лакедемонян. Однажды случилось с ним вот что. Прибыл в Спарту один
милетянин, посетил Главка и сделал ему такое предложение: "Я – милетянин и
пришел к тебе, Главк, желая воспользоваться твоей честностью. Ведь по всей
Элладе и даже в Ионии идет о ней громкая слава. Я подумал, как все-таки
жизнь в Ионии с давних пор сопряжена с опасностями76 и сколь прочно
положение у вас в Пелопоннесе. Ведь у нас, в Ионии, никогда богатый не
может рассчитывать на сохранность своих денег. И вот, поразмыслив так, я
решил половину всего моего состояния превратить в деньги и отдать тебе на
хранение, так как уверен, что в твоих-то руках они будут в сохранности.
Итак, возьми мои деньги, а эти [опознавательные] таблички77 сохрани. Кто,
предъявив их, потребует деньги, тому и отдай". Так сказал чужеземец из
Милета, а Главк принял сданные ему на указанных условиях деньги. Прошло
много времени, и тогда прибыли в Спарту сыновья того человека, вверившего
деньги Главку. Они явились к Главку и, показав [опознавательные] таблички,
потребовали возвращения денег. А тот отказал им, ответив вот что: "Я не
знаю об этом деле и не могу припомнить ничего из того, о чем вы говорите.
Однако если вспомню, то желаю поступить по справедливости. Ведь если я
[действительно] получил деньги, то должен честно их вернуть. Если же я
вовсе их не получал, то поступлю по эллинским законам. Четыре месяца даю
вам сроку от сегодняшнего дня, чтобы доказать ваши требования". Печально
возвратились милетяне домой, думая, что лишились уже своих денег. А Главк
отправился в Дельфы вопросить оракул. Когда же он вопросил оракул, должен
ли он присвоить деньги ложной клятвой, то Пифия грозно изрекла ему в ответ
такие слова:

Сын Эпикида, о Главк: сейчас тебе больше корысти
 Клятвою верх одержать, вероломной, и деньги присвоить.
 Ну же, клянись, ибо смерть ожидает и верного клятве.
 Впрочем, у клятвы есть сын, хотя безымянный, безрукий,
 Он и безногий, но быстро настигнет тебя, покуда не вырвет
 С корнем весь дом твой и род не погубит,
 А доброклятвенный муж и потомство78 оставит благое.

Услышав этот оракул, Главк попросил у бога прощения за свой вопрос. Пифия
же ответила, что испытывать божество и приносить ложную клятву – одно и то
же. Тогда Главк послал за чужеземцами-милетянами и отдал им деньги. А я,
афиняне, хочу теперь объяснить, чего ради я рассказал эту повесть. Не
осталось теперь ни Главкова потомства, ни дома, который носил его имя в
Спарте: с корнем вырван его род. Поэтому всякому, у кого требуют
возвращения заклада, следует думать только о том, чтобы вернуть его
собственникам". Так говорил Левтихид. А афиняне и тогда не вняли его
словам, и царю пришлось возвратиться домой [ни с чем].

87. Эгинцы же, не искупив еще своих прежних обид, которые они дерзко в
угоду фиванцам нанесли афинянам, сделали вот что. В гневе на афинян и
почитая себя обиженными, эгинцы стали готовиться к мщению. Во время
празднества, справляемого афинянами каждые пять лет у Суния79, они
подстерегли и захватили священный корабль со знатными афинянами. Захватив
корабль, эгинцы бросили затем пленников в оковы.

88. Тогда афиняне решили немедленно всеми доступными средствами наказать
эгинцев. Жил тогда на Эгине почтенный человек по имени Никодром, сын Кнефа.
Он затаил злобу на эгинцев за свое прежнее изгнание с острова. Прослышав,
что афиняне готовы напасть на Эгину, Никодром задумал предать афинянам свой
родной город. Он назначил уже срок восстания и день, когда афиняне должны
прийти на помощь.

89. После этого в определенный день Никодром овладел так называемым старым
городом. Афиняне же не явились вовремя, так как у них не было достаточно
кораблей, чтобы сразиться с эгинским флотом. Пока афиняне упрашивали
коринфян дать им корабли, все предприятие рухнуло. Коринфяне, которые были
тогда в большой дружбе с афинянами, дали, правда, им 20 кораблей (продав по
5 драхм каждый, так как дарить по закону запрещалось). С этими кораблями,
прибавив к ним еще своих (всего 70 кораблей) и посадив на них экипаж,
афиняне отплыли на Эгину, но запоздали на один день.

90. Так как афиняне не явились в назначенное время, то Никодрому пришлось
сесть на корабль и бежать с Эгины. За ним последовали и другие эгинцы.
Афиняне поселили их на Сунии, откуда эти люди устраивали разбойничьи набеги
на остров. Впрочем, это происходило уже позднее.

91. Богатые80 эгинцы одолели тогда [простой] народ, восставший вместе с
Никодромом, и повели затем захваченных в плен повстанцев на казнь. С тех
пор они навлекли на себя проклятие, которое не смогли уже искупить
жертвами, несмотря на все старания. И только после изгнания [богачей] с
острова богиня вновь стала милостивой к ним. Ведь тогда они захватили в
плен живыми 700 человек из народа и предали казни. Одному из пленников
удалось вырваться из оков и бежать к портику святилища Деметры Фесмофоры.
Ухватившись за дверное кольцо, он крепко держался. Преследователи, несмотря
на все усилия, не могли оттащить его. Тогда они отрубили руки несчастному и
увели на казнь. А руки его, словно приросшие к дверному кольцу, продолжали
висеть81.

92. Вот как свирепствовали эгинцы против своих же сограждан! По прибытии
афинян на 70 кораблях произошло морское сражение. Эгинцы были разбиты и,
как и прежде, [снова] обратились за помощью к аргосцам. На этот раз
аргосцы, однако, ответили отказом: они обиделись на эгинцев за то, что
эгинские корабли, конечно вынужденные Клеоменом, направились в Арголиду и
высадили там лакедемонское войско. При этом вторжении высадили войско также
и сикионские корабли. Аргосцы наложили за это на Эгину и Сикион 1000
талантов штрафа – по 500 талантов на каждый город82. Сикионцы признали свою
вину и согласились искупить ее, уплатив 100 талантов. Эгинцы же не только
отвергли виновность, но держались даже слишком заносчиво. Поэтому-то теперь
ни один аргосец не пришел на помощь эгинцам от имени государства. Все же
около 1000 добровольцев под предводительством Еврибата, искусного борца в
пятиборье83, прибыло [на остров]. Большинство этих добровольцев не
вернулось домой: их перебили афиняне на Эгине. Сам же их предводитель
Еврибат одолел в единоборстве троих противников и был убит четвертым –
Софаном из Декелеи.

93. Эгинцы же со своими кораблями напали на афинские корабли, стоявшие в
беспорядке, и нанесли им поражение. Четыре афинских корабля с экипажем
попали в руки неприятелей.

94. Так-то афиняне начали войну с эгинцами. Между тем персидский царь стал
приводить в исполнение свои замыслы. Ведь слуга постоянно напоминал царю не
забывать об афинянах, а Писистратиды не переставали клеветать на афинян и
возбуждать против них Дария. Вместе с тем Дарий намеревался под предлогом
похода на афинян подчинить и других эллинов, которые не дали ему земли и
воды. За неудачу в походе царь отстранил Мардония от должности. На его
место он назначил двух новых военачальников, именно мидянина Датиса и
Артафрена, сына Артафрена, своего племянника, и затем отправил их против
Эретрии и Афин. Послал же их царь с приказанием обратить в рабство жителей
Афин и Эретрии и привести пред его царские очи.

95. Эти назначенные вновь военачальники во главе многочисленного и
прекрасно снаряженного войска прибыли на Алейскую равнину в Киликии. Пока
они стояли там станом, подошел и весь флот (каждый приморский город был
обязан выставлять корабли). Прибыли также и грузовые суда для перевозки
лошадей (эти суда Дарий велел построить в прошлом году своим данникам).
Погрузив лошадей на эти суда и посадив пехотинцев на корабли, персы отплыли
на 600 триерах в Ионию. Оттуда, однако, они взяли курс не прямо вдоль
берегов Геллеспонта и Фракии, но из Самоса поплыли мимо Икара от острова к
острову. Как мне кажется, они прежде всего страшились объезда вокруг Афона,
где в прошлом году им пришлось испытать великое бедствие. Кроме того, и
Наксос, все еще не захваченный84, вынуждал их держаться этого курса.

96. Из Икарийского моря персы подошли к Наксосу (на этот остров они прежде
всего решили напасть). Наксосцы же, помня прежнюю осаду, не стали ждать
нападения и бежали в горы. Персы же обратили в рабство попавшихся в их руки
жителей и сожгли святилище и город. Затем они отплыли к другим островам.

97. Тем временем делосцы, так же как наксосцы, покинув свой остров,
поспешно бежали на Тенос. Когда персидский флот появился [у острова],
Датис, плывший впереди, приказал кораблям не бросать якорей возле острова,
но по другую сторону, у Ренеи. Сам же Датис, узнав, где находятся делосцы,
велел через глашатая сказать им следующее: "Жители священного острова!
Зачем вы убегаете, подозревая меня в недостойных замыслах. Ведь я и сам
настолько благоразумен, да и царь приказал мне: отнюдь не разорять этой
страны, родины этих двух божеств85, и не обижать ее жителей. Так вот,
возвращайтесь в ваши дома и живите на острове". Это Датис велел сообщить
делосцам через глашатая. Затем, возложив на алтарь 300 талантов
благовоний86, он воскурил фимиам.

98. После этого жертвоприношения Датис отплыл со своими кораблями, на
которых находились ионяне и эолийцы, сначала в Эретрию. На Делосе же после
его отплытия произошло землетрясение, первое и единственное, как меня
уверяли делосцы, до нашего времени. Быть может, этим знамением бог желал
указать людям на грядущие бедствия. Ведь за время царствования Дария, сына
Гистаспа, Ксеркса, сына Дария, и Артоксеркса, сына Ксеркса, на протяжении
этих трех поколений Эллада испытала больше невзгод, чем за 20 поколений до
Дария. Эти невзгоды постигли Элладу отчасти по вине персов, отчасти же по
вине главных эллинских городов, боровшихся за первенство87. Поэтому и нет
ничего невероятного в том, что на Делосе случилось землетрясение, чего
никогда раньше не было. Об этом было сказано также в изречении оракула:

Делос я поколеблю, хоть неколебим он доселе.

На эллинском языке имена персидских царей означают вот что: Дарий –
деятельный, Ксеркс – воин, Артоксеркс – великий воин, и мы могли бы
совершенно правильно этих царей так и называть на нашем языке88.

99. Отплыв с Делоса, варвары приставали к островам, набирали там войско и
брали в заложники детей островитян. Так, плывя от острова к острову, они
прибыли к Каристу. Каристийцы ведь не дали персам заложников и отказывались
воевать против соседних городов, именно против Эретрии и Афин. Поэтому
персы начали осаждать их город и опустошать их землю, пока каристийцы не
подчинились.

100. Когда эретрийцы узнали, что персидский флот плывет против них, то
обратились за помощью к афинянам. Афиняне же не отказали в поддержке и
послали на помощь 4000 своих клерухов, владевших землей халкидских
гиппоботов89. Это решение эретрийцев, по-видимому, было вовсе неразумным:
ведь они призвали на помощь афинян, но согласия между ними не было. Одни
хотели покинуть город и бежать в горы на Эвбее, а другие в надежде на
личные выгоды от персов замышляли измену. Один влиятельный эретриец –
Эсхин, сын Нофона, осведомленный об этих замыслах, сообщил прибывшим
афинянам о положении дел; он просил афинян вернуться домой, чтобы не
погибнуть вместе с ними. Афиняне же послушались этого совета Эсхина.

101. Они переправились в Ороп и спаслись. Персы же пристали к берегу у
Тамин, Херей и Эгилии в Эретрийской области90. Овладев этими местечками,
персы тотчас же стали высаживать свою конницу и приготовились к битве.
Эретрийцы же решили не выходить из города и не вступать в бой. Они
заботились только о защите своего города, так как в конце концов приняли
решение не покидать его. Шесть дней шла жестокая схватка у стен города и с
обеих сторон пало много воинов. На седьмой же день Евфорб, сын Алкимаха, и
Филагр, сын Кинея,– два знатных эретрийских горожанина – предали город
персам. Персы вошли в город, разграбили и сожгли храм в возмездие за
сожженное святилище в Сардах, а жителей по повелению Дария обратили в
рабство.

102. После подчинения Эретрии персы простояли там несколько дней и затем
отплыли дальше к Аттике. Они загоняли афинян в теснины, полагая, что те
поступят так же, как эретрийцы. Наиболее удобным местом для действий
конницы в Аттике был Марафон, к тому же находившийся ближе всего к Эретрии.
Туда и вел их Гиппий, сын Писистрата.

103. Узнав об этом, афиняне также двинулись к Марафону. Во главе их войска
стояло десять стратегов91. Десятый был Мильтиад. Отец его Кимон, сын
Стесагора, был изгнан из Афин Писистратом, сыном Гиппократа. Во время
изгнания ему случилось победить в Олимпии [в состязании] с четверкой коней.
Одержав ату победу, Кимон получил такую же награду, что и его единоутробный
брат Мильтиад. На следующий раз Кимон опять победил в Олимпии на этих конях
и позволил провозгласить победителем Писистрата. Уступив победу Писистрату,
Кимон получил по уговору возможность вернуться в Афины. На этих же конях он
и в третий раз одержал победу в Олимпии. Затем, когда самого Писистрата уже
не было в живых, Кимон был умерщвлен сыновьями Писистрата92. Они приказали
наемным убийцам убить Кимона ночью из засады вблизи пританея. Погребен
Кимон перед городскими воротами за улицей под названием "Через Келу"93.
Напротив похоронили его коней, которые трижды одержали победу в Олимпии.
Такой подвиг совершили ранее только кони лаконца Евагра, а, кроме них,
больше ничьи. Старший сын Кимона Стесагор воспитывался тогда у своего дяди
Мильтиада на Херсонесе, а младший жил у Кимона в Афинах. Он был назван
Мильтиадом по имени основателя поселения на Херсонесе Мильтиада.

104. Итак, этот-то Мильтиад после возвращения из Херсонеса был тогда
стратегом афинян. Дважды ему удалось избежать смерти: первый раз финикияне
преследовали его до Имброса, во что бы то ни стало стараясь захватить и
доставить к царю. Затем, избежав преследования финикиян, он возвратился на
родину и чувствовал себя уже в безопасности. Тогда враги схватили его и
предали суду по обвинению в тирании на Херсонесе. Однако Мильтиаду удалось
оправдаться и от этих обвинений, и он по народному избранию был назначен
афинским стратегом.

105. Находясь еще в походе, стратеги прежде всего отправили в Спарту
глашатаем афинянина Фидиппида, который был скороходом и сделал себе из
этого даже ремесло. Как потом рассказывал и уверял афинян сам Фидиппид, на
горе Парфений94, что выше Тегеи, ему явился бог Пан. Бог окликнул Фидиппида
по имени и велел сказать афинянам, почему они так пренебрегают им, тогда
как он благосклонен к афинянам, часто прежде им помогал и впредь также
будет полезен. И действительно, афиняне, поверив истинности слов Фидиппида,
когда настали для них вновь лучшие времена, воздвигли святилище Пана у
подошвы акрополя95 и с тех пор ежегодно умилостивляют его жертвами и
устраивают бег с факелами.

106. Итак, посланный стратегами из Афин, этот Фидиппид (по дороге, как он
говорил, ему явился Пан) на второй день прибыл в Спарту. Там он предстал
перед властями и сказал вот что: "Лакедемоняне! Афиняне просят вас помочь
им и не допустить порабощения варварами древнейшего города в Элладе. Ведь
Эретрия уже несет ярмо рабства, и Эллада стала беднее одним знаменитым
городом". Так Фидиппид исполнил данное ему поручение; лакедемоняне же
решили помочь афинянам. Тотчас же они, однако, не могли этого сделать, не
желая нарушить закон. Это ведь был как раз девятый день первой половины
месяца, а в девятый день, говорили они, нельзя выступать в поход, если луна
будет неполной96.

107. Так вот, лакедемоняне ждали полнолуния, а Гиппий, сын Писистрата, тем
временем вел варваров к Марафону. В минувшую ночь Гиппий видел такой сон.
Ему приснилось, будто он спал со своей собственной матерью. Сон этот он
истолковал так, что он вернется в Афины, отвоюет себе власть и затем
окончит свои дни в старости на родной земле. Так он объяснил свое видение.
Тогда Гиппий велел переправить пленников из Эретрии, которых он вез с
собою, на остров стирейцев под названием Эгилия; кораблям же приказал
бросить якорь у Марафона, а после высадки расположил войско в боевом
порядке. Между тем на Гиппия напали чихание и приступ кашля сильнее
обычного. А так как у него, как у человека уже старого, большая часть зубов
шаталась, то один зуб от сильного кашля даже выпал. Зуб упал на песок, и
Гиппию стоило больших усилий его искать, но зуб не находился. Тогда Гиппий
со вздохом сказал своим спутникам: "Нет! Это не наша земля, и мы ее не
покорим, ту часть ее, принадлежавшую мне по праву, взял теперь мой зуб".

108. Гиппий полагал, что сон его таким образом исполнился. К афинянам же у
священной рощи Геракла97 подошли на помощь со всем своим ополчением
платейцы. Платейцы отдались под защиту афинян, и из-за них афиняне уже
испытали много бедствий. А искали защиты платейцы у афинян вот как. Сначала
они, теснимые фиванцами, обратились за помощью к Клеомену, сыну
Анаксандрида, который находился поблизости с лакедемонянами. Однако
лакедемоняне отказались, ответив так: "Мы живем слишком далеко, и вам наша
помощь бесполезна. Ведь вас успеют десять раз продать в рабство, пока весть
об этом дойдет до нас. Мы советуем вам стать под защиту афинян. Они – ваши
соседи и могут вас защитить". Этот совет лакедемоняне дали не столько из
расположения к платейцам, сколько желая вовлечь афинян в тягостные распри с
беотийцами. Платейцы же послушались их. И вот, когда афиняне приносили
жертвы 12 богам, платейцы сели на алтаре как умоляющие и отдали свой город
под покровительство афинян. Узнав об этом, фиванцы пошли войной на
платейцев; афиняне же выступили на помощь платейцам. Обе стороны уже были
готовы к бою, однако коринфяне не допустили кровопролития: они находились
как раз поблизости и с согласия обеих сторон установили пограничную линию и
уладили спор на таких условиях. Фиванцы должны оставить в покое беотийские
города, которые не желают примкнуть к Беотийскому союзу. После этого
решения коринфяне удалились. Беотийцы же напали на афинян, когда те
возвращались домой, но потерпели поражение. Тогда афиняне перешли границы,
установленные коринфянами для платейцев, и объявили реку Асоп и Гисии
границей Фиванской и Платейской областей98. Таким образом, платейцы
отдались под защиту афинян, а теперь прибыли на помощь к Марафону.

109. Между тем мнения афинских стратегов разделились: одни высказались
против битвы с мидийским войском, так как афиняне были слишком
малочисленны; другие же (в том числе Мильтиад), напротив, советовали
принять бой. Когда мнения так разошлись и верх стало брать худшее
предложение, Мильтиад обратился к одиннадцатому участнику голосования,
избранному афинянами по жребию полемархом99 (афиняне ведь издревле давали
полемарху равное право голоса со стратегами). Полемархом же был тогда
Каллимах из Афин. К нему-то и пришел Мильтиад и сказал вот что: "В твоих
руках, Каллимах, сделать афинян рабами или же, освободив их, воздвигнуть
себе памятник навеки, какого не воздвигали себе даже Гармодий и
Аристогитон. Ведь с тех пор как существуют Афины, никогда еще им не грозила
столь страшная опасность, как теперь. Если афиняне покорятся мидянам и
снова попадут под власть Гиппия, то участь их решена. Если же наш город
одолеет персов, то станет самым могущественным из эллинских городов. Как
это возможно и почему именно решение в твоей власти, я сейчас тебе объясню.
Мы – десять стратегов – разошлись во мнениях: одни советуют дать битву, а
другие – нет. Если мы теперь же не решимся на битву, то я опасаюсь, что
нахлынет великий раздор и так потрясет души афинян, что они подчинятся
мидянам. Если же мы сразимся с врагом, прежде чем у кого-либо [из афинян]
возникнет гнусный замысел [изменить], то мы одолеем, так как ведь
существует же божественная справедливость. Все это теперь в твоей власти и
зависит от тебя. Присоединись к моему совету, и твой родной город будет
свободен и станет самым могущественным городом в Элладе. А если ты станешь
на сторону противников битвы, тогда, конечно, мы погибли".

110. Этими словами Мильтиад привлек Каллимаха на свою