но было сказать, что никакой это не мираж, а тот самый город Уч-Захмет. Город вырастал над песками темной полосой невысоких домов.
     Они оставили "мерседес" в тесном переулке на окраине, куда если и нанесет песку, то не до крыши, это уж точно, и решительно двинулись к просвету между домами. Под ногами продолжал шуршать песок - окраины города уже успела завоевать пустыня.
     - Сразу заметно, что город не старый, - сказала Джумагуль. - Двери выходят на разные стороны.
     Гриневский бросил на нее недоуменный взгляд, но спрашивать, в чем суть этой фразы, не стал - верно, ему лень было шевелить тяжелым, неподъемным языком в сухой чаше рта. Карташ же понял, что имела в виду юная туркменочка: не правоверные строили городок, преимущественно не правоверные заселяли, потому и не все двери глядят в сторону Мекки.
     Город Уч-Захмет, по словам Джумагуль, возник где-то в шестидесятых, когда здесь открыли месторождение мергеля. Отцами-основателями и первыми жителями города стали геологи. К ним присоединялись строители и добытчики, потом и все остальные. Как в те времена водилось, сюда, считай - в голую пустыню, поехала легкая на подъем молодежь из разных республик Советского Союза...
     С перестройкой и общим загниванием страны стал потихоньку хиреть и Уч-Захмет.
     К оружию они потянулись, едва ступили в город. Доставали из кобур пистолеты, стаскивали с плеч автоматы. Сделали это без команды, не сговариваясь: слишком уж удобное место для засады - вымерший город.
     Слишком тяжел взгляд пустых глазниц домов. Слишком тихо кругом.
     От времянок не долетает ни звука, какое-то совершеннейшее затишье. Хоть и понимаешь умом, что безветрие, полный штиль повис над Каракумами, однако как-то не по себе.
     Они двигались по пустынной улице не медленно все-таки реальной опасности не просматривалось, а жажда как-никак подгоняла, но и не особенно спеша,
     - внимательно поглядывать по сторонам вовсе даже не мешало.
     В переулочке между халупами застыл трактор "Беларусь" с грозно поднятым ковшом. Карташ поймал себя на том, что, наверное, не сильно удивится, если трактор вдруг самопроизвольно заведется и ломанет в атаку, аккурат на них... А что, вполне будет согласовываться с духом этих мест. Где царит полное запустение, там поселяется чертовщина.
     Асфальт начался, когда они дошли до первого квартала панельных домов.
     - А змеи в такой город могут заползать? - опасливо спросила Маша у Джумагуль.
     - Не должны, змеи не любят ползать по асфальту, успокоила Джумагуль. Впрочем, успокоила ненадолго, потому как тут же добавила:
     - Скорпионы и фаланги, эти должны водиться.
     И, как говорится, позови черта, он тут как тут. Черный мохнатый комок величиной с детский кулак выкатился из окна первого этажа, шлепнулся об асфальт и быстро побежал на корявых черных ножках. Маша непроизвольно взвизгнула.
     Фаланга, опознал Карташ. Вспомнил цветные картинки в детских энциклопедиях. Паук, своим видом законно вызывающий омерзение. Чего только стоят вертикальные и горизонтальные жвалы, беспрестанно двигающиеся вверх-вниз, слева-направо, перекрещивающиеся - бр-р-р... Омерзение лишь усиливается, когда вспоминаешь, что паучок питается падалью и на жвалах оседает трупный яд, поэтому его укус для человека чреват осложнениями вплоть до самых невеселых.
     Тем временем паучок, просеменив по асфальту, скрылся в подвальном окошке.
     Асфальт, растрескавшийся, местами провалившийся, проросший травой, все больше походил не на городское дорожное покрытие, а на казахскую степь - уж на последнюю-то они насмотрелись из "теплушки", за столькото дней.
     Джумагуль вела их уверенно. Она помнила, где в этом городе находится вода. Колонки, качавшие грунтовые воды со скважин какой-то совершенно немыслимой глубины, то ли в несколько десятков метров, а то и в сотни метров, по утверждению туркменки, сломаны все до единой. Остались колодцы. Где находится один, она знает. Помнит с того единственного раза, когда проезжала через Уч-Захмет. Было это как раз после столкновений.
     Столкновения - так они называют ту чуму, что пронеслась над Империей в начале девяностых и накрыла своим черным крылом как Прибалтику с Закавказьем, так и Среднюю Азию, разваливая державу на суверенные, трепыхающиеся, как отрубленный хвост ящерицы, куски. Державу, перед которой не так давно трепетал весь мир.
     Когда Джумагуль первый и единственный раз побывала в Уч-Захмете, здесь еще жили люди. В основном старики или те, кому совсем некуда и не к кому было ехать. И тогда, по словам Джумагуль, находиться в городе было еще тяжелее, чем сейчас. Сейчас это всего лишь скелет, с которого содрали мясо. Тогда же город бился в агонии, и над его умирающим телом висел невидимый стон.
     Они вышли на рыночную площадь. Большая птица черный гриф - нехотя покинула ржавые металлические. лотки и, хлопая тяжелыми крыльями, перелетела на крышу давным-давно сгоревшего ларька, подальше от опасного соседства.
     - Запах, - повел ноздрями Гриневский, - что-то до боли знакомое...
     - Дыни, - узнал Карташ. - Это ж дынями пахнет!
     - Точно! - воскликнула Маша. - Но... но только как такое может быть?
     - Здесь всегда было много дынь, - пожала плечиками Джумагуль. - Сюда приезжали торговать дынями со всех окрестных аулов. Хорошо покупали...
     Они шли по рынку, и сладкий запах переспелых дынь придавал реальности окружающего мира некий оттенок зыбкости, непрочности. Того и гляди из ничего, из воздуха и из этого необъяснимого запаха соткутся и со всех сторон обступят призрачные силуэты. И явит себя память горячих песков - мираж давно исчезнувшего базара.
     От этих навязчивых образов самого что ни на есть мистического характера Карташа, при всем его неполноверии и сомнениях, тянуло перекреститься. Да, верно сказал классик, где крещеный народ долго не живет, немудрено кому другому поселиться. Хотя, скорее уж, в этих землях не креститься следует, а, по установлениям мусульманской веры, воздавать хвалу Аллаху, прося у него защиты и покровительства.
     Однако, несмотря на более чем подходящую обстановку, ничего сверхъестественного с ними не происходило. Пройдя сквозь строй грязных, ржавых лотков, они добрались до конца рынка. Там перебрались через глиняную, высотой по пояс ограду, обогнули какие-то руины - скорее всего, бывшего здания администрации рынка, и за ними обнаружили колодец.
     Круглый каменный выход колодца закрывала крышка из толстых досок. На ней, донцем кверху, стояло десятилитровое железное ведро: кто-то позаботился, чтобы внутрь не попадал песок. На еще одно свидетельство заботы о колодезном хозяйстве они наткнулись, когда стали опускать ведро, - металлический трос, намотанный на ворот, был смазан солидолом.
     - Метров на тридцать уходит, не меньше, - сказал Гриневский, когда ведро наконец-то в неразличимых колодезных глубинах достигло воды.
     - Фу-у, а местечко это отлично подходит для съемок вампирских триллеров. Пропадает натура, Маша устало опустилась на каменную скамью, над которой сохранился зеленый пластиковый козырек, стянула с плеча автомат, положила рядом с собой, запрокинула голову, прислонившись затылком к железному столбу, и закрыла глаза.
     - Только лучше без нашего участия, - добавил Карташ.
     Сам он не торопился выпускать оружие из рук. Прежде следовало осмотреться. Потому что - это бросалось в глаза особенно возле колодца - городишко был вполне даже посещаем. Вон желтеют фильтры окурков, валяется смятая пачка "Лаки Страйк", раздавленная пластиковая бутыль, цветастая обертка от чипсов, промасленная ветошь, автомобильные прокладки. В асфальтовой трещине Карташ разглядел гильзу, кажется, пистолетную.
     Обойдя руины, Алексей обнаружил с другой стороны, там, где росла ветвистая чинара, засохшие кучки навоза. Явно здесь поджидала своих седоков вьючная скотина. При желании можно привести Джумагуль и спросить, какого рода-племени топталась тут животина - ослиного, лошадиного или верблюжьего? Наверное, Джумагуль должна разбираться - местная все ж таки...
     Описав круг, Карташ вернулся к своим.
     - Такие колодцы у нас называют "звездно-небесные", - говорила Джумагуль Гриневскому, который крутил рукоять ворота, выбирая ведро. - Потому что очень глубокие. А внутри их переплетают разными сортами саксаула, чтобы не засыпало.
     - Ну, вот и вода. Налетай, - Петр поставил ведро на край колодца. Заглянул внутрь. И с некоторым удивлением констатировал:
     - Вода как вода, прозрачная, не грязная, не желтая.
     - Вот будет странно, если мы еще и не отравимся вдруг, да, Петя? - поддел его Карташ. - Или ты сперва вскипятишь водицу?
     Отравятся или нет, станет ясно чуть позже, а пока они пили, и вода на вкус казалась лучшим из всего того, что они когда-либо пробовали. Впрочем, как обычно и бывает, насыщение пришло довольно быстро, перешло в пресыщение, и вот уже вода потеряла вкус как таковой - просто влага да и только. Вот уже после долгого перерыва Карташ закурил, вспомнил малость подзабытое, потому как несовместимое с сухостью во рту удовольствие.
     - Самая вкусная вода в кяризах, - рассказывала туркменка, которая пила заметно меньше русских путников, только, считай, пригубила - вот что значит привычка обходиться без воды. - Как мед. Потому что течет из гор... Наш старший брат Аннагулы до сих пор копает кяризы. У нас это одна из самых почетных работ. Но это очень тяжелая работа. Приходится рыть вручную, набивать бурдюки грунтом и вытаскивать их наверх тоже руками. А вырыть надо несколько километров, чтобы под землей проложить путь воде из горных озер на равнину. Бывает, не один год уходит...
     Оставшуюся в ведре воду разлили по конфискованным у "хозяев" аула фляжкам.
     - Я бы еще не отказалась вымыться, - попив и смочив лицо, Маша заметно ободрилась, в глазах засверкала игривость, - ежели кто из кавалеров не откажет даме в сущей малости - полить на спинку, - стрельнула глазками в сторону Карташа, - а потом эту спинку и потереть. И еще, конечно, кусочком мыла не помешало бы разжиться.
     Тут уж Маша вздохнула совершенно непритворно.
     - Можно и вымыться, - согласился с нею Карташ. Но - чуть позже. А сейчас надо на постой определяться. Смеркается уже. Джумагуль, это что там за домина, случайно не знаешь?
     Карташ вытянул руку в направлении здания, возвышающегося над панельными трехэтажками и потому видного издали. Хотя какое там издали - пожалуй, метров триста до него всего, не больше.
     - Наверное, Дворец культуры, - сказала Джумагуль, подумав. - Потому что такие же дома стоят в других городах. Там они Дворцы культуры.
     - Вот туда и двинем, - постановил Карташ.
     - Почему именно туда? - спросил Гриневский.
     - Высотка потому что, - Алексей загасил окурок, автоматически, нисколько не думая почему-отчего он так поступает, запихнул в щель на асфальте и присыпал сверху пылью и грязью, соскребя ее с асфальта носком ботинка.
     - Полагаешь, могут потревожить? - не скрывая удивления, Таксист наблюдал за действиями старлея. - Откуда здесь кто возьмется?
     - Мы ведь откуда-то взялись... В общем, пес его знает, кто и откуда, а лучше перебдеть.
     - И караулы, небось, повыставляешь, начальник?
     Вышкарей?
     - Обязательно, - серьезно кивнул Карташ. - Себя охранять будем с еще большей серьезностью, чем все зоны вместе взятые...
     Они даже рыпнуться не успели, когда появился... Или все-таки появилась? А то и вовсе оно?
     Это случилось на пути к самому высокому зданию центра города, предположительно служившему оплотом культуры города Уч-Захмет. Они двигались все теми же пустынными улицами, по все тому же растрескавшемуся асфальту.
     Они вошли в распахнутые настежь двери ДК. Внутри их встретил сладковатый запашок тления и разбросанные по всему фойе вешалки. Через вешалки приходилось перешагивать. На стенах висели Доски почета с уцелевшими фотографиями передовиков, сохранились сложенные из позолоченных букв лозунги "Достойно встретим 70-летие образования Туркменской ССР" и "Превратим Уч-Захмет в цветущий оазис".
     В нише стены они увидели красный фанерный постамент, отведенный под композицию, вырезанную из древесного корня: стоя плечом к плечу, смотрят вдаль рабочий в чалме и с киркой на плече и работница в комбинезоне и в косынке, со штангенциркулем в руке.
     К постаменту была прикручена табличка с названием:
     "В единой семье братских народов". Явно произведение местного умельца, думается, преподнесенное в дар родному городу. Изготовление сего несомненно отняло немало сил и времени. Где ж, интересно, теперь этот умелец, среди каких народов?..
     - Во, гад!
     Все невольно обернулись на Гриневского. Тот занес ногу и с силой обрушил ее на пол, пытаясь раздавить скорпиона. Но юркому насекомому удалось избежать карающей подошвы и после развить завидную прыть.
     Бегущий скорпион, как выяснилось, скорее смешон, чем грозен: он несся, вытянув перед собой клешни, членистый хвост с ядовитой колючкой на конце загнут на манер поросячьего хвоста. Никем не преследуемый, забежал за кучу мусора и исчез из поля видимости. И несколько запоздало взвизгнула Маша.
     - Его укус смертелен только в брачный период, - поспешила успокоить свою русскую приятельницу туркменка.
     - А нынче как у него с брачным периодом? - решила разобраться Маша.
     - Прошел.
     - А если сейчас тяпнет?
     - Не хватай его, и не тяпнет.
     - А если все-таки тяпнет? - не отставала Маша.
     - Рука или нога онемеет, станет толстой, как бревно.
     Потом пройдет, добрым голосом сообщила Джумагуль.
     - Потом - это когда?
     - Через месяц. Может раньше, может позже.
     - О господи, - закатила глаза дочка "хозяина" сибирской зоны.
     Они поднимались по главной лестнице потухшего очага культуры города Уч-Захмет.
     - Чем выше, тем меньше всякой дряни ползает.
     Это произнес Карташ, дабы приободрить Машу, которая после скорпиона малость спала с лица и погрузилась в мрачную задумчивость. Не сказать, чтобы очень-то помогло.
     На последнем четвертом этаже они набрели на актовый зал.
     - То, что требуется, - уверенно сказал Карташ. - Я думаю, на мягкую постель и чистое белье никто и не рассчитывал. А в остальном местечко годится. Составить скамейки на сцене - и получится отличная кровать...
     Хоть ложе королевских сексодромов сооруди.
     Было из чего сооружать, - да уж, это не клуб в расположении ИТУ номер ***, где он и Маша впервые, как говаривали в старинных романах, познали друг друга.
     Сей актовый зал, пожалуй, сохранил тот вид, что имел во время последнего профсобрания или последнего заседания местной парторганизации. Хоть сейчас созывай какой-нибудь съезд и рассаживай по рядам кресел, обитых мягкой красной тканью и сколоченных в тройники.
     Из окон актового зала открывался вид на качели-карусели и на прилегающие к луна-парку улицы. Хороший обзор, но им не исчерпываются все достоинства верхотуры ДК. Главное - весь четвертый этаж опоясывает балкон. Собственно, из-за него Карташ и повел отряд сразу на последний этаж, не заходя на этажи иные.
     Часовой будет бродить по балкону и сможет контролировать все подходы к ДК. "Если быть честным перед самим собой, то прав Гриневский, - подумал Карташ, то, что вбито офицеру ВВ, вбито накрепко; и на необитаемом острове вэвэшник будет пытаться очертить периметр, вкопать вышки, загнать на них вышкарей и пустить по периметру часового..."
     Ложе пока сооружать не стали, а решили, раз место под ночлег определено, следует все-таки сходить вымыться. Первыми отправились Карташ с Машей. Им хватило на все про все полчаса и трех ведер ледяной воды. После того как смыли пот и грязь, свежим даже стало настроение, чего уж говорить про тело. Повеселевшими они вернулись во Дворец культуры, где передали эстафетную палочку на помывку паре Гриневский - Джумагуль.
     - Загляни, начальник, в последнюю комнату в коридоре, тебе понравится, - уже от двери актового зала посоветовал Гриневский.
     - Ну, сходим, посмотрим, раз рекомендуют. Все равно необходимо провести рекогносцировку... то бишь отследить подходы и отходы.
     Маша пожала плечами - мол, как прикажете, мон женераль, я за вами хоть куда. Они направились по пустынному коридору в ту комнату.
     Маша что-то тихо прошептала.
     - Что ты сказала?
     Она повернулась к нему - в сгустившихся сумерках ее лицо тоже было полуреальным, оно словно уплывало куда-то, растворялось в сером густом воздухе.
     - Я говорю - Город Зеро, - очень тихо повторила она. - Помнишь такой фильм? Место, где время остановилось, где время было мертвое. И здесь так же.
     Страшно...
     - Но мы-то живые, Маш...
     - Да, живые... пока, - сказала она. И вдруг жарко шепнула: - Иди ко мне. Ну же, скорее...
     Зашуршало что-то - то ли лихорадочно сбрасываемая одежда, то ли потревоженные призраки прошлого выражали недовольство нарушителями их покоя. Вообще ничего уже почти не было видно в темноте, и скорее на ощупь, на запах они нашли друг друга, сжали друг друга в объятиях. Маша отчетливо дрожала - вряд ли от холода, вряд ли от возбуждения, и Карташ шептал ей на ухо какие-то успокаивающие глупости. Они опустились прямо на рулоны дряхлых агитационных плакатов и праздничных транспарантов, сдирая друг с друга остатки одежды. Она раскрылась навстречу Алексею, выгнулась дугой, не думая, без лишних разговоров и вступительных ласк, жадно, будто измученный жаждой зверек, приняла его в себя, поглотила, и он утонул, утонул в ней весь, без остатка, как уже бывало не раз...
     Бредовая, если посмотреть цинично и со стороны, была эта картинка - двое донельзя вымотанных событиями последних суток людей яростно, бешено, позабыв все на свете занимаются любовью среди пыльных знамен, портретов забытых руководителей и выцветших лозунгов... Да и плевать им было, где заниматься любовью. Страх, усталость, неизвестность, враги - все осталось где-то там, за границами чувств, здесь же, по эту сторону для Алексея остались только горячая, отсвечивающая в полутьме кожа любимой женщины, доверчиво предлагающей себя мужчине, молящей о помощи, о защите, о спасении и верящей, что он поможет, защитит и спасет, ее жаркое дыхание, ее жаркая, влажная плоть...
     ..."Щелк", - и неверный огонек зажигалки высветил шеренгу миниатюрных Лениных, с хитрым прищуром взирающих на влюбленных. Маша показала им язык и сказала тихонько:
     - Дай и мне.
     Алексей отдал ей прикуренную сигарету, прикурил другую. Выпустил в темноту струю дыма. По телу разливалась приятная истома, и теперь казалось, что все обязательно, стопудово будет хорошо, они победят, оставят всех с носом и сорвутся с чемоданом долларов в заграницу...
     - Ты заметил, какое здесь странное небо? - негромко спросила она, поглаживая пальчиками его по груди.
     - В смысле?
     - Серое, как холстина. И ни облачка. За все дни - ни одного облачка, пустой, скучный кусок холстины над головой... Господи, я и не думала, что могу так соскучиться по простому сибирскому дождику...
     Он легонько поцеловал ее в губы, сказал ободряюще:
     - Будет тебе и дождик, и тропический ливень, и океан. Ничего, малыш, не бойся, прорвемся. С такими гарными хлопцами не пропадешь... Кстати, куда это сладкая парочка подевалась?
     - Мало ли о чем мужчина с женщиной могут заговориться.
     Карташ ее игривости, пришедшей на смену зарождающейся панике, не разделял. Если б они находились на территории охраняемого дома отдыха, да еще в своей стране, да вдобавок никому б они были не нужны и не интересны - вот тогда можно было бы предаваться исключительно неге и послелюбовным философствованиям. Ему вдруг живо представился отряд десантников, пробирающихся по коридорам. Карташ встал и начал одеваться.
     - Пойду прогуляюсь. Заодно осмотрюсь повнимательнее на сон грядущий. Собирайся, малыш, передислоцируемся в актовый зал.
     - Я с тобой. Я боюсь одна.
     - А если они вернутся без нас? Не найдут никого и тоже отправятся на поиски. Так и будем всю ночь разыскивать друг дружку... Нет уж, устраивайся в постельке алог