не
заинтересовалась бы. Ее решение заглянуть в  Фоглин  на  обратном  пути  к
"Миозотису" возникло импульсивно.


     Удивительно, но первый учитель Блума еще не умер и даже  не  ушел  на
пенсию и никуда не исчез. Единственное, что он сделал, как узнала Дари  на
следующее утро, это оставил Фоглин и переехал в другой маленький  городок,
Расмуссен, километров за сорок.
     В Расмуссен  самолеты  не  летали.  Теперь  появились  все  основания
махнуть на это дело рукой и поспешить к  Лабиринту.  Но  в  этот  день  из
Фоглина больше не  было  ни  одного  самолета  до  космопорта.  В  полдень
впечатления Дари о  Мире  Джерома  как  об  очень  примитивной  планете  в
очередной раз подтвердились. В конце концов она оказалась в  автобусе,  со
скрипом ползущем в направлении Расмуссена. Оптимизма  она  не  испытывала.
Она прибудет в город, когда занятия в школе уже закончатся, и  кто  знает,
сможет ли она разыскать потом Орвила Фримонта.
     Она пристально посмотрела в окно. В этот час Лабиринт был невидим, но
в соответствии со сведениями,  добытыми  в  библиотеке  Центра  Маргольма,
артефакт должен вот-вот появиться  в  вечернем  небе  на  востоке  в  виде
звездочки  седьмой  величины,  слишком   слабой,   чтобы   разглядеть   ее
невооруженным глазом, но  все  же  в  пределах  видимости.  Если  Лабиринт
находился там с тех самых пор, как Мир Джерома был впервые  колонизирован,
сомнительно, чтобы до сих пор он был не открыт. Дари откинулась в  кресле,
погрузившись в мрачные раздумья. Очевидно,  Квинтус  Блум  вновь  оказался
прав: Лабиринт действительно был новым артефактом Строителей. Первый новый
артефакт за три миллиона лет.
     Когда Дари вышла из  автобуса  и  огляделась  вокруг,  уже  наступили
ранние сумерки. Фоглин специализировался на электронике,  Расмуссен  -  на
генетике. Оба городка имели минимально необходимые размеры для поддержания
непрерывного  фабричного  производства,  но  отдельные  операции  все  еще
осуществлялись человеческими руками. Люди на  улице  либо  возвращались  с
работы, либо спешили туда.
     Сомневаешься - спрашивай. В  Расмуссене  вряд  ли  могло  быть  много
учителей.
     - Я ищу Орвила Фримонта, школьного учителя.
     Третья попытка увенчалась  успехом.  Женщина  в  поношенном  шелковом
платье, прошитом золотой нитью, - вероятно, не все прохожие были  рабочими
- указала на здание, красная крыша которого виднелась неподалеку  в  одном
из закоулков.
     - Поспешите, - сказала она. - Орвил живет один и рано ложится спать.
     Женщина говорила довольно уверенно, но когда  Дари  увидела  мужчину,
открывшего дверь на ее стук, то подумала, что ошиблась домом. Дари ожидала
увидеть престарелого, согбенного педанта, а вместо этого перед  ней  стоял
здоровяк крепкого сложения, выглядевший не старше самого Квинтуса.
     - Вы Орвил Фримонт?
     Мужчина улыбнулся.
     - Да, это я.
     Дари вошла в  заученную  роль  -  в  двадцать  первый  раз  лгать  не
составляло труда. Пять минут спустя она уже сидела в самом удобном  кресле
маленького домика, пила чай и слушала исполненные энтузиазма  воспоминания
Орвила Фримонта о Квинтусе Блуме.
     - Это был мой самый первый класс, когда я юношей прибыл в Фоглин,  не
слишком веря в свои способности.  Конечно  же,  ваш  первый  класс  всегда
особенный и вы никогда не  забудете  учившихся  в  нем  детей.  -  Фримонт
улыбнулся Дари так, что она пожалела, что не он ее первый  учитель.  -  Но
даже на фоне всех этих обстоятельств Квинтус Блум выделялся.
     - В каком смысле?
     - С тех пор через мои руки прошло много детишек, таких же  умненьких,
как и Квинтус, но никогда - ни в то время, ни после -  мне  не  встречался
ученик, который столь страстно рвался бы в лидеры. Переступив порог  моего
класса, он еще слыхом не слыхивал слово  "амбиция".  Но  она  у  него  уже
имелась. Он трудился так усердно, что это иногда настораживало. Он из кожи
лез вон, чтобы быть  первым,  даже  если  для  этого  требовалось  немного
сжульничать в надежде, что я не замечу. - Орвил Фримонт уловил  мгновенное
изменение выражения лица Дари. - Не принимайте близко к сердцу,  все  дети
так  поступают.  Конечно,  одной  из  причин   подобных   действий   стало
определенное неприятие его другими детьми. Вы же знаете,  какими  злыми  и
жестокими они бывают. У Квинтуса  была  ужасная  кожа,  покрытая  красными
пятнами на лице, руках и ногах, и, похоже, ничто не могло его излечить.
     - Она у него до сих пор такая.
     - Очень жаль. Я считаю, это нервное заболевание,  и  могу  поспорить,
что он пытался отковыривать эти бляшки, когда был уверен, что за ним никто
не наблюдает. Но невзирая на первопричины  пятна  и  струпья  были  весьма
реальны. За моей спиной дети  звали  его  Паршивчиком.  Бедный  малыш  без
лишних слов работал еще  упорней.  Если  бы  вы  тогда  пришли  ко  мне  и
спросили, кто из моих учеников достигнет наибольшего успеха, я  бы  назвал
Квинтуса Блума. Ему он был жизненно необходим, остальным - нет.
     - А какие-нибудь особые таланты у него были?
     - Разумеется. Для своих лет он был самым лучшим  писателем  из  всех,
кого мне когда-либо доводилось встречать. Даже если  он  делал  ошибки,  я
закрывал на них глаза из-за его стиля.
     - Вряд ли стоит надеяться, но не осталось ли  у  вас  чего-нибудь  из
написанного им в начальной школе?
     Орвил Фримонт покачал головой.
     - Неплохо бы. Просто в свое время  до  меня  не  дошло,  что  Квинтус
станет столь знаменит, иначе я бы обязательно сохранил.  Вы  сами  знаете,
как это бывает: детишки взрослеют, приходят новые малыши, и ваше  внимание
переключается целиком на них.  Именно  это  продлевает  вам  молодость.  Я
никогда не забуду Квинтуса, но времени на размышления о его  судьбе  я  не
тратил.
     Дари посмотрела на часы и поднялась.
     - Мне пора на обратный автобус в Фоглин, иначе я потеряю целый  день.
Извините, что отняла  у  вас  столько  времени.  Знаете,  мне  приходилось
встречаться с разными учителями,  и  я  научилась  отличать  хороших.  При
желании, вы могли бы преподавать в университете, а не в начальной школе.
     Фримонт рассмеялся, взял из рук Дари ее шляпу и проводил до дверей.
     - Вы имеете в виду - если бы я решился пожертвовать своей наградой. -
Видя ее недоумение, он добавил:  -  К  тому  времени,  когда  вы  достигли
студенческого возраста, мисс Лэнг, вы уже сформировались как личность.  Но
приходите ко мне маленькой девочкой пяти или шести лет, и я  смогу  внести
свою лепту в процесс вашего формирования. В этом  моя  награда.  И  именно
поэтому я считаю, что моя работа самая лучшая во Вселенной.
     На пороге Дари остановилась.
     - Вы хотите сказать, что Квинтус Блум - дело ваших рук?
     Орвил Фримонт задумался сильнее, чем за все время встречи.
     - Мне лестно так думать. Но я подозреваю, что  Квинтус  сформировался
задолго до того, как мне посчастливилось с ним  встретиться.  Этот  напор,
это стремление быть первым и добиваться успеха - не знаю, когда  и  откуда
они взялись. Но когда мы встретились, этими качествами он уже  обладал.  -
Он взял Дари за руку и долго держал ее. - Надеюсь, вы  хорошо  напишете  о
Квинтусе. Бедный маленький чертенок заслуживает этого.
     Дари  торопливо  зашагала  по  холодным  ночным  улицам   Расмуссена.
Последний автобус отходил через несколько минут. Спотыкаясь и  скользя  на
тонком льду, покрывшем тротуары, она пыталась оценить свое  путешествие  в
Фоглин и  Расмуссен.  Теперь  она  знала  Квинтуса  Блума  гораздо  лучше.
Благодаря Орвилу Фримонту она нашла подтверждение его сильным  сторонам  и
узнала немножко о его слабостях.
     И когда Дари вошла в ожидающий автобус,  она  вдруг  поняла,  что  ее
визит на Мир Джерома открыл ей нечто такое,  чего  ей  лучше  было  бы  не
знать.  Она  увидела  Квинтуса   Блума   глазами   Орвила   Фримонта:   не
самоуверенного и высокомерного взрослого человека, но упорного  ребенка  -
маленького, одинокого и обиженного.
     Возможно, визит к Орвилу Фримонту  был  большой  ошибкой.  И  теперь,
каким бы противным ни казался  Квинтус  Блум,  Дари  гораздо  труднее  его
ненавидеть.



                                    13

     Дари  Лэнг  и  Квинтус  Блум   оказались   не   единственными,   кого
заинтересовали изменения в артефактах. Ханс Ребка,  размышляя  аналогично,
похоже, занимал более выгодную позицию, чем  эти  двое,  чтобы  подойти  к
данному вопросу со всей серьезностью. Он единственный выслушал выступление
Квинтуса Блума, а затем узнал из первых рук об изменениях  на  Дженизии  и
бесследном исчезновении Жемчужины.
     Но  с  какой  стороны  подступиться?  Человек  действия  -   искатель
приключений до кончиков ногтей, - он совершенно не походил ни на  Квинтуса
Блума, ни на Дари Лэнг с их энциклопедическими знаниями о каждом артефакте
в рукаве. Чтобы Ханс Ребка сумел  распознать  перемену,  последняя  должна
предстать перед ним в полный рост.
     И осознание  этого  странным  образом  упростило  для  него  принятие
решения об отлете с Врат Стражника.
     Незадолго до  первой  встречи  с  Дари  Лэнг  Ханс  Ребка  с  головой
погрузился в подготовку исследовательской экспедиции на артефакт Парадокс.
И в тот самый момент, когда он уже приготовился стартовать, его  направили
на Тектон и Опал, вызвав тем самым бурю негодования.  Он  столько  месяцев
убил на изучение всего, что было известно об этой сферической аномалии,  и
теперь эти знания пропали впустую!
     Но как знать, возможно, ему  удастся  использовать  их  теперь,  дабы
подтвердить или опровергнуть идеи Дари Лэнг и Квинтуса Блума. Но даже если
он не найдет никаких изменений в Парадоксе, для  подобного  путешествия  у
него имелись веские основания. Процедура холодного запуска,  потребовавшая
вскрытия  черепной  коробки  Ввккталли,  напомнила  ему   еще   об   одной
особенности вживленного компьютера, которая  как  раз  и  могла  оказаться
ключом к тайне Парадокса.
     Ребка  смотрел  на  мерцающий  впереди  мыльный  пузырь,  поверхность
которого гипнотизировала переливами всех цветов радуги. Парадокс  считался
одним из  самых  маленьких  артефактов  -  всего  пятьдесят  километров  в
поперечнике. В отличие от Стражника или многих других, вокруг Парадокса не
существовало   непроницаемого   барьера   для   приближающихся   кораблей.
Звездолеты исследователей  могли  свободно  проникать  внутрь  и  выходить
обратно  физически  неповрежденными.  К  сожалению,  как  выяснили  первые
исследователи Парадокса (вернее, как выяснили люди,  нашедшие  их  потом),
этого нельзя было сказать об экипаже. Парадокс начисто уничтожал любой тип
памяти, органической или неорганической. Выжившие экипажи  вели  себя  как
новорожденные младенцы, которым оставили только жизненно важные инстинкты.
С банками данных и компьютерной памятью кораблей происходило то же  самое.
Их содержимое бесследно пропадало. Любая управляемая  компьютером  система
корабля - а таких  было  множество  -  внутри  Парадокса  не  действовала.
Корабли выходили оттуда с открытыми люками,  с  температурой,  упавшей  до
температуры окружающего пространства, или с заглохшими двигателями.
     Эффект получил название "лотос-поля". К сожалению, это не  означайте,
что во всем рукаве найдется хоть кто-то, имеющий малейшее представление  о
том, как или зачем оно работает, или как его можно  нейтрализовать.  После
первой волны экспедиций (первых официально зарегистрированных  экспедиций;
никому не было известно, сколько раз  открывали  Парадокс  и  сколько  раз
память о нем была начисто стерта) доступ к  артефакту  закрыли  для  всех,
кроме специально подготовленных исследователей.
     К таким исследователям относился Ханс Ребка с его многолетним  опытом
в   такой   деликатной   области,   как   умение   избегать   всевозможных
неприятностей.
     Но это ни в коей мере не относилось к Ввккталли. Вживленный компьютер
смотрел на Парадокс как ребенок, которому пообещали новую игрушку.
     - Как вы думаете,  лотос-поле  занимает  весь  внутренний  объем  или
только поверхностный слой?
     - Вероятно, только слой. Известно, что  оно  там  есть.  А  благодаря
просвечиванию, у нас также есть сведения  о  наличии  в  Парадоксе  других
многочисленных  внутренних  структур.  -  Ребка  колебался.   Общий   план
предстоящих  работ  его  вполне  удовлетворял,  но  теперь  настало  время
практических вопросов.  Каким  образом  лучше  всего  размотать,  а  затем
смотать обратно тридцатикилометровую бухту  тонкого  волоконно-оптического
кабеля? Где лучше всего пропустить кабель в скафандр,  чтобы  не  нарушить
герметичность? И когда Ребке надевать свой собственный скафандр?
     Досадно, что все  задуманное  придется  проделать  в  скафандрах,  но
другого выхода Ребка не видел. Даже если каким-то чудом  внутри  Парадокса
окажется  воздух,  пригодный  для  дыхания   человека,   неизвестно,   что
произойдет по пути. И какова температура внутри Парадокса? Она могла  быть
абсолютно любой.
     - Сиди смирно. - Он стоял за спиной Талли,  полностью  облаченного  в
скафандр, за исключением шлема. - Я хочу прорепетировать все действия  еще
раз.
     Он  уже  пропустил  кабель  через   отверстие   в   верхушке   шлема,
загерметизировал точку ввода и подсоединил нейронный разъем к концу кабеля
изнутри. Все это он оставил на  весу,  а  сам  наклонился,  чтобы  ощупать
затылок Талли. Когда он нажал на три маркированные  точки  и  одновременно
потянул вверх, в затылочной части черепа обнажилась белая  кость.  Защелки
открылись, и теперь верхушка черепа могла свободно  откинуться  вперед  на
шарнире, спрятанном во лбу. Показался мозг Талли в форме  крупного  овоида
серого цвета, плотно сидящего в черепной коробке.
     Со всеми предосторожностями Ребка извлек его.
     - С тобой все в порядке?
     - Все отлично. Правда ничего не  вижу,  потому  что  черепная  крышка
закрывает глаза.
     - Постараюсь побыстрее. - Ребка ощупал снизу овоид, чтобы  определить
местонахождение короткой, заканчивавшейся  разъемом  спирали,  соединявшей
мозг  вживленного  компьютера  с  верхней   частью   спинного   мозга.   -
Приготовились... Начали.
     Он отсоединил разъем спирали, тем самым полностью высвободив мозг,  и
вставил нейронный коннектор от шлема скафандра  в  спинномозговой  разъем.
Секундой  позже  он   подсоединил   другой   конец   тридцатикилометрового
волоконно-оптического кабеля к головному мозгу Ввккталли.
     - Ну, как дела?
     - Прекрасно. - Руки  Ввккталли  потянулись  вверх,  чтобы  установить
крышку черепа в нормальное положение. Тонкий проводник шел  от  затылка  к
шлему скафандра и далее через всю бухту к лишенному тела мозгу.  -  Ощущаю
небольшую задержку в передаче данных.
     - Около двухсот микросекунд. Это время прохождения сигнала по  кабелю
туда и обратно. Ты можешь внести на нее поправку?
     - Я  скоро  привыкну.  -  Талли  еще  раз  потянулся  и  закрыл  шлем
скафандра. - Вот так. Полностью герметичен. Репетиция окончена?
     - Почти. Я доволен всем, что касается тебя,  но  теперь  я  хотел  бы
проверить свой собственный скафандр, а  для  этого  нам  придется  вместе,
выйти в пустоту. Я сделаю это, сняв тебя с провода. Потерпи немного, через
несколько минут мы проведем натурные испытания.
     Ребка открыл шлем Талли и проделал все операции в  обратном  порядке.
Он откинул черепную крышку вперед и вытащил нейронный разъем  из  спинного
мозга Талли. На другом конце кабеля  он  отсоединил  мозг  Талли  и  вновь
поместил его  в  черепную  ячейку.  Наконец  черепная  крышка  со  щелчком
вернулась в первоначальное положение.
     - Ну вот, я снова жив и  здоров.  -  Ввккталли  поднял  одну  руку  в
скафандре, затем вторую. - Никаких нарушений. Что дальше?
     -  Закрой  шлем.  Сейчас  мы   вместе   отправимся   в   безвоздушное
пространство и проверим состояние нашего корабля.
     Ребка подождал, пока его собственный скафандр не включится,  и  тогда
они одновременно водрузили шлемы на головы. Он сбросил давление воздуха до
нуля, затем открыл люк. В образовавшемся проеме они увидели  Парадокс.  Он
висел в нескольких десятках метров и, казалось,  при  желании  можно  было
дотронуться рукой до его поверхности, похожей на мыльный пузырь.
     - Вы не возражаете, если я рассмотрю артефакт  снаружи?  -  Ввккталли
плыл по направлению к люку.
     - Давай, действуй. И заодно проверь  напряженность  электромагнитного
поля, но следи, чтобы  не  попасть  в  лотос-поле.  И  помни,  что  кабель
подсоединен если не к твоей голове, то к твоему шлему, поэтому  не  дергай
его.
     Талли кивнул. Он взял портативный измеритель поля и выплыл наружу,  а
вслед за ним потянулся кабель. Ханс оставался на месте.  Они  готовы  были
приступить к исследованиям, но горячиться не стоило, ибо во  всех  прошлых
переделках он уцелел исключительно благодаря своей  сверхосмотрительности.
Он хотел проверить все еще раз.
     Предполагаемые шаги казались ясными и простыми:
     1) Вынуть из тела  Талли  мозг,  который  останется  рядом  с  Хансом
Ребкой.
     2) Соединить мозг с телом посредством волоконно-оптического кабеля.
     3) Запустить тело  Талли  внутрь  Парадокса  с  целью  его  изучения,
дистанционно управляя им посредством кабеля.
     Из  предыдущего  опыта  они  знали,  что  такая  схема   работает   в
лотос-поле, хотя прежде  им  доводилось  опробовать  ее  только  на  малых
расстояниях. На этот раз кабеля должно хватить,  чтобы  Ввкк  добрался  до
самого центра Парадокса, но честолюбие Ребки так далеко  не  простиралось.
Если Талли удастся прихватить что-нибудь с собой -  все  равно  что,  -  и
вынести наружу, лед тронется.
     А если случится что-то непредвиденное? Ребка не мог представить,  что
бы это могло быть.  В  худшем  случае  они  потеряют  один  скафандр  плюс
нынешнее тело Ввккталли. Это будет, конечно,  большой  неудачей,  но  мозг
Талли однажды уже вставляли в новое  тело.  При  необходимости  его  можно
вернуть на Миранду и вживить вновь.
     Ребка глубоко вздохнул. Пора начинать. Но где же Талли? Он уже  долго
находится снаружи.
     Словно подслушав его мысли, Талли вплыл в люк, сматывая  перед  собой
кабель. Ребка восстановил в кабине нормальное давление, и  тогда  они  оба
открыли шлемы и Ребка начал стаскивать с себя скафандр.
     - Прежде чем вы полностью снимете свой костюм, - Талли  поднял  вверх
одну облаченную  в  перчатку  руку,  -  я  хотел  бы  удостовериться,  что
правильно понял соображения, на основании которых вы предлагаете проделать
данную процедуру.
     Ханс  не  верил  своим  ушам.  Только  что  они   в   очередной   раз
отрепетировали все действия. До последней детали.
     Неужели возможно - тут у него вдруг  возникло  ужасное  подозрение  -
неужели возможно, чтобы Ввккталли нарушил его  строгое  предупреждение,  и
вошел в лотос-поле?
     - Ты входил в Парадокс, пока был снаружи?
     - Да, совсем немного.
     - Нарушив мои строжайшие инструкции!
     - Нет. - Талли был абсолютно невозмутим.
     - Не нет, а да. Ты, чертова кукла,  я  же  запрещал  тебе  входить  в
Парадокс.
     - Нет. Вы сказали мне остерегаться лотос-поля. И я в него не попал. -
Талли проплыл вперед и завис прямо перед Ребкой. - Я хочу понять мотивацию
процедуры,  которую  мы  намереваемся  осуществить,  поскольку  она  может
оказаться бессмысленной. Похоже, нас  дезинформировали.  Вы  уверены,  что
там, за люком находится артефакт, известный под названием Парадокс?
     - Конечно, это Парадокс. Ты же видел, как я доставил сюда нас  обоих.
Ты, случаем, не спятил?
     - Не уверен. - Талли, все еще державший измеритель, выпустил  наконец
его из рук. - Возможно, мы спятили вместе. Но в одном я вполне уверен.  На
поверхности объекта, возле которого дрейфует наш корабль, - чем бы  он  ни
был - лотос-поля нет.


     Надев скафандры, они вышли наружу. Нервы Ханса Ребки  были  напряжены
до предела,