Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
состоянии аффекта. Сошлетесь на безденежье, на
семейные неурядицы. Вы же в армии служили. Может быть, когда-нибудь были
ранены или контужены? Это хорошо обыгрывается. Дескать, иногда случаются
приступы, мозг словно заволакивает пеленой.
И получите по низшей планке. А иначе и пожизненное можно схватить.
Вам это надо? Так что давайте сотрудничать, уважаемый Петр
Григорьевич...
... Сознание человека способно на всякие фокусы.
Раньше Петр с недоверием относился к рассказу своего дядьки про то,
как тот в армию уезжал.
А уезжал дядька весьма даже интересным образом.
- Он служил срочную в шестидесятых. Сперва все шло, как обычно:
призвался, дождался на призывном пункте своего покупателя, был посажен
вместе с такими же обритыми наголо юнцами в обыкновенный пассажирский
поезд. Разумеется, как сели, так и начали прощаться с вольной жизнью.
Дядька до этого не пил и не курил совсем, даже не пробовал никогда,
ни капли, ни затяжки. Ну не отставать же от бравых сверстников, надо ж
показать, что и ты тоже взрослый. Сначала опустошил поднесенный стакан
портвейна, потом - беленькой, потом в дело вступил самогон, под конец
дошло до одеколона, который, разбавленный водой, выглядел в стакане как
молоко. Дядька храбро выпил и эту отраву. И еще он таскался в тамбур
дымить на равных с будущими защитниками родины. И вот когда дядька и так
плохо уже соображал что к чему и где он, собственно, находится, в
тамбуре ему предложили анашу. А он даже и не знал, что это такое,
дело-то происходило в наивные шестидесятые. Ну и пыхнул дядька во все
свои молодые, сильные легкие...
Очухался он через месяц. Очухавшись, обнаружил себя в казарме, на
полу, с расквашенным носом, а над собой увидел перекошенную физиономию
сержанта. Это была уже казарма той части, в которой предстояло тянуть
срочную лямку. То есть за спиной потерялся прожитый в карантине месяц.
Весь курс молодого бойца, прожитый в сомнамбулическом состоянии. Дядька
бегал кроссы, назначался в наряды, учил устав, принимал присягу, ходил
на стрельбище, занимался строевой на плацу, разговаривал с кем-то о
чем-то, его принимали за нормального - он же ничего из этого вспомнить
не мог.
Теперь Петр верил дядьке на все сто. Дядькина история повторилась
почти в точности теперь уже с ним. Прошел месяц - и словно не было
месяца. Что-то припоминалось лишь отдельными фрагментами.
Более-менее отчетливо запечатлелось явление нового адвоката. Выходит,
был и старый, которого заменили, но он стерся из памяти полностью.
Новый адвокат начал со странной на первый взгляд фразы.
- Вы сделали все правильно. Ваш выбор оценили. Вам просто не повезло,
тот, кто стал причиной вашего невезения наказан, но последствия его о
шибки не так легко исправить. Я думаю, вы понимаете, кто оплачивает мои
услуги? Так вот что касается моих услуг. К сожалению, полного оправдания
обещать не могу. Наша беда в том, что дело вышло довольно громкое. Если
бы в качестве жертвы проходила менее заметная в городе персона... Так
что уж теперь! А тут еще проклятая ежегодная ведомственная отчетность.
Высокие милицейские чины с разных трибун отрапортовали, что нашумевшее
дело Казарновского раскрыто, украденные ценности, составляющие достояние
республики, частично возвращены, ведется следствие. Мол, обвинения, что
органы плохо работают, беспочвенны и несостоятельны. К сожалению, нам не
дадут вывести вас вчистую, это обернется для людей в мундирах форменным
позором. Но убийцу из вас мы сделать не дадим, это уж увольте. Прямых
улик нет, а с косвенными мы управимся. Самое большее, на что они могут
рассчитывать, - соучастие. А там уж приложим ваши положительные
характеристики отовсюду, незапятнанную биографию, раскаянье. Ну думаю, в
самом крайнем случае года два. Попробуем добиться условного. Эх, нам бы
под амнистию попасть, но это уже чистой воды везение. Но я также
уполномочен сказать, что даже при самом неблагоприятном развитии - вы
понимаете о чем я? - вам помогут и там. Ладно, не будем о худшем,
давайте мы с вами выработаем вашу новую линию защиты...
И все. И снова провал в памяти. Словно ластиком кто стирал.
А окончательно Петр пришел в себя, как в свое время дядька от
сержантского кулака, от приговора, зачитанного судьей. Пять лет лишения
свободы с отбыванием наказания в колонии общего режима. И что странно -
он не испытывал никаких эмоций. Будто давно знал, что это неизбежно...
***
- Все, - Гриневский выдохся. - Честно, все...
Потом Пугач появился на зоне, узнал меня. Подозвал, накормил-напоил,
сказал, что добро помнит и за мои страдания, за ментовскую
несправедливость готов расплатиться. Вот и предложил уйти с ним в
соскок... Я что, должен был отказать - Пугачу?
Карташ малость поразмыслил. В словах Гриневского была, ох, была
правда... По крайней мере, логика. Если он и врет, то врет очень уж
умело.
Алексей помнил, по какой статье Таксист загремел в зону, знал он и
то, что даже уголки относились к нему с долей уважения - как же, сам
сел, под ельников якобы по убийству Казарновского не сдал...
Поколебавшись, он размотал проволоку. Сказал негромко:
- Ну смотри у меня, Гриня. Если что - пулю сразу получишь, ждать не
буду..
Маша уже спала на лапнике, укрывшись Карташовским бушлатом, положив
ветровку под голову.
Глава третья
НЕСЧАСТЛИВАЯ, КАК И ПОЛОЖЕНО, ИЛИ ЗАХОДИТЕ К НАМ НА ОГОНЕК...
28 июля 200* года, 21.53.
Для следующей ночевки они выбрали распадок, по которому протекал
ручей. Место привлекло еще и тем, что здесь почти не было комарья и
гнуса... Это одна из великих таежных загадок - почему где-то клубятся
комариные рои и гнус облепляет тело так, что живого места не остается (и
потом, разуваясь, вытряхиваешь из сапог жутковатые комья слипшейся
мошки), есть места, в которых хозяйничают исключительно одна из
кровососущих популяций, другой туда по каким-то природным законам вход
запрещен, но есть и участки тайги, где напрочь отсутствует одна и другая
пакости. Им выпала удача набрести как раз на такой райский уголок.
И следовало этим воспользоваться.
За весь день никто не проронил ни слова. Сил на разговоры не
осталось. Этот день вымотал их до донца. Две полосы бурелома, одна из
которых тянулась не меньше километра, укатали их, что твой асфальтовый
каток. Будь ты спортсмен, будь ты таежник со стажем, но и тебе жизнь
малиной не покажется, когда полдня полазаешь через лесину, покружишь,
выбирая место, где ствол потоньше и сучков поменьше, понервничаешь,
когда сучок хрустит под ногами, нога соскальзывает вниз и неизвестно,
обойдется все или вдруг раздастся поганый хруст надорванных связок, -
короче говоря, после таких аттракционов свалится и Дерсу Узала. Чего уж
говорить про них, людей, в сущности, мало подготовленных к марш-броскам
по тайге.
Карташ не считал себя слабаком, хотя спортом и не занимался, даже
утренней гимнастики не делал. Но той выносливости, которой наградила его
природа и родители, вполне хватало, чтобы выдерживать нагрузки, подобные
нынешним. А вот Машка его удивляла. Девчонка не жаловалась, не стонала,
не впадала в истерики и перла по тайге наравне с ними. Хотя видно было,
что работает на пределе. Лишь иногда, когда уж совсем становилось
невмоготу, просила: "Ребят, давайте передохнем чуток". И после
двадцати-тридцати минут привала ее не приходилось поднимать с земли
силой и угрозами.
Пока не приходилось...
Ориентируясь по солнцу, по мху, Алексей очень надеялся, что ведет
отряд в нужном направлении. Он Таксисту не соврал - на самом деле ходил
в походы по молодости лет и кое-что о лесе знал... Хотя, конечно, их
маршрут ни в какое сравнение с теми походами не шел. В тайге он не был
ни разу..
Стрельбы слышно не было. И непонятно, то ли бунт уже подавлен, то ли
урки успешно заняли населенный пункт Парма и празднуют победу, а
доблестные войска еще на марше...
Они допили кофе. Темнело. Как ни тяжело было отрывать задницу от
ровной поверхности и переставлять ноющие ноги, а никуда не денешься -
надо отрывать и переставлять. Им еще требовалось наломать лапник,
который послужит заменителем перины и прикроет их сверху шалашом.
- Пошли постель готовить, - первым поднялся Гриневский. - Не на голой
же земле, как прошлую ночь, куковать.
- Погодь-ка. Снимай прохари.
- Это зачем это? - тут же напрягся Таксист.
- Ноги посмотреть надо, кретин. Если ты мозоль хоть одну в этих
говнодавах натер, то дело труба. Снимай, снимай...
Помявшись, Гриневский скинул древнюю, разношенную, но крепкую обувку.
Возможно, именно то обстоятельство, что он уже несколько лет носил
именно эти, с позволенья сказать, ботиночки, и спасло ноги зэка.
Ни одного волдыря под - между прочим, новыми и прочными - носками
Алексей не углядел.
- Твое счастье, - буркнул он, бросая прохари обратно владельцу, и
повернулся к Маше. - Теперь ты снимай.
- У меня все нормально, - сказала та.
- Да хватит вам обоим кривляться, так вас перетак, - устало взмолился
Карташ. - Вы добраться до людей хотите или подохнуть здесь, а?!
Как это ни удивительно, но и с ногами "хозяевой" дочурки тоже
оказалось все в порядке.
Правильные у нее сапоги. Если не развалятся по дороге... Он с
кряхтеньем поднялся.
- А теперь можно и постельку стелить...
Карташ ломал лапник и думы думал ох какие сложные. Как Пугачу удалось
спланировать и столь грамотно организовать бунт - и никто про это ни
сном ни духом, ни опера, ни стукачки? А в том, что Гриневский не соврал
и революция была спланирована именно Пугачом, Карташ отчего-то не
сомневался нисколько. Вот только зачем вору это понадобилось - поднимать
кипеж в зачуханной, спокойной зоне и уходить в рывок с такой
поспешностью? Делами на свободе можно руководить и из лагеря - сие ни
для кого не секрет. Если же в его империи случилось нечто
экстраординарное, что потребовало его личного присутствия, то откуда
взрывчатка на зоне? Значит, готовились загодя? Ни хрена не понятно...
В двадцати шагах от него трещали ветви, ломаемые Гриневским.
Алексей вспомнил донос Лупня - насчет партии водки в ознаменование
примирения Баркаса и Пугача. Так они что, вместо водки "коктейль
Молотова" завезли? Если падла Лупень не солгал. Вот ведь гад какой...
Следующая ветвь хрустнула почему-то за спиной.
Не будь Карташ так измотан, он успел бы обернуться. Сначала сделал бы
шаг в сторону, а потом бы уж обернулся. Но он опоздал всюду - чертова
полоса препятствий через бурелом притупила все рефлексы.
Сзади раздался чей-то резкий выдох: "Ха!", - и затылок взорвался
ослепительной болью.
...Вынырнув из забытья, он расслышал невнятные голоса и смех. На
пробуждение затылок тут же откликнулся тупой ноющей болью.
Карташ открыл глаза.
И обнаружил, что сидит, прислоненный спиной к стволу. Руки были
заведены за дерево и связаны - совсем как давеча у Гриневского.
Причем веревки на запястьях затянуты со всей возможной свирепостью и
явным умыслом перекрыть доступ крови к кистям.
Так что, Гриня решил таки отомстить?..
Вокруг костра передвигались темные фигуры.
Показалось - много фигур, очень много.
В глазах плавала муть, вспыхивали искры. К горлу подкатила тошнота.
Он снова сомкнул веки.
Но его шевеления не остались незамеченными.
- Гляди, очухался начальник! - радостно оповестил остальных чей-то
хрипловатый голос.
- Молодец, быстро оклемался, - откликнулся другой. - А то бы такой
сеанс пропустил...
Тошнота отступила, и Карташ снова открыл глаза.
Костер полыхал ярко, освещая всю поляну вплоть до ручья. Возле огня
сидел на корточках человек в серой зэковской телогрейке и подбрасывал в
пламя валежник.
Гостей, считая кострового, было четверо. Не так много, как
показалось. И всех их Карташ знал - всех в лицо, а одного даже по имени.
Зэки из лагеря, которые после прорыва почему-то рванули не к поселку и
не в сторону железной дороги, а в самую что ни на есть глубь тайги.
Почему-то? А не о них ли говорил Таксист?
Карташ приметил у них два автомата. Один "Калашников" валялся на
земле подле мужика лет сорока-пятидесяти, раскинувшегося в излюбленной
древнеримской позе - полулежа, на бушлате Карташа и ватнике Гриневского.
Второй автомат покоился на коленях крепенького рыжеволосого парня,
Парень был ближе всех к Карташу, покуривал на пеньке, щурясь от дыма.
"И еще у кого-то прихоронен мой "макарка", - отстраненно вспомнил
Алексей. - Может быть, у кострового, а может, и у того, что крутится
возле Маши. Самого, похоже, дерганого из всех". Тот, которого Карташ
окрестил про себя дерганым, вырядился в солдатскую шинель с выдранными с
корнем погонами и петлицами.
Маша лежала невдалеке от костра. Связанная по рукам и ногам. Щека
расцарапана, волосы растрепаны, кроссовки и джинсы до щиколоток мокрые.
Гриневский находился тут же, ближе к ручью, лежал на земле - похоже, без
сознания.
У него были связаны только руки.
Карташ не сомневался, что вожакует у беглых Шуруп. Сие было прозвище
углового, что нежился сейчас на бушлате и ватнике и чья настоящая
фамилия - Карташ вспомнил даже такой пустяк - была Копылов. Шуруп в
зоновской иерархии не числился даже "жуликом", но над нынешними своими
подельниками возвышался - не даром Карташ не знал ни имен, ни кличек
троих его спутников. Шуруп относил себя к блатным, а эта троица
принадлежала к заурядному бакланью. Можно было догадаться, почему они
сдернули с зоны именно в таком составе: Копылов-Шуруп болтался в
лагерных бараках на вторых ролях, чем явно тяготился, а сколотив свою
шайку, и уведя ее за собой, он на какое-то время становился главным.
Хоть маленьким, а паханом.
- От ты и попался, начальник. От ты туточки и догонишь, что такое
неволя, - смакуя слова, проговорил Шуруп, откровенно наслаждаясь
ситуацией. - Вчухаешь, каково приходится бродягам за вашими заборами.
Тип в солдатской шинели разболтанной походкой приблизился к своему
вожаку.
- Шуруп, ни хавки, ни карты у них нема, все осмотрел. Голяком в тайгу
ломанули, падлы... Давай хоть телку попользуем, коли жрать нечего.
- Не терпится, Болек? - ухмыльнулся паханчик, обнажив черные чифирные
зубы.
Понять, что собой представляет этот хмырь с кликухой Болек, можно
было с одного взгляда.
Распространенный зоновский типаж - истерик с растрепанной вдрызг по
крыткам и лагерям психикой, баклан непредсказуемый.., и тем крайне
опасный.
- Бля буду, невмоготу уже глядеть на ее лепнину, - простонал Болек. -
Три года лялек не мочалил.
- Невмоготу - сходи в кусты, облегчи семенной фонд, - лениво
посоветовал Шуруп. И вдруг с неприкрытой злобой добавил:
- Когда я разрешу, тогда и начнешь елдой махать. И потом, ты что это,
вперед батьки на кобылке прокатиться собрался?
- Оно же слаще выходит, Болек, когда оттягиваешь, оттягиваешь, а
знаешь сам, что оно твое и никуда от тебя не спрыгнет, - философски
подошел к вопросу костровой.
Карташ помнил эту философскую рожу, не раз попадалась на территории.
Сморщенная, как печеное яблоко, харя с раскосыми азиатскими глазами. И,
как это сплошь и рядом бывает с азиатами, возраста неопределимого.
Старлей только сейчас разглядел, чем он там занят, помимо поддержания
огня. Чай в их алюминиевой крышке от его термоса кипятит. Точнее,
чифирь. Запасливые, гады, чаек с собой прихватили, вот с чего они хотят
начать вечер удовольствий.
- Во всем должен быть свой порядок, - угадал мысли Карташа костровой.
- Вот ты на воле сперва бабу в ресторан сводишь, чтоб благодарностью
прониклась. Сам выпьешь, закусишь, чтоб юшку по каналам получше
разогнать. Так и тут. Сперва чифирек, чтоб тепло по телу побежало. Потом
уж торжественная часть.
Что-то не правильное было во всем поведении беглых. Словно они уже
надербенились чифирю по самые помидоры - движения резкие, дерганые,
слова произносят отрывисто, глазенки блестят неестественно... Или в
медпункте успели пошакалить, колес наглотались?..
Алексей вспомнил глаза Лупня, когда тот добивал караульного - точно
такие же были у него зенки... И едва не заскрипел зубами от досады и
бессилия. Так глупо влипнуть, попасться шайке каких-то дешевых
отморозков!
- Дай хоть пощупаю, Шуруп? - взмолился Болек. - А то не выдержу.. - И
с оттенком угрозы в голосе добавил - Ты ж нас сам сюда потащил, Шуруп. А
если б в Парму пошли, как все, то уже б давно...
- Ладно, - быстро перебил Шуруп, нахмурясь, - пощупай. Аккуратненько
только. А то цирику не понравится. Эй, гражданин начальник, расскажи,
что твоя баба любит!
- Подфартило нам, Шуруп. А мы-то думали - уж вконец заплутали, -
впервые заговорил самый молодой в этой беглой компании, перекуривающий
на пеньке с автоматом на коленях. - Хорошо, я ихний костер углядел...
- Ты из себя главного героя не лепи, Угрюмый. Не ты б, так другой
углядел. Али дымок унюхал бы. Мимо них мы бы не прошли.
Вожаку заметно не понравилось, что кто-то сомневается в его
удачливости и предводительском умении. Быть может, в их петляющей по
тайге компании уже назревал бунт местного значения, когда вдруг нежданно
выпала удача, словно поставили в казино последний жетон на зеро и, вот
те на, на зеро шарик и остановился. И сейчас они пребывают в полной
уверенности, что теперь-то точно выберутся из этой задницы к обитаемым
местам.
Стоп, стоп...
И тут Карташ понял, что можно сделать сейчас, какую карту ему можно
разыграть, - когда, казалось бы, ничего кроме как молиться не остается.
Ведь явно не из-за этих ублюдков был затеян бунт на зоне - нет среди них
Пугача, нет обещанного Таксистом спецоружия.., по всему выходило, что
пока основные силы урок двинулась на штурм Пармы, эта рота решила
отделиться и углубилась в леса. Да вот незадача - заблудилась...
Тем временем Болек склонился над Машей.
Девушка попыталась отползти, но куда там уползешь - со связанными
ногами и руками! Тогда она поджала ноги и резко выбросила их, метя
уголовнику в промежность, однако Болек ждал подобного трюка и увернулся
со смехом. Взгромоздился на нее, Маша извивалась змеей, пытаясь его
сбросить. Да где там...
- Тихо, соска, тихо, и тебе не будет грустно, - приговаривая так,
Болек расстегнул на ней куртку. Хоть зэк и находился сейчас спиной к
Карташу, старлей, казалось, видел похабную ухмылку, блуждающую по его
худой роже.
Устав без пользы елозить по траве, Маша свою ненависть и злость
вложила в ругательства, и слова "лидер", "петух", "козел" были чуть ли
не самыми невинными из тех, которыми она осыпала урку. Впрочем, тем она
добилась эффекта прямо противоположного желаемому.
Похоже, она доставляла оседлавшему ее уголовнику прямо-таки райское
наслаждение покруче всяких "баунти".
- А хороша бикса! Ишь как чешет по-нашему! Я ее всю ночь готов
мочалить, с короткими антрактами на перекур. А буфера-то сочнявые...
Болек с треском рванул свитер на ее груди и запустил лапу под шерсть.
Маша рывком приподняла голову и попробовала укусить зэка за руку. Не
достала.
- Прыткая биксочка! Эх... Лифчик мешает сеансу набраться... - И с
этими словами Болек ловко вытащил из-за голенища сапога заточку.
- Не дергайся, а то напорешься, - предупредил ее Болек и одним
взмахом бритвенно заточенной стали разрезал т