ошлась,  обнажив мертвую грустно-серую землю,  царь и
Спитама простились с  рекой и  поскакали в  пустынную степь.  Они  шли  по
темному,  словно выжженному пожаром следу,  вдоль  которого не  росла даже
вездесущая верблюжья колючка.
     Вороной испуганно заржал и сделал попытку подняться на дыбы,  но царь
укротил его, натянув поводья.
     - Он что-то чует, - сказал Виштаспа.
     - Погоди, скоро и до тебя долетит дух земной крови.
     Все реже встречались теперь заросли тамариска и черный саксаул, гулко
цокали подковы по растресканным,  обожженным такырам, медно блестевшим под
страшным полуденным солнцем. Попрятались ящерицы, забились в глубокие норы
змеи,  и  только  черные,  похожие на  пауков каракуртов жучки  продолжали
шнырять  меж  камней,  покрытых темным  лаком  пустыни и  побелевших шаров
колючки.
     Все  явственнее  проступала темная  лента  в  песках.  Копытный  след
медленно наливался густой, дурно пахнущей грязью.
     - Теперь и  я  чувствую.  -  Виштаспа гадливо поморщился.  -  Нам еще
далеко?
     Они  взобрались  на  холм,  откуда  открывалась бескрайняя  дымящаяся
равнина.
     - Смотри, шахиншах, - благоговейно прошептал Спитама.
     Царь  увидел ямы,  наполненные маслянистой жижей,  грязевые озера,  в
которых  тяжело   пробулькивались  гигантские  пузыри,   трещины,   откуда
вырывались шипящие  струи  пара.  Горячий  воздух  над  равниной дрожал  и
переливался, отчего дальние синеватые кряжи коробились и смещались, словно
отраженные в подернутой рябью воде.
     - Обиталище дэвов! - ужаснулся шахиншах. - Я поражен! Почему у меня в
Балке не знают об этом месте?
     - Люди ленивы и нелюбопытны, государь.
     - Все?
     - Я  говорю  о  тех,  в  чьих  сердцах не  пылает  божественный огонь
Ахуромазды. Запомни же эту долину, шахиншах. Запомни жестокий запах черной
крови земной. Ради нее прольются реки человеческой крови.
     Солнце  жирно  отсверкивало в  горячей  грязи.  Виштаспе померещилось
вдруг,  что золотой нестерпимый блеск сменился густым и  алым.  До  самого
горизонта дымилась пропитанная кровью земля.
     - Пойдем, государь, - тихо позвал его Спитама.
     Они спустились с холма, ведя за собой лошадей.
     - Что это?! - Царь закрылся руками от ударившей в лицо струи горячего
смрада.
     - Дыхание недр,  -  ответил Спитама,  приседая над  трещиной,  откуда
хлестал хорошо различимый газовый вихрь.  Камни  вокруг запеклись пузырями
коричневой пены.  -  Здесь властвует Ахроменью,  и только всеочистительный
огонь способен освободить от его заклятия. Смотри же, о повелитель персов!
     Спитама выпрямился и,  погладив кобылку,  полез в  хурджум.  Он вынул
завернутый в  льняную тряпицу кувшинчик и  бережно поставил его на  землю.
Узкое  горлышко кувшина  закрывала причудливая пробка  в  виде  бронзового
стержня с  серебряным шариком на конце.  Затем он стянул с  пальца кольцо,
блеснувшее  раскаленным  угольком  камня.  Сняв  шарик,  надел  кольцо  на
стерженек и  вновь привинтил серебряную шишечку.  Поймав в  гранях камешка
солнечную искру, нацелил ее на скважину. Тончайшая световая игла ударила в
трещину,  откуда,  хрипя,  вырывался  воздушный  поток.  Мелькнула красная
вспышка,  прозвучал  негромкий хлопок,  и  бледное  пламя  заплясало перед
царем.
     - Ты поджег воздух?  -  отшатнулся Виштаспа.  -  Зачем ты сделал это,
искуснейший из магов?
     - Здесь  станут поклоняться огню.  Повсюду распустятся такие огненные
цветы.  -  Спитама широко развел руки, словно стремился обнять весь мир. -
От Азербайджана до Хорезма, от Балка до гор, где живут пушты.
     - Но  твое колдовское пламя не освещает,  -  царь потянулся к  огню и
тотчас же отдернул руку, - хотя и жжется.
     - Что  все  земные огни перед сиянием Митры!  -  усмехнулся пророк и,
прищурившись,  глянул на солнце. - Зато в ночи этот факел станет указывать
путь. - Он наступил ногой на шуршащий ком перекати-поля, который гнал мимо
медленный ветер.  -  Вот так! - Спитама нагнулся и подбросил сухую траву к
факелу.  Она  вспыхнула желтым трепещущим светом и  вмиг истлела почти без
дыма, не оставив золы.
     - Ты показал мне великое чудо!  -  Виштаспа скрестил руки на груди. -
Мое сердце склоняется к твоей Авесте, пророк. Я щедро одарю тебя.
     - Ты уже наградил меня,  шахиншах.  -  Спитама поклонился до земли. -
Ахуромазду почти, а не слугу его. Построй здесь храм.
     - Клянусь,  что сделаю это!  -  воскликнул с горячностью царь.  -  Но
прежде я возведу огненное святилище у тебя на родине...*
     _______________
          * Ныне  древний храм огнепоклонников под Баку превращен в музей.
     Впрочем,  легенда  о  том,  что  он  построен  по  указанию  Виштаспы
     (Гистаспа),  весьма  сомнительна.  Столь  же противоречивы и описания
     <чуда> с огнем,  которое совершил  пророк  Ахуромазды.  Мусульманские
     писатели  Касвини  и  Ибн-аль-Ахтир утверждают,  что <в руках его был
     огненный шар, которым он играл, и огонь не жег его>. Сцена, достойная
     арабских   сказок,  которую  трудно  расценить  всерьез.  Фирдоуси  в
     бессмертной поэме <Шахнаме>  говорит  уже  о  более  реальных  вещах:
     кадиле  или  чаше  с  огнем,  которую  Спитама будто бы поднес царю в
     подарок. Великий поэт, правда, называет чашу <райской>, но мы склонны
     видеть  в  этом  лишь  поэтический образ,  не более.  Следует помнить
     также,  что  Спитама  происходил   из   страны,   богатой   нефтяными
     источниками, и не раз, надо думать, видел подожженные молнией газовые
     факелы.  К тому же,  если  верить  пехлевийским  текстам  и  отрывкам
     <Динкарды>,  дошедшим  до  нас,  он  был  человеком  высокой учености
     (недаром в Иран для встречи с ним приезжали великие  мужи  Греции,  в
     частности  Пифагор)  и,  конечно  же,  знал  о  всевозможных огненных
     эффектах, достигаемых химическим путем. Огненосный же камень в кольце
     его  ученики  называли <Глазом Мазды>,  а приверженцы древней ереси -
     <Оком Многорукого Дэва>.

     - Щедрость твоя безмерна, владыка...
     - А теперь в Балк! - Виштаспа сунул ногу в стремя.
     - Повремени,  шахиншах,  -  остановил его Спитама. - Я вижу, ты очень
любишь своего коня?
     - Черный Алмаз для меня дороже всех земных сокровищ! - Царь поцеловал
вороного в белую звездочку на лбу. - Он дважды спасал меня от смерти.
     - Выручит и в третий раз,  -  пробормотал,  приближаясь, пророк. Свой
кувшинчик он  уже  замотал  тряпицей и  спрятал в  чересседельную суму,  и
кольцо с красным камнем вновь лучилось на среднем пальце его левой руки. -
Дозволь попробовать! - Спитама взъерошил коню гриву.
     - Что?  Ты хочешь оседлать его?  - Шахиншах расхохотался. - Он тут же
сбросит тебя на землю, пророк. Черный Алмаз никого не подпускает к себе.
     - Я знаю,  повелитель,  -  кротко улыбнулся Спитама.  - Но меня он не
обидит.  Я сумею справиться с ним. - Он взял коня за узду и ласково приник
губами к его горячему, напряженному уху.
     ...В  тот тихий предрассветный час,  когда царь и Спитама выезжали по
подъемному мосту  за  крепостную стену,  карпан  Зах  прокрался  к  покоям
пророка.  Притаившись за углом,  всматривался он в  мутно-синюю темень,  в
которой  черной,  неразличимой  громадой  мерещился  страж.  По  храпу,  с
характерным бульканьем  в  глотке,  Зах  узнал  рыжего  великана  Кэхьона,
слывшего первым дураком Балка.  Судьба явно  благоволила верховному жрецу.
Он приосанился,  надменно вскинул голову и, стараясь производить как можно
больше шума, выступил из-за угла. Но страж не проснулся. Он сидел на полу,
привалившись боком к  двери и  запрокинув назад тяжелую голову.  От храпа,
вырывающегося из  слюнявого полуоткрытого рта,  казалось,  дрожали  стены.
Медный щит и меч валялись далеко в стороне.
     Карпан осторожно перешагнул через его  ножищи и  потрогал дверь.  Она
была заперта на  засов.  Чуткими музыкальными пальцами Зах нащупал большую
печать с  царским быком.  Комната Спитамы была  опечатана.  Карпан закусил
губу  и  задумался.  Потом  решительно тряхнул головой,  сорвал  печать  и
острым, чуть загнутым кверху носком туфли больно ударил стража под ребра.
     - Вставай, сын греха! - прошипел горбатый жрец и для верности щелкнул
великана по лбу.
     - А!  Что? - очумело заметался по полу Кэхьон и наткнулся впотьмах на
собственный щит, который загудел подобно гонгу.
     - Да  тише ты,  осквернитель могил!  -  испугался Зах  и  еще  больше
сгорбился. - Весь дворец перебудишь! Так-то ты несешь службу?
     - А? - Страж сладко потянулся и, пошатываясь, встал.
     - Два!  - перекривил его жрец. - Видел? - Он схватил великана за руку
и потянул к двери. - Печать-то не уберег!
     - Ох! - простонал Кэхьон, хватаясь за голову.
     - Цепляйся крепче,  -  хихикнул Зах.  -  Она плохо держится у тебя на
плечах. Скоро покатится.
     - О-о!  -  горестно захныкал страж,  и тут на него,  видимо с испуга,
напала икота. - К-как же т-так?!
     - Кто  велел опечатать дверь?  -  Карпан изо  всех сил ударил его под
коленную чашечку. - А, жаба?
     - Шшшах-инш-ахх, - задохнулся в икоте страж.
     - Зачем?
     - П-приказ.
     - Я понимаю, что приказ, а зачем?
     - Шшш... - начал было несчастный великан.
     Но жрец нетерпеливо прервал его:
     - Спитама сам попросил об этом?
     - П-попросил.
     - Эа,  да что с  тобой толковать!  -  Зах сделал вид,  что собирается
уйти.  -  С носорогом и то легче договориться. Пеняй теперь на себя. Скоро
тебя казнят.
     - Смилуйся,  карпан!  - завопил нерадивый часовой и, гремя амуницией,
брякнулся на колени.
     - Тише!  -  Жрец затрясся от бешенства.  -  Еще один звук,  и  я  сам
перережу тебе горло!
     - Пощади,  о  мудрейший!  -  Страж жалобно простер руки к горбуну.  -
Выручи раба своего!
     - <Выручи, выручи>! - проворчал Зах. - Все вы такие: как плохо, сразу
ко  мне бежите,  а  пока все ладно,  так даже не  вспомните!..  Что теперь
делать-то будем?
     - Ты мудр,  -  страж развел руками,  -  тебе виднее.  -  Икота так же
внезапно прошла.  -  Все открыто перед тобой:  и прошлое и будущее. А уж я
жизни ради тебя не пожалею. Младшую дочь храму пожертвую.
     - Хорошо. - Жрец деловито потер руки. - А ну-ка, отодвинь засов.
     - Так ведь приказ, верховный карпан... - замялся Кэхьон.
     - Что-о? - Горбун изумленно отступил назад.
     - Воля твоя, - сдался страж.
     Тяжело лязгнул в  темноте засов,  и  медный вздох пронесся по  сонным
покоям дворца.
     - Я войду сейчас,  -  карпан наставительно погрозил кулаком,  -  а ты
будешь меня охранять.  Понял?  Чтоб ни  одна живая душа близко не подошла!
Смотри у  меня!  -  Он  осторожно отворил дверь и,  сунув руку за  пазуху,
прошмыгнул в келью.
     Кэхьон подхватил с пола оружие и, подобно каменному изваянию, замер у
входа.  Но  не успел он еще прийти в  себя после пережитого и  собраться с
мыслями, как дверь позади тихонько заскрипела.
     - Тс!  Это я,  - прошептал горбун. - Мне нужно было убедиться, нет ли
кого в комнате.
     - И как?
     - Она  пуста...  Твое счастье,  дуралей!  Видимо,  того,  кто  сорвал
печать, что-то спугнуло... Давай думать теперь, как тебе помочь.
     - Ага, давай! - с готовностью откликнулся страж.
     - Ты умеешь молчать, червяк?
     - Не пробовал что-то.
     - Ночная мокрица!  -  вскипел карпан.  - О Митра! Можно ли говорить с
таким остолопом?
     - Смилуйся, жрец!
     - Поклянись,  ничтожество,  что  ты  скорее откусишь себе  язык,  чем
скажешь хоть слово о своем преступном ротозействе.
     - Я буду нем, как камень в пустыне!
     - В холодную ночь кричат даже камни.
     - Я не закричу.
     - Тогда слушай. Я сейчас вновь запечатаю дверь и...
     - А где мы возьмем печать шахиншаха? Великий визирь* сейчас спит...
     _______________
          * Точнее - вазирг.

     - Не твое дело, безмозглый хомяк, где я возьму печать! Ясно?
     - Слушаю и повинуюсь, великий карпан!
     - Давно бы  так,  павиан...  Мы  запечатаем дверь,  и  все станет как
прежде.  Когда  в  первую  стражу будешь сдавать пост,  то  доложишь,  что
никаких происшествий не было. Повтори, мокрица.
     - Никаких происшествий не было!
     - Хорошо.  Меня  ты  тоже  не  видел.  И  вообще никто тебя  ночью не
беспокоил, в комнату не входил.
     - Не входил.
     - Тогда задвигай засов!  -  Карпан поднял восковую печать и  принялся
разминать ее пальцами. - Сейчас сделаем все, как было. Счастье твое, что в
комнату никто не  входил и  ничего туда не подбросил.  -  Он ловко наложил
восковую  нашлепку и  прокатал по  ней  лазуритовый цилиндрик,  оставивший
рельефный оттиск крылатого быка.  - Иначе бы я не сумел тебе помочь... Ну,
вот и все. Печать снова на месте.
     - Отныне я  раб последнего из твоих смердов.  -  Кэхьон ударил себя в
грудь здоровенным кулачищем. - Как это тебе удалось?
     - Разве я не великий маг?  -  усмехнулся Зах.  <Не будь так темно,  -
подумал он,  -  я  бы не решился пустить в  ход чудесную гемму.  Ведь даже
такой глупец, как этот Кэхьон, и тот сообразил бы, что за нее могут заживо
содрать кожу>.
     - Твое колдовство поистине всесильно!
     - Да,  стражник,  это было могучее колдовство. Но тебе лучше забыть о
нем.  Понял?  Печати никто не трогал,  в келью никто не входил, меня ты не
видел и  я ничего общего с тобой не имею.  -  Карпан вынул длинные четки и
поднес их к глазам,  пытаясь разглядеть кисть. - Белая нить еще неотличима
от голубой, но скоро уже первая стража... Прощай, воин!
     - Прощай, величайший маг!
     ...Солнце клонилось уже к закату, когда царь и Спитама завидели южную
стену арка.  Она лежала в тени и казалась почти черной.  Округлые зубцы ее
отчетливо врезались в  золотое пыльное небо.  В невесомом от зноя воздухе,
как далекие звезды, мерцали дымные факелы часовых.
     Виштаспа ехал теперь впереди, а бродячий пророк, как смиренный слуга,
трусил за  ним  следом,  понукая уставшую лошадь.  Они  пересекли прямиком
неглубокий сай,  заросший тамариском и лохом, и выехали на царскую дорогу,
ведущую  к  главным -  изумрудным -  воротам города.  Но  едва  проскакали
расстояние в четверть парсанга,  как увидели,  что опускается цепной мост.
Поползли вверх дубовые колья решетки,  и  в затененном провале меж круглых
слепых башен заметались огни.
     - Я не велел встречать меня.  - Царь оглянулся. - Что это может быть,
Спитама? - Он указал плетью на конный отряд, высланный им навстречу.
     - Ты лучше знаешь своих слуг, шахиншах.
     - Только чрезвычайное происшествие могло заставить их  ослушаться.  -
Он тронул коня серебряной с бирюзой рукояткой плети и поскакал в карьер.
     Кобылка Спитамы, сколько он ни подхлестывал ее, все более отставала.
     Но  перед  самой стеной,  на  невысоком пригорке,  царь  остановился,
поджидая отряд,  и  Спитама на  взмыленной лошади нагнал его  в  тот самый
момент,  когда  от  кавалькады отделились три  всадника в  золотых шлемах:
великий визирь Джамасп и оба принца - Спентодата и Пешьотан.
     Подъехав к царю, они соскочили с коней и упали ниц.
     - О великий Митра! - первым поднял голову визирь. - Ты жив, шахиншах!
- Стоя на коленях, он благодарно сложил руки. - Ты жив, солнце солнц!
     - Отец, ты жив! - хором подхватили принцы.
     - Конечно,  жив!  Но что здесь происходит?  Клянусь кругами небес,  я
ничего не  пойму.  -  Царь,  не  слезая с  седла,  поочередно обнял  обоих
сыновей. - В чем дело, Джамасп?
     - Видишь ли, шахиншах, солнце солнц и надежда Вселенной...
     - Короче!  -  Виштаспа нетерпеливо взмахнул плетью.  - Почему нарушен
мой приказ?
     - У  верховного  карпана  было  видение,  -  нерешительно пробормотал
визирь и замолк.
     - Какое? - нахмурился царь.
     - Ему показалось,  что тебя хотят убить,  шахиншах. - Визирь смущенно
потупился.
     - Я  так  понимаю,  шахиншах,  -  выступил вперед Спитама.  -  Карпан
усмотрел смертельную для тебя опасность в моей особе.  Правильно я говорю,
великий визирь Джамасп?
     Визирь только согласно кивнул в ответ.
     - Это  верно,  отец!  -  Младший  принц  Пешьотан  прижался  щекой  к
отцовской ноге.  -  После приношения жертв, когда карпаны начали прорицать
по  внутренностям животных,  Зах вдруг схватился за глаза и  выронил бычье
сердце.
     - Выронил сердце?! - Царь побледнел. - Быть того не может...
     - И  все же это так.  -  Царевич Спентодата старался смотреть прямо в
лицо пророку,  но  не  выдержал и  отвел глаза.  -  Верховный жрец выронил
сердце.
     - По закону он подлежит изгнанию,  -  улыбнулся Спитама.  - Но здесь,
как я понимаю, исключительный случай? - Он выжидательно замолк.
     - Исключительный,  -  подтвердил визирь. - Верховный карпан закричал,
что  ослеп от  злой  силы,  которая должна была  поразить тебя,  шахиншах,
солнце...
     - Довольно, - остановил его царь. - Когда это случилось?
     - Ровно в полдень, - призывая небо в свидетели, поднял руку визирь.
     - Ты как раз поджег тогда воздух,  -  заметил царь, повернув голову к
Спитаме, и помрачнел.
     - Что это было за колдовство,  карпан не сказал, доблестный визирь? -
спокойно осведомился пророк.
     - Велишь ответить на его вопрос, шахиншах?
     - Отвечай, - разрешил царь.
     - Верховный карпан объявил,  что ты,  Спитама,  замыслил страшное зло
против шахиншаха,  солнца солнц и надежды Вселенной.  Причем оно настолько
неистово и  велико,  что  ослепило карпана и  даже заставило его  выронить
бычье сердце.
     - А  не  подумал ли ты,  несравненный Джамасп,  -  Спитама спешился и
неторопливо обтер лошадь, - не закралось ли у тебя подозрение, что карпан,
возводя на  меня  напраслину,  просто-напросто хочет  прикрыть собственную
неловкость?  Разве не угрожает ему изгнание?  Разве не оскорблял он меня и
раньше столь же чудовищной клеветой?
     - Велишь отвечать, шахиншах?
     - Отвечай.
     - Нет, пророк света, ни о чем таком я не подумал. - Визирь твердо, но
без злобы взглянул на Спитаму.  -  Верховный карпан сказал,  что чувствует
вонь  гнилого  мяса,  слышит  клацанье собачьих зубов  и  скрежет кошачьих
когтей.
     - Что это значит? - удивился царь.
     - Он хочет извести тебя! - Младший принц шмыгнул носом.
     - Он замыслил колдовство на смерть, - сурово сказал Спентодата.
     - Верховный карпан сказал,  что  ты,  Спитама,  -  пояснил визирь,  -
расчленил труп  ребенка и  спрятал его  вместе с  головой пса  и  кошачьей
лапой, чтобы погубить царя.
     - Где? - быстро спросил Спитама.
     - На груди! - выкрикнул младший царевич. - Вот где!
     Спитама  разорвал на  себе  рубаху  и  обнажил худое  загорелое тело.
Отчетливо вырисовывались ключицы и ребра.
     - Смотрите же  все,  -  сказал  он  печально.  -  Здесь  ничего  нет.
Наверное, вы неправильно поняли карпана. Зло действительно можно затаить в
сердце,  но  гнусные орудия колдовства следует искать в  ином месте.  Вели
найти, царь! Я весь тут перед тобой.
     - Что  было у  тебя в  том горшке?  -  буркнул Виштаспа,  стараясь не
глядеть на пророка.
     - Здесь?  - спросил Спитама, доставая из хурджума завернутый в тряпки
горшок. - Ничего из тех мерзостей, о которых поведал визирь. - Он протянул
царю сосуд с серебряным шариком на пробке.  -  Только сила,  похищенная по
рецептам вавилонских магов у молнии.
     - Не прикасайся, отец! - в ужасе закричал маленький принц.
     - Не прикасайся,  шахиншах!  -  доблестный визирь резким ударом выбил
горшок из рук Спитамы.
     Хрупкая керамика тяжело  ударила о  булыжник дороги и  разлетелась на
мелкие  осколки.  Пораженные страхом персы  увидели странное сооружение из
металлических дисков,  похожих  на  китайские  с  дыркой  монеты,  которые
соединялись друг с другом тонкими проволочками. Все диски были нанизаны на
черный  матовый стержень,  заканчивающийся бронзовой пробкой с  серебряной
шишечкой на  конце.  Стержень разбился от  удара,  и  диски  распались,  а
пропитывающая окружавшую их