. И он уехал.
     - А как насчет Дари Лэнг и Атвар Х'сиал?
     - Лэнг не сказала  ни  слова.  А  что  думает  Атвар  Х'сиал,  узнать
невозможно. То, что переводит Ж'мерлия не создает  впечатления  гнева  или
волнения. Они отправились дуться на другой Слинг. Я их два дня  не  видел.
Честно говоря, мне некогда было с  ними  возиться.  Думаете,  нам  следует
беспокоиться?
     Они вдвоем стояли, ожидая капсулы, следующей на Тектон. Шли последние
минуты перед тем, как ее подсоединят к Пуповине. В руках они держали  свой
багаж, по одной маленькой сумке каждый. Джулиус Грэйвз суетился над своими
двумя тяжелыми чемоданами около  аэрокара,  доставившего  их  со  Звездной
стороны.
     Ребка размышлял над вопросом Перри. Целью его собственного назначения
на Добеллию являлась только реабилитация Макса Перри. В  принципе  оно  не
имело ничего общего с членами других клайдов или с тем, как  к  ним  здесь
относились. Но на Опале все считали его старшим  начальником,  и  он  имел
соответствующие этому положению обязанности. Как  раз  перед  отбытием  со
Звездной стороны он получил от штаба Круга новое кодированное послание, но
не надеялся, что оно ему очень поможет, каково бы ни было его  содержание.
Советы и указания, поступающие издалека, чаще  прибавляли  проблем,  а  не
разрешали их.
     - Я ожидал от них большей настойчивости, - наконец проговорил  он.  -
Особенно от Луиса Ненды. Есть шанс, что, покинув Опал, он  приземлится  на
Тектон прямо из космоса? Ведь у него собственный корабль.
     - Помешать ему нам,  конечно,  не  под  силу.  Но  у  него  возникнут
трудности при посадке, если только его корабль не приспособлен садиться  и
взлетать без вспомогательных устройств. Сесть на Тектон он еще сможет,  но
взлететь - никогда.
     - А Дари Лэнг и Атвар Х'сиал?
     - Это невозможно. У них нет корабля, пригодного для этого,  и  им  не
нанять межпланетник. О них можно забыть.
     В ту же минуту Перри заколебался. Он не был полностью уверен  в  том,
что сказал. В воздухе ощущалось что-то вроде затишья перед сильной  бурей.
И это не грозы, разряжавшиеся над Опалом каждые двадцать четыре часа.
     Летний Прилив. Ожидание его, словно тень, тяготело над всем и  всеми.
До  него  оставалось  тринадцать  добеллианских  дней,  Мэндел  и  Амарант
нависали над Опалом, становясь все  больше  и  ярче.  Средняя  температура
поднялась на пять градусов. Темные тучи походили на расплавленную медь. За
последние двенадцать часов даже воздух Опала стал другим. У него  появился
металлический привкус, так соответствовавший этому низкому небу. Носящаяся
в воздухе пыль сушила губы, разъедала глаза до слез, раздражала  нос,  так
что все время хотелось чихать. Мощные приливы  приблизили  морское  дно  к
поверхности, подводные извержения и землетрясения выбрасывали едкие пары с
пылью высоко в атмосферу.
     Джулиус Грэйвз, уже  разместивший  свои  чемоданы  на  нижнем  уровне
капсулы, подошел к собеседникам и уставился в светящееся небо.
     - Снова надвигается шторм. Самое  подходящее  время,  чтобы  покинуть
Опал.
     - Но худшее, чтобы отправиться на Тектон, - заметил Перри.
     Они залезли в  капсулу.  Перри  предъявил  личную,  идентификационную
карту и набрал сложную последовательность команд подъема.
     Подъем начался, но все трое чувствовали  себя  неловко.  Когда  Перри
тихо объявил Грэйвзу, что доступ на Тектон  закрыт  до  окончания  Летнего
Прилива, Грэйвз так же спокойно заявил о своих правах члена Совета. Он все
равно поедет на Тектон.
     Перри указал  на  то,  что  Грэйвз  не  вправе  помешать  официальным
представителям планеты сопровождать его. На них лежит  ответственность  за
него, нельзя допустить самоубийства.
     Грэйвз кивнул. Все были вежливы, но это никого не радовало.
     Напряжение несколько ослабло после выхода капсулы из  облачного  слоя
Опала. Теперь им троим было, чем занять мысли.  В  верхней  части  капсулы
находились раздвижные смотровые окошки, а над головами размещалось большое
широкое окно, дававшее пассажирам прекрасный обзор. Когда сквозь  редеющие
облака в небе проступил Тектон, все разговоры вообще прекратились.
     Джулиус Грэйвз поглядел на него, ахнул и больше не мог оторвать  глаз
от этого зрелища, Макс Перри бросил на Тектон один взгляд и ушел  в  себя,
Ханс Ребка попытался не обращать внимания на окружающее  и  сосредоточился
на предстоящей работе. Перри, возможно,  все  знал  о  Тектоне,  а  Грэйвз
владел информацией о любом предмете под тысячей солнц, и все-таки Ребку не
покидало предчувствие, что ему придется вытаскивать их обоих.
     Вытаскивать из чего? Или откуда? Он огляделся. У него  дух  захватило
от  увиденного,  мысли  смешались.  Всего  несколькими  днями  раньше   он
путешествовал по этой дороге на Тектон, но как все изменилось!  Невероятно
распухший Мэндел маячил слева. Созданная Строителями оболочка  капсулы  не
пропускала опасного жесткого излучения и превращала сверкающий лик  звезды
в темный диск, испещренный  швами  и  кляксами  солнечных  пятен  и  ярких
вспышек. Он был так близок, что  Ребке  казалось,  будто,  протянув  руку,
можно коснуться его красно-коричневой поверхности.
     Амарант, уже не карлик, стоял над Тектоном. Звезда  преобразилась.  У
нее изменился даже цвет. Ребка понял, что это искусственный эффект:  когда
стекла иллюминатора капсулы изменили свою пропускающую способность,  чтобы
экранировать излучение Мэндела, они также видоизменили и спектр  излучения
Амаранта. Из оранжево-красного он превратился в тускло-багровый.
     Даже Гаргантюа приблизился к точке рандеву. Отражая свет и Мэндела, и
Амаранта, газовый гигант разросся  из  далекой  искорки  в  ярко-оранжевый
огонек величиной с ноготь.
     Участники парада  заняли  свои  места,  тяготение  работало,  вызывая
нужные перемены - космический  танец  вот-вот  начнется.  Вовремя  Летнего
Прилива Мэндел и Амарант пройдут  в  пяти  миллионах  километров  друг  от
друга, то есть, по космическим меркам, на расстоянии в ноготок.  Гаргантюа
пройдет около Мэндела со стороны, противоположной  Амаранту,  движимый  по
собственной  орбите  совместным  притяжением   обоих   своих   космических
партнеров. А маленькая Добеллия, попавшая на этот  парад  гигантов,  будет
беспомощно болтаться в переплетении нитей динамической ткани тяготения.
     Орбита Добеллии была стабильной. Не было никаких признаков, что  Опал
и Тектон разъединятся, или что дублет улетит в  бесконечность.  Но,  кроме
этого, астрономы ничего не гарантировали. Обстановку на поверхности  Опала
и Тектона во время Летнего Прилива рассчитать невозможно.
     Ребка, не отрываясь, глядел на Тектон. Этот тусклый серо-голубой  шар
стал самой привычной деталью неба. Со  времени  их  последней  поездки  по
Пуповине он особенно не изменился.
     Или изменился? Ребка стал вглядываться внимательней. Не стал ли ореол
вокруг планеты еще более размытым из-за  пыли,  которая  сильнее  насыщала
тонкую кожуру воздушной оболочки Тектона?
     Путешественников практически ничто не  отвлекало  от  созерцания.  Их
подъем происходил с постоянной скоростью, и внутри  капсулы  это  движение
совсем не  ощущалось.  Лишь  очень  внимательный  наблюдатель  обратил  бы
внимание  на   золотой   узелок   Станции-на-Полпути,   который   медленно
увеличивался в  размерах.  Их  путешествие  проходило  не  в  невесомости:
воздействующие на них силы плавно уменьшались,  но  единственным  отрезком
пути,  где  гравитация  и  центробежная  сила  уравновешивались,  то  есть
наступала невесомость, был короткий участок в двух тысячах  километров  за
Станцией-на-Полпути. А после него начинался  настоящий  спуск  на  Тектон,
когда капсула действительно падала к Тектону.
     Ребка вздохнул и поднялся. Очень легко  дать  заворожить  себя  этому
космическому виду, подобно тому, как загипнотизировал Тектон Макса  Перри.
И  не  только  Перри.  Он  посмотрел  на  Грэйвза.   Советник   прилип   к
иллюминатору.
     Ребка подошел  к  лестнице  и  начал  спускаться  на  нижний  уровень
капсулы. Камбуз был примитивным, но у них с момента  отъезда  со  Звездной
стороны крошки не было во рту. Будучи голодным, он привередничать не  стал
и нажал на кнопки, почти не  глядя.  Вкус  и  запах  заказанного  им  супа
значения не имели.
     Из-за непрозрачных  стен  обстановка  в  нижней  части  капсулы  была
угнетающе спокойной. Ребка подошел к столу и выбрал для  себя  музыкальный
отрывок. Сложная  полифоническая  музыка,  сочиненная  еще  до  Экспансии,
зазвучала в его голове. Сплетающиеся голоса фуги как бы предвещали встречу
Мэндела и его свиты. В течение десяти минут Ребка  с  удовольствием  ел  и
слушал, наслаждаясь  одновременно  двумя  старейшими  и,  пожалуй,  самыми
основными удовольствиями человечества. Неужели у кекропийцев,  не  имеющих
музыки, нет какого-нибудь заменяющего ее вида искусства?
     Когда пьеса закончилась, он с удивлением  обнаружил,  что  неподалеку
стоит Грэйвз и наблюдает за ним.
     - Можно мне? - Советник сел за стол и показал на пустую миску. - Как?
Рекомендуете?
     Ребка пожал плечами. Чего бы ни ждал от него Грэйвз, но рекомендация,
какой суп есть, вряд ли была первоочередной.
     - Вам никогда не приходило в голову, - начал  Грэйвз,  -  как  это  в
сущности невероятно, что мы способны  почти  без  вспомогательных  средств
есть и переваривать пищу тысячи разных миров? Все составные элементы этого
супа произведены на Опале, но ваш желудок без труда с ним справляется. Мы,
хайменопты и  эти  существа  из  кекропийского  клайда  -  все  совершенно
различны  по  своей  биологии.  И  все  же  с  помощью  нескольких   типов
моноклеточных бактерий в наших кишках мы можем есть ту же пищу, что и они.
Удивительно, не правда ли?
     - Пожалуй.
     Ребка ненавидел эти разговоры с Грэйвзом один на один. Эти голубые  с
сумасшедшинкой глаза просто пугали его. Даже когда разговор казался общим,
ему все равно чудились какие-то подводные камни. Кроме того, его все время
сбивало с толку то, что он никогда точно не знал, с кем  разговаривает:  с
Джулиусом Грэйвзом или с  его  мнемоническим  близнецом.  У  Стивена  была
склонность к  бесчисленным  фактам  и  глупым  шуткам.  Джулиус  отличался
тонкостью мысли и ничего не говорил  прямо.  Нынешний  разговор  мог  быть
просто  общением,  если  разговаривал  один,  или  хитроумным  подходом  к
чему-то, если говорил другой.
     Грэйвз продолжал, ухмыляясь:
     - Знаю, вы не считаете существенным то, что мы можем  есть  опальскую
пищу или пищу Тектона. Но это очень много значит. Во-первых, это полностью
расправляется с теорией, объясняющей, почему люди не вступили  при  первой
же встрече в войну с кекропийцами. Люди говорят, что не стали воевать, так
как не было предметов или ресурсов, нужных обоим. Но это чушь.  Нам  нужны
те же, что и им, неорганические ресурсы, вроде металлов, и другое сырье. А
они могут с помощью некоторых бактерий есть одинаковую с нами  пищу.  Если
возникнет нужда, люди смогут есть кекропийцев и  наоборот.  Значит,  перед
нами еще одна загадка.
     Ребка кивнул, показывая, что  слушает.  Лучше  было  играть  простого
парня и не болтать лишнего.
     - Мы смотрим на кекропийца, - продолжил Грэйвз, - или лотфианина, или
хайменопта и говорим: "Как чужды они нам! Как отличаются они от  нас!"  Но
загадка совсем в другом. В противоположном. Мы должны бы спросить,  почему
все мы так похожи друг на друга.  Как  возможно  такое,  что  существа  из
различных клайдов, зародившиеся в различных мирах, согретых солнцами самых
разных спектральных классов,  существа  самого  различного  биологического
строения, общественная история развития которых не имеет ни  единой  общей
черты... Как могут они быть настолько похожи, что способны есть одну и  ту
же пищу? Как могут они быть так похожи по внешнему виду, что для  названия
живых существ с самых далеких  звезд  мы  спокойно  пользуемся  названиями
аналогичных земных насекомых: кекропийцы, хайменопты, хриземиды? Почему мы
можем так или иначе разговаривать друг с другом и прекрасно все  понимаем?
Как это получается, что мы одинаково представляем  себе  нормы  поведения?
Настолько, что единый этический совет смог принять правила, пригодные  для
всей  ветви  галактики.  Как  может  все  это  быть?  Впрочем,  вся   наша
галактическая ветвь представляет собой сплошную загадку.
     Рассуждения Грэйвза к чему-то подводили. В этом Ребка не  сомневался.
Однако тому еще надо было многое высказать, прежде чем он дойдет до  сути.
В эту минуту он, казалось, полностью погрузился в философствование.
     - Тайн и загадок чрезвычайно много,  -  разглагольствовал  Грэйвз.  -
Например, Строители. Что с ними  случилось?  Каковы  были  их  физиология,
история, наука? Каково назначение Линзы, Парадокса, Факела, или Фагов?  Из
всех искусственных  структур,  созданных  Строителями,  Фаги,  несомненно,
самые бесполезные. Стивен, если дать ему слово, может часами рассуждать на
эту тему.
     Ребка снова кивнул. "Не дай Бог!"
     - Есть и другие недавние загадки, которые я никак не могу  разгадать.
Возьмите, к примеру, зардалу.  Несколько  тысячелетий  назад  они  правили
больше чем тысячей миров. От подчинявшихся им существ мы  знаем,  что  они
были  деспотичны  и  безжалостны.  Но  когда  рухнула  их  империя,  разве
подневольные виды не восстали? Разве не уничтожили  они  всех  зардалу  до
единого? Геноцид. Но были ли их действия более варварскими,  чем  действия
самих зардалу? И почему те правили именно подобным  образом?  У  них  что,
были другие этические нормы, непохожие на наши? Если так, тогда они и есть
чужаки, но мы никогда  не  узнаем,  чем  они  нам  чужды.  Что  сделал  бы
этический  Совет  Зардалу?  -  ...единый  этический  Совет  принял  единые
правила...
     Ребка увидел внезапную муку на морщинистом лице Грэйвза, и его  мысли
вернулись к предыдущему рассуждению.  Неужели,  говоря  об  альтернативном
моральном кодексе Зардалу, Грэйвз подвергал сомнению кодекс,  выработанный
его Советом? Готов ли он подчиниться своим собственным правилам?
     Грэйвз явно не хотел смотреть Ребке в глаза.
     - Я иногда размышляю над тем, не являются  ли  наши  этические  нормы
всего лишь местными обычаями, такими  же  как  форма  наших  тел  и  образ
мыслей. Наука Строителей действительно чужда  нам.  Она  не  соответствует
нашим представлениям о мире. Мы не знаем, ни как они  строили,  ни  зачем.
Вместе с тем,  наши  ученые  талдычат,  что  физические  законы  Вселенной
едины...  так  же,  как  наши  философы  рассказывают,  что  законы  этики
универсальны! Я все время думаю, а не окажется ли этика  Строителей  такой
же чуждой нам, как их наука? Или же наоборот, не  исполнились  ли  бы  они
отвращения к нам, увидев,  как  обращаемся  мы  со  многими  видами  живых
существ, не ужаснулись ли бы они  нашим  предрассудкам  и  ложности  наших
суждений? Я считаю,  капитан,  что  нам  надо  выучить  один  урок,  очень
простой:  правила,  которые  устанавливает  любой   совет,   должны   быть
динамичными, то есть видоизменяющимися. Как бы ни воспринимали их  обычные
средние личности, они не могут быть вечными. Не надо высекать их на  камне
и  отливать  из  стали.  Необходимо  все  время  изучать  их  и  постоянно
стремиться улучшить.
     Внезапно Грэйвз яростно  глянул  на  Ребку,  повернулся  и  пошел  по
пандусу на верхний ярус капсулы.
     Ребка, оставшись сидеть, проводил его взглядом. В этих заключительных
фразах было какое-то противоречие, как будто их  произносили  два  голоса.
Могло ли быть, что это спорили Джулиус и Стивен Грэйвз, а Ребка был просто
сторонним наблюдателем? Возможно, Джулиус хотел одного, а Стивен другого.
     Это было нелепо, но не так уж  невероятно.  Не  более,  чем  развитие
отдельного сознания, индивидуальной личности  у  мнемонического  близнеца.
Если  перспектива  работать  с  Джулиусом  Грэйвзом  на  Тектоне  казалась
достаточно неприятной, то иметь дело  с  неустойчивой  смесью  Джулиуса  и
Стивена представлялось просто невозможным.
     Антиподы, которые борются друг с другом за верховенство в одной общей
голове?! Ребка встал, обратив при этом внимание  на  то,  что  палуба  уже
оказывала гораздо меньшее сопротивление  его  подошвам.  Значит,  вес  его
уменьшился  на  несколько  фунтов.  Должно  быть,   они   приближаются   к
Станции-на-Полпути. Он направился к пандусу и стал соображать  по  дороге,
сидит ли по-прежнему Макс Перри в оцепенении, разглядывая Тектон.  Капитан
нее больше и больше чувствовал себя опекуном талантливых безумцев.


     Во  время  первой  поездки   на   Тектон   Ребка   рвался   осмотреть
Станцию-на-Полпути. Конечно, люди освоили и частично ограбили ее,  но  она
все еще оставалась достижением техники Строителей, и поэтому интерес к ней
не угасал. Однако, когда Макс Перри захотел проскочить ее,  не  заглядывая
(его как будто несло мимо), Ребка в своем стремлении поскорее добраться до
Тектона не стал с ним спорить.
     Теперь же поскорее достичь Тектона  было  совершенно  необходимо:  до
Летнего Прилива осталось тринадцать добеллианских  дней,  всего  лишь  сто
десять часов, и все-таки в этот раз Ребка настоял на посещении Станции.
     - Посмотрите сами, - Перри показал  на  приборы-индикаторы  состояния
капсулы, - видите, расход мощности слишком высокий.
     Ребка посмотрел, но никакого вывода сделать  не  смог.  Грэйвз  тоже.
Если Перри говорил, что дела идут как-то не так, приходилось верить ему на
слово. Непосредственный  опыт  нельзя  заменить  ничем,  а  во  всем,  что
касалось Пуповины, Перри превосходил остальных.
     - Нам грозит опасность? - спросил Грэйвз.
     - Не сию минуту. - Перри задумчиво  потер  нос.  -  Но  мы  не  можем
рисковать и двигаться на Тектон,  пока  не  узнаем,  почему  вырос  расход
мощности. Все главные приборы находятся на  Станции-на-Полпути.  Нам  надо
там остановиться и разобраться, в чем дело.
     По его командам капсула свернула с невидимых направляющих и двинулась
налево к занимавшей полнеба массе уродливой формы.
     Когда люди впервые открыли Станцию-на-Полпути,  она  была  сводчатым,
почти совсем пустым склепом, трех километров в поперечнике, без воздуха, с
прозрачными стенами. Если человек в космическом скафандре приближался к ее
стороне, выходящей на Опал, то чувствовал,  что  падает  на  нее.  Сильный
толчок переносил его во внутреннее помещение станции. Затем  он  дрейфовал
дальше, двигаясь все медленнее и  медленнее,  пока  его  не  останавливала
противоположная  стенка.  Станция  точно  обозначала  центр  масс  двойной
системы Тектон-Опал.
     Как использовали Станцию-на-Полпути Строители, оставалось непонятным,
но большинству людей было на это наплевать.  Они  заполнили  открытый  шар
герметичными комнатами с  искусственной  атмосферой  и  превратили  их  во
временные жилища и склады для всякой всячины, начиная  с  теплых  сапог  и
кончая сублимированной  пищей.  Подчиняясь  какому-то  древнему  пещерному
инстинкту, люди  отдавали  предпочтение  закрытым  помещениям,  и  поэтому
покрыли внешние стены  блестящим  непрозрачным  монослоем.  Спустя  четыре
тысячи лет с начала Экспансии, они по-прежнему чувствовали себя неуютно  в
бесконечном    открытом    пространстве,    находящемся    за    пределами
Станции-на-Полпути.
     Капсула прошла сквозь первый воздушный шлюз, а затем, как крот, стала
осторожно двигаться вдоль темного коридора, такого узкого, что она едва  в
нем проходила. Двумя минутами позже она оказалась в  цилиндрическом  зале,
по стенам которого на стеллажах плотно  размещались  дисплеи  и  приборные
панели.
     Перри  выждал  пару  минут,  пока  сравняется  внутреннее  и  внешнее
давление, затем открыл люк капсулы и выплыл наружу. К  тому  времени,  как
остальные последовали за ним, он уже работал за одним из дисплеев.
     - Вот, - указал он, - теперь ясно, в чем дело. Одновременно с нами по
П