Так же поступил он и с Платеями, а затем
проник в Аттику и разоряет там все. Феспии и Платеи царь предал огню, узнав
от фиванцев, что эти города не на стороне персов.

51. После переправы через Геллеспонт, где варвары начали поход и оставались
один месяц, считая время переправы в Европу, в течение следующих трех
месяцев персы достигли Аттики. Архонтом тогда у афинян был Каллиад. Персы
заняли пустой город, и только в святилище [Афины Паллады] они нашли
небольшое число афинян – хранителей храмовой утвари и бедняков. Эти люди
заперли ворота акрополя и завалили их бревнами, чтобы преградить вход в
храм. Они не переехали на Саламин отчасти по бедности и к тому же, как им
казалось, только они разгадали смысл изречения Пифии о том, что деревянная
стена неодолима: акрополь, думали они, будет им убежищем, которое
подразумевал оракул, а не корабли.

52. Персы же заняли холм против акрополя, который афиняне называют
ареопагом, и затем стали осаждать акрополь вот как: они зажгли обмотанные
паклей стрелы и стали метать их в засеку. Осажденные афиняне все-таки
продолжали защищаться, хотя дошли уже до крайности, так как засека уже их
не защищала. Тем не менее, они не согласились на предложенные
Писистратидами условия сдачи, но придумывали разные новые средства защиты.
Так, они скатывали огромные камни на варваров, напиравших на ворота, и
Ксеркс долгое время был в затруднении, как ему взять акрополь.

53. Наконец варвары нашли выход из затруднительного положения. Согласно
изречению оракула, ведь вся материковая Аттика должна была перейти под
власть персов. С передней [северной] стороны акрополя, противоположной
воротам и дороге, ведущей наверх, несколько персов поднялось на скалу. В
этом месте не было никакой стражи, так как считалось, что здесь-то уже
никто не сможет взобраться наверх. Это было подле святилища Аглавры, дочери
Кекропа, где скалы действительно очень крутые. Когда афиняне увидели врагов
наверху, на акрополе, то одни из них ринулись вниз со стены и погибли,
другие же нашли убежище внутри святилища. Персы же, поднявшись наверх,
прежде всего, направились к воротам святилища и открыли их; затем они
умертвили защитников, моливших о спасении. Когда со всеми защитниками
акрополя было покончено, персы разграбили святилище и предали огню весь
акрополь34.

54. Захватив полностью Афины [и акрополь], Ксеркс отправил конного гонца в
Сусы к Артабану с сообщением о достигнутом успехе. На второй день после
отправления гонца царь собрал афинских изгнанников, следовавших за ним в
походе, и повелел подняться на акрополь и принести жертву по своему обряду.
Потому ли он приказал это, что видел какое-либо сновидение, или же
раскаивался в том, что велел предать огню святилище. Афинские же изгнанники
исполнили царское повеление35.

55. Почему я об этом упомянул, я сейчас расскажу. Есть на акрополе
святилище Эрехфея, как говорят, рожденного Землей, и в нем маслина и
источник соленой воды. У афинян существует сказание, что Посейдон и Афина,
поспорив из-за этой страны, перенесли туда маслину и источник как [видимые]
знаки своего владычества над страной. Эту-то маслину варвары как раз и
предали огню вместе со святилищем. На следующий день после пожара афинские
[изгнанники] по приказанию царя пришли в святилище и увидели, что от пня
пошел отросток почти в локоть длиной. Об этом они сообщили царю.

56. Между тем весть об участи афинского акрополя привела эллинов у Саламина
в столь великое смятение, что некоторые военачальники даже не стали
дожидаться, пока будет решено, [где дать морскую битву]. Они бросились к
своим кораблям и подняли паруса, чтобы тотчас же отплыть. Оставшиеся
военачальники решили дать морское сражение перед Истмом. С наступлением
ночи собрание разошлось, и военачальники взошли на борт своих кораблей.

57. Когда Фемистокл пришел на свой корабль, афинянин Мнесифил спросил его,
какое решение принято [на совете]. Узнав о решении отвести корабли к Истму
и сражаться перед Пелопоннесом, Мнесифил сказал: "Если флот покинет
Саламин, то тебе больше не придется сражаться за родину. Ведь каждый
вернется в свой город, и тогда ни Еврибиад и никто на свете не сможет уже
помешать флоту рассеяться. Эллада погибнет от собственной глупости. Поэтому
если есть какая-нибудь возможность [спасения], то иди и попытайся отменить
решение или, по крайней мере, убедить Еврибиада остаться здесь".

58. Этот совет пришелся Фемистоклу весьма по душе. Ничего не ответив, он
направился к кораблю Еврибиада. Придя к Еврибиаду, Фемистокл сказал, что
желает обсудить с ним одно общее дело. Еврибиад пригласил его на свой
корабль, предложив сказать, что ему нужно. Тогда Фемистокл сел рядом со
спартанцем и повторил все слова Мнесифила (но как свое собственное мнение)
и, кроме того, прибавил еще много других доводов, пока, наконец, не убедил
его просьбами сойти с корабля и созвать совет военачальников.

59. Когда военачальники собрались (еще до того как Еврибиад объяснил
причину созыва совещания), Фемистокл произнес длинную речь, так как дело
для них было слишком важным. Коринфский военачальник Адимант, сын Окита,
однако, прервал его словами: "Фемистокл! На состязаниях бьют палками тех,
кто выбегает раньше поданного знака". В свое оправдание Фемистокл ответил:
"А тот, кто остается позади, не получает в награду венка!".

60. Так он дружески ответил коринфянину. Однако, обращаясь к Еврибиаду,
Фемистокл теперь не повторил того, что сказал ему раньше, именно что флот
рассеется, если они покинут Саламин. Ведь с его стороны было бы неуместно в
присутствии союзников кого-нибудь обвинять. Поэтому Фемистокл выдвинул
другие доводы и сказал вот что: "В твоих руках ныне спасение Эллады!
Послушайся моего совета и дай здесь морскую битву, а не следуй за теми, кто
предлагает отплыть отсюда к Истму. Сравни оба предложения: у Истма придется
сражаться с персами в открытом море, а это нам весьма невыгодно, так как
наши корабли более тяжелые и числом уступают врагу. С другой стороны, ты
потеряешь Саламин, Мегары и Эгину, даже если в остальном нам улыбнется
счастье. Ведь за флотом последует и сухопутное войско, и таким образом ты
сам приведешь врагов в Пелопоннес и ввергнешь в опасность всю Элладу. Если
же ты послушаешься меня, то получишь вот какие выгоды. Во-первых, если мы
будем сражаться с небольшим числом кораблей в теснине против большого
флота, то, по всей вероятности, одержим решительную победу. Ведь сражаться
в теснине выгоднее нам, а в открытом море – противнику. К тому же Саламин,
куда мы перевезли жен и детей, также остается в наших руках. И этим ты
также достигнешь того, к чему вы больше всего стремитесь. Если ты
останешься здесь, то будешь так же хорошо защищать Пелопоннес, как и на
Истме, и благоразумно не привлечешь туда врагов. Если дело пойдет так, как
я ожидаю, и мы победим на море, то варвары никогда не придут к вам на Истм.
Они не проникнут и дальше в Аттику, но обратятся в беспорядочное бегство. И
этим мы спасем Мегары, Эгину и Саламин. При Саламине и оракул обещал нам
также "врагов одоленье". Когда люди принимают разумные решения, то обычно
все им удается. Если же их решения безрассудны, то и божество обыкновенно
не помогает человеческим начинаниям".

61. Когда Фемистокл говорил это, коринфянин Адимант снова восстал против
него и сказал: "Тому, кто не имеет родины, следовало бы молчать. Еврибиад
не должен предоставлять права голоса человеку, лишенному отечества. Ведь,
прежде чем вносить предложения, Фемистокл должен показать, какой город он
представляет". Так упрекал Адимант Фемистокла, потому что Афины были взяты
и находились во власти врага. Тогда-то Фемистокл наговорил ему и коринфянам
много резких слов. Он доказывал, что город Афины и Аттическая земля больше
Коринфа и что Афины снарядили 200 кораблей. И ни один эллинский город не в
состоянии отразить нападение афинян.

62. После этих слов Фемистокл вновь обратился к Еврибиаду и заговорил более
решительно, чем прежде: "Если ты останешься здесь и выкажешь себя
доблестным мужем – прекрасно! Если – нет, погубишь Элладу. Ведь в этой
войне главная наша опора – флот. Поэтому послушайся меня! Если же ты этого
не сделаешь, то мы немедленно с женами, детьми и челядью отправимся в
италийский Сирис. Город этот уже с давних времен наш, и по изречениям
оракула мы должны там поселиться. А вы, лишившись таких союзников, как мы,
еще вспомните мои слова!".

63. Эти слова Фемистокла заставили Еврибиада переменить мнение. Он позволил
убедить себя, как я думаю, главным образом из страха, что афиняне покинут
его, уведи он свой флот к Истму. Ведь без афинян остальные эллины не могли
уже осмелиться на бой с врагами. Итак, Еврибиад принял совет Фемистокла
оставаться и дать там битву.

64. Так, после жаркого спора эллины у Саламина по приказу Еврибиада стали
готовиться к сражению. Когда наступил день, с восходом солнца разразилось
землетрясение: земля и море сотрясались. Эллины же решили вознести молитвы
богам и призвать на помощь Эакидов36. Так они и сделали: совершив
молебствие всем богам, они призвали из Саламина на помощь Эанта и Теламона,
а за самим Эаком и прочими Эакидами отправили корабль на Эгину.

65. Дикей37, сын Феокида, афинский изгнанник, бывший тогда в почете у
персов, рассказывал: когда войско Ксеркса опустошало опустевшую Аттику, ему
как раз пришлось быть вместе с лакедемонянином Демаратом на Фриасийской
равнине. И вот он увидел поднимающееся от Элевсина облако пыли, как бы от
трех мириад человек38. Оба они пришли в изумление: какие это люди могли
поднять такое облако пыли? И вдруг послышались звуки голосов, которые
показались им ликующей песней хора мистов. Демарат, который не был посвящен
в Элевсинские мистерии, спросил Дикея, что это за звуки. А тот отвечал:
"Демарат! Ужасная беда грозит царскому войску. Аттика ведь покинута
жителями, и совершенно очевидно, что это голос божества, которое идет из
Элевсина на помощь афинянам и их союзникам. И если [это облако пыли]
обрушится на Пелопоннес, то это грозит опасностью самому царю и его войску
на материке; если же оно обратится на корабли у Саламина, тогда под угрозой
царский флот. А празднество это афиняне справляют каждый год в честь Матери
и Коры39, и всякий афинянин или другой эллин, если пожелает, принимает
посвящение в таинства. Звуки же, которые ты слышишь, – это ликующие песни
[хора] на празднике". На это Демарат ответил: "Храни молчание и никому не
говори об этом! Ведь, если эти твои слова дойдут до царя, тебе не снести
головы и тогда ни я и никто на свете не сможет тебя спасти. Но будь спокоен
и предоставь богам заботу о войске персов". Такой совет Дикею дал Демарат.
А пыль и звуки голосов превратились в облако, которое, поднявшись вверх,
полетело на Саламин к эллинскому флоту. Тогда Демарат и Дикей поняли, что
флоту Ксеркса предстоит гибель. Это рассказывал Дикей, сын Феокида,
ссылаясь на Демарата и других свидетелей.

66. После осмотра павших лакедемонян люди с кораблей Ксеркса переправились
из Трахина в Гистиею. Там флот оставался три дня и затем поплыл через
Еврип, а еще через три дня прибыл в Фалер. Боевые силы персов, вступившие в
Аттику по суше и по морю, как я думаю, по численности были не меньше тех,
что стояли у Сепиады и под Фермопилами. Ведь потери, понесенные персами от
непогоды и в морских бритвах при Фермопилах и Артемисии, уравновешивались
подкреплениями, прибывшими к царю позднее. Малийцы, дорийцы, локры и все
беотийское ополчение, кроме феспийцев и платейцев, а также каристийцы,
андросцы, теносцы и все остальные, за исключением пяти городов, имена
которых я упомянул выше, присоединились к царскому войску. Ведь, чем дальше
царь проникал в глубь Эллады, тем больше народностей шло за ним.

67. Весь персидский флот, кроме паросских кораблей, прибыл к Афинам,
паросцы же остались на Кифне в ожидании исхода боя. Когда все остальные
корабли бросили якорь в Фалере, сам Ксеркс спустился на побережье к
кораблям для встречи и совещания с начальниками кораблей. По прибытии царь
воссел на почетном председательском месте. Затем явились вызванные на совет
властители племен и начальники кораблей и заняли места, указанные царем по
чину. Во главе сидел царь Сидона, затем тирский царь и потом уже остальные.
Когда они уселись в ряд по чинам и званиям, Ксеркс послал Мардония и велел
спрашивать каждого по очереди, следует ли дать морскую битву или нет40.

68. Мардоний обходил ряды и спрашивал, начиная с царя Сидона. Все
единодушно высказались за то, чтобы дать сражение, и только Артемисия
сказала вот что: "Мардоний! Передай царю, что я говорю так: "Владыка! Так
как в битвах при Евбее я, конечно, не оказалась трусом и совершила не самые
ничтожные деяния, то я должна откровенно заявить тебе то, что я считаю
самым полезным для тебя. Поэтому я говорю тебе: щади свои корабли и не
вступай в битву. Здесь эти люди так же превосходят на море твоих людей, как
мужчина – женщину. Зачем тебе вообще начинать опасную битву? Разве не в
твоей власти Афины, из-за чего ты и выступил в поход? Разве ты не владыка и
остальной Эллады? Никто не стоит на твоем пути. Те, кто восстал против
тебя, получили по заслугам. Я хочу рассказать тебе, чем, по моему мнению,
кончится дело с нашими врагами. Если ты не начнешь поспешно морской битвы,
а будешь стоять здесь с кораблями на якоре, оставаясь в Аттике, или даже
продвинешься в Пелопоннес, то твои замыслы, владыка, ради которых ты прибыл
в Элладу, без труда увенчаются успехом. Здесь эллины не в состоянии очень
долго сопротивляться. Ты рассеешь их силы, и они разбегутся по своим
городам. Ведь у них на этом острове, как я слышала, нет продовольствия. И
если ты двинешься с войском на Пелопоннес, то следует ожидать, что люди из
Пелопоннеса не останутся здесь с флотом; они даже не подумают сражаться на
море за Афинскую землю. Напротив если ты сейчас поспешишь дать бой, то я
опасаюсь, что поражение твоего флота повлечет за собой и гибель сухопутного
войска. Кроме того, запомни, царь, еще вот что: у хороших господ обычно
бывают плохие слуги. Ты – самый благородный властелин на свете, а слуги у
тебя плохие (они, правда, считаются твоими союзниками – эти египтяне,
киприоты, киликийцы и памфилы) и пользы от них никакой"".

69. Так Артемисия говорила Мардонию. А все, кто относился к ней
доброжелательно, огорчились: они думали, что Артемисию постигнет царская
опала за то, что она отсоветовала царю дать морскую битву. Напротив,
недоброжелатели и завистники (царь ведь оказывал ей наибольший почет среди
всех союзников) радовались возражению, которое, как они думали, ее погубит.
Когда же мнения военачальников сообщили Ксерксу, царь весьма обрадовался
совету Артемисии. Он и раньше считал Артемисию умной женщиной, а теперь
расточал ей еще больше похвал. Тем не менее, царь велел следовать совету
большинства военачальников. Ксеркс полагал, что персы при Евбее сражались
плохо только потому, что он сам не присутствовал. Зато теперь царь принял
меры, чтобы самому наблюдать морскую битву.

70. Был отдан приказ к отплытию, персидские корабли взяли курс на Саламин и
там спокойно выстроились в боевом порядке. Однако днем они не могли уже
вступить в бой: надвигалась ночь. Поэтому персы стали готовиться к бою на
следующий день. Эллинов же охватил страх и тревога. Особенно тревожились
пелопоннесцы: они должны были сидеть здесь, на Саламине, и сражаться за
землю афинян. Ведь, проиграв битву, они будут отрезаны и осаждены на
острове, а родина останется беззащитной.

71. Между тем сухопутное войско варваров двинулось на Пелопоннес. Конечно,
там были приняты все какие только возможно меры, чтобы не допустить
вторжения варваров по суше. Ведь, лишь только весть о гибели войска Леонида
в Фермопилах достигла Пелопоннеса, из всех городов поспешно собрались воины
и заняли Истм. Предводителем их был Клеомброт, сын Анаксандрида, брат
Леонида. Они разбили свой стан на Истме, завалили Скиронову дорогу, сделав
ее непроезжей, а затем решили на военном совете построить стену поперек
Истма. А так как войско состояло из многих десятков тысяч воинов, и каждый
усердно работал, то дело быстро подвигалось вперед. И действительно,
отовсюду несли камни, кирпичи, бревна, корзины, полные песку, и работа
непрестанно продолжалась днем и ночью без отдыха.

72. Из эллинских городов и племен прибыли на помощь к Истму вот какие:
лакедемоняне, все племена аркадцев, элейцы, коринфяне, сикионцы,
эпидаврийцы, флиунтцы, трезенцы и гермионяне. Это были города, поспешившие
на помощь, тревожась за Элладу в грозный час опасности. Остальных же
пелопоннесцев война ничуть не заботила, хотя олимпийский и карнейский
праздники уж прошли.

73. А живет в Пелопоннесе семь разных племен. Из них аркадцы и кинурии –
коренные жители страны и поныне еще обитают в тех же местах, где жили в
древности41. Одно племя – ахейское, правда, не выселялось из Пелопоннеса,
но [вынуждено было покинуть] свою родину и ныне живет в чужой земле.
Остальные же четыре племени из семи – пришельцы. Это – дорийцы, этолийцы,
дриопы и лемносцы. У дорийцев есть много знаменитых городов, а у этолийцев
– только один единственный город – Элида. Дриопам принадлежат Гермиона и
Асина, что находится близ лаконского города Кардамилы. Парореаты же – все
лемносцы. Кинурии принадлежат к коренным жителям. Это, по-видимому,
единственное ионийское племя в Пелопоннесе. Со временем, будучи под властью
аргосцев, они обратились в дорийцев. Это – орнеаты и их соседи. Из этих
семи племен остальные города, кроме только что упомянутых, оставались
нейтральными. А если сказать откровенно, то другие города только потому
держались в стороне от общего дела, что сочувствовали персам42.

74. Воины на Истме трудились между тем с таким рвением, как будто спасение
Эллады зависело только от них. Ведь одержать победу на море они вовсе не
надеялись. Пелопоннесцами же у Саламина, несмотря на известие об этих
работах, овладел страх. Они опасались не так за самих себя, как за
Пелопоннес. Сначала люди тайно переговаривались друг с другом, дивясь
безрассудству Еврибиада. Наконец недовольство прорвалось открыто. Созвали
сходку и опять много толковали о том же: одни говорили, что нужно плыть к
Пелопоннесу и там дать решительный бой за него, а не сражаться здесь за
землю, уже захваченную врагом. Напротив, афиняне, эгинцы и мегарцы
советовали остаться у Саламина и дать отпор врагу.

75. Когда Фемистокл увидел, что мнение пелопоннесцев стало одерживать верх,
он незаметно покинул собрание. Выйдя из совета, он отправил на лодке одного
человека с поручением в мидийский стан. Звали этого человека Сикинн, и был
он слугой и учителем детей Фемистокла. Его-то Фемистокл после войны сделал
феспийским гражданином (когда феспийцы принимали новых граждан) и
богачом43. Прибыв на лодке к военачальникам варваров, Сикинн сказал вот
что: "Послал меня военачальник афинян тайно от прочих эллинов (он на
стороне царя и желает победы скорее вам, чем эллинам) сказать вам, что
эллины объяты страхом и думают бежать. Ныне у вас прекрасная возможность
совершить величайший подвиг, если вы не допустите их бегства. Ведь у
эллинов нет единства, и они не окажут сопротивления: вы увидите, как ваши
друзья и враги [в их стане] станут сражаться друг с другом". После этого
Сикинн тотчас же возвратился назад.

76. Варвары поверили этому сообщению. Прежде всего, они высадили на
островок Пситталию, что лежит между Саламином и материком, большой
персидский отряд. Потом, с наступлением полночи, корабли западного крыла
отплыли к Саламину, чтобы окружить эллинов. Корабли же, стоявшие у Кеоса и
Киносуры44, также вышли в море, так что весь пролив до Мунихия45 был занят
вражескими кораблями. Варвары плыли туда для того, чтобы не дать эллинам
бежать, отрезать их на Саламине и отомстить за битву при Артемисии. А на
острове под названием Пситталия высадился персидский отряд, чтобы спасать
или уничтожать занесенных туда волнами людей и обломки кораблей (ве