   - Уйдем где-нибудь на километр в  сторону,  -  решил  Карташ.  -  Там
переночуем, благо до утра не так уж и много осталось, а утром свернем  к
вокзалу, лесочком подойдем... Ничего, за пару дней должны добраться, там
в ментовку и сдадимся. Авось, если расстреляют, то не сразу...
   Он мельком оглядел экипировку Маши и, в  общем-то,  остался  доволен.
Прочная  брезентовая  ветровка,  свитер,  сапоги  -  нормально,   словно
специально к походу готовилась... Хотя, по большому  счету,  так  оно  и
было - они же весь день гуляли по тайге. Что ж, прогулка продолжается. С
оздоровительным уклоном...
   На небольшой полянке развели костер. Таксист по уркаганской  привычке
сел на корточки в сторонке, но Алексей, здраво поразмыслив, поманил  его
пальцем - дескать, сейчас нет зэков и цириков, пока мы на  равных.  Пока
не  выберемся  из  этой  передряги.  Поколебавшись   чуток,   Гриневский
придвинулся к костру. Карташ достал из сумки термос  с  остатками  кофе,
два сплющенных бутерброда. Не густо, прямо скажем. Один бутерброд  отдал
Маше, второй  разделил  пополам  между  собой  и  зэком.  Ели  в  полном
молчании, и Каждый думал о своем.
 
*** 
 
   ...Ночь, к счастью, выдалась безлунной, небо  было  затянуто  плотной
облачной пеленой; крадущегося человека окружала непроглядная тьма.
   Но его  это  не  останавливало:  бесшумной  тенью  скользнул  он  под
таинственно шепчущие  кроны,  в  огромные,  почти  в  человеческий  рост
папоротники, постепенно удаляясь от полянки.
   Хотите оставаться тут? Что ж,  дело  ваше,  господа  хорошие,  только
времена нынче другие, власть  в  округе  поменялась.  К  станции  он  не
полезет ни за какие деньги, своя-то шкура дороже. Если вскроется, кто он
такой... Нет уж, лучше самому, без этих.., сопровождающих...
   Он выбрался к безымянному распадку, по возможности тихо  спустился  к
руслу высохшего ручья...