материю  вязкая,  дымящаяся жидкость медленно
поползла по камням, шипя и закипая, как вода в котле.
     - Что ты наделал,  неразумный!  - огорчился Спитама. - Понадобится не
меньше семи месяцев, прежде чем я вновь смогу собрать хранилище молний. Ты
разрушил  одну  из  семи  несравненных драгоценностей мира!  -  Ползая  на
коленях,  он  стал  собирать свои  диски.  Густая,  источающая едкий дымок
жидкость обжигала его руки,  но он, не чувствуя боли, подбирал драгоценные
кружки*.
     _______________
          * Подобные  предметы  из  керамики,  металлов   и   пропитанного
     кислотой  волокна  были  обнаружены  при  раскопках Древнего Багдада.
     Сначала  их  приняли  за  орудия  неизвестного  ритуала,   но   потом
     распознали электрические батареи.

     Остальные молча следили за ним.
     Наконец Спитама бережно спрятал диски и проволоку в суму. Затем вытер
руки  тряпкой  и  смазал  их  густым  молоком,  несколько капель  которого
осторожно вытряс из бутылочки зеленоватого финикийского стекла.
     - Прости мне обидные слова,  которые сгоряча сорвались,  -  сказал он
визирю.  -  Я не хотел оскорбить тебя, благородный Джамасп. - Он вскочил в
седло  и  повернулся  к  царю.  -  Приказывай  дальше,  шахиншах,  надежда
Вселенной.
     - Зачем ты просил опечатать твою келью, Спитама? - спросил царь.
     - Чтобы твой  визирь не  нашел там  случайно собачью голову и  трупик
ребенка,  о солнце солнц.  Вели обыскать мою кровать, шахиншах. Больше там
ничего нет... Скажи мне, великий визирь, в мою комнату никто не заходил?
     - Нарушить приказ царя?!  - Визирь был настолько удивлен, что даже не
спросил у царя разрешения ответить пророку. - Ты шутишь, чужеземец! Кто бы
осмелился прикоснуться к шахской печати?  - Он снисходительно улыбнулся. -
Можешь быть совершенно спокоен.  Хоть ты и  знаешь все наперед,  но оставь
напрасные сомнения. Если желаешь, мы в твоем присутствии допросим стражу.
     - Всего не знает никто,  защитник справедливости. Но многое, ты прав,
я действительно умею предвидеть. Поверь мне, что это не столь уж и трудно,
когда близко узнаешь таких замечательных мужей, как наш верховный Зах.
     - Что ты хочешь этим сказать? - Царь мрачнел все более.
     - Сказать?  Ничего,  шахиншах. - Спитама горько покачал головой. - Но
предсказать я  все же  попробую.  Посмотрим,  насколько точно сбудутся мои
предсказания.  -  Он  взмахнул рукой,  призывая в  свидетели небо.  -  Ты,
шахиншах,  осудишь невинного.  Но это еще не все. Ты, о доблестный визирь,
будешь  сегодня  обманут своими  слугами,  а  когда  ты,  Виштаспа,  -  он
дерзновенно назвал  царя  только по  имени  в  присутствии посторонних,  и
визирь в  ужасе закрыл глаза,  -  когда ты  поймешь,  что  можешь лишиться
самого дорогого,  свет озарит твою душу.  Вслед за тобой сияние Ахуромазды
узрит и Хутаоса, царица твоя.
     - Это все? - спросил шахиншах.
     - Нет, не все, - с вызовом ответил пророк. - Великого визиря Джамаспа
я   награжу  за  верность  тебе  всевидением,   принца  Спентодату  сделаю
неуязвимым для вражеских стрел и мечей, а маленькому Пешьотану подарю чашу
молока,  которая сделает его бессмертным* до самого воскресения мертвых. А
теперь веди меня в темницу,  визирь,  я твой пленник.  -  Он устало слез с
лошади и, поклонившись до земли, вручил Джамаспу поводья.
     _______________
          * О  молоке  бессмертия упоминается в книге <Динкард>.  Согласно
     другим пехлевийским источникам, принц Пешьотан умер молодым.

     - Не спеши, - остановил его царь. - Я еще не обвинил тебя.
     - Если бы  Зах не  входил ко  мне,  -  Спитама подступил к  царю,  но
Виштаспа отвернулся,  -  он бы никогда не выпустил из рук бычье сердце.  О
нет!  Он побывал в моей комнате,  или я плохо знаю людей. Ты обвинил меня,
государь.
     - Я уже говорил,  ясновидец, что мне неприятна твоя манера отгадывать
чужие мысли.  -  Виштаспа раздраженно поежился.  - Не торопи события. Если
будет  нужно,  я  сам  прикажу визирю арестовать тебя.  А  теперь садись в
седло. Нас ждут.
     ...Судебное разбирательство по  делу  странствующего пророка Спитамы,
подозреваемого в  некромантии и  преступном волхвовании против  высочайшей
особы, происходило в тронном зале.
     Виштаспа  восседал  на  возвышении под  балдахином в  полном  царском
облачении.  Позади него стояли два прислужника: с опахалом и зонтом о семи
спицах,  изображающим священное древо  жизни.  В  правой,  карающей  длани
шахиншах держал судейский жезл,  в левой - остроконечный посох с бирюзовым
набалдашником.  По  левую сторону от  трона,  ближе к  сердцу,  сидела вся
царская  семья,  по  правую  -  стояли  визири  и  члены  высокого дивана.
Жреческая  коллегия   во   главе   с   горбуном   Захом   расположилась  в
противоположном конце зала.  Обвиняемого и свидетелей поставили у подножия
трона. Их, обнажив мечи, стерегли стражники. Шахский шут Пок сидел на полу
и  преспокойно играл сам с собой в алчик.  Бараньи кости гулко стукались о
мраморные плиты.
     - Признаешь ли  ты,  что  все это находилось в  твоей комнате и  было
извлечено  в  твоем  присутствии?  -  спросил  обвиняемого великий  визирь
Джамасп,   по   знаку  которого  один  из   стражников  развернул  плат  с
вещественными доказательствами.
     При  виде  отвратительных атрибутов  некромантии царица  вскрикнула и
закрыла лицо руками. По рядам карпанов пронесся возмущенный ропот.
     - Признаю, - ответил Спитама.
     - Смерть ему! - закричали жрецы.
     Царь поднял жезл и утихомирил собрание.
     - Признаешь ли  ты,  что  все это принадлежит тебе и  сделано тобою с
целью причинить вред?
     - Нет и нет.  - Спитама брезгливо отвернулся от разложенных на платке
предметов.  -  Мне  это  не  принадлежит.  Моя  рука не  касалась подобной
мерзости.
     - Но они найдены у тебя? - вновь спросил Джамасп.
     - Да.
     - Как же ты объяснишь это? Как докажешь свою непричастность?
     - У   греков,   доблестный   визирь,   от   обвиняемого  не   требуют
доказательств невиновности. Доказать вину должен судья.
     - Мы не греки, - сказал царь. - Отвечай на вопрос, Спитама.
     - Слушаю и повинуюсь,  шахиншах.  -  Пророк отдал поклон. - Я вновь и
вновь утверждаю, что предъявленные судом предметы мне не принадлежали. Как
они оказались под моим ложем, не знаю. Могу лишь предполагать, что их туда
подкинули.
     - Начальник дворцовой стражи! - хлопнул в ладоши великий визирь.
     Вперед,  гремя доспехами,  выступил хрупкий юноша с пушком на румяных
щеках.
     - Скажи нам,  начальник,  - спросил визирь, - была ли опечатана келья
присутствующего здесь проповедника Спитамы?  И если была, то когда именно?
Скажи только правду, как и подобает персу.
     - Дозволь ответить, шахиншах, солнце солнц...
     - Довольно! - Виштаспа поднял жезл. - Джамасп вершит справедливый суд
от нашего имени. Впредь обращайся прямо к нему. Остальные - тоже.
     - Помещение,   занимаемое  Спитамой,   было   опечатано  вчера  перед
рассветом, великий визирь - хранитель справедливости.
     - По чьему повелению?
     - Царя царей.
     - Кто наложил государственную печать?
     - Государственную печать, хранитель справедливости, наложил по твоему
поручению судья дивана.
     - Это так? - Визирь повернулся к судье.
     - Начальник дворцовой стражи сказал правду, - ответил судья.
     - Кто присутствовал при наложении печати?
     - Пророк  Спитама,  вон  тот  стражник,  -  юный  начальник указал на
стоящего перед троном рыжеволосого великана, - и я.
     - Как твое имя? - спросил стражника визирь.
     - Кэхьон,  хранитель справедливости! - Стражник топнул ногой и сделал
воображаемым  мечом  на  караул.  -  Гвардеец  первой  сотни  бессмертных,
участник Туранской войны.
     - Скажи нам, ветеран, ты присутствовал при наложении печати?
     - Присутствовал!
     - Это была третья стража?
     - Третья!
     - Как протекало дежурство, ветеран?
     - Как должно!
     - Как все-таки?
     - Никаких происшествий!
     - Никто не заходил в комнату? И не пытался зайти?
     - Никто!
     - Кому ты сдал дежурство?
     - Ему!  -  Кэхьон локтем толкнул стоящего рядом верзилу с  бельмом на
глазу.
     - Стражник Арджасп, - светски улыбаясь, пояснил начальник. - Гвардеец
первой сотни и  тоже ветеран Туранской войны.  При сдаче поста печать была
проверена.
     - Так? - спросил визирь.
     - Точно так! - топнул Арджасп.
     - Все ясно, - зевнул царь.
     - Остается добавить, шахиншах, - визирь прижал руку к сердцу, - что в
последний раз печать была проверена уже в моем присутствии.  Можно считать
доказанным, что в комнату Спитамы за время его отсутствия никто не проник.
     - Ты согласен с выводами суда, пророк? - спросил Виштаспа.
     - Разреши  мне  задать  несколько  вопросов,   шахиншах?  -  попросил
Спитама.
     - Спрашивай, о чем хочешь.
     - Мой первый вопрос к великому карпану.
     - Слушаю тебя, - откликнулся горбун.
     - Скажи мне, Зах, сам-то ты веришь в колдовство?
     - Кто может в том усомниться?
     - Ты  веришь,  что с  помощью всех этих когтей и  зубов можно наслать
зло?
     - Не только верю, но и знаю.
     - А еще что может сделать колдун?
     - Его возможности почти безграничны.
     - Он может сделаться невидимым?
     - Очень легко.
     - Проходить сквозь стены?
     - Проще простого.
     - И ты сам знаешь такие секреты?
     - Я говорю только о том, что знаю.
     - Ну разумеется,  ведь ты слывешь искуснейшим магом!..  Но скажи мне,
почтенный Зах, искусство развязывать узелки без помощи рук, отворять дверь
на расстоянии тебе знакомо?
     - Оно  доступно  любому  бродячему  фокуснику!  А  ты  обращаешься  к
великому карпану... Конечно, я мог бы шутя проделать все эти фокусы.
     - Мог бы?
     - Разумеется!  Мне ли,  творцу невиданных чудес, не уметь развязывать
узелки? Жаль, что сан не позволяет сделать это в твоем присутствии.
     - Да, сан ему не позволяет, - подтвердил судья дивана.
     - Нет так нет! - развел руками Спитама. - Благодарю тебя, царь магов.
Мои вопросы к тебе исчерпаны.  Следующий вопрос я хотел бы задать великому
визирю.
     - Говори, - разрешил Джамасп.
     - Как ты полагаешь,  хранитель справедливости,  можно ли надеяться на
замки и печати в условиях,  когда любой карпан,  даже просто фокусник, как
сказал Зах, способен открывать замки и развязывать узелки?
     Но,  прежде  чем  визирь успел  сообразить,  куда  клонит подсудимый,
вмешался Зах.
     - Перед  царской  печатью бессильно всякое  колдовство!  -  взвизгнул
горбун. - На ней крылатый бык! Сам Митра!
     - Согласен,  почтеннейший!  -  обрадовался Спитама.  -  Но,  в  таком
случае,  едва  ли  возможно  причинить  колдовством вред  священной особе,
самому шахиншаху! Не так ли?
     В тронном зале настала тишина. Все затаили дыхание.
     Первым опомнился Зах.
     - Мне  кажется,  -  он  значительно прокашлялся,  -  подсудимый хочет
увести разбирательство в сторону.  Какая,  в сущности, разница, мог или не
мог  причинить он  своим колдовством вред?  Главное для  нас заключается в
том, что он злоумышлял против священной особы шахиншаха. А это доказано!
     - За что меня судят,  великий визирь? - вскричал Спитама. - За умысел
или же за деяние?
     Визирь беспомощно оглядывался то на жрецов, то на трон.
     - За умысел, - пришел на помощь царь.
     - Пусть так,  -  просветлел лицом Спитама. - За умысел нельзя казнить
мучительной смертью.
     - Тебя  не  станут  терзать,   -  успокоил  Виштаспа.  -  Значит,  ты
сознаешься в преступном умысле?
     - Дозволь мне продолжить, шахиншах!
     - Продолжай, - нехотя согласился царь.
     - Итак,  мы все пришли к согласию,  что священная особа не подвластна
злому деянию,  и даже ее печать с крылатым быком оному препятствует.  Так,
верховный карпан?
     - Так, - подумав, подтвердил Зах.
     - Но  разве нет возможностей обойти печать?  -  Спитама сделал долгую
паузу. - Разве верховный жрец не признал здесь, что может проходить сквозь
стены? Все слышали?
     - Это ты на кого намекаешь,  бродячий некромант?  - с угрозой спросил
Зах. - На меня? На главу коллегии карпанов и кави Ирана?
     - Спаси меня Ахуромазда от такой страшной мысли! - В притворном ужасе
Спитама  закрылся  широким  рукавом  длиннополой  рубахи   из   домотканой
холстины. - Но ведь сам карпан признал, что колдовское искусство позволяет
проходить сквозь стены,  становиться невидимым.  Почему бы не предположить
тогда,  что  неизвестный недоброжелатель незримо для  присутствующих здесь
бравых воинов проник в мой покой и подбросил все эти гадости?  Я ничего не
утверждаю. Я только спрашиваю: такое возможно?
     Вновь воцарилась настороженная тишина.
     - Ответь ему, верховный карпан, - распорядился наконец царь.
     - Что я могу сказать,  шахиншах?  Такое безусловно возможно.  Но где,
позволь спросить,  доказательства?  Предполагать,  конечно,  можно всякое.
Только следует ли  суду заниматься предположениями?  Вот в  чем вопрос.  -
Горбун удовлетворенно хмыкнул.
     - Говори теперь ты,  Спитама.  -  Виштаспа наклонился к  пророку.  По
всему было видно, что он с интересом ожидает продолжения диспута. - Что ты
можешь возразить нашему Заху?
     - Ровным счетом ничего.  Я  абсолютно согласен с  верховным.  Суд  не
должен заниматься предположениями.  Оставим кости гадальщикам,  не так ли,
Пок?
     - И зубастым.  -  Шут разинул рот, демонстрируя голые десны, и сделал
вид,  что  со  смаком обгладывает бараний позвонок.  -  Нет ничего вкуснее
мозга, - зачмокал он.
     Раздался дружный смех.
     - Молчи,  дурак!  -  прикрикнул царь,  не  в  силах скрыть улыбку.  -
Выходит, ты признаешь правоту Заха, пророк?
     - А   как  же   иначе?   Высокому  суду  действительно  не   подобает
руководствоваться   голословными    утверждениями   и    бездоказательными
предположениями.   Все   признают,   что   при   желании  почти  любой  из
присутствующих магов мог тайно проникнуть ко мне.  Но доказательств нет, и
суд не может позволить себе поверить в  такую возможность.  Поэтому трижды
прав  верховный карпан!  Но  меня,  пророка  света,  борца  со  скверной и
мерзостями,  обвиняют в чудовищных поступках,  и высокий суд склоняется на
сторону клеветников!  - Спитама резко повернулся к жрецам и указал пальцем
на горбуна.  -  Где же здесь доказательства? Прости, почтенный Зах, но тут
мы с тобой расходимся.
     - Вот они доказательства,  - жрец пренебрежительно скривил губы, - на
твоем платке.
     - Это  действительно твой  платок?  -  спросил  визирь,  которому  не
терпелось оказаться вновь в центре внимания. - Так?
     - Так!  Но и только.  Комната тоже моя и постель тоже, но из этого не
следует,  что  я  занимался некромантией.  Где  труп,  от  которого  взяты
представленные здесь части?  Его нашли? Моя причастность к его расчленению
установлена?  Молчишь,  хранитель справедливости?  Как ты мог,  как все вы
могли поверить,  что я  способен хотя бы притронуться к  падали?  Разве не
учил я  вас,  что  мертвая плоть является самой нечистой?  Она  загрязняет
живых,  оскорбляет землю,  оскверняет огонь!  Как же  вы смели возвести на
меня такое?  Уберите эту падаль и совершите потом подобающее очищение. Все
вы нечисты теперь сорок три дня,  и я вместе с вами...  Дворец же, куда вы
бездумно привнесли смерть,  окурите  священным кипарисом,  обмойте  бычьей
уриной,  плодотворящей землю,  и  молоком,  питающим жизнь.  Больше я  вам
ничего не скажу.
     - Может   быть,   ты,   Спитама,   располагаешь   еще   какими-нибудь
доказательствами своей невиновности?  -  мягко спросил царь. - Или желаешь
выставить свидетелей?  Назови их  суду.  Поверь мне,  что,  если бы  ты не
попросил опечатать твою келью,  все обвинения были бы развеяны. Ты сам дал
оружие против себя.
     - Еще  бы!  -  торжествующе захохотал Зах.  -  Он  потому и  попросил
опечатать дверь,  что  боялся  разоблачения!  Вдруг  забредет кто-нибудь и
увидит,  чем  занимается пророк  света!  Пусть  попробует опровергнуть мои
слова! - Он самодовольно окинул взглядом коллег.
     - Думаю, это будет не так-то легко, - заметил визирь.
     - Почему ты молчишь,  Спитама?  -  участливо осведомился царь. - Твое
молчание может быть истолковано как признание вины.
     - Помнишь, царь, ты позволил мне сесть на твоего вороного?
     - Конечно,  Спитама!  Я  был  очень  удивлен,  когда  Черный Алмаз не
сбросил тебя с седла. Ты, наверное, околдовал его, когда шептал ему на ухо
какие-то заклинания?
     - Не  заклинания,  -  Спитама  не  спускал с  шахиншаха неподвижного,
завораживающего взгляда,  -  я сказал ему о своей невиновности.  Теперь он
мой свидетель, Виштаспа. Настанет час, и он заговорит.
     - Пусть  будет  по-твоему.  -  Виштаспа  разочарованно  откинулся  на
высокую прямую спинку царского кресла.
     - Заметь,  шахиншах,  -  горбун вновь  выскочил вперед,  -  он  начал
клясться в невиновности еще до того, как ему предъявили обвинения! Недаром
народ говорит, что у лжеца память коротка. А еще...
     - Чистому золоту нечего бояться земли, царь, - перебил жреца Спитама.
- Я  давно ждал,  что  меня обвинят в  чем-то  подобном,  потому и  просил
опечатать дверь на то время, пока буду отсутствовать.
     - Почему же это ты <ждал>? - передразнил его Зах. - Народ говорит: <У
кого счет в порядке,  тому нечего бояться проверки.  Никто не скажет,  что
его айран* кислый>.
     _______________
          * Аїйїрїаїн - кислое молоко с водой.

     - Ты,  я  вижу,  знаток пословиц,  почтенный,  -  Спитама обернулся к
верховному карпану,  -  потому  я  отвечу  тебе  пословицей моего  народа:
<Верблюда под ковром не спрячешь>. Вот почему я готовился к подлости. Горе
не извещает, когда придет.
     - А в Иране говорят, - не растерялся Зах, - <верблюд стоил бы дешево,
если  бы  не  его  ошейник.  Кто  украл  яйцо,  украдет и  верблюда.  Лгун
забывчив>.
     - На всех лает собака, на меня - шакал.
     - Лису спросили: <Кто твой свидетель?> Она ответила: <Мой хвост>.
     На этот раз карпану удалось рассмешить весь зал.  Он даже отвернулся,
чтобы  скрыть самодовольную улыбку,  и  с  независимым видом возвратился в
толпу жрецов. Но Спитама и не думал сдаваться.
     - Народ обманешь, да бога не удастся обмануть. Разве не говорят у вас
в Иране,  что не каждый, у кого есть борода, - дедушка? Так помните же мои
слова.  Когда вор у  вора крадет,  горе последнему вору.  Ты бросил в меня
песок против ветра,  карпан,  смотри, как бы не запорошило глаза. А теперь
суди меня,  великий визирь,  только не забывай,  хранитель справедливости,
что выпущенную стрелу обратно не возвратишь.
     - Он еще угрожает! - не выдержал Зах.
     - Можно  убить живого,  но  как  оживить мертвого?  -  не  обращая на
карпана внимания, заключил Спитама. - Я в твоей власти, визирь.
     - Выноси свой приговор, Джамасп, - взмахнул жезлом царь.
     - Жреческая коллегия настаивает на  обвинении проповедника Спитамы  в
преступном умысле против священной особы шахиншаха?
     - В полной мере!  - торжественно провозгласил Зах. - И еще мы вменяем
ему в вину мерзостное ремесло некроманта, запрещенное по всей стране.
     - Насколько доказана вина Спитамы?
     - Она доказана полностью, хранитель справедливости.
     - Какого мнения придерживается судья дивана?
     - Предъявленные суду улики свидетельствуют сами за  себя.  -  Судья с
кроткой  улыбкой отдал  поклон  визирю.  -  Принадлежность их  подсудимому
неоспорима.
     - Благодарю тебя, ревнитель закона! - выкрикнул Зах.
     - Какое  наказание  предусматривает  закон?   -  Визирь  старался  не
встречаться со Спитамой взглядом.
     - Закон вынуждает нас прекратить жизнь подсудимому,  -  с готовностью
разъяснил судья.
     - Только не это! - ужаснулась Хутаоса.
     - Благодарю тебя, великая царица, - склонился перед ней Спитама. - Ты
видишь свет.
     - Законы превыше нас, -