знеженный баловень судьбы! -
Гобрия притворно пригорюнился. - Зачем ты позвал его, Отан?
     - Затем,  что,  кроме тебя и его,  мне некому верить,  - не поддержал
шутки Отан.  - А в одиночку не справиться. Но Гобрия прав. - Он повернулся
к  возлежавшему рядом Аспафину.  -  Ради того,  чтобы убедиться в подмене,
стоит отправиться даже в пустыню.
     - А Прексасп не догадался забальзамировать голову Смердиса? - спросил
Аспафин, рассеянно роняя в чашу с вином розовые лепестки.
     - Нет, - не сразу отозвался Гобрия. - Он сказал мне, что голову зарыл
сам Камбиз. Вырыть ее Прексасп не решился.
     - А ты бы решился?  -  зевнул Аспафин.  - Но Прексаспу не надо было и
колебаться. Он же надеялся служить тирану вечно.
     - Не забудь, что Камбиз застрелил его первенца, - напомнил Отан.
     - Какое  это  имеет  значение?  -  Аспафин  лениво  выцедил  вино.  -
Лидийское? - постучал он по кувшину.
     - Ханаанское,   -  небрежно  бросил  Отан.  -  Прошлогоднего  урожая.
Кому-нибудь визирь уже доверил свою тайну?  - спросил он Гобрию, поудобнее
устраиваясь на ложе.
     - Клянется, что нет.
     - Почему он открылся именно тебе? - спросил Аспафин.
     - Видимо, уверен, что я не предам... К тому же я купил у него кольцо.
     - Сколько? - спросил Аспафин.
     - Пятнадцать талантов.
     - Изрядно!  -  Аспафин даже присвистнул.  -  Только при  чем тут тело
Смердиса?
     - Очень даже при чем,  -  мрачно усмехнулся Гобрия.  - Продав кольцо,
Прексасп хочет продать и тайну тоже.  Он же хорошо знает, с кем я дружу, в
чьи руки попадет в конце концов страшное доказательство.
     - Воистину страшное,  -  поежился Отан.  -  Ты ходишь по острию меча,
Гобрия. Если узурпатор дознается...
     - А ты?  -  мгновенно откликнулся Гобрия.  -  Думаешь,  зятек пощадит
тебя, когда проведает о твоей переписке с Федимой? Как бы не так...
     - Одним словом,  доносчиком из  нас  троих могу выступить я  один.  -
Аспафин пожевал пахучую веточку базилика. - Так, друзья?
     Отан поперхнулся вином,  а  Гобрия,  опершись на  локоть,  озадаченно
уставился на друга.
     - Сколько хочет бывший визирь за тело? - Аспафин презрительно скривил
тонкие губы. - Цену он назвал?
     - Сто. - Гобрия надменно прищурился. - Ты считаешь это чрезмерным?
     - Честь  родины  не  измерить  золотом.  -  Аспафин  обмакнул  ломтик
овечьего сыра сначала в  уксус,  а  затем в  оливковое масло и неторопливо
отправил в  рот.  -  Но  для  меня  тридцать три  с  третью  таланта сумма
совершенно нереальная.  Я промотался дотла и кругом должен.  - Он прожевал
сыр. - Сколько я задолжал тебе, Гобрия?
     - Не будем в такой час...
     - Нет,  -  перебил его Аспафин,  - ты все же скажи, сколько? Я хоть и
записываю, но не помню долгов.
     - Ну,  если  ты  настаиваешь...  -  Гобрия  сделал вид,  что  силится
припомнить. - По-моему, двенадцать... Во всяком случае, где-то близко.
     - Прелестно!  - Аспафин принялся пересыпать розовые лепестки с ладони
на ладонь. - А тебе, Отан?
     - Больше сорока, мой легкомысленный друг. Увы, много больше.
     - Будем считать -  пятьдесят,  -  с готовностью согласился Аспафин. -
Итого  я  должен вам  обоим  свыше шестидесяти талантов.  Вместе с  долей,
которую  потребуется уплатить Прексаспу,  это  составит громадный капитал.
Шутка ли, почти сто талантов! Годовой доход целой сатрапии!
     - Куда ты клонишь? - не выдержал Отан.
     - Ты не хочешь примкнуть к нам? - Гобрия начал угрожающе подниматься.
     - Я  этого не  говорил.  -  Аспафин как ни в  чем не бывало со вкусом
продолжал есть и пить.  -  Просто мне хочется проделать некоторые расчеты.
Вы готовы купить тайну Прексаспа?
     - Готовы! - в один голос ответили оба аристократа.
     - Превосходно.   Теперь  предположим,  что  все,  чего  вы  ждете  от
Прексаспа,  мне уже известно. Значит ли это, что вы должны мне по тридцать
три таланта?
     - Разумеется. - Отан недоуменно развел руками. - Но...
     - Вот и великолепно, - остановил его Аспафин. - А как ты, Гобрия?
     - Я?   -   начиная  догадываться,   куда  гнет  Аспафин,   облегченно
ухмыльнулся Гобрия.  -  Считай,  что  за  вычетом долга,  с  меня  следует
двадцать один и еще треть таланта.
     - Это все,  чего я  добивался.  -  Аспафин ополоснул пальцы в  чаше с
водой.  -  И могу теперь открыться.  Моя тайна столь же опасна для головы,
как и твоя переписка с дочерью,  Отан, и твои переговоры с бывшим визирем,
Гобрия.  Раскрыв ее,  я сравняюсь,  таким образом,  с вами, и нам не нужно
будет опасаться друг друга.
     - Мы и не сомневались в тебе, - покачал головой Отан.
     - Знаю,  -  отмахнулся Аспафин. - Но этого мало. За то, что я избавлю
вас от опасностей трудного путешествия в Кемт,  чреватого,  кроме всего, и
расходами, вам надо молиться на меня.
     - Завтра же пожертвую храму солнца белого коня! - пообещал Гобрия.
     - Не  спеши.   -  Аспафин  осыпал  его  голову  лепестками.  -  Лучше
окончательно расплатись за меня с Отаном,  а остаток,  пятнадцать с чем-то
талантов,  пришли ко мне домой.  Буду очень благодарен тебе,  если сумеешь
устроить это уже завтра утром.  Тогда я смогу без урона для чести погасить
самые неотложные долги. Если бы вы только знали, сколько их у меня.
     - Ох,  Аспафин,  плохо ты кончишь!  -  вздохнул Гобрия. - Говори свою
тайну. Сейчас увидим, много ли она стоит.
     - Я бы никогда не рискнул оценить ее так высоко.  -  Аспафин беспечно
потянулся.  -  И  вообще бы  не  стал ею  торговать,  если бы  вы  оба  не
согласились с такой готовностью озолотить Прексаспа.  Право,  я лучше, чем
он, и больше вас люблю...
     - Давай,  Аспафин,  говори,  -  засмеялся Отан,  - не терзай. Мы тебя
знаем и готовы на все.
     - В таком случае,  по рукам!  - Аспафин отшвырнул подушку, на которую
опирался, и сел. - Я знаю почти достоверно, что трон узурпировал лидийский
маг по имени Смердис, брат знаменитого Патизефиса, который и вертит им как
хочет.  Сам же Смердис,  кроме общего с  покойным принцем имени,  никакими
достоинствами не обладает и во всем слушается старшего брата.
     - Это, конечно, хорошо, - сказал Гобрия, - но где доказательства? Без
них твой секрет не больно-то дорог. Для успеха заговора одних слухов мало.
     - А где доказательства убийства принца? Ты так рвешься в пустыню? Или
всецело доверился бывшему визирю?
     - Нет,  отчего же,  -  смутился Гобрия.  -  Но Прексасп знает, как их
добыть.
     - И я знаю,  - Аспафин поманил друзей приблизиться. - У мага Смердиса
есть один признак,  по которому его легко можно опознать.  Еще  при  жизни
великого Кира Смердису за недостачу в храмовой казне отрезали уши.  Напиши
дочери,  Отан,  пусть она это проверит...  Ну как, друзья, стоит моя тайна
Прексасповой?   Персы   несомненно  обрадуются,  что  ими  правит  безухий
властелин!
     - Утром я пришлю тебе золото, - сказал Гобрия. - Ты согласен, Отан?
     - Согласен-то согласен,  -  затуманился Отан, - но бедная Федима!.. Я
сегодня же отправлю ей письмо.


     <Когда он уснет,  дочь,  ощупай его уши. Если он окажется с ушами, то
знай,  что супругом имеешь действительно сына Кира,  а ежели он безух,  то
живешь ты, несчастная, с магом>.
     Федима долго не решалась исполнить просьбу отца.  Что,  если у нового
мужа и  в  самом-то деле нет ушей?  Да он тут же зарежет ее,  не дожидаясь
наступления света!  Ей стали мерещиться лютые казни, одна другой страшнее,
и  белый свет сразу сделался немил.  Со  все возрастающим ужасом ждала она
того дня,  когда евнух поведет ее на царскую половину.  И все-таки,  когда
настал ее черед идти к господину,  она сумела взять себя в руки.  Едва тот
уснул, Федима осторожно, боясь дохнуть, потянулась к туго закрывавшей весь
затылок и лоб до самых бровей косынке.
     На  следующий  день  разбогатевший на  нелегальной почте  неграмотный
евнух,  дрожа и  озираясь,  вынес из дворца восковую табличку,  на которой
значилось беглой клинописью: <Отрезаны>.
     Когда заговорщики окончательно удостоверились,  что  трон  царя стран
занимает безродный проходимец да к тому же приговоренный к позорнейшему из
наказаний,  они  значительно приободрились.  Они  готовились сражаться  за
бесспорно  правое  дело,   и   боги   не   могли  отказать  им   в   своем
покровительстве.
     Решено было,  что каждый триумвир привлечет к  заговору сколько может
надежных и  храбрых участников,  но  не  свыше трех,  а  еще лучше одного,
только самого верного,  потому что опасность нарваться на  предателя стала
уж очень велика.  Все знали,  что шпионов завел себе Лжесмердис так много,
что не перечесть. Оставалось удивляться только, чем он оплачивал их труды,
если налоги вот уже скоро семь месяцев не собирались.  За отмену налогов и
обязательной службы  в  войсках  окраинные народы  благословляли незримого
повелителя.    Разоренное   неистовым   Камбизом   хозяйство   мало-помалу
приводилось  в  порядок,  жить  стало  легче  и  безопаснее.  Почувствовав
послабление,   и  сатрапы  стали  лютовать  меньше,   казней  и  всяческих
притеснений заметно  поубавилось.  Какое  дело  было  мирному обывателю до
странностей государя?  Дальше ближайшего города или деревни он, почитай, и
не ездил, а до Суз, с их загадочной жизнью, было куда как далеко...
     И только сами хозяева -  персы - чувствовали себя униженными. Для них
безвременье  становилось  нестерпимее  с  каждым  днем.   Когда  же  молва
просочилась,  что  шахиншах подменный и,  в  добавление ко  всему,  маг из
Лидии, где живут, как известно, одни торгаши, чаша терпения переполнилась.
Но еще не колыхалось море глубинное,  темна и мертва была в нем вода. Один
только  гребень  крохотный  взметнулся и  медленно  покатился  к  шахскому
дворцу.
     Отан привел Интафрена,  Гобрия - Мегабиза, Аспафин - Гидарна, и стало
их  всего шестеро,  а  потом и  седьмой добавился -  Дарий,  сын Виштаспы,
могущественный наместник главной,  персидской,  сатрапии. Как он узнал про
заговор, осталось тайной.
     - Плохи дела, - Дарий не ответил на вопрос прямо, - если главари наши
не  знают,  кому поручили позвать меня.  Не хочется думать,  что тот,  кто
говорил  со  мной,  был  действительно пьян  и  начисто все  забыл,  когда
проспался. Но если так, то и вообще грош нам цена.
     Каждый из триумвиров упорно стоял на том,  что Дария не привлекал,  в
том же  с  глазу на  глаз признались своим вербовщикам и  неофиты.  Никто,
таким образом,  не сознался,  и  это напугало всех.  Словно смерть незримо
вошла  в  их  собрание и  затаилась до  поры,  выискивая первую жертву.  В
глубине души каждый уже  сожалел,  что ввязался в  такое гибельное,  такое
пропащее дело.
     Даже если и не нашлось среди них изменника, значит, затесался болтун,
вертопрах и пропойца, который не сегодня так завтра погубит всех. Что было
делать?  Выступить немедленно?  Но  ведь  еще  ничего  не  готово.  Одного
всеобщего недовольства мало  для  восстания,  а  их  только горстка,  и  с
охраной дворца им  никак не  совладать.  Но  и  ждать уже стало немыслимо.
Стоит только магу добраться до  источника порочащих его слухов,  а  такое,
все понимали, неизбежно теперь случится, как все и погибнут. А возможно, и
не  все,  только шестеро,  пятеро,  может,  а  один или  два сохранят свои
головы. Эх, знать бы заранее, кто эти двое! Или только один?
     Тяжелое молчание установилось среди них, грозное, позорное.
     Страшно было даже подумать, какие мысли роились в ту минуту в головах
ближайших друзей.
     Первым высказал, что у него накипело на сердце, Дарий:
     - Выступать надо немедленно! Если вы не согласитесь, то знайте, никто
из вас прежде меня во дворец не войдет.  Я  раскроюсь перед шахиншахом,  с
ушами он  или без,  я,  и  никто другой.  Решайтесь же.  Если мы  внезапно
ворвемся к нечестивому магу,  дело может и выгореть.  Главное - убить его,
вернее,  его  и  Патизефиса,  а  там  видно  будет.  Будем  же  дерзкими и
беспощадными! Охрана не помешает нам, если только мы не обнаружим страха и
неуверенности.
     И  они решились и принесли друг другу клятву верности -  вынужденной,
жестокой.
     Дарий  как  в  воду  глядел.  Когда семеро знатнейших вельмож империи
подъехали к  воротам дворца,  никому из  часовых даже в  голову не  пришло
расспрашивать их о чем бы то ни было.  Стражи приветствовали их копьями на
караул  и  беспрепятственно пропустили  через  ворота.  Бросив  лошадей  у
коновязи,  заговорщики бегом  кинулись к  лестнице.  Однако выскочившие им
навстречу дежурные евнухи оказались уже не столь доверчивыми, как солдаты,
и  потребовали,  чтобы  сановники немедленно убрались  восвояси,  грозя  в
случае  неповиновения  суровыми  карами.  Заговорщиками  на  миг  овладела
растерянность.
     Переглянувшись друг с другом,  Дарий и Гобрия выхватили из-под плащей
мечи  и  дружно  атаковали  прислужников  мага.  Пути  назад  были  теперь
отрезаны,  и ничего другого не оставалось,  как, обнажив оружие, пробиться
во внутренние покои мужской половины дворца.
     Стремительная атака семерых храбрецов захватила обоих магов врасплох.
Патизефис пересказывал брату содержание очередного шпионского донесения, в
котором говорилось,  что  Прексасп тайно  возвратился в  Сузы  и  вошел  в
контакт с персами из самых знатных семейств.  Заслышав крики, лязг мечей и
стук падающих тел,  он  опрокинул светильник и  сорвал со  стены копье.  В
наступившей темноте Смердис тоже бросился за оружием, но наткнулся на лук,
совершенно  бесполезный  в  ближнем  бою.   Но  выбирать  не  приходилось.
Стремительные убийцы,  оставляя позади себя трупы и трупы, уже врывались в
помещение. Патизефис действовал вначале довольно успешно. Поразив Аспафина
в  бедро,  а  Интафрена в  глаз,  он  на какой-то момент задержал яростный
натиск.  Но Смердис, теснимый Дарием, отшвырнул лук и попытался укрыться в
спальне.  Оставшись  один,  Патизефис был  мгновенно заколот.  Перепрыгнув
через его  тело,  Гобрия метнулся на  помощь Дарию,  который яростно рубил
дверь спальни, куда, по всей вероятности, спрятался маг.
     Когда задвижка отскочила, он первым ворвался в темноту и, наткнувшись
на  визжащего мага,  покатился вместе с  ним по  полу.  Безоружный Смердис
дрался с яростью обреченного. Он пинал ногами, кусался, острыми ухоженными
ногтями раздирал Гобрии лицо.  Дарий, размахивая мечом, топтался над ними,
не решаясь нанести удар.
     - Чего же ты медлишь?  -  крикнул ему окровавленный Гобрия,  отчаянно
увертываясь от когтей, неумолимо подбиравшихся к его глазам. - Бей!
     - Боюсь ранить тебя!  -  закричал в ответ Дарий. - Ничего не видно, а
вы катаетесь, как две кошки!
     - Руби! - хрипя от боли, простонал Гобрий. - Бей куда попало и ничего
не бойся. На мне талисман.
     Дарий  ударил  сплеча  и  попал  в  мага.  Пальцы,  сжимавшие Гобрию,
ослабели, он вырвался, вскочил на ноги и вместе с Дарием добил мага.
     Когда все  было кончено,  он  обнаружил,  что в  пылу схватки потерял
перстень.
     <Что ж, - подумал Гобрия, - один раз он меня все-таки спас! И в какую
минуту!>
     Больше он о талисмане не думал и не пытался его сыскать.
     Дальнейшие события подробно описывает Геродот:
     <Маги были  убиты и  головы их  отрублены;  раненые персы оставлены в
замке как по  причине обессиления их,  так и  для охраны замка;  остальные
пять  персов с  головами магов  в  руках выбежали вон  с  криком и  шумом,
созвали прочих персов,  объяснили им  все  происшедшее и  показали головы;
после этого они убивали всякого мага, попадавшегося им на глаза. Узнавши о
том,  что сделали вельможи и  как обманывали их  маги,  персы нашли нужным
действовать таким же образом:  обнажили мечи и  убивали всякого встречного
мага;  если  бы  не  наступившая ночь,  персы  перебили бы  всех  магов до
единого. День этот для персов - важнейший государственный праздник; в этот
день они совершают великолепное торжество,  именуемое у персов избавлением
от  магов.  Тогда ни один маг не смеет показаться на улице,  и  потому они
проводят весь этот день по своим домам>.
     Дарий,  сын Виштаспы, взошел на престол в 521 году до н. э. Не тронув
вавилонских баалов Мардука и Ашторет,  он демонстративно совершал служения
лишь  одному светлому Ахурамазде.  В  качестве же  пер-о  Кемта он  принял
египетское тронное имя  и  сан верховного жреца.  Запрет на  строительство
храма единому богу он отменил.
     ...На  отвесной скале по  дороге между нынешним Багдадом и  Тегераном
можно  увидеть исполинский барельеф,  повествующий об  исторической победе
Дария, сына Виштаспы*, над магом Лжесмердисом**.
     _______________
          * В старинном русском сборнике <Голубиная книга>  рассказывается
     об удивительной жизни царя Давида Евсеевича,  во многом напоминающего
     своего прототипа Дария Гистаспа.  Как и в персидской  <Бун-Дехеш>,  в
     <Голубиной  книге>  говорится  о  замечательных свойствах дерева хом,
     вознесенного над другими чудодейственными цветами и травами.
          ** Он же Гаутама, по другим источникам.

     О  змеином  перстне  с  красным камнем  в  центре  золотого диска  не
говорится ни слова. Осталась легенда, что безумие на Камбиза наслал именно
этот  загадочный камень  -  коварный подарок пер-о  Псамметиха.  Но  <отец
истории> Геродот с  предельной ясностью свидетельствует,  что  недостойный
сын  Кира печально прославил себя еще задолго до  рокового подарка.  Все с
ним   случившееся  явилось  лишь  неизбежным  следствием  его   поступков,
продиктованных волей  необузданной и  помраченной.  И  все  же  за  камнем
потянулась недобрая слава, будто бы он приносит беду.
     Он и вправду принес много горя, но такова история всех без исключения
драгоценностей.  По  самой природе своей они  никак не  могли принадлежать
людям простым и неимущим.  А среди сильных мира сего - во дворцах и храмах
- они, подобно увеличительному стеклу, вбирали в себя отсветы непримиримых
противоречий и яростной борьбы.


                        САМСАРА - КРУГОВОРОТ БЫТИЯ


     Глава первая

     ЭФФЕКТ СНЕЖНОГО КОМА

     Вопреки прогнозу,  который сулил переменную облачность без  осадков и
умеренный до  сильного ветер,  циклон  с  Атлантики принес ливневые дожди.
Люсин прибежал на работу совершенно мокрый.  Он повесил пиджак на плечики,
развязал галстук и  сбросил ботинки.  Пожалел,  что  не  может  переменить
носки.
     <Авось высохнут до конца рабочего дня>.  Он с  сомнением покосился на
забрызганное косыми,  прерывистыми струйками окно.  В  комнате было сыро и
зябко.  Через  открытую  форточку  просачивался холодный туман.  Отчетливо
доносился шум водосточных труб, шелест струй по асфальту.
     Люсин встал и, оставляя на паркете влажные следы, захлопнул форточку.
Уютнее от этого не сделалось.
     Он зажег настольную лампу с белым жестяным светорассеивателем, насухо
вытер голову полотенцем.
     - К  тебе  можно?  -  В  кабинет вошел  Шуляк с  картонной папкой под
мышкой. - Тю! - остановился он на пороге. - Та ты ж промок, як цуцик!
     - Промок.  -  Люсин  вынул  из  ящика зеркальце и  расческу.  -  Хоть
причешусь.
     - Проверил я  всю  четверку.  -  Шуляк ногой пододвинул себе  стул и,
присев бочком,  раскрыл папку.  -  Те двое, как мы и думали, прочно сидят.
Бочкареву еще два года до звоночка,  а Запрянчуку -  несколько месяцев.  В
местном УМЗ о нем хорошо отзываются.  Надеются,  что рецидива не будет. Но
это так,  лирические отступления.  Пойдем дальше... Старичок Потехин мирно
живет у  себя в Саратове.  Последние две недели он провел в больнице,  где
лечил голодом язву двенадцатиперстной кишки.  Так что он  вне подозрений и
вообще давно завязал.  Остается один  Зализняк Фрол Никодимович по  кличке
Стекольщик.  Согласно прописке,  он  должен проживать в  поселке Солнцево,
бывшее Суково,  но  там  его  давно никто не  бачил.  Шут  знает,  где  он
ошивается.  Большой кудесник,  как говорят. Если только не объявился новый
гастролер,  племя молодое,  н