з которой аллах вылепил первого человека. Но
пока живешь,  все на  что-то  надеешься,  цепляешься за вещи,  имя которым
тлен.  Зачем я взял тогда этот камень?..  Но так или иначе,  он остался со
мной.  Мне  удалось пронести его через все невзгоды и  превратности жизни.
Отбыв наказание,  я вернулся в родные края и тихо зажил, творя по мере сил
добро.  Рассказывал пытливым и  юным о проклятом прошлом,  раскрывал глаза
заблуждающимся на  религиозный дурман.  В  исправдоме я  научился  русской
грамоте и  даже  стал  понемногу пописывать.  Когда  же  начал  работать в
краеведческом музее,  то мои заметки уже печатались в газетах,  а редакция
журнала  <Безбожник>  признала  меня  своим  селькором.  Да-да!  Уважаемым
человеком стал бывший мюрид Мир-Джафар!  Все было бы  хорошо,  если бы  не
постоянно гложущая забота о  камне.  Она  не  давала мне покоя ни  днем ни
ночью. Очень хотелось проверить, тот ли это самый Нар-Хамр. Наш ли родовой
это  алмаз?   Все-таки  окончательной  уверенности  у  меня  не  было,   я
сомневался!  Легко сказать -  проверить,  а  как?  Мои деды превратились в
глину,  и у кого мне было спросить? И все же способ определить подлинность
алмаза  существовал.  В  семейном  предании  о  камне  рассказывалось и  о
волшебной траве,  которая называется <хом>.  Она растет высоко в горах,  и
найти ее очень трудно. Помню, еще дед говорил, что только однажды встретил
хом на  вершинах Памиро-Алая.  Он  искал ее  по всему свету.  Объездил всю
Индию,  побывал в  Персии и  в  Китае,  а нашел почти у себя под боком,  в
заповедном месте Семи Озер.  Могу более подробно объяснить,  где находится
это место.  Есть такая стремительная река Шинг. Она течет с горных вершин,
на  которых лежит никогда не  тающий лед.  Более чистой воды  нет  нигде в
мире. Только одно озеро, из семи братьев, может сравниться прозрачностью с
горной рекой,  течение которой уносит даже большие камни. Старики говорят,
что  поэты  различают в  водах  Шинга  восемь оттенков синего цвета  -  от
зеленоватой монгольской бирюзы до  бадахшанского лазурита,  синее которого
ничего не может быть.  Но Синее,  или Второе, озеро - оно называется еще и
так,  потому что выше в горах есть Первое,  с красной, как кровь, водой, -
много богаче.  Зоркий глаз найдет в нем семнадцать синих тонов,  неуловимо
перетекающих один в другой,  как лоск на хвосте павлина.  Оно глубоко,  но
так  прозрачно,  что даже мельчайшая крупинка песка и  та  видна.  Но  это
мертвое озеро. В нем не заводится рыба и не растет водяная трава. Птицы не
садятся на его берега,  не приходят на водопой звери. Никто не раскладывал
возле Синего озера молитвенный коврик,  потому что идет о нем худая слава.
Рассказывают,  что  все,  кто  пытались  искупаться в  его  ледяной  воде,
вскорости умирали от непонятной болезни.  В горном кишлаке, который, как и
река,  именуется  Шинг,  любой  мальчишка покажет  дорогу  к  озерам.  Она
начинается у отвесной скалы, розовой на восходе и фиолетовой, как аметист,
в часы молитвы заката,  и круто уходит вверх. Надо пройти мимо шести озер.
На  полпути между  Синим и  Красным откроется щебенистая осыпь и  зубчатая
гряда наверху,  за  которой начинается спуск в  ущелье,  заваленное серыми
окатанными глыбами.  Там в укромных расщелинах,  где среди пятен лишайника
можно найти черное муми„, исцеляющее сорок девять болезней, и растет трава
хом. Узнать ее очень легко: стоит сломать ветку, как она заплачет кровавым
молоком.
     Мир-Джафар ничего не утаит. Расскажу все, что знаю! Вот какой человек
Мир-Джафар. Его понимать надо. Никакой суд не может заставить меня открыть
семейную тайну.  Я делаю это совершенно добровольно. Навстречу иду... Но и
меня понять надо.  Мне тоже навстречу надо пойти.  Зачем все эти разоворы:
купил-продал,  в  квартиру залез?  Какое  они  имеют отношение?  Никакого!
Нет-нет,  я  все объясню:  и  как в  квартире оказался,  и какие камни для
научных опытов приносил.  И о мастере Попове из гранильного цеха тоже могу
рассказать.  Пожалуйста...  Тоже мне большая птица -  какой-то гранильщик!
Кому это интересно?  Вам?  Хорошо.  Пусть будет интересно... А о траве хом
больше не  надо?  Как молоко собирать и  что потом делать не  надо?..  Вот
видите!  К  человеку  тоже  необходимо  снисходительность проявить.  Закон
законом.  Мало ли какие законы есть?  Человека видеть надо.  А потом, ведь
даже самый неправильный закон можно правильно повернуть.  Разве не так? То
есть я знаю, что все законы правильные! Какой может быть разговор? Но ведь
на все случаи жизни законов не хватит. Есть законы, которые плохо подходят
к  редким  случаям  жизни.  Зачем  же  живого  человека под  такие  статьи
подгонять?  Верблюд не может пролезть в игольное ушко.  По-хорошему решать
надо. Если я помогаю, пусть и мне помогут. Как же иначе?
     Ладно, если  вас  так интересует,  каким образом я попал к профессору
химических наук Ковскому,  могу рассказать.  Кажется,  я уже говорил,  что
камень не давал мне покоя.  Да, таким манером... Жил я себе честной жизнью
и начал  потихоньку  интересоваться  травой  хом.  Стариков  расспрашивал,
книжки  в  библиотеке  стал  брать,  научные журналы читать.  И вот совсем
недавно попадается книжка писателя Радия Рогова <Огонь и вино Венеры>. При
чем тут,  думаю, Венера? Но книжку купил. Прочел и чуть в обморок не упал!
Все,  что,  как святыня,  хранилось у нас в роду, печатается для всеобщего
сведения!  Откуда, думаю, Рогов этот про хом узнал? Про то, как загораются
в его молоке  настоящие,  царские  алмазы,  которые  только  так  и  можно
отличить? Очень я удивился. Не иначе, подумал, писатель долго в Индии жил,
старинные притчи собирал.  У него и вправду все про Индию говорится,  даже
трава хом на индийский манер сомой называется. Очень интересно было читать
про то,  как давным-давно на землю космический  корабль  упал.  Взрыв  был
такой,  что  целый  материк  в океан погрузился вместе со всеми городами и
людьми.  Почти никто не уцелел. Лишь несколько человек на лодках спаслись.
Ничего с собой эти люди не взяли,  только одни семена,  чтобы,  значит, на
новом месте посеять хом.  Откуда,  думаю, он все так хорошо узнал? Очень я
заинтересовался.  Нашел адрес Рогова и поехал к нему в Ленинград. Я ожидал
встретить мудрого аксакала,  а он юношей оказался. Но ничего, поговорили и
так.  Радий  Рогов  сразу  признался,  что  ничего такого на самом деле не
происходило и все он  из  головы  сочинил.  <На  звезде  Эль-Зухр,  Венера
по-вашему,  получается,  нет людей?> - спрашиваю.  <Нет, - отвечает. - Это
твердо установленный научный факт.  Давление, температура и газовый состав
атмосферы неблагоприятны для жизни>.  - <Зачем тогда пишешь?> - думаю.  <И
сома на Венере не растет,  уважаемый писатель?> - докапываюсь  до  истины.
<Конечно,   -  смеется  он.  -  Это  же  фантастический  вымысел:  Венера,
Атлантида,  огненное вино>.  - <Извините, - говорю. - Какой такой вымысел?
Вашу сому,  по-настоящему она травой хом называется,  я вот этими руками в
горах собирал!  Огонь-вино из нее делал,  алмазы в нем  купал>.  Очень  он
тогда  удивился.  <Вам,  -  говорит,  -  совершенно необходимо связаться с
профессором Ковским Аркадием Викторовичем!  Это он  мне  сюжет  подсказал.
Все, что у меня в книге про алмазы и сому написано, - от него. Остальное -
фантазия>.  - <Где живет профессор?> - интересуюсь.  <В  Москве.  -  Радий
Рогов  тут  же адресок писать стал.  - Я вам рекомендательное письмо дам>.
Хороший человек, думаю, хоть и выдумщик. Таким манером и попал я к Аркадию
Викторовичу.  От  Ленинграда  до  Москвы рукой подать...  Мы с профессором
быстро общий язык нашли.  Вот он действительно мудрый  человек!  Настоящий
светоч знания.  Я даже удивился. Не то что я сам - мой отец, мой дед так в
камнях не  разбирались,  как  этот  профессор!  Долго  он  меня  обо  всем
расспрашивал,  способ приготовления молока записал,  свои рецепты показал.
Договорились мы вместе работать.  Он даже обещал в Москву меня забрать,  к
себе в институт определить.  <Зачем?  - говорю. - Я и так в Москве чуть ли
не месяцами живу.  Работать  будем,  а  зарплаты  не  надо,  есть  у  меня
зарплата>.  Профессор обрадовался, стал объяснять, как в Москве все трудно
устроить: прописка, жилплощадь... Попросил, чтоб я ему хом вместе с корнем
выкопал  и в горшок посадил.  <Осенью,  - говорю,  - можно,  но не раньше.
Пусть он у меня потом перезимует,  а  весной,  даст  бог,  привезу>.  Свое
обещание  я выполнил,  привез этой весной траву.  Да,  именно этой весной,
шестого марта...  Как профессор окрашивал камни? Понятия не имею! С травой
хом он только-только работать начинал.  У него свой способ был, научный. Я
в этом деле не разбираюсь.  В молоке травы хом алмаз месяцами купать  надо
было,  пока он не созревал, а сейчас чик-чик - и готово. Атомы! Помню, дед
рассказывал,  что из каждых сорока алмазов только один выходил шахский. На
твердость,  на  игру его ничем от простого не отличишь.  Только огонь-вино
помогало найти среди  лун  настоящее  солнце.  За  красный  алмаз  платили
большие деньги!..
     Я  на этом наживался?  Нехорошо ловить человека на слове.  Нельзя так
поворачивать дело.  Вы  знаете мою жизнь,  тайну нашего рода,  и  говорите
такие вещи.  Я  работал с  профессором не ради заработка.  Мне было просто
интересно!  А  если  камень-другой из  моей коллекции становился от  этого
лучше,  то ничего страшного.  Нет, я не продавал камни, а только менялся с
другими коллекционерами. Хорошо, я согласен, мы еще к этому вернемся.
     Профессор сказал,  что его чрезвычайно интересует трава хом. Он будет
ее долго изучать и вновь откроет все, что было забыто. <Разработанный нами
метод,  -  сказал он,  -  лучше,  чем  все  более ранние способы,  но  мне
необходимо понять,  зачем древним понадобились оптические алмазы.  При том
уровне культуры применить их  было просто немыслимо.  Здесь либо отголоски
утраченных  знаний,   что   маловероятно,   либо   интуитивное  постижение
сверхчувственных истин>.  Я  очень хорошо запомнил его  слова.  Мне  стало
ясно,  что профессор интересуется травой хом не  для работы,  а  для души.
Такому бескорыстному человеку я  смело мог доверить все наши секреты,  тем
более  передать камни  для  научных опытов...  Какие  опыты?  Какие камни?
Профессор как-то посетовал, что ему не хватает, по его выражению, опытного
материала.  <Алмазы штука дефицитная,  - пожаловался он, - выколачивать их
трудно.  Приходится клянчить по  знакомым.  Впрочем,  теперь  это  уже  не
проблема.  Сами навязывают.  Я  же возвращаю камни в улучшенном виде>.  Он
правду  сказал.  В  его  руках  самый  низкосортный  алмаз  превращался  в
ювелирный высшей  категории.  Он  умел  устранять пузырьки  и  посторонние
включения,   давал  голубую,   розовую  и  даже  зеленую  воду.  Настоящий
волшебник! В старину наверняка сделался бы миллионером.
     Сколько камней я ему передал? Точно не помню. Не так много.
     Вы говорите:  от двадцати до тридцати?  Значит, вы знаете лучше меня.
Откуда мне взять столько? Нет, я дал для опытов значительно меньше.
     Все ли камни получил обратно? За исключением одного. Поэтому я и сижу
теперь здесь...
     Могу  рассказать более  подробно.  Во  второй  половине мая  я  вновь
приехал в Москву и, конечно, сразу же позвонил профессору.
     Куда позвонил?  В  институт...  Профессор  пригласил  меня  к  себе в
лабораторию. Обещал показать, как искусственно делают рубины. Большую силу
забрала   наука!   О  таких  громадных  самоцветах  мне  даже  слышать  не
приходилось.  Растут,  как тюльпаны весной в пустыне Кара.  В мое время за
один  такой  камень  полханства  можно  было купить.  Неужели и алмазы так
делать будут?  Посмотрел я на  печи,  в  которых  камни,  как  лепешки  на
тандыре,  пекут  и  расстроился.  Для  чего  мы  свои секреты больше жизни
хранили?  Не только роду конец пришел - я последний,  - но и  всему  делу.
Видел  бы  такое  мой  дед!  Думаю,  он  умер бы от горя.  Показал я тогда
профессору свое сокровище и спросил:  <А такой сделать  можешь?>  Взял  он
камень в руки,  очки на лоб поднял и стал разглядывать.  Вдруг смотрю, а у
него пальцы дрожат.  <Откуда он у вас?  - спрашивает,  а сам глаз от камня
отвести не может.  - Или я ничего не понимаю,  но,  по-моему, это истинный
<Красный Лев>.  - <Нет, - возражаю, - этот камень называется <Огонь-Вино>,
товарищ  профессор>.  -  <Не  имеет  значения.  - Он близко-близко алмаз к
глазам поднес и все вертит его,  любуется.  -  <Слеза  Заратуштры>,  <Урна
Шивы>, <Звезда Суламифь>... Какая разница?> - <Разница, - отвечаю, - есть,
потому что алмаз с незапамятных времен у нас в роду хранится>.  Он спорить
не  стал,  улыбнулся  и  пригласил в кабинет пройти,  спокойно поговорить.
<Значит,  не можете такой сделать?> - опять спросил я.  <Мы вообще алмазов
не делаем.  Вы же знаете>. - <А окрасить так сумеете?> - не отставал я. Уж
очень мне хотелось, чтобы он не сумел. Пусть хоть что-то на земле остается
недоступное  людям!  Но  он  сказал:  <Попробуем>.  - <Отчего же раньше не
попробовали?> - интересуюсь. <Просто не знали, как он выглядит, - принялся
объяснять  Аркадий  Викторович.  -  Если  вы  согласитесь  дать мне его на
некоторое время,  я попробую сделать такой же>. Я давал ему камни и всегда
получал их назад в улучшенном виде.  Но этот?!  Я заколебался.  Профессор,
по-видимому, понял, что я думаю, и говорит: <Не беспокойтесь, с ним ничего
не случится.  Испортить такое совершенство было бы кощунством. Алмаз нужен
мне только как образец.  Я вам  расписку  сейчас  напишу>.  -  <Какую  еще
расписку? - обиделся я. - Разве мы друг другу не доверяем?> Но он стоял на
своем:  <Тибетцам он известен как камень <Чандамани>,  катары называли его
<Сердцем  Мани>,  индийцы  - <Красным Яйцом>.  За всю историю человечества
подобное чудо встречалось,  может быть,  пять или шесть раз. Не знаю, есть
ли сейчас где-нибудь похожий камень.  Его даже оценить невозможно>. - <Тем
более не надо расписки, - засмеялся я. - Если камень испортится, у вас все
равно  денег не хватит расплатиться>.  - <Не испортится.  За это я ручаюсь
вам головой>.  - <Тогда все хорошо.  - Я  протянул  ему  алмаз.  -  Берите
камень,  изучайте на здоровье. Когда научитесь, сделайте мне для коллекции
один-другой.  Я пока белые вам подберу>.  Он согласился и позвал помощника
камень показывать.
     Какого помощника?  Совершенно  верно,  этого,  что   на   фотографии,
курчавого...  Профессор  тот  прямо  на  одной  ножке прыгал,  как ребенок
радовался.  <Чудо!  Чудо!  -  твердит.  -   Бесценное   сокровище!   Тайна
тысячелетий...> Помощник же особого восторга не выказал, но, по всему было
видно, заинтересовался. Говорил он больше по-научному, и я почти ничего не
запомнил. Рефракция там, шкала Мооса и прочая ерунда. Сразу видно - ничего
человек не понимает.  Одним словом, оставил я им свой дивный алмаз и уехал
из Москвы.
     Куда именно? К себе на родину, куда же еще.
     Да,  совершенно верно,  все это время я пробыл там.  В столицу, как и
уговорились с профессором, я возвратился в начале месяца.
     Точнее?  Если точнее,  то  я  прилетел в  Шереметьево в  десять часов
пятнадцать минут.
     Да,  именно в этот день. Я хорошо помню. Да, именно в четверг, а не в
среду.
     Могу ли я  это доказать?  Конечно,  могу!  У  меня и билет на самолет
сохранился.  Как же  иначе?  Отчет о  командировке давать надо?  Так что в
среду я был еще у себя дома. Подтвердить это могут все.
     Кто  конкретно?  Секретарь нашего отделения общества <Знание> Олимпия
Моисеевна -  раз,  референт товарищ Хамидов -  два,  даже  начальник нашей
милиции,  который  попросил меня  передать родственникам корзину персиков!
Хватит?
     Очень хорошо получилось, что меня хоть в таком деле не подозревают. А
что,  профессора действительно убили?  Ай-вай,  какие люди есть! На такого
человека руку поднять...
     Откуда я  узнал об этом?  Очень просто.  Позвонил Аркадию Викторовичу
домой.  Сначала никто  не  ответил,  потом какая-то  женщина сказала,  что
профессор в командировке. Я удивился. Какая вдруг командировка? Дня за два
до отлета я  с ним по телефону говорил,  ни о какой командировке и речи не
было.  Все  в  порядке,  сказал,  приезжать  велел.  Но  всякое,  конечно,
бывает...
     Подождал я день-другой и опять позвонил.  Снова в командировке!  Где?
Почему?  Не говорят.  В  институт позвонил -  тоже никто не отвечает.  Как
помощника звать,  не запомнил,  кого спросить -  не знаю. Что делать? Стал
звонить каждый день.  Беспокоиться стал,  волноваться. Не хотелось думать,
что профессор меня обманывает,  но всякое в жизни случается. Все люди, все
человеки.  Может,  потерял мой алмаз?  Или испортил,  когда анализы делал?
Почем я знаю? Решил в институт пойти.
     Когда именно? Позавчера. С утра пошел. У проходной остановился и стал
помощника поджидать.  Лицо-то я  хорошо запомнил.  Больше часа стоял.  Все
прошли,  а его все нет.  Я уже уходить решил,  как, гляжу, идет, портфелем
размахивает.  Остановил я его,  поздоровался, а он меня узнавать не хочет.
Забыл!  Но  я  ему живо напомнил,  кто я  такой...  Вспомнил.  Засуетился,
залебезил,  потащил в сторону. <Понимаете, - говорит, - случилось страшное
несчастье. Убили нашего Аркадия Викторовича>. Я так и обомлел. <Как убили?
- кричу.  -  Когда убили?  И  где  теперь мой  алмаз?>  -  <Ничего еще  не
известно,  -  он отвечает.  -  Идет расследование,  а где находится алмаз,
понятия не  имею.  В  лаборатории его,  во  всяком  случае,  нет.  Аркадий
Викторович унес его с собой.  Наверное, он лежит у него где-нибудь дома, в
кабинете.   Аркадий  Викторович  и  дома  работал>.   Я  стою  как  громом
пораженный.  Что делать? <Как же так? - спрашиваю. - Как мне теперь быть?>
- <Ничего не  знаю,  -  говорит.  -  Рад бы,  но ничем не могу вам помочь.
Подождите>.  -  <Чего  именно  и  сколько?>  -  <Недели две.  -  Он  долго
размышлял,  прежде чем ответить, по всему было видно, обмозговывал что-то,
прикидывал.  -  Да,  две недели. Не больше. Честь честью похороним Аркадия
Викторовича,  разберем его архивы,  и  даю вам слово,  что алмаз отыщется.
Могу поручиться>.
     А чем он может мне поручиться?  Не верю я ему, и все тут! <Почему же,
- говорю,  -  по телефону отвечают,  что профессор в  командировке?> -  <В
самом деле?  - удивился он. - Не знаю... Вообще сестра Аркадия Викторовича
женщина очень странная. Я бы не советовал вам к ней обращаться. Понимаете,
у нее..  как бы это поточнее сказать...  не все дома. Лучше про алмаз и не
заикайтесь,  не то можете распроститься с ним навсегда>. - <Почему так?> -
<Дело ваше,  конечно, но послушайтесь моего совета и запаситесь терпением.
Обещаю вам,  что  через две  недели все  устроится>.  Дались ему  эти  две
недели,  думаю. Что устроится? Как? <Где живет профессор?> - спрашиваю. Он
поморщился,  потоптался с минуту, но адрес дал. <Я вас предупредил. - Даже
пальцем мне погрозил: - Пеняйте теперь на себя>.
     Какой адрес?  Квартиры профессора.  На улице Горького... Дачи? Нет, о
даче я ничего не знаю.  Никто мне не говорил. Сестра живет теперь на даче?
Не знал...
     Вот  и  все.  Больше я  ничего не  знаю...  Как очутился в  квартире?
Совершенно случайно.  На другой день после разговора с  помощником я решил
все же съездить на квартиру...  Почему выбрал столь позднее время? А чтобы
наверняка застать. Днем звоню-звоню, никто к телефону не подходит. Не знал
же я, что она на даче... В общем, нашел я дом, поднялся на лифте на шестой
этаж и остановился перед дверью.  Собрался с духом,  нажал кнопку звонка и
стал ноги вытирать о резиновый коврик. Слышу, под ковриком что-то звякает.
Сначала я  внимания на  это не обратил,  знай давлю себе кнопку.  Но время
идет, никто мне не открывает, и что дальше делать, не знаю. Ни о чем таком
не думая,  нагнулся я и заглянул под коврик.  Смотрю - ключи! А дальше все
случилось как во сне.  Поднял я  их,  подкинул на ладони и,