онкое белье. - У-у, ништяк!
Ништяк! - сладострастно застонал он, возя рукой под свитером.
   - Ты смотри, не очень-то увлекайся, Болек, твой номер  не  первый,  -
как бы в шутку предупредил Шуруп, но  Карташ  не  сомневался,  что  этот
паханчик очень серьезно относится к своему первенству во всем.
   "В живых, ясное дело, они не  намерены  оставлять  никого.  -  Карташ
размышлял отрешенно, словно речь шла не об их собственных  жизнях,  а  о
дурацком американском триллере по телеку у старухи Кузьминичны. - Вопрос
лишь в том, можно  ли  оттянуть  расправу  на  как  можно  более  долгое
время... Чем  дольше  по  времени  будет  отсрочка,  тем  больше  шансов
выкрутиться..."
   Странно, но страха  он  не  чувствовал.  Злость  -  да,  первобытную,
яростную злость, когда готов рвать  соперника  руками,  выдавливать  ему
глаза, бить и бить, получая острое, пронизывающее  наслаждение,  ощущая,
как выходит под твоими кулаками из врага  жизнь...  А  страха  почему-то
нет.
   Может потому, что чутье угадывает - есть, есть у них шанс. Есть. Надо
только правильно его разыграть.
   Может быть... Может быть, Машу спасти от изнасилования и не  удастся.
Похоть, от которой слепнут и глохнут, похоть зэков,  годами  не  знавших
женщин,  сдержать  словами  невозможно,  а  кроме  слов  ничего  в   его
распоряжении пока нет,  тут  уж  придется,  мать  вашу  так,  смириться,
успокоив себя, насколько это возможно, тем,  что  потом,  потом  им  все
припомнишь, по полной программе - но зато можно попробовать спасти  Маше
жизнь.., ну и себе тоже, если получится. Унижение, в конце концов, можно
пережить - а вот смерть пережить пока еще никому не удавалось.
   То, что они сейчас не набросились на нее оголодавшим зверьем, за  это
надо сказать спасибо их паханчику, к женскому телу не рвущемуся.
   Вероятно, не очень-то ему к этому телу и надо.
   Он уже в  возрасте,  чуть  ли  не  полжизни  провел  за  решетками  и
колючками, а это здоровья, увы, никак не прибавляет.  Да  еще  за  время
многолетних  отсидок,  наверное,  вконец  отвык   от   женщин   -   зато
пристрастился к молоденьким пидерам. Подобное не редкость  среди  зэков,
отмотавших большие срока. Возможно, он сейчас просто держит  форс.  Даже
скорее всего, именно  так  и  есть.  Потом,  повыдрючившись:  "Я  должен
отыметь ее первым, право первой ночи  мое",  -  он,  в  виде  величайшей
милости, уступит свою очередь Болеку и остальным. А потом, сказавши:  "Я
четвертым не бываю, я отымею своих баб на воле", -  этот  Шуруп  -  типа
красиво, так он посчитает, - отойдет в сторону..
   Однако рассуждения - это одно, эмоции же диктуют  свое.  И  смотреть,
как этот ублюдок лапает Машу грязными руками, Карташ больше  не  мог.  А
руки Болека уже шарили ниже талии девушки, уже расстегнули  "молнию"  на
ее джинсах...
   - Эй, Шуруп, скажи сявке, чтобы оставил девчонку.
   - Ты, начальник, никак забыл, что откомандовал свое, - дернулся в его
сторону Шуруп. - Здеся ты зэка, а я тебе начальник... А что погоняло мое
не забыл, хвалю.
   - А ты никак собрался подохнуть в тайге? И  уморить  вместе  с  собой
своих этих бакланов?
   Только я один знаю дорогу отсюда.
   - Да, вот ты, начальник, нам и расскажешь, как отсюда выйти, - как  о
чем-то само собой разумеющемся высказался рыжий хлопец  с  автоматом  на
коленях, на "бакланов" ничуть не обидевшись. - И покажешь.
   - Прав Угрюмый, ох прав,  -  сказал  Шуруп.  -  Когда  твои  ручонки,
начальник, отнимутся,  когда  кровушка  в  жилках  застоится,  -  а  это
бо-ольно! - ты крепко задумаешься за жизнь свою не праведную, мусорскую.
А когда  поджаривать  начнем  да  на  ремни  резать,  все  нам  напоешь,
начальник, сам себя обгоняя.
   - А если не буду? - негромко сказал Алексей. - Ну вот прикинь, что не
буду! Если с  этой  девочкой  что-то  случится,  ты  из  меня  слова  не
вытянешь. И знаешь почему? Потому что  мне  будет  приятно.  Приятно  от
того, что хороню вас, сучар гнилых, своим молчанием. А  долго  вам  меня
мучить не придется. Сердечко у меня слабое, боль я переношу  плохо,  так
что загнусь быстро, не сомневайся.
   Кажется, слова Карташа Шурупа не проняли нисколько:
   - Тогда твой дружок ссученный напоет нам ту же песню.
   - Да ты че, он же не знает ни хрена! Ты сам подумай: знал бы, разве б
пошел с нами?
   - А куда вы, собственно, ползете? - задал Шуруп вопрос, которой, будь
он чуть умнее, задал бы первым делом.
   - Он все нам скажет - и куда идет, и как нам туда пройти, когда  бабу
его резать начнем. Сначала наплачется, глядючи  на  то,  как  его  телку
натягивают во все дыры, а когда кромсать ее  станем,  быстренько  запоет
соловьем, - сказал Угрюмый, почесав щетинистый подбородок.
   - Да, расскажу, - кивнул Карташ, из последних сил  сохраняя  лицо.  -
Много  чего  тебе,  падаль,  расскажу..  Только  тебе  же  и   проверять
предстоит, учти. И увязнешь ты со своей проверочкой в болотах  навсегда.
Сдохнешь от голода и гнуса. Очень скоро вы начнете жрать друг друга, это
я тебе как доктор говорю, - а тебя, Дашенька, "коровой" назначат первым,
потому как ты самый упитанный. Мясцо молодое, аппетитное...
   Угрюмый словно нехотя слез с пенька,  подошел  к  пленнику  и  носком
прохаря больно двинул Карташу под ребра. Мир для Алексея на миг исчез. А
когда вернулась способность видеть, Угрюмый уже вновь восседал на  своем
месте.
   - А если он прав, Шуруп? - напомнил о  себе  философ-костровой,  лицо
азиатской национальности. - Надо бы прежде разобраться, что  к  чему,  с
остальным мы всегда успеем...
   Карташ обрадовался,  даже  боль  несколько  отступила.  Первое  зерно
сомнений и раздора проклюнулось, этого он и  добивался,  надо  развивать
успех...
   - Да врет он,  -  возразил  вожак.  -  Жизнь  себе  купить  хочет.  А
покупать-то не на что, да, начальник? Ты тоже ведь заплутал тута?
   - Зырь, босота! - вдруг дурным голосом прорал Болек. - Чего я у крали
на кармане надыбал!
   И держа что-то в ладонях, как пойманную птицу, он  понес  находку  на
показ паханчику.
   - Эт-то что такое? - Шуруп положил на  раскрытую  пятерню  квадратную
черную коробочку, которую можно было бы принять за пудреницу, если б  не
мигающая с  секундным  интервалом  крохотная  красная  лампочка.  Карташ
смотрел во все глаза, недоумевая, если честно, вместе с урками.
   - Ну-ка... - с пенька шустро поднялся рыжий с  автоматом,  подошел  к
дружкам, вгляделся, озадаченно почесал затылок. - Дела, братва...  Видал
я такие штуки на воле, когда... Ну, не важно. Короче, "маяк" это.
   - Че? - удивился Болек.
   - Хреновина, которая сигнал передает, чтобы тебя по нему  можно  было
найти.
   - Не рация?
   - Какая, к  херам,  рация!  Эта  мандула  передает  сигнал,  ну  типа
"пи-пи-пи", его можно засечь и идти на него, как на ориентир.
   - И зачем она его с собой таскает? - спросил Шуруп у Угрюмого.
   - А это у нее надо спрашивать. Хочет,  чтобы  кто-то  знал,  где  она
находится, - Так чего, нас по этой срани менты могут найти? -  в  голосе
Болека явственно проскочил испуг.
   - Не найдут. - Шуруп поднялся, положил маяк  на  землю,  наступил  на
него сапогом и растер, как окурок. До Карташа долетел  короткий,  зычный
хруст.
   -  На  каждую  умную  придумку  свой  сапог  найдется,  -   загадочно
высказался азиат-философ,  подбросив  в  костер  охапку  еловых  ветвей,
отчего пламя с шумом рвануло вверх.
   - Кончай беспредельничать, Шуруп, развяжи! - Гриневский уже не лежал,
а сидел на земле.
   - Гляди-ка ссученный очухался! - радостно воскликнул  Болек,  хлопнув
себя по шинельным бокам.
   - Вот кого можно хоть сейчас в  расход  пускать,  -  Угрюмый  вскинул
автомат на плечо. - Даже нужно.
   Гриневский  помотал  головой,  глубоко  вдохнул,  с  силой  выдохнул,
сплюнул кровь и внятно произнес, глядя на вожака:
   - А Фрола не боишься, а, Шуруп?  Мы  ж  к  нему  идем.  И  он  здесь,
неподалеку. Если нас не дождется, подвесит тебя и твою кодлу за яйца без
долгого базара.
   "Ага, - с некоторым сомнением подумал  Карташ,  -  Гриня  врубился  в
расклад и начал свою игру.. Надеюсь..."
   - Ты на кого хавалку разеваешь, паскуда? -  угрожающе  надвинулся  на
него Болек.
   - На балде я вертел твоего парашного Фрола, - сказал Шуруп.  -  Да  и
откуда он узнает, где вы?
   - А "маячок"?
   - Пищалке вашей капец настал, видел?
   - Видел. Только поздновато ты приборчик разломал, Шуруп. Фрол  уже  в
курсе, где мы. И найдет.
   - Трупы он ваши найдет, пидер!
   - А хоть бы и так,  -  невозмутимо  сказал  Таксист.  -  Найдет  -  и
скоренько  расшифрует,  кто  ему  верняк  заштриховал.  -   Он   недобро
сощурился. - А доискиваться он будет, не сомневайся, потому  как  пахнет
дело такими зелеными "арбузами", что у меня  самого  слюни  текут...  Ты
что, думаешь, Пугач водочкой вас поил и на  кипеж  поднимал  только  для
того, чтобы ты мог в рывок уйти, по тайге погулять да бабу пощупать?!
   Опа!
   Последняя фразочка Гриневского произвела должное  впечатление.  Шуруп
на миг замялся и не нашелся, что ответить. На  миг  забегал  глазенками.
Явно испуганно!
   - Фрол с блатными дело не имеет, - не очень-то уверенно сказал он.
   - Дурак ты, Фрол имеет дело с теми, с кем ему нужно, - ласково сказал
Гриневский, и в глазах его проявился прежний рысиный огонек. - И дело то
- далеко не твоего ума.
   - Ты мне тут кобзоном не пой, - Шуруп аж подергивался  от  умственной
работы. - Цирик, баба какая-то и "мужик",  к  тому  же  ссученный  -  на
хрена, спрашивается, такая кодла Фролу понадобилась?..
   - А  ты  подумай,  подумай.  Кто  такую  кодлу  разномастную  всерьез
принимать будет? За ссученного  я  на  тебя  не  обижаюсь,  Шуруп,  даже
спасибо скажу: значит, хорошо  я  свою  роль  играл,  если  даже  ты  не
просек... А что "маячок" раздавил, так это уже по барабану: пацаны Фрола
уже рядом...
   Он врал напропалую, придумывая на ходу, но, надо отдать зэку должное,
- врал складно, удалось ему посеять среди беглых некоторое сомнение.
   - Только не верти башкой, сокол ясный,  -  вдруг  услышал  Карташ  за
спиной тихий голос. - Сиди как сидишь.
   Карташ узнал этот голос.
   Или.., или это уже глюки пошли?
   Но галлюцинации не перерезают веревки на запястьях, не освобождают от
пут. Галлюцинации не придерживают твои руки, чтобы они не тряслись.
   Уф, все. Свободен, мать честная! Он попробовал  сжать-разжать  кисти.
Пока пальцы слушались плохо, двигались  будто  не  свои,  но  оживали  с
каждым новым толчком крови. Хотелось свести затекшие руки  перед  собой,
аж зубы сводило от хотения, - но придется еще малость потерпеть.
   Кисть почувствовала холод металла. Карташ  нащупал  вложенную  ему  в
ладонь рубчатую рукоять, провел пальцем по гладкой округлости ствола...
   Так живительно,  как  подействовало  оружие,  наверное,  на  него  не
подействовал бы и спецпрепарат из спецназовского арсенала, хитрая химия,
заставляющего вроде бы падавшего без сил  человека  подниматься  и  часа
два-три танком переть  по  пересеченной  местности.  От  пистолета  тело
заряжалось неким током  высокой  частоты,  который  сугубо  гражданскому
человеку  вряд  ли  знаком  и  который  вряд  ли  уловит  самая  научная
аппаратура, - но Карташ сейчас чувствовал и впитывал этот ток.
   - Берешь на себя дергунчика в шинели и  того,  у  костра.  Начинаешь,
когда упадет рыжий...
   Невесть откуда взявшийся  посреди  тайги  "археолог"  Гена  правильно
высчитал самого опасного. Угрюмый с автоматом не расставался, держал его
умело и, не  приходилось  сомневаться,  откроет  огонь  незамедлительно.
Шуруп тоже  растеряться  не  должен,  но  ему  еще  дотянуться  надо  до
автомата. И у кого-то заныкан "Макаров" - про  это  Карташ,  разумеется,
забыть не мог.
   Алексей услышал, что Гена отползает от дерева, шурша хвоей  и  палыми
листьями, покрывающими землю.
   Он коснулся предохранителя - сдвинут, - нащупал скобу, положил  палец
на спусковой крючок. Готов.
   Гриневский  и  беглые  зэки  все  еще  препирались,  но   Карташ   не
вслушивался в их базары, однако они враз потеряли для него всякий  смысл
и интерес.
   -  Чифирек  готов,  -  известил  филосов-костровой,   жить   которому
оставалось вряд ли больше минуты.
   - То  дело!  -  Шуруп  встал  с  бушлата,  потирая  ладони.  -  Мозга
прояснится, тогда и...
   Едва слышный хлопок - и голова Угрюмого  дернулась,  на  лбу  выросло
темное пятно. "Бесшумка", - машинально отметил Карташ,  отталкиваясь  от
дерева. Рывком вскочил на ноги, поднял руки,  сжимая  пистолет,  выцелил
фигуру в солдатской шинели. Два раза нажал на спуск.
   Дважды грохнуло, и Боле к упал, нелепо взмахнув руками.
   Шуруп прыгнул к своему "калашу", но в  полете  был  настигнут  пулей,
выпущенной  притаившимся  в  зарослях  "аспирантом".  Вожак  безжизненно
вытянулся на земле, так и не добравшись до автомата...
   А вот костровой оказался самым сметливым  и  проворным.  Он  не  стал
прорываться к оружию, не стал вступать  в  единоборства,  он  вскочил  и
припустил к ближайшим деревьям, чтобы нырнуть в  темноту  и  скрыться  в
тайге, петляя меж стволами. Гриневский крутанулся в каком-то  немыслимом
акробатическом  пассаже,  выбросил  вперед   длинные   ноги   и   подсек
азиата-кострового. Тот рухнул лицом вниз, но тут же  ловко  перевернулся
на спину...
   Набегающий Карташ медлить не стал, вскинул руку с пистолетом,  вдавил
спуск. Горячая тугая струя обдала щеку. Алексей выстрелил еще два  раза,
еще два раза содрогнулся на земле азиат.
   Но сперва они, Карташ и костровой, выстрелили  одновременно.  "Вот  у
кого оказался мой пистолетик!" Из разжавшейся  ладони  азиата  вывалился
табельный "Макаров" Карташа.
   Некогда было предаваться запоздалым страхам: "Если  б  он  взял  чуть
левее, если б успел шмальнуть второй раз". Карташ метнулся вперед, держа
азиата на мушке, наклонился над костровым, проверил...
   Мертв.
   Все. В голове гудели  колокола.  На  ватных  ногах  он  направился  к
Болеку.  Только  теперь  в  пальцы  будто  вонзились  тысячи  иголок   -
восстанавливался ток крови.
   Чертов "археолог",  припадая  на  левую  ногу,  вышел  на  освещенный
пламенем пятачок, склонился над Шурупом. А Карташ вытащил заточку  из-за
голенища сапога мертвого Болека и ею перерезал веревки на руках и  ногах
Маши, потом освободил от веревок руки Гриневского. На всякий случай,  по
въевшейся за время службы привычке, отпихнул трофейное  оружие  подальше
от Таксиста. Таксист понимающе хмыкнул под нос, но промолчал.
   Дочурка "хозяина" Топтунова, на ходу  запахиваясь  дрожащими  руками,
подошла к трупу Болека  и  несколько  раз  с  силой  пнула  его  в  бок,
всхлипывая при каждом ударе. Карташ оттащил ее в сторонку,  приговаривая
утешительно: "Ну, ну, хватит, девочка, все кончилось, успокойся..."
   Наконец  Маша  уткнулась  лицом  ему  в  шею,  прошептала  бессильно:
"С-сука..." - и приглушенно зарыдала.
   - Закопать бы надо, начальник, - угрюмо бросил  Гриневский,  деловито
роясь в карманах азиата.
   - Зачем? - сказал Алексей. - Таежное зверье  быстро  избавит  лес  от
этой падали.
   - При чем тут зверье. Не по-людски как-то...
   - Так они нелюдями и были. А Фрол - это кто есть таков?
   - Я ж шантарский, - усмехнулся Таксист. Кто ж Фрола не знает в  нашем
городишке...
   - А неплохо мы сработали, чисто, не хуже  "Рысей"...  -  Гена  отошел
наконец от Шурупа, морщась и хромая, подошел к костерку, сел,  откинулся
на валун.
   Суперменский видок его малость потускнел с момента последней встречи.
Брезентовая куртка порвана на плече, через всю  щеку  тянулась  длинная,
подсохшая царапина, в растрепанных волосах застряли иголки. Левая  нога,
прямо поверх штанины, была перетянута уже загрязнившимся,  распушившимся
бинтом, сквозь который проступало темно-красное пятно.
   - Что с отцом? - глухо спросила Маша.
   - Не знаю, - помолчав, угрюмо  сказал  "археолог".  -  Хотя  надежды,
честно признаюсь, никакой. Я не успел. Хотел - но не успел. А когда  уже
началось... - Поправил повязку  на  ноге.  -  Меткие,  черти,  еле  ноги
унес... - И вдруг цепко глянул на Гриневского:
   - Ну что, Таксист, отстал от своих дружков?
   - Они мне не дружки, - быстро отрезал  Гриневский.  -  А  я  тебе  не
Таксист.
   - Ишь как перевоспитался быстро... Не крысься, не крысься,  теперь-то
уже все равно...
   -  Уходить  отсюда  надо,  -  вставил  свое  слово   Карташ.   Трофеи
обнадеживали:  два  "калаша",   плюс   два   запасных   магазина,   плюс
"Макаров"...
   Плюс еще какие-нибудь хитрушки наверняка у лжеархеолога припасены.  -
Мало ли еще какие гости на огонек заглянут.
   - Вряд ли, - возразил Гена. - Вся  толпа  в  Парму  поскакала.  Ох  и
весело там сейчас...
   - Мой отец остался там, - очень, слишком уж  спокойно  сказала  Маша,
отстраняясь от Алексея, поворачиваясь к Гене. - Ты понял это? Ты меня  в
эту херню затащил и теперь говоришь - весело?!
   - Так, стоп, - Карташ встал между ними, взял Машу  за  руки,  хотя  и
самому сил нет как хотелось заехать "аспиранту" промежду глаз,  -  драки
после танцев. И так вчерашняя ночка была  еще  та,  так  еще  и  сегодня
приключений подвалило... Давайте присядем и разберемся, без недомолвок и
вранья. Нам еще выбираться отсюда.
   - Я здесь не останусь, - сказала Маша.
   - И не надо. Уйдем отсюда вдоль по ручью, выйдем из распадка - там  и
заночуем.
   - Я не смогу заснуть...
   - А вот это, дорогая, -  нарочито  зло  сказал  Карташ,  -  уже  твои
проблемы. Хочешь - не спи, хочешь - здесь оставайся. Нам надо  добраться
до станции и под случайную пулю не угодить, это доходчиво? И я  помирать
в тайге из-за капризов всяких там городских штучек не намерен.
   Агент КГБ, тоже мне... Соплячка!
   Ага! Похоже, он добился желаемого. Машка вскинулась, оттолкнула  его,
отвернулась, двинулась к костру. Ничего,  позлится  и  перестанет,  зато
позабудет про все эти интеллигентские мерехлюндии насчет "не могу",  "не
справлюсь"...
   - Леша, сокол мой, не в службу а  в  дружбу,  -  нейтральным  голосом
сказал Гена, -  вон  там,  за  выворотнем  рюкзачок  у  меня  припрятан,
принеси, будь ласков.
   - Ну ты, археолог, совсем обнаглел, -  подай,  принеси...  -  покачал
головой Алексей. Но просьбы выполнил.
   Принеся тяжеленный вещмешок, - камни он там таскает, что ли? - Карташ
присел возле раненого и участливо, едва сдерживая гнев, спросил,  кивнув
на повязку:
   - Во время раскопок поцарапался?
   - Типа того, - ответил Гена, развязывая шнуровку на мешке.
   - А я и не знал, что Контора  Глубокого  Бурения  еще  и  археологией
занимается...
   Гена быстро глянул на него.
   - Догадался? Как, позволь спросить?
   Алексей пожал плечами.
   - Да элементарно. Потому что чушь это все - наисекретнейшая  какая-то
ферма посреди болот, подрыв мировой  торговли  соболями,  мент  в  шкуре
археолога..,  детский  лепет  и  романы  про  майора  Пронина.  Там,   в
Шаманкиной мари, что-то другое, так ведь?
   - Да... - нехотя признался "археолог". - Совершенно другое. И гораздо
страшнее... Про Машу тоже догадался?
   - Только что, - сказал правду Алексей, на Машу  не  глядя.  И  что-то
неприятно кольнуло у него в груди. - Сама проговорилась - ты  ее  в  эту
херню затащил. И потом, у нее какой-то "маячок" был, а ты  нас  каким-то
манером посреди тайги нашел. Так что трудно не сопоставить.
   Мата Хари, блин. Доктор Зорге в юбке...
   - Леша, я...
   - Помолчи, - излишне грубо оборвал ее Карташ. - А ты продолжай.
   - Красиво, ублюдки, придумали, что и  говорить,  -  невпопад  сообщил
Гена и откинулся на мшистый туф. - А я купился, дур-рак... Пугач-то всех
убедил, что хочет  власть  передать  Баркасу,  под  это  дело  и  водкой
затарился... На фиг ему Баркас этот не нужен был - ему надо было с  зоны
слинять, и не через пять дней, а раньше...
   - Знаю.
   - Таксист раскололся?
   - Ну - Баркаса, кстати, первым и шлепнули.
   Гена  вынул  из  бокового   кармашка   мешка   несколько   одинаковых
пласт