ньше чем в дневном переходе от Политопа находился мир с большими горными
разработками. Я  полетел  туда,  арендовал  горнодобывающее  оборудование,
прилетел обратно и посадил "Поблажку" прямо  на  берег  океана.  Я  прорыл
наклонный туннель длиной в тридцать километров... и все  время  дрожал  от
ужаса, что он обвалится. Туннель шел под дном океана. А затем я прорыл его
вверх, пока не добрался до водяного льда. Понимаете, я добыл его со дна, а
затем затащил по туннелю на свой корабль. Я снялся с Политопа и вернулся с
грузом на Шмонсайд за две минуты до истечения срока. Видели бы  вы  кислые
мины этих торгашей, когда я появился! Они  уже  точили  на  меня  ножи.  -
Дульсимер радостно откинулся в кресле. - А теперь скажите мне честно, сэр,
довелось вам испытать что-либо подобное?
     Ввккталли вспомнил свою жизнь  и  прогнал  ее  алгоритмы  через  блок
совпадений.
     - Не совсем подобное. Но, возможно, сравнимое. В случае с зардалу.
     - Зардалу? Вы встречали зардалу? Ну конечно.  -  Дульсимер  изобразил
гримасу, которая на тысяче планет рукава означала оскорбительную  издевку.
(Ввккталли решил, что Дульсимер страдает по  меньшей  мере  от  несварения
желудка.)
     -  Зардалу.   Что   ж,   мистер   Талли.   -   Полифем   не   чурался
снисходительности, как показывало название его корабля. - Раз  нам  нечего
делать, сэр, я полагаю, что вы можете рассказать мне об этом. Начинайте.
     Дульсимер развалился в кресле и приготовился не доверять и скучать.


     "Поблажка" преодолела последний сингулярный барьер. Они были  внутри,
и Дари  могла  разглядеть  Дженизию,  находившуюся  всего  в  полумиллионе
километров от них.
     Она быстро просканировала ее поверхность в поисках маяка эмбриоскафа,
сигналы которого с такого расстояния можно было легко поймать.
     Но ничего не обнаружила. Это ее не насторожило. Каким бы  быстрым  ни
было  вхождение  в  атмосферу,  каким  бы  сильным  не  оказался  удар   о
поверхность планеты, маяк это разрушить не могло. Такие  маяки  рассчитаны
на температуры в тысячи градусов и ускорения во  много  сотен  раз  больше
стандартного.
     Должно быть, эмбриоскаф находится на противоположной стороне планеты.
Дженизия была рядом. Дари признала, что  Дульсимер  сработал  великолепно.
Кто  сказал,  что  полифем  может  вести  корабль  только   тогда,   когда
наглотается радиации?
     Она вышла из наблюдательного отсека "Поблажки" и направилась в рубку,
собираясь поздравить  Дульсимера.  Тот  сидел  в  кресле  пилота,  но  его
спиральное тело  свернулось  так  туго,  что  он  уменьшился  в  размерах.
Сканирующий глаз был втянут, а взгляд большого устремлен в  бесконечность.
Ввккталли сидел рядом с ним.
     - Мы прибыли. Ввкк Эта планета снаружи - Дженизия. - Она  склонилась,
чтобы вглядеться в Дульсимера. - Что с ним такое? Ему плохо?  Не  перебрал
ли он снова радиации, а?
     - Ни кванта. - Талли передернул плечами, что означало на языке жестов
недоумение.  -  Понятия  не  имею,  что  с  ним   стряслось.   Мы   просто
разговаривали.
     -  Просто  разговаривали?  -  Дари  заметила,  что  к  затылку  Талли
подсоединен кабель. - Вы уверены?
     - Да...  Смотрели  кое-что.  Дульсимер  рассказал  мне  об  одной  из
многочисленных авантюр, которые ему довелось пережить.  Мой  опыт  гораздо
меньше, но я поведал ему о нашей встрече с зардалу на Ясности.  И  передал
некоторые из моих воспоминаний на дисплейную систему "Поблажки" как бы  от
третьего лица, не участвующего непосредственно в событиях.
     - Господи! Луис Ненда предупреждал нас... Дульсимер  очень  возбудим.
Прокрутите снова эту запись. Ввкк Дайте мне взглянуть, что вы смотрели.
     - По правде говоря, очень немного.
     Трехмерный дисплей  в  центре  рубки  ожил.  Зал  наполнился  дюжиной
огромных зардалу, наступавших на горстку людей, тщетно пытавшихся сдержать
их обычными разрядниками, которые, казалось,  лишь  слегка  их  жалили.  В
середине группы стоял Ввккталли. Он неуклюже переминался с ноги  на  ногу,
затем приблизился к одному из зардалу,  чтобы  посильнее  его  обжечь.  Но
затем замешкался, и четыре щупальца толщиной с человеческую ногу  схватили
его и подняли в воздух.
     - Талли, остановите здесь.
     - Я объяснил Дульсимеру, - оправдываясь, произнес Ввккталли, - что  я
чувствителен к состоянию моего тела, но не ощущаю боль так, как  люди  или
полифемы. Это очень странно, однако когда я начинал рассказывать,  у  меня
создалось впечатление, что он мне не верит. Его манера держаться  выражала
явный скептицизм. По-моему, именно в этот момент он поверил.
     Дисплей продолжал показывать. Зардалу, преисполненный  ярости,  начал
раздирать Ввккталли на части. Сначала он  оторвал  руки,  потом  ноги,  по
одной. Наконец, он отшвырнул кровавый обрубок туловища в сторону. Черепная
коробка Талли раскололась, отлетела и была раздавлена зардалу, как  яичная
скорлупа.
     - Талли, Бога ради, прекратите! - Дари потянулась к руке андроида,  и
в этот момент изображение мигнуло и исчезло.
     - Именно на этом месте я и прервал показ. - Талли завел руку за спину
и отсоединил кабель. - А когда я взглянул на  Дульсимера,  он  уже  был  в
таком состоянии. Это обморок?
     - Похоже. - Дари  повела  рукой  перед  глазом  полифема.  Зрачок  не
реагировал. - Он застыл от ужаса.
     - Не понимаю.  Полифемы  наслаждаются  опасностью.  Он  сам  мне  это
сказал.
     - Что ж, кажется, он насладился больше,  чем  смог  вынести.  -  Дари
наклонилась вперед и схватила полифема за хвост.  -  Ввкк,  помогайте.  Он
нужен нам в рабочем состоянии, если мы хотим попасть на орбиту Дженизии  и
найти капитана Ребку и его отряд.
     - Что вы собираетесь с ним сделать?
     - Оттащить к реактору. Это единственное, что  может  быстро  привести
его в чувство - немножко его любимой радиации.  -  Дари  начала  поднимать
полифема,  потом  остановилась.  -  Все  это  очень   странно.   Дульсимер
запрограммировал  выход  на  орбиту  до  того,  как  вы  напугали  его  до
полусмерти?
     -  Он  ничего  не  программировал.  Мы  проходили  сингулярности   на
автопилоте.
     - Пусть так, но теперь  мы  на  орбите  захвата.  Смотрите.  -  Экран
дисплея над пультом  управления  перед  Дари  показывал  Дженизию,  причем
гораздо  ближе,  чем  когда  они  вынырнули   из   последней   сферической
сингулярности.
     Талли покачал головой - он рассчитывал траектории почти мгновенно.
     - Это совсем другая орбита.
     - Вы уверены? А кажется очень похожей.
     - Нет. - Талли  выпустил  из  рук  Дульсимера  и  выпрямился.  -  Мое
почтение, профессор Лэнг, я  полагаю,  что  есть  более  неотложное  дело,
нежели приведение Дульсимера в чувство. - Он кивнул в сторону дисплея,  на
экране которого быстро росла Дженизия. - Мы летим не  по  орбите  захвата.
Это орбита столкновения. Если мы не изменим курс,  "Поблажка"  врежется  в
Дженизию. Через семнадцать минут.



                                    12

     Как и  большинство  разумных  существ  рукава,  Жжмерлия,  когда  ему
представился  случай,  прочитал  во  "Всеобщем  каталоге   живых   существ
(подкласс: разумные)" описание  своего  вида.  Как  и  большинство  других
разумных существ, он нашел это описание весьма загадочным.
     Описание физических характеристик взрослой мужской лотфианской  особи
нареканий не вызывало. Жжмерлия мог посмотреть в зеркало и  согласиться  с
каждым пунктом: похожее на  трубчатый  стебель  тело,  восемь  беспрерывно
шевелящихся ног, желтые фасетчатые глаза без век. Прекрасно. Здесь спорить
не о чем. Огромные лингвистические способности.  Несомненно.  Но  что  его
совершенно озадачило - так это описание  умственной  деятельности  мужской
лотфианской  особи.  "При  столкновении  с  самкой  способность  самца   к
рациональному  мышлению  просто  отключается...  Считается,  что  этот  же
механизм  работает,  только  в  меньшей  степени,  когда   лотфианин-самец
контактируете кекропийцами или другими разумными существами".
     Неужели это правда? Жжмерлия такого за собой не  замечал...  Но  если
это правда, то, возможно он и не заметит? Неужели его мышление меняется  в
зависимости от общества, в котором он  находится?  Когда  он  находился  в
присутствии Атвар Ххсиал, что могло быть естественнее  и  правильнее,  чем
притормозить свои мыслительные процессы и желания в угоду ей? Она  же  его
госпожа! И была ею с момента его выхода из куколки.
     Вместе с тем он не мог  отрицать,  что,  когда  оставался  один,  без
чьих-либо распоряжений, уровень  его  активности  менялся.  Он  становился
нервным, беспокойным, порывистым, не  сосредоточенным,  а  ум  его  был  в
десятки раз активнее, чем требовалось для приятного самочувствия.
     Как сейчас.
     Он ведь умер. Он должен  был  умереть.  Никто  не  мог  проникнуть  в
середину неструктурированной сингулярности и выжить. Однако он не мог быть
и  мертвым.  Разум  его  продолжал  работать,  переваривая  сотни   мыслей
одновременно.  Где  он  находится,  почему  он  здесь,  что  случилось   с
эмбриоскафом? Выживут ли остальные? Узнают ли они когда-нибудь о нем?  Как
можно параллельно думать обо всех этих вещах? Тем более,  способен  ли  на
это мертвый мозг, находящийся в преддверии ада?
     Вопрос был риторическим. Он, безусловно, находился в  невесомости  и,
безусловно,  не  в  преддверии  ада.  Во-первых,  он   дышал.   Во-вторых,
чувствовал боль. Его раздирало на части, и теперь он ощущал, как его  тело
снова собирается, атом за атомом. Зрение  тоже  к  нему  вернулось.  Когда
радужный хоровод вокруг него утих,  Жжмерлия  обнаружил,  что  трепыхается
посередине  пустого  замкнутого  пространства.   Его   окружали   миллионы
сверкающих оранжевых точек, беспорядочно рассеянных в  этом  пространстве.
Он осмотрелся и не нашел ничего, что  могло  бы  послужить  масштабом.  Он
помотал головой, пытаясь изменить угол зрения. Ничего. Все световые  точки
были на одинаковом расстоянии или же очень далеко.
     Значит, он будет висеть здесь, в середине ничего,  пока  не  умрет  с
голоду.
     Жжмерлия подобрал ножки, втянул стебельки глаз и медленно  покружился
в пространстве. Когда он это делал, то  заметил  едва  уловимую  перемену.
Часть  оранжевого  сверкания  заслонил  крохотный  кружок  более   ровного
оранжевого света. Неотрывно глядя на него, Жжмерлия видел,  как  неуклонно
увеличивается появившийся диск.
     Диск этот двигался к нему.  И  по  мере  того,  как  он  приближался,
Жжмерлия понимал, что  он  во  много  раз  больше  его  самого.  Когда  он
остановился,  то  закрывал  собой  треть   поля   оранжевых   точек.   Его
воронено-матовая поверхность рассеивала падающий свет, отливая серебром.
     Раздался свистящий вздох, словно откуда-то вылетела струйка пара.  На
поверхности сферы появилась легкая рябь - как на  громадной  капле  ртути.
Она изменила форму и превратилась в искаженный эллипсоид. Из  его  вершины
начала расти вверх серебряная ветвь, медленно превращаясь в цветок с пятью
лепестками,  который  затем  повернулся  к  Жжмерлии  чашечкой.  Раскрытые
пятиугольники выдвинулись вперед, а вниз свесился  тонкий  длинный  хвост.
Через пару минут безликий шар превратился в дьявола с рогами и  хвостом  и
похожей на цветок головой, смотревшей прямо на Жжмерлию.
     Впервые с тех пор, как эмбриоскаф попал в  сердце  сингулярности,  он
почувствовал облегчение. Он мог не знать, где он, и как сюда попал, и  что
с ним случится. Но он знал  природу  того,  что  перед  ним  предстало,  и
довольно хорошо представлял, что делать дальше.
     Он стоял лицом к  лицу  с  разумным  созданием  Строителей,  подобным
Тому-Кто-Ждет на Жемчужине или Посреднику на Ясности. Чтобы начать  с  ним
общаться, потребуется какое-то время... Те двое бездействовали более  трех
миллионов лет и, фигурально выражаясь, заржавели...  но  спустя  некоторое
время оба стали понимать язык тех,  с  кем  встретились.  Им  понадобилось
всего несколько фраз, чтобы дело пошло. Как  только  Жжмерлия  понял,  что
перед ним всего лишь машина, его разум,  каялось,  поднялся  на  ступеньку
выше.
     - Меня зовут Жжмерлия, - проговорил он на обычном человеческом языке.
Конечно, он мог бы воспользоваться  лотфианским,  или  хайменоптским,  или
феромонной речью, но человеческий язык уже хорошо зарекомендовал себя  при
встречах с творениями Строителей.
     Раздалось тихое шипение, будто начал закипать  чайник.  Голова-цветок
задрожала. Казалось, она ждала большего.
     - Я прибыл в эту систему со  своими  товарищами  из  дальнего  уголка
рукава. - Так ли это? Чем, собственно, была "эта система"?.. Он  мог  быть
заброшен за десять  миллионов  световых  лет  от  Дженизии  или  вообще  в
совершенно другую Вселенную. Правда, здешним воздухом  вполне  можно  было
дышать, да и тело его осталось  прежним.  Существо  перед  ним,  казалось,
выжидало. - Мой корабль наткнулся на сингулярность. Я не  понимаю,  почему
не погиб при этом. Где я нахожусь?
     - Я-я... н-н-нахо-хо... Я  н-нахожусь...  Я  нахожусь,  -  проговорил
сиплый голос. - Где я нахожусь? Кто я такой?
     Жжмерлия ждал.  Созданиям  Строителей  требовалось  некоторое  время,
чтобы разогреться.
     - Жжмерлия? - наконец произнес хриплый голос.
     - Да. Я лотфианин, с планеты Лотфи.
     - Лотфианин. Это... это  живое  разумное  существо?  Вы  являетесь...
разумной органической формой?
     - Да.
     - Именно по этой причине вы не погибли.  Сингулярность,  которая  вас
обнаружила и захватила,  -  часть  системы,  за  которую  отвечаю  я.  Она
функционирует автоматически, но сконструирована таким  образом,  чтобы  не
убивать органический разум. Ограничивать, да, но не убивать.  Поэтому  она
перенесла вас сюда, в Полый Мир.
     О чем это он?
     Жжмерлия  уже  решил,  что  взаимопонимание  достигнуто,  как   вдруг
собеседник озадачил его фразой:  "Ограничивать,  но  не  убивать".  Может,
Полый Мир - искусственный спутник Дженизии?
     - Насколько велики ваши владения? В них входит планета, с  которой  я
только что прибыл?
     - Да. Истинная Родина тоже в моем ведении. Если  бы  вы  не  вошли  в
сингулярность, вас вернули бы туда, как возвращают все корабли с  разумной
органической жизнью, которые пытаются покинуть этот регион. Это  входит  в
мои обязанности. Вы спрашиваете, кто я такой? Я вам отвечу: я - Опекун.
     - Опекун... чего?
     -  Истинной  Родины,  мира  внутри  сингулярностей.   Закрытый   мир,
который... когда-нибудь... станет  родным  домом  моих  создателей,  домом
Строителей.
     У Жжмерлии снова пошла кругом голова. Опекун утверждает, что Дженизия
должна  стать  домом  Строителей.  Но  Ясности  -   огромному   артефакту,
находящемуся на  расстоянии  тридцати  тысяч  световых  лет  от  плоскости
галактики, также уготована подобная участь, если верить Посреднику. И даже
маленький Тектон в системе Мэндела считался родиной Строителей... несмотря
на то, что Дари Лэнг, знавшая  о  Строителях  больше,  чем  кто-либо  еще,
настаивала на том, что они должны были развиться на газовом гиганте, вроде
Гаргантюа, и могли жить только там или в открытом космосе.
     - Я чувствую какую-то неувязку, - продолжал Опекун,  и  по  его  телу
побежали серебряные волны. - Вы говорите, что вы с планеты Лотфи. Означает
ли это утверждение, что вы не с Истинной Родины? Что вы прибыли  откуда-то
еще?
     - Да, я... вся наша группа прибыла издалека, из другой части рукава.
     - Расскажите подробнее.  Здесь  какое-то  недоразумение,  хотя  я  не
уверен без прямых доказательств.
     Это был приказ, но Жжмерлия сознавал, что не сумеет его выполнить.  С
чего бы начать? Со своего рождения, с того как он  был  приписан  к  Атвар
Ххсиал  как  к  госпоже,  с  их  поездки  на  Тектон?  Сможет  ли   Опекун
по-настоящему его понять?  Подобно  другим  созданиям  Строителей,  Опекун
бездействовал миллионы лет.
     Жжмерлия вздохнул и начал рассказывать. Он  говорил  о  родных  мирах
каждого члена их экспедиции, об их  встрече  в  двойной  системе  Опала  и
Тектона во время максимального Летнего Прилива, об их прибытии на  газовый
гигант Гаргантюа,  об  их  путешествии  через  Глаз  Гаргантюа  и  систему
транспортировки Строителей на Ясность, об их схватке с выжившими  зардалу,
которых  освободил  из  стазиса   созданный   Строителями   Посредник,   о
возвращении зардалу в рукав, а потом на Дженизию... Истинную  Родину,  как
называл ее Опекун.
     Жжмерлия с несколькими спутниками последовали за уцелевшими  зардалу.
И в этот момент их корабль был подхвачен и посажен на Истинную Родину.
     - Естественно, - сказал Опекун, когда Жжмерлия  наконец  замолчал.  -
Система охраны Истинной  Родины  делает  это  с  любым  кораблем,  который
пытается покинуть кокон сингулярностей; это запрещено, за исключением  тех
случаев, когда  находившийся  в  нем  органический  разум  успешно  прошел
испытание. Истинная Родина - это  планета-карантин  под  моей  опекой.  Не
предполагалось, что органические разумные существа  прибудут  сюда  сквозь
все защитные сингулярности, а потом попытаются выйти отсюда.
     - Но мои сотоварищи и сейчас там. Они в опасности или уже погибли.
     - Если то, что вы рассказали мне, правда  и  соответствует  некоторым
определенным критериям, тогда я могу допустить возможность  недоразумения.
Хотите ли вы, чтобы это положение  было  исправлено  и  вашим  сотоварищам
помогли покинуть Истинную Родину?
     - Хочу. - Даже  привыкший  раболепствовать  Жжмерлия  ответил  сейчас
прямо: - Конечно, хочу.
     - Приступим. Вы готовы?
     - Я? - Жжмерлия внезапно осознал свою беспомощность и никчемность. Он
- бездарный некомпетентный идиот, который сидел  сложа  руки  и  допустил,
чтобы  эмбриоскаф  был  пойман  аморфной  сингулярностью.  Дурак,  который
отправил побитого "шмеля" на "Эребус"... даже не упомянув  в  сообщении  о
судьбе капитана Ребки и остальных. Лотфианин-самец, природный раб, который
пребывал  на  верху  блаженства,  получая  приказы  от   других.   Он   не
соответствовал.
     - Я не могу помочь. Я - ничто. Я - никто.
     - Только вы можете помочь. Вы -  органическое  разумное  существо,  а
вовсе не ничтожество. Вы - всемогущи. У вас много способностей. Вы  должны
их использовать.
     - Я не знаю, как.
     Но  Опекун  не  слушал.  В   середине   толстого   серебряного   тела
образовалось  овальное  отверстие  и  Жжмерлию  потянуло  в  него  зеленым
световым  лучом.  Он  открыл  было  рот,  чтобы  снова  запротестовать   и
обнаружил, что не может вымолвить ни слова.  Не  может  дышать.  Не  может
думать. Его расчленяло... нет размысливало в какой-то изощренной пытке.
     Вхождение  эмбриоскафа  в  аморфную  сингулярность   происходило   не
безболезненно,  но  это   была   физическая   боль,   физический   распад,
скручивание, растягивание, разрыв. Теперь происходило нечто такое, чего он
никогда раньше не испытывал и о  чем  никогда  не  слышал.  Душу  Жжмерлии
разрывало на части, мозг раскололся, и они разбегались, кружась, в  разные
стороны Вселенной.
     Он попытался закричать. И когда наконец ему это удалось,  он  услышал
новый звук: дюжина Жжмерлий кричали в мучительной агонии на всю Вселенную.



                                    13

     Зардалу  размножились...  быстро.  Первая  группа,  освобожденная  из
стазиса на Ясности, состояла всего из  четырнадцати  особей.  Сейчас  Ханс
Ребка, отступавший в здание вслед за Атвар Ххсиал, Луисом Нендой и Каллик,
видел несколько десятков головоногих. И это были только самые  крупные.  А
ведь где-то прячутся тысячи детенышей и юных особей!
     Бежать вдоль полоски суши, которая вела к эмбриоскафу?
     Невозможно. Путь  преграждали  зардалу,  которых  с  каждой  секундой
становилось все больше.
     Бежать в море?
     Еще безнадежнее, Зардалу всегда описывали как сухопутных головоногих.
Они и  на  суше  были  проворны  и  ловки,  но,  несомненно,  не  у