а, куда они не
загонят...
 От бумаг Шишмарева отвлекает Ряжский:
 - Господин подполковник!
 - Что, Михаил Гурьевич?
 - На  два  дня  обеспечены  выпечкой,  в  Покровском больничную пекарню
приспособили, но... запасы муки...
 - Пройдитесь по мельницам.
 - Я уже сказал интендантам.
 - Отлично.
 - А если у кулачков...
 - Не дразните крестьян. Вот если начнется отступление...
 Шишмарев  и  Ряжский  уходят.  Один  Астров  тюкает  на  машинке.  Тоже
собирается въехать в Москву на белом коне с притороченным "ремингтоном". Что
заставляет его находиться в  деникинской армии?  Был писарь и будет писарем.
Его и завтракать-то всегда забывают позвать!
 Славушка бежит на кухню к Надежде.
 - Писарь завтракал?
 - А кто его знает!
 - Полковник велел накормить.
 - Так что не идет?
 Славушка возвращается.
 - Астров, вас завтракать зовут.
 - А если кто придет?
 Астрову хочется есть,  но  он  боится оставить канцелярию,  и  Славушка
клянется, что ни на секунду не покинет комнату.
 Теперь он один. Перебирает бумаги. Где депеша? В планшете. А планшет на
Шишмареве...
 Писарь  успевает вернуться раньше  командира полка.  На  губах  у  него
крошки картофеля.
 - Никто не заходил?
 Входит Шишмарев со всей своей свитой.  Говорят о  фураже.  Настроение у
всех повышенное, должно быть, достали овса.
 - А теперь, - обращается Шишмарев к мальчику, - придется тебе...
 Славушка понимает. Но уходит он в соседнюю комнату.
 Через стенку многое слышно.
 - Я  пригласил вас,  господа,  с тем,  чтобы сообщить вам пренеприятное
известие...  -  Так  или  почти  так.  -  Указание из  штаба  дивизии.  Если
командование примет решение отойти,  двигаться на Малоархангельск,  и дальше
полевыми дорогами...
 Слышно не очень ясно.
 - Простите,  -  перебивает кто-то  из  офицеров.  -  Я  не понимаю:  мы
наступаем или отступаем?
 - Пока наступаем,  но... есть опасение, наступление может захлебнуться.
Вряд ли имеется в  виду общее отступление.  Тактический маневр,  с  глубоким
отходом от Орла, Курска...
 - И даже Курска?!
 - Попрошу к  карте.  Пока что мы идем вперед.  Но если не удастся взять
или обойти Тулу...
 Славушка не очень-то хорошо разбирается, о чем идет разговор, деникинцы
наступают, о каком движении на Малоархангельск речь, непонятно.
 Еще рано, рано за реку, но Славушка уже собирается...
 Вот дом Заузольниковых,  у них квартирует Шишмарев,  вот исполком,  вот
огород,  почтмейстерская капуста,  зеленые шары благоденствия, почта и аллея
любви. Сколько пар бродило по этой аллее!
 Куда  Кудашкин  приведет  Гарбузу,   известно,  но  вот  откуда  придет
Быстров?..
 Как быть?  Не  пойти -  заберут Быстрова.  Пойти в  условленное время -
заберут обоих...
 А что, если... разжечь костер, и такой, чтоб не погас...
 Времени в обрез!
 Вот когда пригодился Майн Рид!
 Прежде всего Петя.  Петя никогда не предаст.  И Колька. Колька дружит с
Петей. И еще Андрей! Андрей Терешкин. Андрей хитрый...
 Сложно все придумано, а иначе нельзя.
 Сперва Федосей.
 Федосей чистит коровник.  Лопатой шлепает навоз  на  телегу,  поедет на
хутор и повезет навоз.
 - Федос Федосыч...
 Уж если не просто Федос, а Федосыч, значит, Славушке что-то нужно.
 - Чаво тебе?
 - Табак весь скурил?
 Федосей опирается на лопату.
 - Выкладай, выкладай, тебе чаво?
 - Ключ от мазута у тебя?  Набери два ведра,  Федосыч, а я тебе, честное
слово, связку табаку украду.
 - Мазут-то на чо?
 - Обещал отцу Валерию, он мне книги, а я ему - мазут.
 - Отцу Валерию?  -  Федосей воплощение сарказма.  - Девкам обещал, а не
отцу. Девок мажешь, чтоб ласковей были...
 - Ну, Федосыч...
 Уломать Федосея не  такой уж большой труд.  Федосей набирает два ведра,
ставит позади пасеки.
 - Не видал и не слыхал. Попадешься Павел Федрычу, отопрусь...
 - Табак за мной...
 Петю и Колю уговорить сложнее.
 - Петь,  а Петь?  Отнесите ведра с мазутом.  Чтоб никто не видал. Будто
Павел Федорович послал.  Сперва огородами до  Тарховых,  оттуда через парк к
запруде. Через речку, и оставить в кустах.
 - Зачем?
 - Так нужно...
 - Зачем?
 Приходится намекнуть,  что работники исполкома,  те,  что скрываются по
деревням,   сегодня  ночью,   возможно,   вывезут  из   Народного  дома  все
имущество...
 Сомнительно, но мальчишки принимают объяснение.
 Отнести мазут за  речку не так-то уж легко и  приятно,  но Петя человек
положительный, если возьмется, выполнит.
 Теперь самое трудное.  Андрей старше Славушки и держится с ним свысока,
у него уже роман с Сонечкой Тарховой.
 Андрей сидит дома и  читает,  он  неохотно помогает отцу по  хозяйству,
делает вид, что изучает науки, а на самом деле читает исторические романы.
 Славушка  оглядывается  по   сторонам  и   вполголоса  многозначительно
говорит:
 - Андрей!  Задание...  Тебе и мне.  От Еремеева. - Быстрова Славушка не
называет,  Андрею хватит и  Еремеева.  -  Надо разжечь костер.  В лесу.  Над
Озерной.
 - Зачем костер?
 - Сигнал.
 - Какой сигнал?
 - Не сказал. Зажечь и сматываться.
 - А как разжечь?
 - Из отряда доставили ведра с мазутом.
 - Не пойду.
 - А я не прошу. Еремеев сказал, в порядке комсомольской дисциплины.
 - А если попадемся? - Андрей отрывается от книги. - А спичек-то нет?
 - Есть. Еремеев дал. Целый коробок.
 Никто не  давал Славушке спичек,  спички он  таскает из лавки,  где они
припрятаны Павлом Федоровичем.
 - Возьми веревку.
 - Веревку еще зачем? - пугается Терешкин.
 У  Андрея тоже начинает работать фантазия.  Костер еще куда ни шло!  Но
ведь революционеры казнят иногда изменников! Он не хочет убивать...
 - Нету у нас веревки.
 - По воду ходите?
 - Мать голову оторвет.
 - Обратно принесешь.
 Славушка велит Андрею намотать веревку под пиджак.
 - Я выйду,  ты следом.  Встречаемся в парке,  у скамейки,  где ты вечно
торчишь с Сонькой. Еремеев сказал, будет поблизости...
 - Знаешь в Семичастной Кудашкина?
 - Их там несколько.
 - Захара. Противный такой мужичонка. Тлю-лю-лю, тлю-лю-лю...
 - Это который удавиться грозился?
 - Чего?
 - Мужики продали попу покос за ведро водки,  Захар выпил, а сказал, что
его обнесли, отдайте, говорит, мою порцию, а то пойду и удавлюсь.
 - Знаешь его избу? Придется тебе к нему сходить.
 - Зачем?
 - После, после.
 Запруду разворотило,  -  когда девки купаются,  всегда все  разворотят.
Перебрались по камням и сразу к кустам... Молодец Петя: сказано - сделано.
 - Скорее! Еремеев сказал, взять ведра и наверх...
 Березка на лужку - загляденье.
 - Лезь на березу.
 - Зачем?
 - Еремеев сказал.
 Андрей лезет.
 - Спускай веревку.
 Славушка подвязывает ведро.
 - Тяни!
 - Я перемажусь...
 - Отмоешься. Мне нельзя.
 Обмазали стволы мазутом.
 - Видишь? Все портки измазал, пиджак...
 - Отмоешь,  я  тебе потом скипидару дам.  Тяни веревку обратно.  Теперь
забирай ведра и в Семичастную. Брось во двор Кудашкину, и домой. И на всякий
случай переоденься.
 - А ты?
 - У меня еще здесь дела. Беги, а то поймают!
 Уговаривать Андрея не приходится.
 Вот-вот  сумерки и  придет Гарбуза.  Скорей бы  разжечь костер,  костры
разжигать Славушка умеет,  научился в ночном,  тем более что спичек можно не
жалеть. Ползут язычки пламени по стволам...
 А теперь ходу, ходу!
 - Стой!
 Сумерки уже обволакивают парк,  и Гарбуза на повороте,  как черт из-под
земли, и с ним с десяток солдат.
 - А это что?
 Славушка оборачивается... Матушки! Вот это факелы! Такие факелы слепого
остановят...
 - Вот я тебя и спрашиваю!
 Но  это уже не Гарбуза.  Ротмистр Кияшко,  вот кто его спрашивает.  Вот
кто, оказывается, шел с Гарбузой брать Быстрова!
 - Что это там за пожар?
 - Я и не видел...
 Кияшко заторопился.  Славушку тоже  поволокли.  Перемахнули через реку.
Березки горят, как свечки.
 Кияшко оглядывает лужайку.
 - Гарбуза, здесь?
 - Так точно.
 - Мазут! Кто поджег?
 - Сюда я не ходил, а в аллее видел... - Славушка запнулся.
 - Кого? Кого?
 Кияшко  наклоняется  к   мальчику,   стеклянные  глаза  контрразведчика
выкатились.
 - Быстро!
 - Кудашкин пробежал с ведрами.
 - Какой Кудашкин?
 - Тот самый, что указал место, - поторопился Гарбуза.
 - Трех  человек,  быстро,  -  распоряжается  Кияшко.  -  Обыскать  дом,
надворные постройки,  самого задержать...  - Но мальчика Кияшко не собирался
отпускать. - Твои прогулки тоже подозрительны. Придем в штаб, я тебе карманы
повыверну...
 Если Кияшко вздумает обыскать,  Славушка пропал,  у него на груди копии
приказов, тут даже Шишмарев не пожалеет.
 - На речку зачем ходил?
 - Я не ходил.
 - А штаны где намочил?
 - Лягушек ловил.
 - Каких лягушек?
 - Обыкновенных.
 - Вивисектор нашелся! Ты из себя идиота не строй!
 Солдаты вернулись из  Семичастной:  Кудашкина дома не оказалось,  но во
дворе у него обнаружили ведра из-под мазута.
 - Найти самого,  -  приказал Кияшко,  держа мальчика за руку,  и  опять
пригрозил: - Я тебя при подполковнике...
 Совсем  стемнело.  Черные тени  слетаются по  земле.  Какая-то  парочка
шарахнулась в кусты, парочки бродят здесь даже в самое тревожное время.
 - Я вам поамурничаю! - пугнул их Кияшко.
 Шли в темноте среди зарослей давно отцветшей сирени.
 - Стой! - вдруг взвизгивает Кияшко. - Что это?
 Он даже выпустил Славушку и ухватился за что-то в воздухе.
 - Огня!
 Гарбуза засветил спичку.
 До чего ж они кстати, милые лягушки!
 Ребята  наловят,  свяжут гирляндой и  протянут поперек аллеи.  Приятная
неожиданность для гуляющих парочек!
 Об этой шутке знали все, и все равно всякий раз лобызались с лягушками.
 Кияшко  лицом  коснулся скользкой гирлянды.  Оказывается,  мальчишка не
соврал.  Мерзость! Схватил за плечо и закатил такого шлепка, что тот полетел
в куст.
 - Похулигань у меня еще!
 И  вдруг Славушка чувствует,  как чья-то сильная рука поднимает его,  а
другая слегка прикрывает ему рот.
 - Тихо, тихо, - слышит он шепот...
 - Степан Кузьмич?!
 - Тише!
 Ушли  солдаты.  Хрустнули сучья под  ногами спугнутой парочки.  Залаяли
вдалеке собаки.
 - Теперь пойдем.
 Сквозь  заросли  сирени  услышали  чьи-то  голоса...   Подошли  к  дому
Введенского.
 Андрей Модестович не пользуется большим доверием Славушки, хотя мальчик
и подобрел к нему после того, как тот приютил Бобку.
 Сын местного благочинного,  он еще до войны кончил в Киеве Коммерческий
институт,  где-то скитался,  служил и вдруг,  после смерти отца,  неожиданно
вернулся в родные места.
 Жил  он  в  Успенском анахоретом,  у  него  лишь одна страсть -  охота,
однако, Ивану Фомичу удалось сманить его преподавать географию.
 Но и в школе держится особняком,  покончит с уроками - и тут же в степь
стрелять дроф...
 Быстров поднялся на крыльцо так, точно бывал здесь не один раз.
 - Куда вы?
 Весь дом во тьме, лишь на одном окне светится лампа.
 Кто-то опасливо приотворил оконную раму.
 - Вы-с, Степан Кузьмич?
 Андрей Модестович! Оказывается, этот нелюдим как-то связан с Быстровым!
 В столовой у него беспорядок, на столе немытая посуда, все в пыли.
 Быстров обращается к Славушке, точно ничего не случилось:
 - Докладывай.
 - Вот приказы. Вчерашние...
 Славушка с облегчением вытаскивает из-за пазухи бумаги.
 - С чего это они устроили засаду?
 - Кудашкин донес.
 - Какой? Захар?
 Славушка рассказывает о ведрах.
 - Могут расстрелять, - мельком замечает Быстров. - Все?
 - Нет.
 Славушка  рассказывает о  депеше,  о  совещании,  о  том,  что  удалось
услышать...
 - Погоди, погоди... Трудно тебя понять...
 Быстров задумывается.  Мальчик плохо разбирается в  военной обстановке.
Орел.  Курск... При последней встрече с Шабуниным в обветшалой щелястой риге
в  Дроскове  Афанасий  Петрович  обмолвился  между  прочим  и  о  том,   что
дальновидные   деникинские   генералы    поговаривают   об    организованном
отступлении. Ходит, мол, такой слух...
 - Что ж,  ждем-пождем,  парень, - напутствовал Быстров мальчика. - Сиди
покудова дома.  Начнут белые выступать из  Успенского,  я  буду  поблизости.
Может,   даже  у  Волковых.   Узнаешь  что,   постарайся  вовремя  передать.
Действуй...


25

 Славушка явился домой как  ни  в  чем  не  бывало.  Все  шло заведенным
порядком. Только что поужинали. Вера Васильевна ушла к себе. В переднем углу
под  образами сидела Марья  Софроновна,  Павел Федорович стоял у  притолоки,
курил и рассказывал Пете, почему он не стал учиться: "Деньги считать можно и
без  образования".  Надежда  толкла  в  чугунке картошку,  свиньям на  утро.
Федосей в закутке плел чуни.
 - Пришел?  -  иронически спросил Павел Федорович.  -  Надежда,  дай ему
поужинать.
 - Я  ужинал,  -  отказался Славушка.  Он  не  ел  с  обеда,  но есть не
хотелось, аппетит пропал. - В штабе что?
 - Тебя только не хватает,  -  отозвался Павел Федорович.  - Поди, поди,
может, зачислят в ротмистры.
 Идти не хотелось, не хотелось встречаться с Кияшко, но нужно.
 В штабе тоже ужинали,  бумаги на большом столе сдвинуты,  Ряжский и еще
два  офицера  ели  поджаренную  с  картошкой  свинину,  перед  ними  бутылка
самогону,  пили из рюмок,  одолженных у хозяев, Шишмарев требовал соблюдения
приличий, он сам и Кияшко сидели тут же.
 Разговор вел Кияшко,  все прикидывал - что правда и что неправда, донос
Кудашкина вызывал сомнения, поджог в лесу странен...
 Славушка тихо стал у порога, но только Кияшко сразу его заприметил.
 - Поди, поди, расскажи, как ты лягушек ловишь...
 Подполковник брезгливо пожал плечами:
 - Каких лягушек?
 Ряжский услужливо рассмеялся:
 - Парочка идет, а их по губам лягушками! Тут уж не до поцелуев...
 Шишмарев неприязненно взглянул на Ряжского:
 - Вы находите это смешным?
 Кияшко внезапно притянул к себе Славушку:
 - Ну-ка... - И руку ему за пазуху. - Я думал, у тебя там жаба!
 Ворвался Гарбуза:
 - Поймали!
 Кудашкин и  не  думал скрываться.  Сам пришел в  штаб поинтересоваться,
живым взяли "убивцу" Быстрова или пристукнули. Тут-то Кудашкина и взяли.
 - Зачем наврал,  что  в  лесу прячется комиссар?  Как у  тебя очутились
ведра?..
 Запутали вопросами, заплакал мужик.
 - Истинный бог...
 - Бог истинный, а тебя будем судить военным судом.
 Кияшко приказал запереть Кудашкина в амбар.
 С претензиями явился Павел Федорович:
 - Господин подполковник!  Амбар,  как горница,  в нем семена, упряжь, а
этот скот все загадит со страху.
 Кияшко изысканно:
 - Не волнуйтесь, утром мы его ликвидируем.
 Павел Федорович крякнул, потоптался на месте, крякнул еще...
 Спалось Славушке плохо.  Его познабливало.  На  лежанке сопел Петя.  За
стеной похрапывал Ряжский. Спал дежурный телефонист...
 Проснулся Славушка ни свет ни заря. Все тихо. Вдруг за стеной волнение,
зазвонил телефон, раньше обычного появился Шишмарев...
 - Выступаем, - уловил Славушка.
 Кое-как оделся и неумытый явился перед Шишмаревым.
 - С добрым утром!
 - А! - рассеянно промолвил тот. - Прощаться пришел?
 У Славушки замерло сердце.
 - Почему?
 - Выступаем.
 Все в штабе сразу засуетились. Писари, офицеры, телефонисты.
 Внимание Славушки привлек шум возле волисполкома.
 Мужиков двадцать скучилось на  утоптанной площадке,  столько же  солдат
стояло у крыльца, двое ставили скамейку, Кияшко размахивал стеком...
 Показался щуплый и жалкий Кудашкин в сопровождении четырех конвоиров.
 - Куда его? - удивился Славушка. - Вешать?
 - Пороть, - объяснил Ряжский. - Ротмистр хотел повесить, а подполковник
не разрешил.
 Кияшко что-то крикнул,  Кудашкин повалился ему в ноги,  Кияшко взмахнул
стеком, и Кудашкин принялся торопливо спускать штаны...
 К  скамейке подошел  солдат,  взмахнул кавалерийской плеткой,  Кудашкин
завизжал...
 - Интересно? - спросил Ряжский.
 - Противно... - Славушка передернул плечами и вернулся в дом.
 Со сборами проканителились до ночи.  В штаб то и дело заходили офицеры.
У всех были свои особые дела. Ни на минуту не замолкал полевой телефон.
 Славушка никуда не отлучался, но что еще мог он узнать?
 Все уложено, даже "ремингтон" упакован и перевязан веревками.
 Шишмарев устало опустился на стул.
 - Все.  -  С  грустью взглянул на  Славушку.  -  Последняя ночь  здесь.
Расстаемся...
 Снимает планшет,  достает и разворачивает карту.  Вся она исчерчена - и
синим карандашом и красным.
 - Вот оно...  Успенское! Придется ли еще сюда попасть? А мои далеко, во
Владимире. Второй год не видел сына. Тоже хороший мальчик.
 Опять жужжит зуммер.
 - По направлению к  Новосилю!  -  кричит Шишмарев.  -  По направлению к
Новосилю. Ваш батальон выступает к Скворчему и сворачивает на Залегощь. Рота
охраны позже...
 Славушка прислонился к распахнутой раме...
 То,  что  происходит дальше,  необъяснимо.  Славушка  отворачивается от
окна,  и  глаза его замирают на  планшете.  Лежит на краю стола.  Достаточно
протянуть  руку...   Срабатывает  какой-то  импульс,   который  сильнее  его
сознания,  сильнее его самого.  Это все, что он еще может принести Быстрову.
Славушка рывком хватает планшет и стремглав прыгает в окно...
 Позже,  вспоминая о происшедшем,  он сам не понимал,  что тогда на него
накатило.  Сперва делают,  а  думают потом.  Так бросаются наперерез идущему
поезду, спасая играющего на рельсах ребенка... Это было сильнее его!
 Он падает на землю и прижимается к стене.
 На мгновение все в комнате замирают в оцепенении.
 Но уже в следующее мгновение щелкает выстрел.
 - Стреляйте же! - слышит Славушка...
 Ряжский выпрыгивает в сад.
 Славушка ползет вдоль фундамента и  через щель  в  заборе выбирается на
огород Волковых.
 По канавке, мимо Тарховых, к церкви...
 Но не успевает подняться из канавки, как его принимают чьи-то руки...
 Быстров!
 - Что там случилось?
 Рассказ Славушки бессвязен,  однако  Быстров быстро  уясняет себе,  что
произошло.
 - Ну,  ты отчаянный,  -  не то осуждая,  не то одобряя его,  произносит
Быстров. - Стоило рисковать...
 Забирает планшет и толкает мальчика в темноту.
 - Быстро. К Введенскому. Стукнешь в крайнее окно. Три раза.
 Вот  уж  чему  Славушка  никогда  не  поверил  бы:   Андрей  Модестович
сочувствует коммунистам!  Хоть  бы  сказал когда  слово  в  пользу Советской
власти. А Быстров, выходит, ему доверяет!
 Темно,  но  на всякий случай дорогу Славушка перебежал.  Одиноко белеет
церковь.
 В  парке хоть глаз выколи.  В  доме Введенского ни огонька.  Да и какое
окно крайнее?
 Тук. Тук. Тук.
 Голос с крыльца:
 - Степан Кузьмич?
 - Это я, - отзывается Славушка.
 Введенский  сошел  с  крыльца.  Чиркнул  спичкой,  осветил  на  секунду
мальчика.
 - Очень приятно... Идемте.
 - Куда?
 - В баню.
 Ведет мальчика к небольшой баньке на отлете от дома.
 Но Славушка здесь не один...
 Какой же тут поднялся радостный визг! Возле бани, оказывается, привязан
Бобка.
 - Заходите,  заходите,  -  строго командует Введенский.  -  А то собака
поднимет шум...
 Мальчик на ходу здоровается с Бобкой.
 - Темно, но не беспокойтесь, чисто. Здесь вы будете жить. Вы курите?
 - Нет.
 - Очень хорошо.  Огонь зажигать нельзя. Дверь не заперта, сюда никто не
зайдет. Утром навещу.
 Славушка переступил порог,  и  дверь  тотчас  закрылась.  Пахнет  сырым
деревом.  Вытянул руку, нащупал скамейку. Шагнул. Еще скамейка, застелена не
то половиком, не то какой-то попоной. В темноте отыскал дверь в баню. Принес
из  предбанника попону,  ощупью нашел полоз,  залез по ступенькам на верхнюю
полку.  Постелил,  лег.  Не  страшно,  а  одиноко.  Думалось почему-то  не о
Быстрове,  а  о  маме.  Ничего,  завтра он  как-нибудь даст  о  себе  знать.
Захотелось заплакать, до того одиноко. Нечаянно всхлипнул, сказалось нервное
напряжение. Припомнились события минувшего дня, полезли в голову посторонние
мысли. Мальчик подогнул ноги, шмыгнул носом и заснул.


26

 Когда Славушка выпрыгнул из  окна,  всех,  кто  находился в  штабе,  на
мгновение охватило оцепенение.  Раньше  других пришел в  себя  Шишмарев,  он
привык  к  треволнениям  войны  и  почти  без  промедления  сообразил,   что
произошло.  Встретил милого культурного мальчика,  да еще чем-то похожего на
собственного сына, потянуло к семье, вообразил, что мальчик испытывает такие
же чувства!
 Свалилась,  как  снег  на  голову  мирн