жава в Азии останутся в целости. И пока ты и твой дом
невредимы, эллины будут постоянно бороться за свою свободу. Случись с
Мардонием какая-нибудь беда, – это неважно, и даже если эллины одолеют его,
то и это не будет победой, так как они одолеют только твоего слугу. А ты,
предав пламени Афины (ради чего ты и пошел в поход), возвращайся домой".

103. Ксеркс обрадовался этому совету, ведь царица советовала как раз то, о
чем он и сам думал. Если бы теперь даже все мужчины и женщины советовали
ему остаться, он, как мне думается, не остался бы: такой страх напал на
царя. Итак, похвалив Артемисию, Ксеркс отослал своих сыновей с ней в
Эфес55. Ведь несколько его внебрачных сыновей было с ним в походе.

104. Вместе с этими сыновьями царь отправил и их воспитателя Гермотима
родом из Педас, самого главного из царских евнухов. Педасийцы же живут
севернее Галикарнасса. У этих педасийцев, по рассказам, случается иногда
нечто диковинное: всякий раз как жителям города или их соседям угрожает в
скором времени какая-нибудь беда, то у тамошней жрицы Афины вырастает
длинная борода. И это случалось у них уже дважды.

105. От этих-то педасийцев и происходил Гермотим. Он отомстил за нанесенную
ему обиду самой страшной местью, которую только я знаю. Гермотим был взят в
плен врагами и выставлен на продажу в рабство. Купил его хиосец Панионий,
который зарабатывал себе на жизнь постыднейшим ремеслом: он покупал
красивых мальчиков, оскоплял их, приводил в Сарды или в Эфес на рынок и там
перепродавал за большие деньги. У варваров же евнухи ценятся дороже, чем
неоскопленные люди, из-за их полной надежности во всех делах. Панионий
оскопил уже много других мальчиков, так как этим ремеслом он жил, и, между
прочим, и этого Гермотима. Впрочем, Гермотим не во всем был несчастлив: из
Сард вместе с прочими дарами он прибыл к царю и спустя некоторое время
достиг у Ксеркса наивысшего почета среди всех евнухов.

106. Когда царь с персидским войском выступил в поход на Афины и находился
в Сардах, Гермотим по какому-то делу отправился на побережье в Мисию, в
местность под названием Атарней, где живут хиосцы56. Там он встретил
Паниония. Гермотим узнал Паниония и долго ласково беседовал с ним,
перечислив сначала все блага, которыми ему обязан. Затем он обещал Панионию
сделать в благодарность много добра, если тот переселится с семьей в
Атарней. Панионий с радостью согласился на предложение Гермотима и привез
жену и детей к нему. Когда же Гермотим захватил в свои руки Паниония со
всей семьей, то сказал ему вот что: "О ты, добывающий себе пропитание самым
позорным ремеслом на свете! Какое зло я или кто-нибудь из моих предков
причинили тебе и твоим? За что ты превратил меня из мужчины в ничтожество?
Ты думаешь, конечно, что твое преступление осталось тогда сокрытым от
богов? Но боги по закону справедливости предали тебя за твои нечестивые
деяния в мои руки. Поэтому не упрекай меня за кару, которую я тебе
уготовлю". После этой злобной речи Гермотим велел привести четверых сыновей
Паниония и заставил его отрезать у них детородные члены. Панионий был
вынужден это исполнить. А после этого Гермотим принудил сыновей оскопить
своего отца. Так постигло Паниония мщение Гермотима.

107. Поручив Артемисии отвезти в Эфес его сыновей, Ксеркс призвал Мардония
и повелел ему выбрать каких угодно людей из своего войска и, если возможно,
осуществить свои замыслы. Так прошел этот день, а ночью военачальники по
царскому повелению начали отступление с кораблями из Фалера к Геллеспонту.
Каждый спешил как мог на защиту моста для прохода царя. Когда во время
плавания варвары были вблизи мыса Зостера, они приняли небольшие утесы на
материке, выступающие из воды, за неприятельские корабли и бежали от них в
разные стороны на далекое расстояние. Через некоторое время они заметили,
однако, что это не корабли, а утесы, и тогда снова собрались и продолжали
путь.

108. С наступлением дня эллины, видя, что сухопутное войско персов на том
же месте, подумали, что и флот также находится у Фалера. Они ожидали второй
морской битвы и готовились к отпору. Но лишь только эллины узнали об уходе
вражеских кораблей, они тотчас же решили пуститься в погоню за ними. Однако
они потеряли из виду флот Ксеркса, преследуя его до Андроса. Там, на
Андросе, эллины держали военный совет. Фемистокл был за то, чтобы
преследовать неприятеля и плыть между островами [Эгейского моря] прямо к
Геллеспонту, чтобы разрушить мост. Еврибиад же держался другого мнения,
говоря, что разрушение моста было бы величайшей бедой для Эллады. Ведь если
персидский царь будет отрезан и вынужден оставаться в Европе, то он,
конечно, не станет бездействовать. Сохраняя мир, он не добьется успеха, и
возвращение домой будет ему невозможно, так как войско его в конце концов
погибнет от голода. Перейди царь снова к нападению, может случиться, что он
покорит целую Элладу город за городом и народ за народом либо силой, либо
путем добровольной сдачи. А ежегодный урожай хлеба в Элладе всегда
пропитает царское войско. Впрочем, Еврибиад думает, что персидский царь
после поражения не намерен оставаться в Европе. Поэтому следует дать ему
возможность бежать, пока он не вернется в свою землю. А затем, по его
мнению, нужно напасть на царя уже в его собственной земле. Такого же мнения
держались и остальные пелопоннесские военачальники.

109. Когда Фемистокл понял, что ему не удастся убедить, по крайней мере,
большинство военачальников плыть к Геллеспонту, он обратился к афинянам с
такими словами (афиняне ведь особенно сильно досадовали на бегство врагов и
были готовы плыть к Геллеспонту даже одни, если остальные откажутся): "Мне
самому пришлось быть свидетелем подобных случаев и слышать еще гораздо
больше рассказов об этом: когда побежденных доводят до крайности, они снова
бросаются в бой и заглаживают прежнее поражение. Поэтому не станем
преследовать бегущего врага. Нам ведь неожиданно посчастливилось спасти
самих себя и Элладу, отразив столь страшные тучи врагов. Ведь этот подвиг
совершили не мы, а боги и герои, которые воспротивились тому, чтобы один
человек стал властителем Азии и Европы, так как он нечестивец и
беззаконник. Он ведь одинаково не щадил ни святилищ богов, ни человеческих
жилищ, предавая огню и низвергая статуи богов. И даже море повелел он
бичевать и наложить на него оковы. Мы же теперь добились успеха, и поэтому
нам лучше оставаться в Элладе и подумать о себе и своих домочадцах. Пусть
каждый восстановит свой дом и старательно возделывает свое поле, после того
как мы окончательно изгоним врага из нашей земли. А весной мы отплывем к
Геллеспонту и в Ионию". Так говорил Фемистокл, чтобы обеспечить себе
убежище у персидского царя на случай, если его постигнет какая-нибудь беда
в Афинах, что впоследствии и случилось57.

110. Фемистокл же этой речью хотел обмануть афинян, и они послушались его.
Ведь и прежде Фемистокла они считали человеком мудрым, а теперь он
действительно оказался умным и проницательным советником, и афиняне с
готовностью беспрекословно последовали его совету. После того как афиняне
поддались убеждению Фемистокла, тот немедленно отправил к царю корабль с
доверенными людьми (он был уверен, что они даже под пыткой не выдадут того,
что он поручил передать царю). Среди этих людей был опять его слуга Сикинн.
Когда посланные прибыли к берегам Аттики, то все прочие остались на корабле
и только Сикинн отправился в глубь страны к Ксерксу и сказал ему вот что:
"Послал меня Фемистокл, сын Неокла, военачальник афинян – самый доблестный
и мудрый человек среди союзников – сообщить тебе, что афинянин Фемистокл,
желая оказать тебе услугу, отговорил эллинов преследовать твои корабли и
разрушить мост на Геллеспонте. Отныне ты можешь совершенно спокойно
возвратиться домой". Передав это сообщение, посланцы вернулись назад.

111. Между тем эллины, отказавшись от дальнейшего преследования флота
варваров, решили не плыть к Геллеспонту для разрушения мостов. Они осадили
Андрос, желая захватить остров. Андрос был первым островом, от которого
Фемистокл потребовал денег58. Андросцы, однако, отказались выдать деньги.
Фемистокл велел тогда объявить андросцам, что афиняне прибыли с двумя
великими божествами – Убеждением и Принуждением, так что андросцам,
безусловно, придется заплатить деньги. Андросцы отвечали на это:
"Действительно, Афины, должно быть, велики и богаты, если с такими
благосклонными богами преуспевают в жизни. Что же до них, андросцев, то
они, напротив, до крайности бедны землей и к тому же два ни на что не
годных божества не покидают их острова, который стал даже их излюбленным
местопребыванием. Это именно – Бедность и Беспомощность. С этими-то
божествами андросцы не могут уплатить деньги: ведь могущество Афин никогда
не превзойдет их немощи". Так они отвечали и, не заплатив денег,
подверглись осаде.

112. А Фемистокл в своей ненасытной алчности посылал и на другие острова
тех же самых вестников, которых раньше отправлял к царю. Вестники требовали
денег, угрожая в случае отказа, что Фемистокл явится с эллинским флотом и
осадой возьмет их город. Такими угрозами Фемистокл заставил каристян и
паросцев выплатить огромные суммы денег. Жители этих островов, услышав, что
Андрос осажден за приверженность к персам и что Фемистокл имеет решающее
слово среди эллинских военачальников, устрашились и послали деньги.
Заплатили ли деньги и другие острова, я не могу сказать, но думаю, впрочем,
что Карист и Парос не были единственными. Все же каристийцы этим вовсе не
избежали беды, тогда как паросцам, подкупив Фемистокла, удалось спастись от
нападения. Так Фемистокл, стоя на якоре у Андроса, собирал деньги с
островов тайно от прочих военачальников59.

113. Ксеркс же подождал в Аттике еще несколько дней после морской битвы и
затем выступил с войском прежним путем в Беотию. Мардоний решил
сопровождать царя, и время года, кроме того, казалось не подходящим для
военных действий. Он считал, что благоразумнее зимовать в Фессалии и потом
весной напасть на Пелопоннес. По прибытии в Фессалию Мардоний отобрал,
прежде всего, для себя персидских воинов, так называемых бессмертных
(однако без их предводителя Гидарна, который не пожелал оставить царя).
Затем [он выбрал] из прочих персов латников и тысячу конников, далее – еще
мидян, саков, бактрийцев и индийцев, пехотинцев и конников60. [Воинов] этих
народностей он взял целиком, из числа же прочих союзников он выбрал лишь
немногих, статность которых ему нравилась, или же известных своей
храбростью. Самой многочисленной народностью в его войске были персы,
носившие ожерелья и запястья. Затем шли мидяне, уступавшие персам не
численностью, а телесной силой. Таким образом, всех воинов вместе с
конниками было у Мардония 300 000 человек.

114. В то время когда Мардоний отбирал свое войско и Ксеркс находился в
Фессалии, из Дельф пришло лакедемонянам изречение оракула, [гласившее]: они
должны требовать от Ксеркса удовлетворение за убийство Леонида и
удовольствоваться тем, что царь предложит. Спартанцы немедленно отправили
[к Ксерксу] глашатая, который застал еще все войско в Фессалии. Представ
пред очи Ксеркса, глашатай сказал: "Царь мидян. Лакедемоняне и Гераклиды
спартанские требуют от тебя удовлетворения за убийство, так как ты умертвил
их царя, который хотел защитить Элладу". Ксеркс засмеялся [в ответ] и долго
хранил молчание. Затем указал на Мардония, который как раз стоял
неподалеку, и сказал: "Пусть вот этот Мардоний даст им удовлетворение,
какого они заслуживают". Глашатай же, получив такой ответ, возвратился
назад.

115. А Ксеркс, оставив Мардония в Фессалии, поспешно двинулся к Геллеспонту
и прибыл к месту переправы за 45 дней. Царь привел с собой, можно сказать,
почти что жалкие остатки войска. Куда бы только и к какому народу персы ни
приходили, всюду они добывали себе хлеб грабежом. Если же не находили
хлеба, то поедали траву на земле, обдирали кору деревьев и обрывали в пищу
древесную листву как садовых, так и дикорастущих деревьев, не оставляя
ничего. К этому их побуждал голод. Кроме того, в пути войско поразили чума
и кровавый понос, которые губили воинов. Больных приходилось оставлять,
поручив питание и уход за ними городам, через которые царь проходил. Одних
пришлось оставить в Фессалии, других в Сирисе, что в Пеонии, и в Македонии.
Там Ксеркс оставил и священную колесницу Зевса, когда шел в поход на
Элладу. При возвращении он не взял колесницу с собой, потому что пеоны
отдали ее фракийцам. Когда Ксеркс потребовал возвращения колесницы, пеоны
ответили, что фракийцы, живущие наверху у истоков Стримона, похитили
пасущихся на лугу кобылиц [и колесницу]61.

116. Там царь бисальтов из Крестонийской земли, фракиец, совершил
чудовищный поступок. Он объявил, что и сам не станет добровольно рабом
Ксеркса (и бежал на вершину горы Родопы), и сыновьям запретил идти в поход
на Элладу. А те пренебрегли отцовским запретом (или же ими овладело
страстное желание увидеть войну) и выступили в поход вместе с царем. Когда
же все они (а их было шестеро) вернулись невредимыми, то отец в наказание
велел выколоть им глаза.

117. Такое возмездие они получили. А персы, покинув Фракию, прибыли к
проливу и постепенно переправились на кораблях в Абидос. Однако наведенных
мостов персы уже не нашли, так как они были разрушены бурей. Там персы
задержались, и так как пищи теперь было больше, чем в пути, то, не соблюдая
меры, набрасывались на еду и от того, а также от перемены воды многие воины
из уцелевшего войска погибали. Остатки же войска во главе с Ксерксом
благополучно прибыли в Сарды.

118. Впрочем, существует еще другой вот какой рассказ об отступлении
Ксеркса из Афин. Когда царь прибыл в Эион на Стримоне, то, как говорят,
отсюда остальную часть пути проделал уже не по суше. Он поручил Гидарну
отвести войско к Геллеспонту, а сам на финикийском корабле отплыл в Азию.
Во время плавания на царский корабль обрушился бурный стримонский ветер,
[высоко] вздымающий волны. По рассказам, когда буря стала все усиливаться,
царя объял страх (корабль был переполнен, так как на палубе находилось
много персов из Ксерксовой свиты). Ксеркс закричал кормчему, спрашивая,
есть ли надежда на спасение. Кормчий отвечал: "Владыка! Нет спасения, если
мы не избавимся от большинства людей на корабле". Услышав эти слова,
Ксеркс, как говорят, сказал: "Персы! Теперь вы можете показать свою любовь
к царю! От вас зависит мое спасение!". Так он сказал, а персы пали к его
ногам и затем стали бросаться в море. Тогда облегченный корабль
благополучно прибыл в Азию. А Ксеркс, лишь только сошел на берег, говорят,
сделал вот что. Он пожаловал кормчему золотой венец за спасение царской
жизни и велел отрубить голову за то, что тот погубил столь много персов.

119. Впрочем, этот второй рассказ о возвращении Ксеркса, мне думается,
вообще не заслуживает доверия, в особенности в той его части, где речь идет
о гибели персов. Ведь если кормчий действительно обратился к Ксерксу с
такими словами, то не найдется из тысяч людей ни одного, кто стал бы
противоречить моему утверждению, что царь не мог бы поступить так. Скорее
он послал бы людей с палубы в трюм [на скамьи гребцов] (тем более что это
были знатнейшие персы), а из гребцов-финикиян, вероятно, еще больше, чем
персов, велел бы выкинуть за борт. Нет, царь возвратился в Азию, как
сказано выше, сухим путем вместе с остальным войском.

120. В доказательство можно привести вот какое важное свидетельство. Ведь,
несомненно, на обратном пути Ксеркс посетил Абдеры, заключил с абдеритами
соглашение о дружбе и пожаловал им золотую "акинаку" и шитую золотом тиару.
И сами абдериты передают (чему я не верю), что Ксеркс со времени бегства из
Афин здесь впервые развязал свой пояс, чувствуя себя в безопасности. Абдеры
же лежат ближе к Геллеспонту, чем Стримон и Эион, где Ксеркс, как говорят,
сел на корабль.

121. Между тем эллины, не будучи в состоянии взять Андрос, обратились
против Кариста. Они опустошили землю каристян и затем возвратились на
Саламин. Прежде всего, они посвятили богам "початки" добычи, в том числе
три финикийские триеры. Одну послали на Истм, где ее можно видеть и поныне,
вторую – на Суний, а третью оставили на Саламине и посвятили Эанту62. Затем
разделили добычу между собою и отборную часть отослали в Дельфы. Из этой
части [добычи] была сделана статуя человека, высотой в 12 локтей, с
корабельным носом в руке (она стоит там же, где и золотая статуя Александра
из Македонии)63.

122. При отсылке даров в Дельфы эллины сообща вопросили бога: достаточно ли
он получил даров и доволен ли ими. А бог отвечал, что от других эллинов он
получил довольно, но не от эгинцев. Он требует от эгинцев часть награды за
доблесть в битве при Саламине. Узнав об этом, эгинцы посвятили богу три
золотые звезды, которые водружены на медной мачте и стоят в углу святилища
рядом с сосудом для смешения вина – даром Креза64.

123. После раздела добычи эллины отплыли на Истм, чтобы вручить там награду
за доблесть тому эллину, который в эту войну совершил самый выдающийся
подвиг. Прибыв на Истм, военачальники получили у алтаря Посейдона вотивные
камешки, чтобы избрать того, кто получит первую и вторую награду. Тогда
каждый из них положил камешки себе, считая себя самым доблестным. Вторую же
награду большинство присудило Фемистоклу. Итак, каждый военачальник получил
по одному голосу, Фемистокл же далеко превзошел всех по числу голосов,
поданных за вторую награду.

124. Из зависти эллины не пожелали присудить [Фемистоклу первую награду] и,
не приняв никакого решения, возвратились каждый к себе домой. Впрочем,
слава Фемистокла как мужа, безусловно, умнейшего из эллинов, прогремела по
всей Элладе. Но так как сражавшиеся вместе с ним при Саламине не признали
Фемистокла победителем и не почтили его, то он вскоре после этого
отправился в Лакедемон, чтобы получить там почести. Лакедемоняне приняли
его достойно и с великими почестями. Правда, награду за доблесть (венок из
оливковых ветвей) они дали Еврибиаду, а самому Фемистоклу – награду за
мудрость и проницательность – также оливковый венок. Они подарили ему также
колесницу, самую прекрасную в Спарте. Осыпав Фемистокла похвалами, они при
отъезде дали ему свиту из 300 отборных спартанцев, называемых
"всадниками"65, которые провожали гостя до тегейской границы. Фемистокл
был, насколько мы знаем, единственным человеком, которому спартанцы дали
такую свиту.

125. По возвращении же Фемистокла из Лакедемона в Афины там некто Тимодем
из Афидн, враг Фемистокла (впрочем, не из числа людей выдающихся),
совершенно вне себя от зависти поносил Фемистокла. Тимодем ставил в упрек
Фемистоклу поездку в Лакедемон, говоря, что дарами лакедемонян тот обязан
только Афинам, но не себе. Когда Тимодем продолжал без конца повторять свои
упреки и брань, Фемистокл сказал: "Будь я бельбинитом, спартанцы не оказали
бы мне столь высоких почестей, но тебя, человече, они не почтили бы, хотя
бы ты и был афинянином". Таковы были события в Элладе.

126. Артабаз же, сын Фарнака, влиятельный у персов и раньше человек (после
Платейской битвы влияние его еще более возросло), провожал царя с 6000 (из
войска, которое отобрал себе Мардоний) до пролива. Когда царь переправился
в Азию, Артабаз возвратился назад. Прибыв в Паллену, он, так как Мардоний
зимовал в Фессалии и Македонии и вовсе не побуждал его присоединиться к
остальному войску, не желал упустить случая продать в рабство отпавших от
царя потидейцев. Действительно, потидейцы, когда царь с войском прошел мимо
них, а персидский флот бежал из Саламина, открыто отпали от варваров. Так
же поступили и другие города Паллены.

127. Тогда Артабаз начал осаду Потидеи. Подозревая также, что и олинфяне
восстали против царя, он осадил и олинфян. Олинфом же владели боттиеи,
изгнанные с побережья Фермейского залива македонянами. Когда Артабаз
завладел, наконец, городом, он велел вывести жителей к озеру и умертвить, а