Крелин торопливо перелистнул несколько страничек
и нашел нужное место. - <Сдается мне, что таились они от людей. Ехали ведь
прямиком,  как ближе,  но там,  где уборочный цикл шел,  вдруг крюка дали,
сзади трактор обошли,  чтоб пути ему,  значит,  не  пересечь.  От  чего бы
такое?>
     - Почему он не поделился своими сомнениями с кем следует?
     - Я  спрашивал.  Он  только руками разводит:  <Не думал,  что это так
важно.  Не граница же тут у нас,  не следовая полоса. Да и умаялся сильно,
разморило,  а  как  ото  сна  встал,  так все из  головы вон.  Своих забот
хватает. Потом же и вообще не до того стало>.
     - Верно, не до того... Однако ты его подробно застенографировал.
     - Так ведь какие слова!  Точные, толковые... В корень глядит человек.
Такому можно верить с закрытыми глазами.
     - Можно,  -  согласился Люсин.  -  Если бы  он еще протекторные следы
пластиком залить догадался, ему бы вообще цены не было.
     - У него,  конечно,  в доме полные бидоны с пластиком стоят.  Заместо
молока. Поражаюсь прямо, все-то тебе мало, Люсин!
     - С тобой сегодня и пошутить нельзя.
     - Видел бы  ты,  Володя,  этого Мерзликина на  пожаре!  Се  человек -
единственное, что могу сказать. Все остальное будет ложью. Се человек!
     - Кто еще видел?
     - Девушка-техник со второго поля. Она сейчас здесь, в больнице.
     - Был у нее?
     - Нет.  Состояние  очень  серьезное.  Ожог  третьей  степени.  У  нее
поражено около тридцати процентов поверхности.
     - Тяжелое  дело,  -  покачал головой Люсин.  -  Понадобится пересадка
кожи.
     - В добровольцах недостатка нет.  Я встретил их около больницы.  Чуть
ли не весь поселок пришел.
     - Хорошие люди, Яша.
     - Очень хорошие. Пляшут, частушки поют, словно ничего и не случилось,
словно  их  жизнь  еще  совсем  недавно не  висела на  волоске.  Вот  она,
неистребимая сила жизни. Поразительно!
     - И  поучительно.  Мне это очень близко,  Яша.  Я  на <БМРТ> плавал в
высоких широтах и знаю, как ведут себя рыбаки после трудной ледовой вахты.
Что рассказала эта девочка пожарникам?
     - Она  заметила  мотоциклет с  коляской,  когда  тот  объезжал здание
тракторной станции.  Увидела его из окна. Ни людей, ни номера, конечно, не
разглядела - далеко.
     - Когда это было?
     - В  то  самое утро,  но  уже  на  рассвете,  когда посерело и  туман
потянулся к озеру. Это все.
     - Не так мало. Можно даже маршрут наметить.
     - Я это сделал. Жду только Глеба, чтобы уточнить.
     - Хорошо. План торфопредприятия есть?
     - Сняли на кальку.
     - Ладно, шарман, дождемся Глеба. Давай дальше.
     - Остальные свидетели -  два парашютиста-пожарника и путевой обходчик
- видели мотоцикл в понедельник, то есть вчера. Из-за дальности расстояния
никаких подробностей разглядеть не сумели. Все трое утверждают, что машина
шла от Светлого озера к островному лесу. Пожарный инспектор показал мне на
плане,  что в этом направлении им не проехать - торфяник горит изнутри - и
они, скорее всего, укрылись в лесу.
     - А за лесом что?
     - Там тоже огонь.
     - Но пожар потушен?
     - Под  землей тлеет,  Володя,  под  тонкой спекшейся коркой.  Там  не
пройти. Поверь знающим людям.
     - А лес не горел?
     - Тот?  Островной?  Нет,  каким-то чудом уцелел.  Видимо, направление
ветра...
     - Получается,  что они и сейчас в лесу?  - Люсин немного разобрался в
ситуации и почувствовал себя более уверенно. - Больше никто их не видел?
     - Никто.  У них только два пути отхода: вдоль насыпи или вплавь через
озеро, на другой берег, откуда недалеко до бетонки на Горький. Насыпь, как
только начался пожар, все время под контролем.
     - Понятное дело.  -  Люсин увидел,  что у  него развязался шнурок,  и
поставил ногу на бампер.  - Они, конечно, могли уйти вплавь, но мотоцикл в
этом случае должен остаться.
     - Если только не затопили в озере.
     - Не страшно. Найдем с металлоискателем.
     - Как пить дать...  Мне другое непонятно:  какого дьявола они торчали
тут столько дней?  Затопили тело,  и,  как говорится,  концы в воду, можно
ехать обратно,  а они вместо этого залезли в самые дебри.  Зачем?  Почему?
Совершенно непостижимая логика. Мы с Глебом прямо головы себе скрутили, но
так ничего и не придумали.
     - М-да,  странненько,  - протянул Люсин. - Хотя ответ, видимо, прост,
как гвоздь.  Ребята,  судя по всему,  нам попались не сверхгениальные,  не
супермены. Уж это точно... Когда можно ждать экспертизу?
     - Если сегодня успеют перевезти тело,  -  Крелин покосился на  дом во
дворе,  - то завтра к вечеру... Меня это волнует чрезвычайно. Ведь никаких
внешних следов насильственной смерти.
     - А ты их ожидал?  -  удивился Люсин. - Как только стало известно про
меркамин,  я тут же настроил себя на всякие химические штучки. Приготовься
к ядам, если не веришь в чудеса.
     - Синьора  Тофана,   Локуста?   -  Крелин  склонил  голову  набок.  -
Сомнительно. Не тот почерк.
     - Возможно,  что стеклышко и  прочие идиотические штучки не более чем
инсценировка.  Специально, чтобы направить мысль в другое русло, привнести
элемент анархии,  эдакий шизофренический оттенок.  Люди достаточно умные и
рассудочные порой идут на  такое.  Ковер,  как видишь,  обыгрывается очень
четко. Голый, можно сказать, функционализм. Как предполагали, так и вышло.
     - Здесь мне тоже не все ясно,  Володя,  Следов-то крови на ковре нет!
Что   же   получается?   Чистейший  импровиз?   Схватили,   что  под  руку
подвернулось? Когда обдуманно идут на убийство, такое редко встречается.
     - Или на похищение.
     - Тем более на похищение. Но вообще-то похищение - вздор.
     - В данном случае, по всей вероятности, так.
     - Опять зуб начинает!..  -  Крелин все трогал болезненно пульсирующее
место языком.  -  Ковер - это хорошо. С этим я согласен. Но то, что на нем
не оказалось совершенно никаких следов,  меня, сознаюсь, удивило. Я ожидал
другого.
     - Я тоже.  - Люсин отнял у него спички. - Да не ковыряй ты без конца!
Только хуже себе наделаешь. Потерпи немного.
     - Легко сказать!  -  Крелин сплюнул.  -  Видимо,  ты прав,  ребята не
сверхгениальны, хоть и никаких следов.
     - Волос! - напомнил Люсин.
     - Да,  волос. - Крелин хлопнул себя по карману, где лежала пробирка с
волоском,  который  был  найден  на  теле  Аркадия Викторовича.  Темный  и
жесткий,  как проволока,  он совершенно очевидно принадлежать покойному не
мог.
     - Что из него можно вытащить, Яша?
     - Очень многое или почти ничего, в зависимости от обстоятельств.
     - А если мы поймаем убийцу?
     - С такими же волосами?
     - Разумеется,  - зевнул Люсин и с нарочитой скукой посмотрел на часы.
- Восьмой час, однако.
     - Да,  задерживается мой Логинов, но ничего не поделаешь, надо ждать.
- Крелин вновь похлопал себя  по  нагрудному карману.  -  Если  мы  найдем
такого,  ему  трудно  будет  объяснить,  каким  образом  его  волосок  мог
прилипнуть к горлу убитого.
     - Именно это меня больше всего и поразило,  когда ты рассказывал там.
- Люсин мотнул головой в сторону желтого дома под оцинкованной крышей,  на
которую уже  падал сухой березовый лист.  -  Когда показал нам,  где нашел
волос.  Ведь такое место защищено подбородком. - Он резко нагнул голову. -
Видишь? Как мог попасть туда волос, когда Ковский уже лежал на ковре и его
голова была запрокинута? То есть когда он был уже мертв, а убийца зачем-то
наклонился над ним?
     - А  может,  когда поднимал с  пола  мертвое тело?  -  предложил свой
вариант Крелин.  -  Он  выпрямился,  прижимая к  себе труп,  и  голова его
оказалась на уровне выреза?
     - Возможно  и  такое,  хотя  даже  хладнокровные убийцы  стараются по
возможности  избегать  подобных  объятий.  С  одной  стороны,  не  слишком
приятно,  с  другой -  можно оставить следы...  Этот  волос уже  поведал о
многом. Даже если аналитики ничего больше не скажут, свою роль он сыграл.
     - Пожалуй, ты прав. - Крелин прижал к больной щеке сложенную лодочкой
руку и,  пытаясь согреть зуб,  стал вдувать в нее воздух.  -  Пожалуй,  ты
прав,  -  повторил он, когда понял всю тщету своих попыток утишить боль. -
Но  если мы  все же  найдем этого субчика,  ему очень даже не  легко будет
доказать свою невиновность.
     - Это,  братец мой,  меня меньше всего волнует.  Я больше забочусь об
обратном: как мне доказать его виновность.
     - Как-нибудь.  - Крелин попробовал закусить щеку. - За то тебе деньги
платят. А если тут не яд, а снотворное?
     - Хуже,  конечно,  -  нахмурился Люсин,  хотя успел обдумать и  такой
вариант. - Меньше шансов обнаружить?
     - Смотря какая доза.  -  Крелин увлекся и на минуту забыл про боль. -
Если они его как следует накачали, экспертиза это установит.
     - А если не как следует? Если просто усыпили?
     - Чтобы потом утопить в озере?
     - Разве такое невозможно, Яша?
     - Возможно,  конечно...  Но  везти  спящего человека на  край  света,
каждую минуту рискуя, что он проснется и закричит? Ты в это веришь?
     - Слабо.
     - Вот  и  я  слабо.  Но  даже  в  этом сомнительном случае мы  сумеем
докопаться до истины.
     - Каким образом?
     - Как бы там ни было, но теперь он мертв.
     - Вот ты о чем! - догадался Люсин.
     - Да, - сказал Крелин. - Если не отравлен, то утоплен.
     - Ну да,  -  кивнул Люсин. - Тогда будут микроскопические водоросли в
легких, ил.
     - Совершенно верно.  - Крелин поморщился и вновь схватился за щеку. -
Живой человек сначала захлебывается, а потом уже тонет.
     - Почти афоризм.
     - Черный юмор... Как съездил в институт?
     - Можно сказать,  успешно.  О  чем-то  конкретном говорить,  пожалуй,
рановато,  но  перспективка намечается...  Я  взял  алфавитную  книжку,  в
которой около тысячи телефонов и  адресов.  Насколько я  мог  понять,  это
большей частью  ученая братия,  так  или  иначе  связанная с  лабораторией
Ковского.  Есть,  конечно,  и магазины, и стол заказов гастронома по улице
Горького, и даже Институт красоты.
     - Лаборанточки, - уверенно сказал Крелин.
     - Да,  сугубо дамская сфера интересов.  Надо будет все это хорошенько
просеять, отделить, так сказать, злаки от плевелов.
     - Мы инфернальные мужики. Нас интересуют только плевелы.
     - Вот именно!  Но главного я  тебе еще не сказал.  -  Люсин на минуту
замолк. - В книжке не хватает страницы на букву <М>.
     - Хочешь  попытаться прочитать оставшиеся вмятины?  -  быстро спросил
Крелин.
     - Боюсь,  что ничего не получится.  Книжка старая,  исписанная,  след
накладывается на  след.  Я  другое  сделал.  Я  выписал из  журнала выдачи
пропусков все фамилии на <М>.
     - Это  имеет смысл лишь в  том случае,  если записанные на  вырванном
листке граждане посещали институт.  - Крелин, несмотря на зуб, по-прежнему
схватывал на  лету.  -  Но  куда больше шансов,  что работники лаборатории
ходили к ним сами.  В стол заказов,  к маникюрше-педикюрше, к тете Маше за
билетом в <Современник>.
     - Резонно,  -  согласился Люсин. - А что делать? Приходится хвататься
за соломинку.  Если сможешь, попробуй прочитать след в инфракрасных лучах,
ультрафиолете или в чем там у вас положено. Буду только рад.
     - Что тебе дали пропуска?
     - Очень немного.  Под интересующим нас литером значатся только четыре
фамилии:  Милешина,  Мандрашкин,  Мухоморер и Мирзоев.  Милешина,  младший
научный  сотрудник  из  Ленинграда,   и  Мандрашкин,   слушатель  Академии
общественных наук, отпали сразу, а Мухоморер, несмотря на грозную фамилию,
оказался старичком,  который вот  уже  пятнадцать лет  пишет монографию об
уральских самоцветах.
     - Когда ты успел все выяснить?
     - Перевел по рации Шуляку, а он тут же навел справки.
     - И  про Мухоморера,  который пишет книгу?  -  недоверчиво прищурился
Крелин. - Кому ты это говоришь, кролик?
     - Про  Мухоморера мне  рассказали в  институте,  -  сдерживая улыбку,
потупился Люсин.  -  Он  отрабатывал там свои пенсионные два месяца.  Зато
Мирзоев  Мир-Джафар  Мирзоевич  оказался,   если  верить  Шуляку,  фигурой
прелюбопытной.  В далеком прошлом басмач и мулла, он ныне успешно трудится
на ниве антирелигиозной пропаганды.
     - Что ему нужно было в НИИСКе?
     - Ты слишком многого от меня хочешь,  Яша.  Не все сразу. Москва не в
один день строилась. Выясним.
     - Выясним,  конечно.  Только не тот он человек, который нам нужен. Не
тот.
     - Я  тоже  почему-то  так  думаю.  Скорее всего,  еще  один  приятель
Ковского из славной когорты интересных людей. Пропуск, конечно, выписан по
звонку Аркадия Викторовича.
     - Ты все пропуска поднял?
     - Да,  конечно.  Завтра  они  обещали напечатать полный список.  Надо
будет сравнить его с алфавитной книжкой.
     - Давай-давай, советую вычислить процент совпадений.
     - Зубная боль делает тебя мрачным и нетерпимым.
     - Хотел бы я посмотреть,  как будешь выглядеть ты! - Крелин сплюнул и
отошел в сторону.
     В  конце  улицы показался пропыленный <газик>.  Он  летел под  уклон,
дребезжа  и  подскакивая на  выбоинах.  Голенастые цыплята  с  чернильными
отметинами на  хвостах испуганно шарахнулись через дорогу и  попрятались в
лопухах.
     - Это Глеб,  -  сказал Крелин, когда машина притормозила в нескольких
метрах от них.
     Глеб спрыгнул на  землю и,  хлопнув разболтанной дверцей,  благодарно
отсалютовал водителю,  который тут же надавил на газ и  переключил рычащие
шестерни.
     - Извините за  опоздание,  -  улыбнулся Глеб  Крелину.  -  Едва успел
управиться...  Добрый вечер,  Владимир Константинович, - поздоровался он с
Люсиным. - Разрешите доложить?
     - Пожалуйста,  Глеб, рассказывайте. - Люсин пожал ему руку. - Новости
есть?
     - Так точно,  есть.  Подвижные милицейские группы перекрыли все пути.
Район  участков  Новоозерное,  Милежи  и  Заозерное  полностью блокирован.
Местные товарищи ручаются, что даже мышь не проскочит.
     - Если она еще там, мышь, - заметил Люсин.
     - Куда они денутся? - сердито фыркнул Крелин, потирая щеку.
     - Новые свидетели не объявились? - спросил Люсин.
     - Мотоциклетку больше никто не видел,  -  покачал головой Глеб.  - Но
продавщица ларька  номер  двенадцать Закалюкина Анфиса  Петровна сообщила,
что на прошлой неделе,  точно не помнит, в четверг либо в пятницу, продала
несколько бутылок водки,  полкило сала,  колбасу и  крупу  неизвестному ей
гражданину.  Лицо его она почему-то  хорошо запомнила и  подробно описала.
Мне  кажется,  есть  смысл изготовить фоторобот.  Жена коменданта Гусарова
Матрена Петровна тоже упоминает о  незнакомом ей человеке -  приметы вроде
совпадают,  - который купил у нее кувшин молока, две кринки сметаны и взял
во временное пользование большой казан, который так и не вернул.
     - Обязательно  сделайте  фоторобот!  -  распорядился Люсин.  -  Прямо
сейчас же свяжитесь с  контролем ПМГ и  попросите их доставить к нам обеих
женщин.
     - Будет сделано.  -  Глеб  подсел к  Николаю Ивановичу и  снял  белую
трубку на витом, как пружина, шнуре. - Вызываю первого! - сказал он.


     Глава девятая

     ВОЛНА III

     Иран. Египет. VI век до н. э.

     Плиний в  своей прославленной <Истории мира> и Диоскорид в <Ботанике>
почти одними и  теми же словами описали чудесное древо персидское,  листья
которого обладают волшебными свойствами.  Они  не  только утоляют голод  и
жажду,   но  даже  могут,  стоит  только  того  пожелать,  превратиться  в
быстроногих коней.
     Писания  мужей  Эллады  являют  собой  пример  удивительного смешения
самого фантастического вымысла с неукоснительной достоверностью. Привыкшие
к ясности и прямоте греки просто-напросто не поняли души Востока, совершив
тем самым ошибку,  которой было суждено тысячекратно повторяться и в более
поздние времена.  Они дословно переписали рассказ персидских историков, не
подозревая,  что  стали  жертвами  поистине  смешного недоразумения.  Речь
Востока  немыслима  без  иносказаний,  она  полна  аллегориями,  разгадать
которые не столь сложно,  как это может показаться. Но грекам, без которых
мы бы вообще ничего не узнали об исчезнувших царствах Азии, видимо, просто
не   приходило  в   голову,   что   даже  вполне  конкретные  исторические
свидетельства могут иметь двоякий смысл.  Между тем мировоззрение Востока,
его   душевный  настрой,   наконец,   просто   элементарная  вежливость  к
собеседнику требовали от  образованных людей иносказаний,  равно наивных и
поэтических.
     Не  было  в  царских садах  древа с  волшебными листьями!  Там  росли
священный кипарис, окруженный зарослями гранатов, без которых не обходится
ни  одно  богослужение огнепоклонников-гебров,  после  хома  превыше всего
почитающих гранатовый плод и ветвь кипариса. Никакому другому дереву персы
не  поклонялись.  И  все же  волшебные листья разлетались в  полном смысле
слова по всем сатрапиям, на которые разделил свою обширную державу великий
Кир.  Причем произрастали они именно в царском дворце.  Но не в саду,  а в
покоях дивана. Все объясняется довольно просто.
     Пребывая по  семь  месяцев  в году в изнеженном Вавилоне,  убаюканный
сладостным  наваждением  покоренного  города,  порочного,   продажного   и
притягательного,   Кир   до   конца  дней  своих  оставался  полновластным
правителем мировой империи.  Постоянной резиденции он  не  заводил.  Когда
яростные ветры начинали обрушивать на вавилонский оазис тучи пыли, вызывая
в людях непонятную  раздражительность,  доводившую  многих  до  помрачения
рассудка,  шахиншах  переезжал  со  всем  двором  в  Сузы,  где и проводил
весенние месяцы.  На лето он отбывал в Экбатану и  оставался  там  до  той
поры,  пока не начинали опадать розовые цветки граната. Недаром придворные
поэты сочиняли стихи в честь солнца,  которое наслаждается вечной  весной.
Но весенние радости,  особенно пленительные в сумеречных храмах распутного
города,  не мешали мудрому властителю железной рукой  держать  даже  самые
отдаленные сатрапии.
     Для постоянного  надзора  над  действиями  сатрапов-наместников   Кир
учредил особый институт ревизоров,  которые в зависимости от обстоятельств
именовались то <деточками>,  то <царскими братьями>, то <очами солнца>. На
должность  <деточки> назначались особо приближенные к престолу придворные,
как правило,  молодые,  энергичные и честолюбивые.  Каждый  из  них  перед
инспекционной поездкой получал от царя скрепленный государственной печатью
открытый лист,  который повелевал  оказывать  подателю  сего  всевозможное
содействие, снабжать его продовольствием и лошадьми, а также предоставлять
лучшие помещения для ночлега. Именно эти царские грамоты и называли охочие
до метафор персидские историки волшебными листьями,  которые кормят и поят
путешественника  и,  согласно  Плинию,  <вообще  заменяют  ему   всяческие
дорожные запасы>.  Стоит ли удивляться теперь, что сказочные листики могли
превращаться даже в лошадей?  Причем безотказно,  на каждом почтовом дворе
(новшество,  введенное  Киром),  где  постоянно  ожидали  гонцов подставы.
Волшебство  оказалось  волшебством  лишь  для  немногих,   избранных.   Не
мать-природа  произвела  чудное  древо,  а государственная казна взрастила
пирамидальный  иерархический  тополь  с  голым   стволом   и   несколькими
листочками на самой вершине.
     Так  развеиваются вымыслы,  так  обретают твердую  историческую плоть
легенды...


                                    *

     ...Почувствовав приближение смерти,  убеленный сединами воин  и  царь
приказал приготовить жертвы и,  по  обычаю,  отправился с  ними на высокую
гору.
     - Бог отцов моих!  -  взмолился он,  оставшись наедине с небом. - Ты,
Солнце,  и  вы  все,  боги  бессмертные,  примите жертвы  мои,  которыми я
заканчиваю свой жизненный путь.  Благодарим вас за благие советы,  которые
вы подавали мне через внутренности жертв,  небесные знамения, пророчества,
предзнаменования,  побуждая  меня  к  чему-то