соломки!
 - Силен большевистский бог,  -  сказал не  без хвастовства Славушка.  -
Хоть мы и не верим в бога.
 Много-много  лет  спустя,   вспоминая  об  этой  необыкновенной  осени,
Славушка не мог твердо сказать, случилось ли все это наяву или то был только
сон, страница из какого-то исторического романа...
 Мечта и действительность.
 Действительно ли все произошло так,  как сохранилось в  памяти,  или то
была только мечта, с течением времени ставшая в сознании явью?
 История шла своим ходом, игра успенских подростков на ход истории никак
не влияла,  главный смысл того,  что происходило, заключался в том, что сами
подростки ощущали свою сопричастность с историей.
 Отступавшие деникинцы или,  точнее, какая-то их воинская часть свернула
в  сторону железной дороги не потому,  что испугалась костров,  загоревшихся
осенней ночью в  далеком поле.  Но  на  формирование поколения,  к  которому
принадлежали Славушка и  его сверстники,  сознание того,  что от  каждого их
поступка  зависит  ход  истории,   влияло,  конечно,  чрезвычайно.  Все  они
чувствовали  себя  Архимедами,   обретшими  точку  опоры  для  того,   чтобы
перевернуть  мир!   И   в  общем-то  были  правы.   "Дайте  нам  организацию
революционеров -  и  мы перевернем Россию",  -  сказал Ленин.  А Ознобишин с
товарищами и  принадлежали как  раз  к  этой  организации,  которая начинала
переворачивать Россию...
 Всей  своей  детской душой  Славушка страстно желал  свернуть вражескую
армию туда, где она найдет гибель...
 И она свернула!
 Передовые части противника,  если  только можно назвать передовыми тех,
кто отступает, вместо того, чтобы двигаться прямо на юг, к Малоархангельску,
дойдя до Успенского,  внезапно свернули в сторону железнодорожной линии Орел
- Курск,   где   деникинцев  ожидали  изматывающие  бои...   Что   заставило
деникинских офицеров  повести  свои  части  под  удар  наступающих советских
войск?
 Ночь. Измотанные солдаты. Утраченная вера. Бесконечные русские поля.
 Где-то  позади безжалостная конница Примакова.  На  самом  деле  конная
армия Примакова действует в районе Воронежа.  Казаки не стремятся к встречам
с неистовыми красными кавалеристами.
 Но все это потом,  потом. Позже. В аудиториях военных академий. Анализ.
Разбор просчетов. Изучение документов...
 А пока ночь, и холод, и слякоть, и нежелание принимать бой...
 И  вдруг -  костры!  Множество костров.  В  действительности их  не так
много.  Детские костры.  Костры мерцают,  гаснут, загораются вновь. Огонь не
слишком ярок,  верст за  десять,  не  ближе,  это лишь во  тьме огни кажутся
ближе.
 Огни в  ночи!  Да были ли они в самом деле?  Не выдумал ли Славушка эту
ночь? Костры, которые будут светить ему в течение всей его жизни!


37

 Все заметнее возвращение к порядку.
 Промчались  через  Успенское  наступающие части:  кавалеристы,  пехота.
Какую-то пушку часа три выволакивали из-под горы...
 Война  отошла  куда-то  за  Фатеж,  за  Малоархангельск,  подтягивались
армейские тылы.
 Поздняя осень готовилась вот-вот перейти в зиму,  окончились дожди,  за
ночь смерзлась грязь, тонкий ледок затягивал редкие лужицы, иней серебрил по
утрам желтую траву,  серые облака затягивали небо,  каждую минуту мог  пойти
снег.
 В  такой вот  стылый ноябрьский день  появился еще  один  обоз подвод в
десять,  с большой поклажей,  с ящиками,  с тюками и даже мебелью,  будто не
армейский обоз,  а переселенцы с домашним скарбом. На одной из телег ножками
вверх стол и стулья, на другой - дубовый гроб.
 Обоз  стал  табором перед  волисполкомом.  Красноармейцы поспрыгивали с
телег, составили в козлы винтовки, распрягли лошадей, задали корм, втащили в
помещение тюки и гроб, который при ближайшем рассмотрении оказался шкафом, и
пошли по избам с  просьбой сварить кулеш и согреть на чаек кипяточку,  крупу
приносили свою, а кто пощедрее, так даже угощали детишек сахаром.
 Много ли нужно солдату времени, чтоб обжиться на новом месте?!
 Чуть позднее в двух пролетках прибыли начальники,  в суконных шлемах, с
портупеями через плечо, двое даже с портфелями, и тут же скрылись в здании.
 Славушка с Колькой увидели обоз, едва он выполз из-под горы.
 Пошли в разведку.  Прошли через табор раз,  другой.  На них не обращали
внимания. Прошли еще раз...
 У  входа  в  исполком стоял  часовой,  курносый,  небритый,  невозможно
серьезный.
 - Ну чего разбегались?  -  не выдержал,  прикрикнул он,  когда мальчики
прошли в третий раз.
 - Это какая часть? - полюбопытствовал Славушка.
 - А сами-то кто такие?  -  с подозрением спросил часовой.  -  Видали мы
тут...
 - Мы комсомольцы, - объяснил Славушка.
 - Ну и топайте по своим делам, здесь баловать нечего.
 - А все же что за часть? - повторил Славушка. - У нас, может, дело...
 - Это не часть,  а военный трибунал,  -  строго сказал часовой. - Какие
могут быть у вас к нам дела?
 - Наша  организация молодая,  -  виновато  сказал  Славушка.  -  Может,
литературу какую дадут.
 - Литературу!  -  презрительно сказал часовой.  -  Мы  судим,  а  вы  -
литературу.
 - А в шкапу у вас что? - полюбопытствовал Колька.
 - Дела, - твердо сказал часовой. - Приговора.
 - А какого же вы корпуса?
 - Да что ты все допытываешься?  Кто много знает, рано помирает. Сказано
вам: пошли!
 Мальчики огородами дошли до почты и двинулись к Народному дому.
 Двери заперты и заколочены, но доски кое-где отодраны.
 Славушка пальцем тронул замок.
 - Пора открывать.
 Колька кивнул:
 - Давно пора.
 Обошли  дом,  спустились к  реке.  Холодная вода  неподвижно чернела  в
Озерне.
 - Скоро станет.
 - Где там скоро, - возразил Колька. - Не ране как к рождеству.
 Берегом пошли домой, взобрались по круче, опять мимо исполкома.
 На этот раз у здания какая-то суета.
 Солдаты оживленно переговаривались.
 - И как это подобрался?
 - Обучен, известно!
 - Полковник?
 - Капитан генерального штаба, сам слышал.
 - Не признается?
 - Такой разве признается?
 Часовой заметил их и неожиданно сказал:
 - Шпиона, ребята, поймали, вот какие сегодня дела!
 Колька удивился:
 - Какого шпиона?
 - Известно какого - деникинского!
 - А его что, будут судить?
 - А как же без суда?
 - Что без суда?
 - Без суда немыслимо расстрелять.
 - А скоро будут судить?
 - Вот пообедаем...
 Вдруг со стороны, куда шли войска, появились четыре всадника.
 Молодой,  скакавший впереди,  натянул  поводья,  и  все  четверо  разом
остановились.
 - А ну-ка! Где ваш начальник?
 Но  тот уже торопился навстречу -  во  френче,  в  фуражке,  в  пенсне,
строгий,  немолодой,  утиный нос,  узкие  бледные губы,  такие узкие,  точно
ниточка, фиолетовые чернильные глаза.
 - Начальник отдела Хромушин. Здравствуйте, товарищ комкор!
 - Знаю,  знаю.  Что ж это вы застряли,  товарищ Хромушин?  -  с упреком
сказал комкор. - Штаб куда как далеко, а вы все тащитесь?
 - Дела, товарищ комкор.
 - Занимаем города, изменники ждут суда, а вы где?
 - Задержали шпиона.
 - Какого еще шпиона?
 Хромушин махнул кому-то рукой.
 - Выведите...
 Это был Полеван!
 Торбы на нем нет,  но он в своем неизменном армяке, холстинных портах и
грязной розовой рубахе.
 Вышел меж двух конвоиров,  шел охотно, чувствуя себя предметом внимания
и, видимо, гордясь оказанной ему честью.
 - Да это же Алешка!  -  воскликнул Славушка,  обращаясь и к Кольке, и к
часовому. - Здешний дурачок.
 - Ну да!  -  недоверчиво возразил часовой.  -  А карты чего ж таскает и
дис...  дис...  -  Часовой запнулся. - и дис-ло-ка-цию записывает. Тетрадь у
него нашли...
 Полевана нашли на косогоре,  он лежал на животе и рассматривал площадь.
Его забрали, привели в штаб, обыскали. Нашли в торбе тетрадь, в ней цветными
карандашами вычерчены какие-то  планы,  записаны цифры.  Стали  допрашивать,
арестованный мычит:  "Ны-ны-ны"  да  "гы-гы-гы",  а  потом  вдруг заговорил:
"Смотри,  какая цаца,  бултых, бултых, кому чего дать, антиресно, антиресно,
антиресно..."
 - Хотите допросить? - спросил Хромушин.
 - Нет,  нет...  -  Комкор отмахнулся от Хромушина,  как от мухи.  -  Вы
председатель...
 - Задержали совсем неподалеку,  -  доложил Хромушин.  - Следил за нашим
передвижением.
 - Это  еще  не  доказательство,  -  заметил  комкор.  -  Может,  просто
испугался?
 - Но  при  нем обнаружены кроки,  -  внушительно сказал Хромушин.  -  И
шифр...
 - Какие там кроки?
 - Убедитесь.
 Принесли какую-то тетрадь.  Продолжая сидеть в  седле,  комкор небрежно
перелистал.
 - Какие там кроки, - лениво повторил он. - Я бы его отпустил.
 Хромушин насупился.
 - Вы сами его допросите.
 - Кто вы такой? - спросил комкор.
 - Отвечайте, - сказал Хромушин Полевану. - Вас спрашивают.
 Идиот ласково посмотрел на всадника.
 - Миленький, миленький... - пробормотал он. - Лошадка. Прыг-скок!
 - Я бы отпустил, - повторил комкор. - Впрочем, дело ваше.
 - Нет, надо разобраться, - возразил Хромушин.
 Комкору не  хотелось спорить,  он  все  посматривал в  сторону Критова,
голова его была занята более важными делами.
 - Извините,   нам  некогда,  -  вежливо  объяснил  он.  -  Мне  надо  в
расположение бригады Кропачева... - Он кинул укоризненный взгляд на бивак. -
И поторапливайтесь, пожалуйста. В Понырях полно дезертиров... - Он пошевелил
поводьями. - Поехали?
 Брызнуло грязью, всадники понеслись в Критово.
 - Нет,  так нельзя, - сказал Хромушин, указывая на Полевана. - Отведите
его в  школу,  все надо по закону.  -  Подумал и  добавил через плечо:  -  И
оповестите близлежащих жителей,  суд  открытый,  судим мы  в  воспитательных
целях.
 Полевана повели. Славушка и Колька тоже пошли.
 В классе на задних партах сидели трое старичков и с десяток баб.
 Посередине стол для судей, у стены табуретка для подсудимого.
 Полевана посадили, два конвоира по бокам.
 Быстрым шагом вошел командир комендантского взвода:
 - Прошу встать, суд идет!
 Старички встали, а бабы сидят.
 Вошли судьи:  председатель трибунала и  двое помоложе,  один в суконном
шлеме, другой в фуражке.
 - Прошу снять головные уборы,  -  сказал председатель,  снял  фуражку и
сел.  Двое заседателей тоже сняли и  сели.  Вошла девица в  гимнастерке и  в
сапогах, приготовилась писать.
 Суд начался.
 - Заседание  революционного  военного   трибунала  объявляю   открытым.
Председатель Хромушин Игнатий Виссарионович, члены краском Коваленко Николай
Павлович и  краском Полотеевский Павел Николаевич при секретаре Спесивцевой.
Отводов нет?  -  Но  так как отводов быть не могло,  он тут же продолжил:  -
Слушается  дело  гражданина  Полевана  Алексея,   отчество  неизвестно,   по
обвинению в собирании сведений,  составляющих государственную тайну, в целях
ниспровержения строя рабочих и крестьян. Обстоятельства дела...
 В  поведении Хромушина чувствовалась увлеченность своим делом,  судья -
тот,  что  в  буденновке,  скучая  смотрел в  окно,  а  другой хмуро  слушал
Хромушина, пытаясь разобраться в происходящем.
 Председатель зачитал обвинительное заключение,  можно было  подивиться,
когда он все успел написать.
 В сенях громко хлопнула дверь.
 Жалобно, на всю комнату, вздохнула какая-то баба:
 - Ох-хо-хонюшки...
 Председатель постучал по столу:
 - Прошу соблюдать тишину!
 Баба опять вздохнула.
 - Товарищ  Малафеев!  -  подозвал председатель командира комендантского
взвода. - Примите меры...
 Командир взвода тоже вздохнул и сел за парту.
 - Признаете себя виновным? - обратился председатель к подсудимому.
 Секретарша встала и подошла к Полевану:
 - Говорите!
 Полеван посмотрел ей в глаза и засмеялся.
 - Бултых, бултых, - сказал он. - Помолимся, помолимся...
 - Отлично,  -  холодно сказал председатель. - Продолжаете упорствовать?
Переходим к допросу...
 У Славушки зазвенело в ухе.
 - В каком ухе звенит? - спросил Кольку шепотом.
 - В левом, - немедленно отозвался тот. - Угадал?
 - Ты всегда угадываешь...
 Этот Хромушин зудит вроде комара. Что он делает? Ради чего? Ведь Алешка
дурак,  это все знают и  почему-то молчат,  а  сам Алешка не способен ничего
объяснить.
 Председатель постучал по столу.
 - Прошу соблюдать тишину!  - Он повернулся вполоборота к подсудимому. -
С какой целью вы прятались?
 - Смотрел!
 Кажется, Алешка начал что-то понимать.
 - С какой целью отрастили волосы?
 - Сивый, сивый, а красивый!
 - Ваш  издевательский ответ  только подтверждает,  что  вы  отлично все
понимаете.
 - Смотрю - давлю.
 - Напрасно вы так говорите...
 Полеван встал.
 - Сядьте.
 Конвоиры придавили Полевана к табуретке.
 - Сядьте,  как вас там... Не имею чести знать ваше звание... Что значат
эти цифры? - Председатель помахал отобранной у Полевана тетрадкой.
 - Два да два, три да три...
 - Я  понимаю,  что это выглядит как таблица умножения.  Ну  а  на самом
деле?
 Славушка посмотрел на тетрадь, Хромушин поймал его взгляд.
 - Товарищ Малафеев, - обратился он к командиру комендантского взвода. -
Ознакомьте присутствующих с вещественными доказательствами.
 Малафеев пошел вдоль парт. Бабы заглядывали в тетрадь и виновато качали
головами.  Славушка тоже посмотрел в тетрадь.  Каракули, загадочные рисунки,
таблица умножения...
 - Вы разъясните нам шифр?
 Славушка не мог больше терпеть, поднял руку, как на уроке.
 - Позвольте!
 - А вы кто такой?
 - Прошу вызвать... Как свидетеля.
 - Я спрашиваю вас, кто вы такой?
 - Председатель волостного комсомола.
 - Что вы хотите?
 - Но  он же дурак!  -  с  негодованием воскликнул Славушка.  -  Это все
знают! Я живу здесь год...
 - Это не делает вам чести,  -  строго прервал Хромушин.  - Именно из-за
отсутствия бдительности французский пролетариат утратил в 1871 году власть!
 - Но я даю честное слово!  - горячо перебил Славушка. - Самая настоящая
таблица умножения! Он спер тетрадь у какого-нибудь школьника...
 - Вы сами школьник,  - гневно возразил Хромушин. - Целый год враг живет
рядом с вами, и вы не разобрались...
 - Спросите его!  -  Славушка указал на Полевана.  -  Дважды два, трижды
три...
 Полеван радостно закивал:
 - Два да два, три да три...
 - Я призываю вас к порядку!
 - Кого вы судите?!
 - Малафеев, выведите его прочь...
 - Где же справедливость!
 - Малафеев, выведите...
 Малафеев ухватил Славушку за руку и поволок прочь.
 Судья, тот, что хмурился, неожиданно пожалел Славушку.
 - Ты  иди,  иди,  здесь детям не  место,  -  сказал он мальчику.  -  Мы
разберемся, разберемся...
 - Ты не уходи,  -  сказал Славушка Кольке из-под руки Малафеева.  -  Мы
поговорим...
 Малафеев вытолкнул мальчика из сеней, щелкнул крючком!
 Славушка с горечью посмотрел на церковь.  На зеленый купол,  на тусклый
крест...  Эх,  черт! Сюда бы Быстрова! Он бы не дал Полевана в обиду. А этот
дурак Алешка сидит радуется...
 Мальчик постоял возле школы...
 Холодно!
 Пошел  к   Тарховым.   Верочка  читала,   Наденька  вышивала,   Любочка
музицировала, Сонечка мыла чашки.
 Славушка сел у окна.
 Наденька подивилась:
 - Что вы сегодня такой неразговорчивый?
 Но  тут  народ  потянулся из  школы,  и  Славушка  сорвался  со  своего
наблюдательного пункта.
 Старички,  свернув цигарки,  побрели по  домам,  бабы,  пригорюнившись,
стояли у крыльца.
 Прошли судьи, Малафеев и конвоиры вывели Полевана, подошли солдаты.
 - Исполняйте,  товарищ Малафеев,  - скрипучим голосом сказал Хромушин и
зашагал к исполкому.
 Славушка сразу догадался, что предстоит исполнять Малафееву, и сознание
этого защемило ему сердце.
 Он  бросился догонять этого равнодушного и,  как  все равнодушные люди,
безжалостного судью.
 - Товарищ Хромушин!  -  взывал мальчик.  - Постойте, постойте же, я вас
прошу!
 Хромушин остановился.
 - Неужели вы не понимаете,  что он не виновен? - говорил Славушка. - Он
не притворяется! Честное слово! Его не за что убивать...
 Хромушин улыбнулся, лицо его посветлело, в нем даже проступила доброта.
 - Ты еще очень ребенок,  -  негромко произнес председатель трибунала. -
Совершенно не  понимаешь,  что  такое революционная целесообразность.  Может
быть,  и  не  притворяется.  А  если  притворяется?  Поэтому  целесообразнее
уничтожить.
 У Славушки сдавило горло.
 - Вы... Вы не революционер!
 Хромушин поправил пенсне.
 - Тебя  следует наказать за  дерзость.  Твое счастье -  закон оберегает
подростков...
 Их нагнал судья, что хмурился на процессе.
 - Что же вы? - упрекнул его Славушка.
 - А что я? - хмыкнул судья. - Я голосовал против. Сейчас позвоню к тем,
кто постарше. Не волнуйся...
 А Полеван шагает. Прямой, длинный, в обвисшем армяке, босой. На плече у
него лопата. Его это забавляет, у солдат ружья, и у него что-то вроде ружья.
Солдаты идут, беспорядочно окружив дурачка. Что-то говорят...
 До кладбища с километр, и они быстро проходят это расстояние.
 Мальчики подходят ближе.
 Малафеев оглядывается.
 - Уходите!
 Но ему не до них - хорошо бы успеть до сумерек.
 - Копай! - приказывает он Полевану.
 Тот мотает головой.
 - Копай, тебе говорят, - сердится Малафеев.
 - Не хочу, - разумно отвечает Полеван.
 Мальчики подходят еще ближе.
 - Становись! - кричит Малафеев хриплым голосом. - Становись...
 Непонятно кому кричит - Полевану или солдатам.
 - Рыбалко!
 Рыбалко берет Полевана за плечо и толкает к забору.
 Полеван становится у забора, улыбается, смотрит на солдат. Он ничего не
понимает.  Вероятно, полагает, что это какая-то игра. Позади его, как свечи,
вытянулись белые стволы. Мокрые, несчастные березы.
 - Стой!  -  кричит Малафеев Полевану,  но  тот  и  так стоит.  Внезапно
Малафеев поворачивается и  свирепыми глазами смотрит на мальчиков,  он о них
не забыл.
 - Уходите!  Слышите?  -  Он  кричит так страшно,  что мальчики невольно
пятятся.
 Славушка  не  выдерживает,  бежит  обратно,  добегает  почти  до  самой
канавки, где стоят солдаты, и прерывающимся голосом кричит на Малафеева:
 - Не имеете права! Слышали? Насчет приговора? Еще будут звонить...
 - Ты уйдешь?! - Малафеев достает из кобуры револьвер. - А ну!
 Славушка наклоняет голову и медленно идет прочь.  Он ничего не видит...
И опять слышит неистовый крик Малафеева.
 Оборачивается. Полеван сидит. Преспокойно сидит у забора.
 - Встань, сука!
 Полеван сидит.
 Малафеев не выдерживает:
 - А ну целься! - кричит он.
 Солдаты вскидывают винтовки.
 Славушка отворачивается.
 Слышно несколько беспорядочных выстрелов.  Будто стреляют не по цели, а
просто так, в воздух.
 Судья, тот, что хмурился, показывается на дороге.
 - Отменен, отменен! - кричит он. - Не стреляй!
 Колька и  Славушка бегут к  Полевану.  Похоже,  он пытался поймать пулю
рукой.  Как шмеля.  Ладонь у  него в  крови.  Но он жив!  Сидит и  удивленно
рассматривает свою руку.


38

 Все в Успенском чувствовали себя,  как после болезни:  становиться надо
на ноги,  а боязно,  нужна рука помощи,  твердая рука, которая возьмет тебя,
очумелого, за руку и поведет, поведет...
 Опять же -  земля.  Как с нею быть? Заново делить или по-старому все, и
как по-старому: по-старому, как до белых, или по-старому, как до красных?
 В  школах тоже  надо начинать занятия -  нужны методические указания и,
между прочим, дрова, откуда их брать и кого занаряжать?
 Оно хоть и война и смена властей,  а человеки,  между прочим, родятся и
умирают и,  между прочим,  женятся, им нравится жениться независимо от смены
властей, а как оформлять это все, одному богу известно.
 В  церкви?..  Советская власть после осьмнадцатого года не  признает ни
венчаний,  ни крестин, как ни купай младенца, но без регистрации в исполкоме
не считается родившимся, а не считается, значит, и земли не причитается, все
в книгу,  в книгу надо записать, не записал покойника в книгу, значит, живет
он, едят тя мухи с комарами!
 Никитин Иван  Фомич не  начинает занятий только из-за  отсутствия дров,
это  человек самостоятельный,  перед  Быстровым особенно головы не  гнул,  а
перед  всякими  проезжими  хорунжими  да  есаулами  тем  более,   этот  ждет
возвращения нормальной власти с достоинством.
 И Андрей Модестович Введенский ждет тоже с достоинством,  даром что сын
благочинного, тоже перед белыми не очень заискивал.
 Слоняется