исла
павших в этой битве, кроме Аристодема, который искал смерти по названной
причине, получили великие почести.

72. Эти воины при Платеях стяжали себе неувядаемую славу. Калликрат же пал
не в самой битве. Это был самый красивый воин в тогдашнем войске эллинов, и
не только у лакедемонян, но и среди всех эллинов. Калликрат сидел на своем
месте в строю, в то время когда Павсаний приносил жертвы, и был ранен
стрелой в бок. И вот, когда остальные уже вступили в бой, его унесли.
Калликрат мучительно боролся со смертью и сказал Аримнесту из Платей: "Меня
тревожит не то, что я должен умереть за Элладу, а то, что мне не довелось в
рукопашной схватке с врагом совершить какой-либо достойный подвиг, к чему я
так стремился".

73. Среди афинян, говорят, прославился Софан, сын Евтихида из селения
Декелеи, именно из тех декелейцев, которые совершили некогда, по рассказам
самих афинян, подвиг, спасительный для них на вечные времена. Именно, когда
встарь Тиндариды в поисках похищенной Елены с большой ратью вторглись в
Аттическую землю и разорили селения, так как не знали, где скрыта Елена,
тогда, по преданию, декелейцы (по другим же – сам Декел) с досады на буйное
насилие Тесея и в страхе за всю Аттическую землю открыли все Тиндаридам и
показали им дорогу в Афидны. А это селение предал Тиндаридам Титак,
коренной житель этих мест. В награду за этот поступок декелейцы пользуются
в Спарте (вплоть до сего дня) освобождением от налогов и правом на почетное
место [во время праздников]. Даже еще во время войны, которая случилась
много лет спустя после упомянутых событий у афинян с пелопоннесцами,
лакедемоняне, опустошив остальную Аттику, пощадили Декелею.

74. Из этого-то селения и происходил Софан, который отличился тогда в
афинском войске. О нем существует двоякое предание. По одному рассказу, он
носил на панцирном поясе прикрепленный медной цепью железный якорь. Якорь
этот он всегда выбрасывал, подходя к неприятелю, чтобы нападающие враги не
могли его сдвинуть с места в строю. Если же враги бежали, то он брал якорь
и так преследовал их. Так гласит одно предание. По другому же рассказу,
который расходится с первым, Софан носил знак якоря на своем постоянно
вертящемся, всегда подвижном щите, а вовсе не настоящий железный якорь на
поясе.

75. Софан совершил еще один славный подвиг: во время осады афинянами Эгины
он вызвал на поединок аргосца Еврибата, победителя в пятиборье, и убил его.
Впоследствии самого отважного Софана постигла печальная судьба: в войне за
золотые копи, будучи военачальником афинян вместе с Леагром, сыном
Главкона, он пал при Дате от руки эдонян.

76. Когда эллины разбили варваров при Платеях, к ним добровольно явилась
некая женщина, наложница перса Фарандата, сына Теаспия. Узнав о поражении
персов и о победе эллинов, она вместе со своими служанками, надев множество
золотых украшений и самые красивые одежды, которые у нее были, сошла с
повозки и направилась пешком к лакедемонянам, бывшим в это время еще "на
побоище свежем". Заметив, что всем руководит Павсаний (а имя его и род и
раньше были ей хорошо известны, так как ей часто приходилось о нем
слышать), женщина признала его за Павсания. Затем, обняв колени Павсания,
она сказала вот что: "Царь Спарты! Избавь меня, просительницу, от плена и
рабства. Ведь ты уже совершил многое, уничтожив этих людей, которые не
почитают ни демонов, ни богов! Я – родом из Коса, дочь Гегеторида, сына
Антагора. Силой похитили меня на Косе, и обладал мною этот перс". Павсаний
же отвечал ей так: "Не бойся, женщина, так как просительнице [не причинят
зла], если ты к тому же говоришь правду и ты действительно дочь Гегеторида
из Коса, моего лучшего друга, гостеприимца в тех краях". Так он сказал и
поручил ее попечению присутствовавших эфоров, а потом отослал на Эгину,
куда она сама желала отправиться.

77. Тотчас после ухода этой женщины прибыли мантинейцы, когда с врагами все
было уже кончено. Когда они узнали, что опоздали к битве, то весьма
опечалились и объявили, что заслуживают наказания. Услышав о бегстве персов
во главе с Артабазом, мантинейцы вызвались преследовать неприятелей до
Фессалии. Однако лакедемоняне не позволили преследовать бегущих. Тогда
мантинейцы возвратились назад в свою страну и изгнали своих военачальников.
После мантинейцев пришли еще элейцы и так же, как мантинейцы, с огорчением
вернулись домой. По возвращении они также изгнали своих военачальников. О
мантинейцах и элейцах сказано достаточно.

78. В войске эгинцев при Платеях был некто Лампон, сын Пифея, один из самых
знатных людей на Эгине. Он обратился к Павсанию с нечестивейшим
предложением. Торопливо подбежав к Павсанию, Лампон сказал вот что: "Сын
Клеомброта! Ты совершил подвиг небывалый, столь велик он и славен. Божество
помогло тебе как спасителю Эллады стяжать величайшую славу среди всех
эллинов, о которых мы знаем. Теперь тебе остается довершить остальное,
чтобы слава твоя возросла еще больше и чтобы варвары впредь не осмелились
творить такие беззакония эллинам. Ведь Мардоний и Ксеркс велели отрубить
голову павшему при Фермопилах Леониду и пригвоздить к столбу. Если ныне ты
воздашь тем же Мардонию, то за это тебя превознесут хвалами не только
спартанцы, но и прочие эллины. Ведь пригвоздив к столбу Мардония, ты
отомстишь за своего дядю Леонида".

79. Такими словами Лампон думал угодить Павсанию, а тот ответил ему так:
"Друг-эгинец! Я ценю твою благосклонность и проницательность. Однако ты
ошибся, дав свой добрый совет. Сперва ведь ты высоко превозносишь меня, мой
родной город и мой подвиг, а затем низвергаешь меня во прах: ты советуешь
мне осквернить покойника, и если я это сделаю, то моя слава, как ты
думаешь, возрастет. А так поступать приличествует скорее варварам, чем
эллинам, и за это-то мы их и порицаем. Такой ценой я вовсе не желаю купить
одобрения эгинцев и тех, кому подобные предложения по душе. С меня довольно
и похвал лакедемонян за то, что я поступаю и говорю справедливо и честно.
Что до Леонида, отомстить за которого ты призываешь, то он, мне думается,
вполне отомщен. Он сам вместе со всеми остальными павшими при Фермопилах
почтен бесчисленным множеством душ убитых здесь врагов. А ты впредь не
являйся ко мне с подобными предложениями и будь благодарен, что на сей раз
это тебе сошло благополучно".

80. Услышав такой ответ, Лампон удалился, а Павсаний велел глашатаю
объявить, чтобы никто не смел присваивать себе добычи, и приказал илотам
снести сокровища в одно место. Илоты же рассеялись по персидскому стану и
нашли шатры, убранные золотом и серебром, позолоченные и посеребренные
ложа, золотые сосуды для смешения вина, чаши и другие питьевые сосуды. На
повозках они отыскали мешки с золотыми и серебряными котлами. С павших
врагов они снимали запястья, ожерелья и золотые мечи, а на пестрые вышитые
одеяния варваров никто даже и не обращал внимания. Илоты похищали много
драгоценностей и затем продавали эгинцам, но много добра им пришлось
все-таки сдать, так как его невозможно было спрятать. Отсюда-то и
происходит великое богатство эгинцев, которые покупали у илотов золото [и
платили за него], как будто это была медь.

81. Когда добыча была собрана, эллины отделили десятую часть дельфийскому
богу. Из этой десятины был [сделан и] посвящен золотой треножник, который
стоит в Дельфах на трехглавой медной змее непосредственно у алтаря. И
олимпийскому богу они отделили десятую часть добычи, из которой [сделали и]
посвятили медную статую Зевса в 10 локтей высоты, а также и истмийскому
богу, [отделив десятую часть], посвятили медную статую Посейдона в 7 локтей
высоты. После этого распределили [между собой] всю остальную добычу:
персидских наложниц, золото, серебро, прочие ценности и вьючных животных.
Каждый получил то, что ему подобало. А сколько дали сверх этого воинам,
особо отличившимся при Платеях,– об этом мне никто не мог ничего сказать.
Впрочем, как я думаю, им были даны [почетные дары]. Павсаний же получил
всего вдесятеро больше: женщин, коней, талантов, верблюдов, а также и
других ценностей.

82. Передают еще вот что: после бегства из Эллады Ксеркс оставил Мардонию
свою домашнюю утварь. Когда же Павсаний увидел шатер Мардония с золотой и
серебряной утварью и пестрыми коврами, он приказал хлебопекам и поварам
приготовить такой же обед, как они обычно готовили Мардонию. Те принялись
выполнять приказание. Зрелище пышно устланных мягкими коврами золотых и
серебряных ложей, золотых и серебряных столов с роскошно приготовленным
обедом и всего этого великолепия и роскоши яств привело Павсания в
изумление. В шутку он приказал своим слугам приготовить так же и лаконский
обед. Разница между обоими обедами оказалась большая, и Павсаний,
засмеявшись, велел пригласить эллинских военачальников. Когда те собрались,
Павсаний, указывая им на оба обеда, сказал: "Эллины! Я собрал вас, чтобы
показать безрассудство этого предводителя мидян, который живет в такой
роскоши и все-таки пришел к нам, чтобы отнять наши жалкие крохи". Это, как
говорят, были слова Павсания эллинским военачальникам.

83. После этого платейцы находили еще много ящиков с золотом, серебром и
другими драгоценностями. Впоследствии, когда платейцы собрали кости в одну
кучу, на скелетах павших обнаружили вот что: нашли череп без единого шва,
состоящий из одной кости; отыскали также челюсть, именно верхнюю, со
сросшимися зубами: все резцы и коренные зубы состояли сплошь из одной
кости. Кроме того, были найдены кости человека ростом в 50 локтей.

84. Тело Мардония на другой день после битвы исчезло. Кто его похитил, я
точно сказать не могу. Я слышал, правда, про многих людей из разных
городов, будто они предали земле прах Мардония, и знаю, что за это они
получили богатые дары от сына Мардония Артонтеса. Но кто именно из них
тайно похитил и похоронил тело Мардония – этого я точно узнать не мог.
Ходит, впрочем, слух, что это был Дионисофан из Эфеса. Во всяком случае
Мардоний был погребен тайно.

85. Эллины же после раздела платейской добычи приступили к погребению
павших – каждый город своих. Лакедемоняне выкопали три могилы. В одной они
похоронили иренов (в их числе были Посидоний, Амомфарет, а также Филокион и
Калликрат); в другой – всех остальных спартанцев, а в третьей – илотов. Так
погребали [своих воинов] спартанцы. Тегейцы же хоронили своих воинов
отдельно, но всех в одной могиле; также и афиняне – своих воинов вместе, то
же и мегарцы и флиунтцы – своих воинов, изрубленных [вражескими]
всадниками. Во всех этих могилах действительно были тела павших. Что же
касается могил прочих эллинов, которые еще можно видеть у Платей, то это,
как я узнал,– пустые курганы (эти курганы насыпали отдельные эллинские
города, стыдясь перед потомством своего неучастия в битве). Есть там и так
называемая могила эгинцев, которую даже спустя десять лет после битвы
насыпал по их просьбе гостеприимец эгинцев Клеад, сын Автодика из Платей.

86. После погребения павших при Платеях эллины решили на совете тотчас же
идти на Фивы и требовать выдачи сторонников персов, и прежде всего
Тимегенида и Аттагина, главарей персидской партии. В случае же отказа
фиванцев было постановлено не снимать осады города, пока не возьмут его.
Так они решили и на одиннадцатый день после битвы подошли к Фивам и осадили
город, требуя выдачи этих людей. Фиванцы же отказались, и тогда эллины
принялись опустошать их землю и штурмовать стену.

87. Так как опустошения продолжались, то на двадцатый день Тимегенид сказал
фиванцам так: "Фиванцы! Поскольку эллины приняли решение не снимать осады,
пока не возьмут Фивы или пока вы не выдадите нас, то пусть Беотийская земля
из-за нас больше не страдает. Если их требование – только предлог, чтобы
вымогать деньги, то давайте дадим деньги из государственной казны (ведь мы
держали сторону персов вместе с общиной, а вовсе не одни). Если же эллины
ведут осаду города, действительно желая захватить нас, то мы сами сумеем
оправдаться перед ними". Фиванцы нашли эти слова совершенно правильными и
полезными и тотчас же через глашатая сообщили Павсанию, что желают выдать
этих людей.

88. Когда на таких условиях был заключен договор, то Аттагин бежал из
города. Детей его привели к Павсанию, но тот объявил их невиновными, указав
на то, что дети не причастны к дружбе отца с персами. Другие же [сторонники
персов], выданные фиванцами, рассчитывали оправдаться и были уверены, что
сумеют спастись от беды, [откупившись] деньгами. А Павсаний, когда они
попали в его руки, подозревая такие замыслы, распустил союзное войско, а их
велел отвести в Коринф и там казнить. Вот что произошло при Платеях и Фивах.

89. Между тем Артабаз, сын Фарнака, продолжал свое бегство из-под Платей и
был уже далеко. Когда он пришел в Фессалию, то фессалийцы пригласили его в
гости и спросили об остальном войске, так как они еще ничего не знали о
Платейской битве. Артабаз же понял, что подвергается опасности погибнуть
вместе с войском, если расскажет чистую правду о битве. Он полагал, что
любой теперь может на него напасть, узнай только, что там случилось.
Рассуждая таким образом, он совершенно умолчал потом об этом фокийцам, а
фессалийцам сказал вот что: "Я, фессалийцы, как видите, тороплюсь как можно
скорее прибыть во Фракию, а спешу я потому, что послан с этим отрядом туда
из нашего стана с поручением. Мардоний с войском идет за мной по пятам и
скоро прибудет к вам. Примите его как гостя благосклонно и окажите
внимание. Поступив так, вы со временем не раскаетесь". После этого он
быстро повел войско через Фессалию и Македонию непосредственно во Фракию,
прямым путем через внутреннюю часть страны, как человек, действительно
спешащий. Затем он прибыл в Византий с большими потерями в людях,
умерщвленных в пути фракийцами или павших от голода и изнеможения. Из
Византия же Артабаз переправился [через пролив] на кораблях. Так он
возвратился в Азию.

90. В день поражения персов при Платеях произошла как раз и битва при
Микале в Ионии. В то время как эллинский флот под начальством
лакедемонянина Левтихида стоял у Делоса, прибыли послы с Самоса: Лампон,
сын Фрасикла, Афинагор, сын Архестратида, и Гегесистрат, сын Аристагора,
отправленные втайне от персов и тирана Феоместора, сына Андродаманта,
которого персы поставили тираном Самоса. Когда послы явились к
военачальникам, то взял слово Гегесистрат. Он выступил с длинной речью и на
разные лады объяснял, что лишь только ионяне увидят эллинский флот, то
сразу же поднимут восстание против персов. К тому же варварский флот вовсе
не ожидает появления врага. Если же эллины не решатся [напасть на
варваров], то второго такого удачного случая они уже не встретят. Заклиная
эллинов общими богами, Гегесистрат побуждал их спасти ионян от рабства и
помочь им защититься от варваров. Эллинам, по его словам, это легко
сделать, так как корабли у варваров плохие и не подстать эллинским. Если же
эллины опасаются хитрости или измены, то они готовы плыть заложниками
вместе с ними на кораблях.

91. Так как самосский гость так настойчиво излагал свою просьбу, то
Левтихид задал ему вопрос – хотел ли спартанец [этим вопросом] получить
[счастливое] предзнаменование или же бог случайно его надоумил: "Как твое
имя, гость из Самоса?". А тот отвечал: "Гегесистрат". Тогда Левтихид
прервал его, не дав окончить речь, и сказал: "Я принимаю это [имя
Гегесистрата] как счастливое предзнаменование. А ты теперь поклянись вместе
со своими спутниками, что самосцы действительно будут нам верными
союзниками, и возвращайся домой".

92. От слов он перешел к делу: самосцы тотчас же принесли клятву на
верность союзу с эллинами. Затем самосцы отплыли, а Гегесистрату Левтихид
приказал плыть вместе с эллинским флотом, считая его имя счастливым
предзнаменованием. Эллины же подождали еще день, а на следующий день
получили счастливые знамения. Жрецом-прорицателем был у них Деифон, сын
Евения из Аполлонии, что лежит в Ионийском заливе. С отцом его случилось
вот какое [удивительное] происшествие.

93. Есть в этой Аполлонии посвященное Солнцу стадо овец. Днем оно пасется у
реки, которая течет с горы Лакмона через Аполлонийскую область и затем у
гавани Орик впадает в море. Ночью же стадо стерегут богатые и знатные
граждане города. Выбирают из них каждого сторожем на год. Аполлонийцы ведь
весьма дорожат этими овцами в силу какого-то прорицания. Ночуют эти овцы в
какой-то пещере вдали от города. Здесь-то этот Евений и был выбран стеречь
овец. Как-то раз он проспал свою стражу, а волки забрались в пещеру и
растерзали около 60 овец. Евений же заметил потерю овец, но хранил молчание
и никому не говорил об этом, так как думал подменить овец, купив других.
Однако дело это не удалось скрыть от аполлонийцев. Они узнали [об этом],
тотчас привели Евения в суд и приговорили за то, что проспал свою стражу,
лишить его зрения. Затем сразу же после того, как Евений был ослеплен, овцы
перестали ягниться, а земля – приносить плоды. В Додоне и в Дельфах, где
аполлонийцы вопрошали оракул о причине такой напасти, они получили в ответ
изречение: они виноваты в том, что несправедливо лишили зрения стража
священных овец Евения (ведь это сами боги послали волков), и бедствия
Аполлонии не прекратятся до тех пор, пока аполлонийцы не дадут
удовлетворения, какое он сам потребует и назначит, за содеянное ему зло. А
после этого сами боги наделят Евения даром, за который много людей будут
его почитать блаженным.

94. Такие изречения оракула были даны аполлонийцам. А те держали ответ
оракула втайне и поручили нескольким горожанам исполнить повеление бога.
Выполнили же горожане это поручение вот каким образом. Они присели на
скамью к Евению, когда тот сидел [на рынке], и, заговорив с ним о том о
сем, под конец выразили сожаление о его беде. Когда беседа исподволь дошла
до этого, посланцы спросили слепца, что он потребует от аполлонийцев, если
те захотят дать ему удовлетворение за причиненное зло. Евений же, ничего не
слышав об оракуле, назвал участки двоих горожан, считая их самыми лучшими в
городе, и, кроме того, дом, как он думал, самый красивый в городе. Если ему
дадут то и другое, добавил Евений, то впредь он не будет гневаться на них и
сочтет этот дар достаточным удовлетворением. Так он сказал, а те, что
сидели с ним, ответили: "Хорошо, Евений! Это удовлетворение дают тебе
аполлонийцы по воле оракула за то, что они ослепили тебя". А Евений, когда
узнал все это дело, пришел в негодование за то, что его так перехитрили.
Аполлонийцы же купили у владельцев [землю и дом], выбранные им, и подарили
ему. Через немного времени после этого Евению был ниспослан божественный
дар пророчества, и он стал знаменитым прорицателем.

95. Сын этого-то Евения Деифон (его привели с собой коринфяне) и прорицал
теперь, [принося жертвы] для войска. Я слышал, впрочем, еще вот какой
рассказ, будто этот Деифон выдавал себя за сына Евения и бродил по всей
Элладе. Пользуясь [знаменитым] именем, он изрекал прорицания за плату.

96. Так как знамения [при жертвоприношении] выпали счастливые, то эллины
отплыли с Делоса на Самос. Когда они были уже близ Калам в Самосской
области, то бросили там якорь у святилища Геры и стали готовиться к бою. А
персы, узнав о приближении эллинов, также вышли в море, но поплыли с
остальными кораблями к материку (финикийские же корабли они отослали
домой). Они решили не вступать в бой с эллинами, полагая, что их силы не
равны эллинским. Отплыли же варвары к материку под защиту части сухопутного
войска в Микале (эта часть войска по приказанию Ксеркса была оставлена
сзади главных сил и стояла там для защиты Ионии). Численность этого войска
составляла 60 000 человек. Во главе его стоял Тигран, превосходивший всех
персов красотой и статностью. Под защиту этого войска и решили стать
начальники флота, а именно, вытащить на берег корабли и там построить
укрепление для защиты кораблей и собственной безопасности.

97. С этой-то целью персы и вышли в море. Когда они,