подобрать  ее
должен _другой_, наоборот, она ради _другого_ пожертвует своей  счастливой
семейной  жизнью.  Чего  не  сделаешь  ради  любви!..  И  тогда  ее  новое
замужество снова станет событием, и прежде всего событием  для  ее  нового
избранника.
   Опять возникла мысль  о  летчике.  Но  где  они,  где  их  искать?  Это
фантазии. К тому же Вика почти нигде не бывала. Сидела дома.
   Дом Марасевичей по-прежнему был  полон  людей,  оживлен  и  хлебосолен.
По-прежнему посещали его московские  знаменитости.  Композитор?  Художник?
Нет, слишком неустойчиво их положение.
   Братец ее громил всех подряд,  писал  о  музыке,  о  театре,  живописи,
литературе, вел знакомство со знаменитыми писателями, знаменитыми поэтами,
многие из них бывали у Марасевичей, участвовать в их беседе ей было трудно
- она, честно говоря, ничего  не  читала,  скучно:  ударники,  энтузиасты,
заводы и фабрики, чугун  и  сталь.  Но  внимательно  слушала  собеседника,
восхищалась  его  рассказом,  давая   понять,   что   ценит   его   ум   и
образованность, это всегда льстит людям.
   Один был  молодой,  тридцатилетний,  маленький,  худенький,  суетливый,
только что опубликовал роман, который все читали, все хвалили,  даже  Вика
его прочитала, славу Богу, это был роман не про ударников, а про  кулацкое
восстание, читать можно, хотя сам писатель был не интеллигентен, сын не то
деревенского попа, не то дьячка. Блистательный дебют так ошеломил его, так
вскружил голову, что он никого не слышал, кроме  себя,  никого  не  видел,
даже не оценил, как внимательно слушает его Вика,  отстранился,  посмотрел
на нее с недоумением: он вовсе не  желал,  чтобы  его  собеседник  молчал,
наоборот, он хотел, чтобы говорили о нем, о его романе, а уж коли молчишь,
тогда он сам расскажет, как хвалят его роман другие люди в других домах.
   Может быть, Вике и удалось бы увлечь  его,  но  он  быстро  исчез,  как
говорил Вадим,  уединился,  чтобы  написать  новый  роман  о  троцкистском
подполье - успех, мол, надо развивать.
   Появился  другой  писатель,  постарше,  лет,   наверное,   под   сорок,
петербургский интеллигент, очки в роговой оправе, живал за границей, писал
что-то экзотическое, про Азию, как будто насчет басмачей, но  тоже  вскоре
исчез, хотя Вике казалось, что уж тут-то она преуспела: она и  поддакивала
ему, и ахала, всем своим видом  давая  понять,  что  таких  людей  еще  не
встречала. Но не вышло: и этот куда-то смылся, кажется, на Восток,  писать
новый роман. Осечка за осечкой, из всех, кто приходил к ним  в  дом,  Вика
никого и не окрутила.
   Встречи со старыми знакомыми прекратились, в рестораны Вика не ходила -
Архитектор был занят, а ходить без мужа значило разрушить созданный ею  же
образ великосветской дамы.
   Трепалась по телефону с Ноэми, с Ниной Шереметевой (весело жили  девки,
не то что она), но в гостях бывала только у Нелли  Владимировой,  вышедшей
замуж за богатого французского коммерсанта Жоржа.
   Этот французик не нравился Вике - низкорослый, толстогубый,  поглядывал
на женщин масляными глазками, по-русски почти не говорил или  притворялся,
что не  говорит,  только  иногда  неожиданно  запевал:  "Марья  Сидоревна,
Марья-си, Марья-до, Марья-ре", - делая ударение на  "си",  "до",  "ре",  и
глупо смеялся.
   Но  квартира  у  них  шикарная,  ковры,   старинная   мебель,   фарфор,
собственная машина, заграничные тряпки, много тряпок, Жорж, видно, был и в
самом деле богат, хотя, чем он занимался, никто не знал, и Нелли  на  этот
счет темнила.
   В общем, Нельке повезло. А что в ней? Лошадь!  Здоровая,  костистая,  а
вот мужики на нее кидаются. И Жоржа подцепила. А он ниже ее на  полголовы.
"Ты его ночью не заспишь, не придавишь?" - смеялась Вика. "Не  беспокойся,
- отвечала Нелли, - он сообразительный, находим нужное положение".
   Дом поставила на европейский  лад  -  два  раза  уже  ездила  в  Париж,
присмотрелась: аперитивы, крошечные бутерброды  из  всякой  всячины,  сама
водит   машину,   в   общем,   такая,   даже   не   европеизированная,   а
американизированная  бабенка,  цепкая,  хваткая,  немного  шумноватая,  но
работящая, успевает читать,  рисует,  в  углу  стоит  мольберт...  Есть  и
страстишки: ездит на бега,  играет  в  тотализатор  и  всегда  выигрывает,
оборотистая - тряпки свои сплавляет очень ловко, не  спекулирует,  а  так,
как бы лишнее продает подругам, мол, одно ей не подходит по росту,  другое
по цвету. Завела свои "среды" - традиционный день, когда собираются друзья
дома.
   Но главное, у Нелли постоянно бывали  люди,  много  людей,  в  основном
иностранцы. Это уже давало Вике кое-какие  шансы.  Нелли  рассказывала  ей
почти о каждом - сколько лет, каковы интересы, каковы возможности,  иногда
добавляла пикантные подробности, "перемывала косточки", одним словом.
   Многие обращали на Вику внимание, но пока все было не  то  -  маленькие
люди. Почти все женатые. Вика держалась просто, сдержанно, с ни к чему  не
обязывающей приветливостью, как  и  положено  держаться  даме  ее  уровня,
тактично отводила попытки ухаживать, но не пресекала их полностью,  впредь
до "выяснения личности". А когда выяснялось, что "личность" не  та,  умело
лишала и той малой надежды, которую подавала в первый вечер.
   В доме у Нелли Вика и встретила Шарля.
   Высокий, светловолосый, с бокалом в руке, он стоял возле Жоржа,  что-то
ему рассказывал. Вике сразу бросилось в глаза его породистое лицо,  нос  с
горбинкой, отметила она и строгий элегантный костюм. Птицы  такого  полета
еще не залетали в дом к Нелли. Аристократ? И по тому, как он несколько раз
пристально  посмотрел  на  нее,  Вика  поняла  -  искра   высеклась.   Она
безошибочно  отличала  беспардонный  шарящий  мужской   взгляд   от   того
настоящего, _перспективного_.
   На следующий день,  когда  они  с  Нелли  "перемывали  косточки",  Вика
сказала о Шарле:
   - Не часто встретишь француза блондина.
   - Все французские аристократы, как  правило,  блондины.  И  вообще  все
французы  с  севера,  а  особенно  с  северо-востока,  блондины  -  в  них
тевтонская кровь, - объяснила Нелли.
   Выйдя замуж за француза, она считала себя специалисткой по Франции.
   - Он аристократ?
   - Не то слово. Он виконт, его фамилия пишется с приставкой "де".
   - Интересно, - засмеялась Вика, - и чем занимается виконт в Москве?
   - Шарль - корреспондент, - Нелли назвала знаменитую французскую газету,
- этой газетой владеет его семья, одна  из  богатейших  семей  Франции.  А
невеста Шарля - дочь какого-то финансиста, что-то вроде Ротшильда,  забыла
его фамилию.
   Итак, Шарль красив, богат и  _холост_.  Это  серьезное  обстоятельство,
ведь католикам запрещен развод.
   Дома Вика все  тщательно  обдумала.  Этот  шанс  упускать  нельзя.  Она
упустила Эрика - Дьяков и  Шарок  помешали,  сейчас  ничто  не  должно  ей
помешать. В этой  стране  ей  делать  нечего.  Обрыдли  хамство,  зависть,
пугающая  неизвестность,  лозунги  и  марши,  вечный  страх.  Сегодня  она
разгуливает по Москве, а завтра могут позвонить и, как в тот раз, сказать:
"Гражданка Марасевич, с вами говорят  из  НКВД..."  Неважно,  что  они  ее
отпустили,   могут   вызвать   опять,   опять   заставят   работать.    Ее
обязательство-то у них.
   Надо сматываться в Париж! Вечный, великий Париж.  В  школе  у  них  был
французский, правда, она подзабыла его немного, но  займется,  вспомнит...
Как  эти  стишки?..  "Bonjour,  madame  San-Souci,  combien  coutent   ces
saucisses [Здравствуйте, мадам  Сан-Суси,  сколько  стоят  эти  сосиски?].
Главное - грамматика, а ее она вспомнит быстро,  девять  лет  долбила  все
эти: present, passe compose, passe simple, futur simple,  participe  passe
[глагольные формы: настоящее время, прошедшее сложное, прошедшее  простое,
будущее простое, причастие прошедшего времени].  Вика  даже  растрогалась,
перебирая глагольные формы, они напомнили ей детство.
   Уехать во что бы то ни стало. Архитектор смоется, папа умрет,  куда  ей
тогда деваться? С Вадимом она и сейчас не может сидеть рядом за столом, не
может слышать его чавканья, ей отвратительна  его  прожорливость,  да  еще
разглагольствует с полным ртом.
   Выйти замуж за какого-нибудь инженеришку, прозябать  на  его  зарплату.
Нет, великая страна обойдется и без нее. Уж если эту лошадь Нелли забирают
в Париж, то ей, Вике, и подавно там место.
   Может быть, что-нибудь серьезное и выйдет на этот  раз.  Она  вспомнила
внимательный взгляд Шарля, его молчание, ведь они болтливы -  французы,  а
Шарль при ней молчал, многозначительно молчал. Именно это и вселяло в Вику
надежды.
   Она ушла раньше других, умная женщина никогда не будет засиживаться  до
конца  вечеринки,  ушла,  как  говорится,  по-английски,  ни  с   кем   не
попрощавшись, загадочно исчезла.
   И домой вернулась  веселая,  раскрасневшаяся.  Архитектор  в  пижаме  и
тапочках прошлепал по коридору, открыл ей дверь. Лицо серое,  под  глазами
мешки.
   - Пришла. А я уже спать собирался.
   Вика скинула шубку ему на руки, чмокнула в щеку.
   - Правильно, мой дорогой, у тебя усталый вид... А я  полежу  немного  в
ванне.
   Вовлечь Нелли в это дело или не надо? Вот о чем она думала.
   Нет, пожалуй, пока не надо. Одно неправильное  движение,  сообщническая
улыбка могут все испортить. Другое дело, если Шарль не появится  больше  у
Нелли. Впрочем, подождем до среды.
   Если Шарль придет, значит, искра действительно высеклась. И тогда Нелли
не потребуется.
   В следующую среду Шарль пришел к Нелли.
   Конечно, пришла и Вика. И, как всегда, чуть позже остальных...



11

   Седьмого  июля  1935  года  Сталин   председательствовал   на   пленуме
Конституционной комиссии.
   Главные докладчики - Бухарин и  Радек,  они  авторы  основного  проекта
новой Конституции. Но, конечно, будут выступать и  остальные.  А  как  же!
Войдут теперь в историю как "отцы Конституции".
   В феврале, выступая на Втором всесоюзном съезде  колхозников-ударников,
Бухарин сказал: "Вся страна сгрудилась вокруг  ленинской  партии,  которую
железной рукой ведет замечательный вождь трудящихся, полководец миллионов,
чье имя - символ великих пятилеток, исполинских побед и исполинской борьбы
- Сталин".
   А ровно через неделю "Правда" опубликовала  статью  Радека  "Полководец
пролетариата", где Радек  по  части  славословий  обогнал  даже  Бухарина.
Недаром его зовут Крадек - вор и жулик с обезьяньей мордой.
   Конституция должна обеспечить народу всевозможные свободы, величайшие в
мире  права,  полное  равноправие  граждан,  самую  демократичную  в  мире
избирательную систему, самое справедливое в мире правосудие...
   Так они, Бухарин и Радек, резвились. Даже ОН не  ожидал  от  них  такой
прыти. Перещеголяли самые  демократические  в  мире  конституции.  Наивные
люди.  Надеются  такой  Конституцией  обезопасить  себя,  обеспечить  себе
спокойное существование на  первых  порах,  а  потом  и  "конституционную"
замену власти. Идиоты! Эта Конституция нужна ЕМУ, и прежде всего ЕМУ.  Она
будет мощным политическим прикрытием предстоящей кадровой революции. Когда
власть в _одних_ руках, когда  эта  власть  несокрушима,  когда  народ  ее
поддерживает, годится любая Конституция.
   А народ с НИМ. Несмотря на голод, нищету, несмотря на  миллионы  жертв,
народ за НЕГО. ЕГО боятся. И ЕГО любят. Главное условие единоличной власти
осуществлено. Во все времена народ винил в своих страданиях  кого  угодно,
только не Бога. Бога не осуждают, Бога благодарят.
   Раздумывая таким образом, Сталин внимательно слушал Бухарина.  Впрочем,
его внимательно слушали все,  особенно  националы.  Млели  от  восторга  и
умиления - перед ними выступает сам  Бухарин,  "лучший  теоретик  партии",
"любимец партии", они наслаждались его логикой, блеском его  формулировок.
Айтаков из Туркмении даже рот раскрыл, Ербанов из Бурят-Монголии  щурится,
как сытый кот.  А  ведь  националисты.  И  Мусабеков  -  председатель  СНК
Закавказья - националист, и Рахимбаев из  Таджикистана  -  националист,  и
узбеки Икрамов с Файзуллой Ходжаевым - тоже националисты.  У  них  у  всех
прямо глаза разгорелись, когда Бухарин  разглагольствовал  о  суверенитете
союзных республик. Для них Бухарин по-прежнему "вождь". Надеются, наверно,
что, поручив Бухарину готовить новую  Конституцию,  ОН  возвращает  его  к
руководству. Им очень этого хочется. Убеждены в  своей  самостоятельности,
своей незаменимости, удельные князьки!
   Таковы же сидящие здесь Голодед и  Червяков  из  Белоруссии,  Любченко,
Петровский и Чубарь с Украины... Люди неясные, ненадежные.
   Микоян - хитрец, плут, но ЕГО хитрец, ЕГО плут и  работник  хороший.  И
неясны обстоятельства его спасения в  Баку  в  1918  году.  Все  бакинские
комиссары расстреляны, а товарищ Микоян остался жив.  Странно,  не  правда
ли? Этот человек будет верно служить.
   Да и не все сидящие здесь русские ясны.
   Вышинский, прохвост, сидит с нахмуренным лицом, делает вид,  что  не  в
восторге от доклада Бухарина, для НЕГО делает вид, все понимает, скотина с
аккуратной прической, седыми, тщательно подстриженными усиками, в дорогом,
видно, костюме, в рубашке с накрахмаленным  воротничком,  при  галстуке  -
изображает из себя европейского  интеллигента,  а  сам  в  душе  уголовник
Иногда любезно улыбается Крыленко, которого ненавидит, слопал бы без  соли
и перца.
   Крыленко, безусловно, враг. Как он вел  себя  в  вопросе  об  уголовной
ответственности детей?
   Несмотря на закон от  7  августа,  хищения  государственного  имущества
продолжаются, особенно на транспорте. Главные расхитители - дети. Но  дети
неподсудны. А почему, собственно говоря, дети неподсудны?
   Мальчик в двенадцать лет хорошо знает, что воровство - преступление. Но
этому мальчику известно также, что  судить  его  нельзя.  Так  вот,  пусть
знает: судить его можно и  должно.  И  родители,  посылающие  своих  детей
воровать, тоже пусть это знают. Нужна была поправка к уголовному  кодексу:
любая  уголовная  ответственность,  вплоть  до  высшей   меры   наказания,
распространяется на всех граждан, начиная с двенадцатилетнего возраста.
   Однако товарищ Крыленко воспротивился изданию такого  указа:  не  имеет
аналогий  в  мировой  судебной  практике,   ни   в   одной   стране   мира
двенадцатилетних детей  не  казнят,  дети  могут  стать  жертвами  ложного
обвинения,  а  то  и  просто  недоразумения,  принятие  такого  указа   на
восемнадцатом году  Советской  власти  произведет  жуткое  впечатление  за
границей, подорвет престиж Советского государства.
   С чего это вдруг товарищ Крыленко стал такой гуманный, с чего это вдруг
стал считаться  с  буржуазным  общественным  мнением?..  Раньше,  выступая
обвинителем на процессах Промпартии, меньшевиков и на других процессах, он
с этим не считался. Не желает бороться с врагами  внутри  партии.  Пытался
скомпрометировать Вышинского.
   А Вышинский нужен. У Вышинского нет  связей  в  большевистской  партии,
следовательно, на борьбу с врагами внутри партии он более пригоден.  Знает
свое место, до сих пор дрожит от страха, готов  выполнить  любое  задание,
предан из страха,  но  предан,  Крыленко  -  нет,  не  предан.  Ненадежный
человек. Чужой человек.
   Много чужих людей, много ненадежных людей. Вот сидят здесь 30  человек.
На кого из них ОН может более  или  менее  твердо  положиться?  Ворошилов,
Жданов, Каганович, Мехлис, Микоян, Молотов. 6 из 29. Ну, негодяй Вышинский
седьмой. 7 из 29, даже четверти нет.
   Остальные? Это враги. Или ненадежные. Такой подсчет о  многом  говорит,
отражает положение в партии, отражает положение в ЦК и даже в Политбюро. И
в Политбюро есть ненадежные.
   ОН не должен зависеть от того, имеет ли ОН большинство в Политбюро, или
не имеет. Не партия абсолют, ОН абсолют. У него не должно быть  ни  явных,
ни  потенциальных  соперников.  Все  потенциально  опасное   должно   быть
истреблено. Ни один человек не имеет права стремиться к верховной  власти.
Чтобы это понял каждый житель страны,  он  должен  ощущать  угрозу  своему
существованию. Свою безопасность он должен видеть только в беспрекословном
подчинении, террор должен быть непрерывен, он должен  стать  нормальным  и
привычным методом управления.
   Понадобился голод начала тридцатых годов, чтобы показать деревне, КТО в
ней хозяин. Голод унес миллионы жизней, но он принес победу. Его правление
тоже будет стоить миллионов жизней,  но  ОН  покажет  стране,  КТО  в  ней
хозяин, ОН покажет всему миру, КТО хозяин в этой стране.
   Первый шаг сделан. На убийство Кирова ОН ответил беспощадными  ударами,
создав в  стране  атмосферу  устрашения.  Самый  мощный  удар  нанесен  по
Ленинграду. Как вторая столица этот город уже никогда  не  возродится.  По
всей стране идет гласная  проверка  партдокументов  и  негласная  проверка
каждого члена партии через  органы  НКВД.  Вылавливаются,  изолируются,  а
когда надо, уничтожаются бывшие участники всякого рода оппозиций,  выходцы
из других партий, выходцы из чуждых классов, царские чиновники и  офицеры,
служители  религиозных  культов,  бывшие  кулаки   и   подкулачники,   все
антисоветски настроенные люди.
   Зиновьев и Каменев признали свою моральную ответственность за  убийство
Кирова. Как хитро они ее признали, в какую двусмысленную формулу  облекли:
"В силу _объективной_ ситуации _прежняя_ деятельность  _бывших_  оппозиций
могла вести только к вырождению этих преступников".
   Политиканы! Думают спастись такими уловками... Но в тот момент  из  них
большего нельзя было вытянуть. Признание Зиновьева и Каменева позволило их
изолировать. Однако изоляция - это полумера. История показывает: от тюрьмы
до престола - один шаг. Чтобы этого не случилось, на  пути  должен  стоять
эшафот.
   Ответственность  за  убийство  Кирова  должна  быть  не  моральная,   а
_уголовная_. Зиновьев и Каменев должны быть осуждены за то, что _сделали_.
   Буржуазные газеты не признали январского процесса - он, видите ли,  был
закрытым, ссылаются на знаменитое  изречение  болтуна  Мираба  "Дайте  мне
какого угодно судью - пристрастного, корыстолюбивого, даже моего врага, но
пусть он меня судит публично".
   Хорошо! Прекрасно! Они получат открытый процесс, они получат  публичный
суд. Зиновьев и Каменев признаются в своих преступлениях перед всем миром.
Они признаются, что _приказали_ убить Кирова, готовили убийства  и  других
руководителей партии и правительства. И потому должны быть не изолированы,
а уничтожены. И будут уничтожены.
   Признаются ли Зиновьев и Каменев? Если им пообещают жизнь,  признаются.
Пока есть жизнь, есть надежда на власть. Лишившись жизни, они эту  надежду
теряют навсегда. А  будут  упорствовать,  на  них  навалится  вся  громада
репрессивного аппарата, вся громада государства. Не устоят. Перед этим они
не устоят. Заложниками будут их семьи, их жены и дети, перед этим они тоже
не устоят, любящие мужья, чадолюбивые папаши.
   Вот выступает Файзулла Ходжаев - председатель Совнаркома Узбекской ССР.
Разве такой откажется от жизни? Красавчик, тонкое лицо, таких  красавчиков
рисовали на древнеперсидских миниатюрах.
   Роскошествует, дом в  коврах,  в  дорогих  безделушках,  драгоценности,
наверно, припрятаны, все они там, в Бухаре и Самарканде, копят бриллианты.
   Между  прочим,  Файзулла  не  ладит  с  Икрамовым   -   секретарем   ЦК
Узбекистана. Первый - аристократ, второй - плебей, но плебей нахальный. На
Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б)  в  апреле  1929  года  в  ответ  на  ЕГО  реплику
раздраженно ответил: "Товарищ  Сталин,  в  конце  концов,  вы  дадите  мне
закончить или нет?!"
   Икрамов - друг Бухарина, в прошлом году Бухарин отдыхал в  Узбекистане,
жил у него,  у  Икрамова.  Так  что  в  будущем  место  Икрамова  рядом  с
Бухариным, да и Файзуллу туда подсадить: будут  с  Икрамовым  топить  друг
друга. Все на свете оборачивается предательством: и вражда, и дружба.
   Так раздумывал Сталин,  пока  выступали  члены  комиссии.  Он  выслушал
толь