проводничком батареи, то он бы на это дело не решился.
   Человек он честный, правда не без грешка, способен на мелкую гадость,
если она помогает сохранить его "доброе имя", а отсюда и благополучное
существование. Однако Толь Толич хорошо различал разницу между маленькой
подлостью, направленной против неугодного ему человека, и вредительством.
В данном случае умышленная порча радиостанции, пусть даже не
заприходованной как имущество экспедиции, может называться только этим
страшным словом - вредительство.
   Подумав об этом, Медоваров весь передернулся. Лезет же в голову всякая
ерунда! Вот если бы сам Багрецов или кто-нибудь из его помощников пережег
лампы, то Медоваров возблагодарил бы свою счастливую звезду.
   Тщетно ждал он этого случая. Несмотря на то, что студенты налаживали
радиостанцию, присоединив к ней сухие батареи, и все это делалось не в
лабораторных, а в полевых условиях, ребята были как никогда внимательны и
осторожны. Еще бы! Дело касалось их чести. Сомнительная честь Медоварова
находилась под угрозой. Но ему повезло.
   Оставались считанные дни до первого взрыва. Для защиты "Альтаира"
саперы сделали бетонный ящик, вкопали его в землю на склоне горы. На это
место пришел Набатников, осмотрел его и приказал "убрать" соседнюю скалу.
   Своим краем она загораживала часть горы, а потому выброс будет виден не
полностью. Кроме того, скала могла изменить направление взрывной волны, о
чем Набатникова предупреждали испытанные специалисты этого дела. В конце
концов, он решил очистить место для основных испытаний, пусть ничто не
мешает.
   Взрыв скалы был назначен на два часа дня.
   Об этом ничего не знал Багрецов. Еще вчера поздней ночью, когда
заканчивалась наладка радиостанции и были "выжаты" ненавистные Толь Толичу
миллиамперы, Вадим понял, что друзей надо освободить от проверки его
несчастного аппаратика. Они уже помогли наладить разборчивость передачи.
Без них он бы этого не сделал. Вышло так, что при смене ламп "керосинка"
вдруг закапризничала и отказалась передавать свистящие звуки в начале
слова. Для проверки Вадим пользовался специально придуманной фразой: "Сто
скворцов на сене". Он повторял ее в микрофон, а Лева отвечал, что слышит
другое - "то кворцов на ене". Буква "с" отрезалась начисто.
   Наконец добились ясной и четкой передачи. Вадим отказался от дальнейшей
помощи ребят, иначе телевизионщики сами могут засыпаться. Им нужно
"Альтаир" устанавливать, а не тащить неудачника из болота, тем более что
они его почти уже выволокли и посадили на кочку. А обсохнет он и без
посторонней помощи. Остались сущие пустяки - испытать "керосинки" на
дальность. Один справится - не впервой.
   Поэтому, едва забрезжил рассвет, Вадим тихонько встал и, стараясь не
разбудить ребят, вытащил все свое техническое имущество из палатки.
   Отойдя подальше, в самый конец территории лагеря, где были сложены
пустые ящики из-под разной аппаратуры, рядом с кабельной катушкой, Вадим
поставил радиостанцию, подключил к ней батареи - зачем же расходовать
горючее! - и, закрепив кнопку вызова, чтобы радиостанция непрерывно
посылала музыкальный тон, отправился с другой "керосинкой" слушать эту
хоть и несколько однообразную, но самую для него приятную музыку. Таким
путем Багрецов мог определить, на каком расстоянии действует его
переделанная и заново отрегулированная станция.
   Проснувшись, студенты не удивились исчезновению Вадима. Дела его шли
хорошо, помощь не требуется. Наверное, где-нибудь сидит под кустиками в
холодке и наводит последний лоск перед демонстрацией "керосинок". А может
быть, испытывает их: добровольных дикторов в лагере достаточно, попроси
любого шофера, если он свободен, то с удовольствием поговорит с тобой по
радио часок-другой.
   Лева слегка обиделся на Димку, поискал его поблизости, хотел искать
дальше, но Женечка приказал сменить аккумуляторы в телевизоре и еще раз
проверить его перед ответственным делом. За этой работой Лева позабыл о
своей обиде и о Димке вообще.
   Женя и Митяй взобрались на гору, установили в бетонном ящике "Альтаир"
и по совету здешних специалистов с увлечением начали пробовать разные
варианты антенн. Когда же узнали от Афанасия Гавриловича о взрыве скалы,
работа пошла еще быстрее. Хотелось провести как бы генеральную репетицию.
Интересно, что будет видно на экране при обыкновенном взрыве?
   Вспышка, туча породы в воздухе, потом черный ливень щебня, песка, земли.
   Никто из ребят ничего подобного не видел.
   Набатников вызвал к себе Медоварова.
   - Перебросить лагерь за холм, - приказал он. - Проследите сами, чтобы
ничего здесь не осталось, иначе засыплет. Начальника охраны я предупредил.
Район взрыва оцеплен. Выставлены дополнительные посты.
   Проверьте еще раз выполнение моих распоряжений.
   При организации взрывных работ выставляется специальная охрана, поэтому
ни один человек не может проникнуть в запретную зону. Вадим ушел из лагеря
еще утром. Радиостанция показывала прекрасную дальность, а значит, и увела
его далеко от опасной зоны.
   А вдруг слышимость прекратится? Тогда дальше идти бесцельно, испытатель
поплетется обратно. Но и в этом случае ничего страшного не произойдет -
район оцеплен. "Подождите здесь, гражданин, отдохните, полежите на травке
до четырнадцати десяти", - посоветует Багрецову вежливый сержант.
   За жизнь Вадима можно было не беспокоиться.
   Но разве только жизнь ему дорога?
   Он шел по дороге, карабкался на кручи, спускался в лощины и слушал,
слушал, как музыку, тонкий голосок радиостанции. В это утро она была ему
дороже всего в мире, ибо слабым голосом своим говорила о вновь обретенном
счастье, что отныне ее создатель, техник Багрецов, может доказать свою
честность. Он прав, он никому не лгал, и даже в легкомыслии не упрекнет
его Набатников. Но одного сознания, что он честен и не мог обмануть
Афанасия Гавриловича, Багрецову мало. Надо, чтобы все убедились в этом. И
хорошие люди и такие, как Медоваров. Люди разные населяют мир, и было бы
глупым эгоизмом довольствоваться тем, что твои поступки могут оценить лишь
идеально честные люди, справедливые и верящие тебе. Нет, ты всем покажи
свою правду - и хорошим и плохим.
   Последним это особенно нужно, они недоверчивы.
   И, как представлял себе Вадим, правда эта, которую нужно показать и
Набатникову и обязательно Медоварову, пряталась сейчас за ящиками возле
скалы: в маленькой коробке, где тлели волоски крохотных ламп и откуда,
срываясь с антенны, через горы и долины прямо к Вадиму летела радостная
волна, будто напоминая, что завтра кончаются его мучения. Завтра он
передаст аппараты Набатникову. А там... а там... Нет, лучше не мечтать.
   В этом был прав Багрецов - мечты преждевременны. Нет, не потому, что
радиотехника может его подвести. Радиостанции перекрывали уже двенадцать
километров. Вадим ног под собой не чувствовал и от счастья и от усталости.
Он знал, что его "керосинки" будут работать абсолютно надежно, но не знал,
что сейчас происходит в лагере.
   Комариное жужжание слышалось в телефоне. Беспечный голосок ни о чем не
предупреждал. А надо бы! Вспомни рассудительного Митяя - он же говорил
тебе: "Козла бойся спереди, коня сзади, а злого завистника - со всех
сторон". Нет, не помнил об этом Вадим.
 
 
   * * * * * * * * * *
 
 
 
   Медоваров по-хозяйски осматривал опустевшую территорию лагеря. Увезли
палатки, аппаратуру, еще не распакованные грузы, убрали даже провода
полевого телефона - не пропадать же добру. А ящики? Пустые ящики от
аппаратов, но без них домой не поедешь. Разные теодолиты, пирометры,
люксометры не погрузишь в машину навалом.
   - Убрать ящики! - скомандовал Толь Толич. - А ну, пошевеливайся!
   Побыстрее давай!
   Все, кто еще оставался в лагере, спешно перетащили ящики в безопасное
место. Площадка освободилась, лишь возле скалы стояла большая катушка от
кабеля.
   Медоваров толкнул ее сапогом. Катушка закачалась, откатилась в сторону,
и Толь Толич увидел радиостанцию Багрецова. Не веря глазам своим,
дотронулся до прутика антенны, носком сапога пошевелил батареи и,
догадавшись, с какой целью здесь это все оставлено, усмехнулся.
   Несомненно, изобретатель керосиновой игрушки ничего не знал о
готовящемся взрыве, иначе он не оставил бы ее под скалой, которая через
час превратится в груду щебня.
   "Только бы не вернулся раньше!" - подумал Толь Толич и трусливо
оглянулся. Завидев идущего к нему шофера, он встал таким образом, чтобы
нельзя было заметить радиостанцию.
   - Пригодится? - спросил шофер, указывая на кабельную катушку, и уже
было направился к ней, но это не входило в планы Медоварова.
   - Обратно не полезем, - махнул он рукой и приказал ждать возле машины.
   Счастье улыбалось Толь Толичу. Ночи не спал, думая, как бы вывернуться
из беды, способен был чуть ли не уничтожить проклятую игрушку, лишь бы не
признаваться в ошибке, сберечь свою репутацию, положение. Но судьба решила
иначе. Кто поверит мальчишке, будто нелепая случайность погубила его
радиостанцию? "Хитрый ход. Шалишь, золотко! Толь Толич стреляный воробей,
- торжествовал он, оглядываясь. - Да и товарища Набатникова не проведешь.
Ишь какую штуку задумал!"
   Ясная, отточенная мысль сверлила мозг. Именно так он и скажет
Набатникову, когда щенком с перебитыми лапами приползет сюда упрямый
шарлатан. Скулить, конечно, будет. "Нет, Афанасий Гаврилович, - скажет
тогда Толь Толич. - Здесь не случай виноват, а подлость человеческая.
   Молод еще очки нам втирать. Чего проще сослаться на взрыв, когда нет
другого выхода".
   Медоваров предвидел, что могут возникнуть возражения, Надо учитывать
все. Буквально в течение минуты, пока шофер находился еще на площадке,
Толь Толич составил себе подробный план действий. Теперь он уже не
беспокоился, что прибежит Багрецов. Поздно, охрана все равно не пропустит,
Надо приготовить адресованную ему записку, где бы указывалось о времени и
месте взрыва, оставить ее в палатке ребят, скажем, под подушкой у
Багрецова, а потом не трудно убедить Набатникова, что изобретатель видел
записку до того, как ушел из лагеря. Впрочем, это дело скользкое. Да и
никчемное. Записка не нужна, без нее все ясно.
   Взглянув на часы, Толь Толич беспечно улыбнулся, Все идет как нельзя
лучше. Через сорок минут за будущее свое уже можно не опасаться. Видно, и
вправду родился он под счастливой звездой.
 
 

                                   Глава 6 

   ЧЕРНАЯ РАДОСТЬ
 
 
   Жизнь казалась Вадиму "прекрасной и удивительной". Мир великолепен. Все
невзгоды остались позади, а впереди чистейший горизонт, без единого
облачка. Со своей "керосинкой" он может дойти до этого горизонта, обогнуть
земной шар и вернуться обратно в лагерь экспедиции Набатникова.
 
   Слышимость была столь громкой, что изобретатель уже начал сомневаться в
справедливости законов распространения ультракоротких волн. О возвращении
в лагерь не могло быть и речи. "Разве только с противоположной стороны?" -
весело подумал Вадим и тут же продекламировал: - "Я земной шар чуть не
весь обошел. И жизнь хороша и жить хорошо".
   Действительно, не плохо. Хотелось бы поделиться с кем-нибудь радостью -
таких удачных испытаний он не ожидал, - но друзья находились далеко, либо
в лагере, либо в Москве. Вспомнил о Зине, она как-то приглашала его на
свой полевой аэродром, вернее - посадочную площадку, с трудом найденную в
горах. Место это было где-то здесь, поблизости, стоит только пересечь
шоссе и спуститься в долину. Ну конечно, Зин-Зин он должен найти. Пусть
порадуется, что Толь Толичу придется признать свою несправедливость.
Все-таки жалко старика, ему около пятидесяти, возраст довольно почтенный.
В войне участвовал, орден заслужил. Вадим чувствовал угрызения совести.
Зря тогда накричал на него. Правда, и Зина не питает к старику особых
симпатий, если не сказать большего. Сравнила его с анемометром. Так
нельзя, неудобно...
   Еще с горы Вадим увидел самолет. Зина и другой летчик торопились.
   Вероятно, готовились подняться в воздух для проверки новых аппаратов
аэрофотосъемки и радиоактивного излучения, которое, по расчетам
Набатникова, должно быть ничтожным.
   - Привет небожителям! - весело замахал рукой Багрецов и, подойдя ближе,
заговорил стихами (конечно, Маяковского). - Ну, как? "Небо осмотрели и
внутри и наружно. Никаких богов, ни ангелов не обнаружено"?
   Он ждал шутливого ответа, но летчики, занятые проверкой аппаратов, лишь
хмуро поздоровались. Даже Зина, всегда по-дружески относившаяся к Вадиму,
повернулась к нему спиной. Сейчас не до шуток.
   Вадим прикусил язык, помрачнел, но радость так и выпирала из него.
   - Зин-Зиночка, - он протянул ей телефонные трубки. - Послушайте, какая
громкость. А ведь километров пятнадцать до лагеря.
   Зина с интересом посмотрела на сияющего Вадима.
   - Добились все-таки. Наверное, у нашего общего друга Толь Толича сразу
вытянулось лицо.
   В разговор вмешался летчик. Он вытер лоб тыльной стороной ладони и
бросил на траву гаечный ключ.
   - Нет, не успеем. Придется лететь с одним аппаратом. Разве это работа!
   На охоту ехать - собак кормить. Так и передайте Медоварову.
   - Попросите позвать его к радиостанции, - обратилась Зина к Вадиму, и в
глазах ее забегали сердитые искорки. - Сейчас я скажу ему кое-какие теплые
слова, пока не остыла. Ух, и зла же я!
   Багрецов вынужден был несколько охладить ее горячность, объяснив, что у
радиостанции никого нет, а потому Толь Толича подозвать к микрофону нельзя.
   - Жаль. А то бы высказала все, что я думаю о его организаторском
таланте. Посудите сами, - Зина взяла из рук Вадима телефонные трубки и,
наматывая шнур на палец, рассказала: - За два часа до взрыва прислал
машину и передал, что мы должны подняться в воздух для наблюдений. Связи с
лагерем пока еще нет. Сидим здесь на отшибе и получаем от Медоварова
какие-то дурацкие распоряжения. Вечером обязательно поговорю с Афанасием
Гавриловичем. Сегодня пустяковые испытания - скалу какую-то надо убрать,
но все равно нам это важно. Надо же сообщать вовремя...
   - Погодите, Зиночка. Я что-то ничего не понимаю. Какой взрыв? Какую
скалу?
   Зина открыла планшет, висевший у нее на ремне.
   - Вот отметка, - указала она на карту. - Это в конце лагеря, где была
целая гора ящиков. Прекрасный ориентир с воздуха. Но сейчас их убрали по
приказанию Толь Толича. Хоть за хозяйством приглядывает - и то спасибо.
   Остановившимися глазами смотрел Багрецов на красный крестик, отмечающий
место взрыва, и видел, как крест этот разрастается, пухнет. Им словно
зачеркивается все, что сделал Вадим. Гибнет все: долгий, мучительный труд,
твое любимое создание, которому отдал лучшие мысли, время, энергию.
Наконец, гибнет честь, доверие друзей, товарищей - то, чему нет цены.
   Все это Зина прочла на его помертвевшем лице и сурово спросила:
   - Радиостанция там?
   Можно было не отвечать. Вадим прислонился к борту самолета и закрыл
глаза. Зина не находила слов от гнева. Она презирала этого мальчишку.
   Какой растяпа! После того, что он сделал и выстрадал, прошел с
радиостанцией сквозь все преграды, испытывая ненависть такого серьезного
противника, как Медоваров, почти победил его, - и вдруг из-за
непростительного легкомыслия опять оказался у разбитого корыта. Поделом
ему! Поделом!
   Заглушив свой гнев и поразмыслив немного, Зина не могла не прийти к
выводу, что вина Багрецова не так-то уж велика. В самом деле, ведь он
ничего не знал о готовящемся взрыве... Нет, нет, и в этом случае он
поступил неправильно. За семью замками надо было держать радиостанцию, а
не оставлять ее где-то в кустах или за ящиками. Торжествуй, товарищ
Медоваров!
   "Спокойнее, Зинаида! Спокойнее! - старалась она привести мысли в
порядок. - До взрыва осталось двадцать минут. Машины нет. Да она и не
помогла бы. Туда надо ехать больше часа... Самолет? Но вблизи лагеря нет
даже маленькой посадочной площадки... Торжествуй, товарищ Медоваров!.."
   - Заводи, Николай, - устало приказала она, поднимаясь на крыло.
   - От винта! - крикнул летчик почти над ухом Багрецова.
   Он вздрогнул и, втянув голову в плечи, пошел прочь. Зина остановила его:
 
   - Можете вы сказать вразумительно, где все-таки находится радиостанция?
   Как бы объяснить поточнее? Вадим припоминал ориентиры - куст, камень, -
но думал лишь об одном: неужели Зина решится посадить самолет на
каменистый склон? Нет, это невероятно. Он ни за что не согласится.
   - Но к чему эти подробности? - наконец не выдержал Вадим. - Нельзя же...
 
   Зина перебила его:
   - Можете не договаривать. Никто и не собирается ломать себе шею. Как
говорится, случай не тот.
   Мотор зарычал. От винта поднялся ветер. Он гнал пыль и сухую траву.
 
 
   * * * * * * * * * *
 
 
 
   В этот день друзья Багрецова, по словам Левы Усикова, "бегали высунув
язык". Распоряжение Набатникова о взрыве скалы застало их врасплох. К
этому делу они имели слабое касательство, но хотелось определить заранее,
как вообще будут видны взрывы, представить себе хотя бы в первом
приближении.
   Как всегда, из-за Левы друзья пережили немало неприятных минут. Послали
его с телевизором подальше от "Альтаира". Пусть посмотрит на расстоянии:
   не изменилась ли четкость, насколько устойчиво работает синхронизация?
   Короче говоря, позабыв о прошлом, Левке доверили ответственное
самостоятельное задание. Но Левка остался верен себе. Слишком далеко ушел,
потерял много времени, а потому еле-еле успел проскочить сквозь оцепление
и возвратиться в лагерь.
   Даже за высокой горой, в нескольких километрах от "Альтаира", где Лева
организовал себе временный "контрольный пункт", телевизор работал с
завидной четкостью. Лева видел территорию лагеря, палатки, машины, потом,
к своему удивлению, заметил, что палатки свертываются, а машины
нагружаются разным имуществом. Собственно говоря, столь непредвиденный
отъезд экспедиции и заставил Леву поторопиться с возвращением в лагерь, а
то бы он не пришел до вечера.
   Журавлихин и Митяй возились с "Альтаиром", подобрали к нему
наивыгоднейшую антенну, поставили внутрь бетонной пещеры надежные
аккумуляторы (с ними аппарат может беспрерывно работать несколько суток)
   и занялись окончательной его проверкой. Оказалось, что студенты раньше
специалистов установили свою телевизионную точку. Впрочем, у тех были
другие задачи, посложнее.
   Перед самым уходом с "контрольного пункта", когда Лева хотел было
выключить телевизор и бежать поскорее в лагерь, он видел на экране скалу,
а возле нее медоваровский склад пустых ящиков. Сам Медоваров бегал вокруг
них мелкими шажками и, как всегда, "руководил", вернее - жестикулировал,
указывая то на ящики, то на машины, то на людей.
   Репродуктор в телевизоре Левы молчал, но руководящая деятельность Толь
Толича была ясна и понятна без слов.
   Леве некогда, пришлось телевизор выключить, хотя еще не все было
проверено.
   Примерно в километре от бывшего лагеря Леву встретил Митяй и молча
повел его на новое место. Пусть Журавлихин сам перевоспитывает Левку,
Митяй этим сыт по горло. "Вот уж действительно, тверди ему, не тверди -
все равно как от стенки горох. Хоть проси его, хоть кланяйся".
   Журавлихину некогда было разбираться в новом проступке "инспектора
справедливости"; он потребовал от него тетрадь с записями и приказал
установить телевизор в палатке Набатникова, где пока еще телевизоров не
было.
   Хватились Вадима, хотели пригласить его (конечно, с разрешения Афанасия
Гавриловича) посмотреть взрыв на экране, но он куда-то исчез.
   Шофер, молодой парень, как видно желающий нравиться девушкам, в голубой
кокетливой тенниске с короткими рукавами, поправил лихой чуб на лбу и
сказал:
   - Я этого малого на дороге встретил. Наверное, к летчикам шел. А скорее
всего - к летчице. Завидная девушка, строгая, - добавил он, почему-то
вздохнув.
   Почти отвесные солнечные лучи пронизывали желтоватую ткань палатки.
   Войдя в нее, Лева подумал, что так просвечивает яичная скорлупа, и
представил с