Казалось, заметь он в том или другом окне
чей-либо ободряющий взгляд - и выбор был бы сделан. Багрецов издевался над
самим собой, вспоминая Буриданова осла: бедняга сдох от голода между двумя
охапками сена, не зная, какую выбрать. И тебе, милый мой, уготована его
судьба. Проклятая стеснительность! Ведь свои же часы, не чужие. Кровные.
   Витрина "Гастронома" на противоположной стороне улицы, запах жареных
пирожков, который его преследовал от самой станции, а главное - сосущая
боль в желудке недвусмысленно намекали Вадиму, что судьба часов давно
решена. К чему же лишние мучения, церемонии, ложный стыд! В жизни и не то
еще может встретиться.
   ...В окошечке, где производилась скупка часов, Багрецов увидел лысую
голову с седым венчиком волос.
   Дрожащей рукой Вадим отстегнул ремешок и молча протянул часы в окошко.
   Приемщик поднял бровь, тем самым сбрасывая лупу в подставленную ладонь,
мельком взглянув на часы, вежливо сказал:
   - Прошу вас, обратитесь в "Точное время", рядом.
   - "Победа"... Хорошие... - лепетал Вадим. Меньше всего ему хотелось
второй раз испытывать подобную неловкость. - Минута в минуту. Точные...
   Анкерный ход... Пятнадцать камней...
   - Кому вы это говорите, молодой человек?
   Чувствуя, что сморозил глупость, Вадим поспешно извинился и, сунув в
карман точные, анкерные, на пятнадцати камнях часы, вышел на улицу.
   Когда за ним закрылась дверь, лысый приемщик обернулся к заведующему
мастерской.
   - Николай Иванович, как у "Точного" с планом по скупке? Можно к ним еще
посылать?
   - С планом? У нас перерасход, а у них - не знаю.
   Через минуту Багрецов уже протягивал часы приемщику из "Точного
времени". Мастер вскрыл их, внимательно осмотрел, что-то пробурчал насчет
чистки, назначил даже цену, но вдруг неожиданно поднялся и ушел.
   Вадим застыл в недоумении. Откуда ему знать, что мастер решил
справиться у заведующего о выполнении плана! Не следует ли посылать
клиентов в "Верное время"?
   Мастер возвратился и занялся часами Вадима. Не спеша щеточкой почистил
циферблат, покрутил стрелки, поставил их поточнее, предварительно
сверившись с другими часами, и, щелкнув крышкой, сказал:
   - По соседству с нами "Верное время". Туда и отнесите.
   Багрецов хотел было спросить, чем объясняется столь непонятное и,
пожалуй, даже неуважительное отношение к честным гражданам, обладателям
лишних часов. Почему его посылают в мастерскую, где он только что был?
   Но вопрос этот застрял в горле: интересно - как здесь расценивается
подобная настойчивость? И потом - не ясно: зачем уходил приемщик, о чем и
с кем он советовался? Наконец, этот вежливый отказ. Какие были к тому
соображения? Уйти бы поскорей, а то еще милиционера позовут.
   По старой привычке, которая еще сидит в некоторых из нас, мы часто
объясняем неожиданные поступки дурными побуждениями, хотя жизнь поправляет
нас на каждом шагу. Жизненный опыт Багрецова не велик, легче всего
обезопасить себя от разочарований, заранее предугадывая самое плохое. К
тому же общение с таким представителем человеческой породы, как Толь
Толич, заставило Багрецова все время оглядываться - а не куснет ли тебя
кто из-за угла, как это случилось с ним перед отъездом из Москвы.
   Застегнув ремешок часов уже за дверью мастерской, Вадим устало поднял
чемоданчик и; пошатываясь, побрел вдоль улицы.
   На каждом столбе расклеены были правила уличного движения, по-видимому
присланные из большого города. В них строго запрещалось виснуть на
подножках трамваев и троллейбусов. В Новокаменске не было ни того, ни
другого вида транспорта. Ходил один автобус, несколько архаических
извозчиков стыдливо ютились у вокзала, а правила категорически советовали
переходить улицу только на перекрестках. "Переходя улицу, - рассеянно
читал Вадим, - посмотри сначала налево, потом направо..."
   "Пойду направо - очень хорошо", - подумал он словами Маяковского и
пересек улицу.
   Свернув за угол возле аптеки, обрадовался. Неподалеку высились две
мачты, между ними поблескивали новенькие антенны, подвешенные на разной
высоте. Здесь были антенны всевозможных систем: Г-образные, Т-образные и,
как шутят любители, "безобразные", то есть путаница проводов, в которой
сразу и не разберешься, для какой, собственно говоря, цели они служат.
   Вадим заторопился. Он, конечно, знал, что не обязательно подниматься на
крышу, башню, вышку или антенную мачту. Надо присоединить "керосинку" к
антенне, и все будет в порядке. Кстати, сколько сейчас времени? До начала
передачи оставалось двадцать минут. Какое счастье, что он не расстался с
часами! Придется точно следить за пятиминутками. Неизвестно, куда тебя
забросит судьба - в степь ли, в горы? Там о времени спросить не у кого и
часы не висят на столбах.
   Но вот и здание, куда спускались провода, тонкими змейками лезли во все
окна, еле протискивались сквозь эбонитовые втулки в рамах.
   "Новокаменский радиоклуб ДОСААФ", - прочел Багрецов, и сердце его
заколотилось от волнения. Он знал, что здесь ему помогут.
   В комнате, куда он вошел, сидели чем-то недовольный парень в белой
косоворотке - пиджак его висел на спинке стула - и девушка с непроницаемым
выражением лица, подчеркнутым гладкой прической, строгим костюмом и черным
галстуком на кофточке.
   Вадиму подумалось, что до его прихода у них был серьезный разговор,
прерванный на самом ответственном месте. Смотрели они на гостя хмуро и
выжидательно. "Поскорее говори, что тебе нужно, и убирайся", - читал он в
глазах, и Новокаменск ему не нравился все больше и больше.
   - Здесь есть у вас, - смущенный суровым приемом, неуверенно начал
Багрецов, - ну... какой-нибудь начальник или...
   - Почему "какой-нибудь"? - неприязненно перебил его парень. - Я
начальник радиоклуба.
   Вадим опустил глаза. Неприятно встречаться взглядом с человеком,
которого ты пусть случайно, но все же обидел. А тут еще эта девица упорно
смотрит на тебя, наверно изучает отживающие типы, обломки капитализма.
Вполне возможная вещь, коли ты похож на горьковского босяка.
   - Где же я вас видела? - наконец сказала она.
   Хотел было ответить Вадим, что не иначе как в пьесе "На дне", но
постеснялся и пробурчал невнятные, пустые слова, вроде "не могу знать"
   или "не имею счастья вспомнить". Помолчал немного, затем обратился к
начальнику радиоклуба с вполне конкретной просьбой: нельзя ли
воспользоваться одной из антенн?
   Хмурый начальник застегнул косоворотку на все пуговицы и потянулся за
пиджаком.
   - Особых возражений не имеется. Понятно? - сказал он, накидывая пиджак
на плечи. - Но желательно знать, с кем я разговариваю.
   Вадим крепко вытер губы платком.
   - Видите ли... я москвич-радиолюбитель. Еду в экспедицию...
   - Одну минуточку! - Начальник радиоклуба указал на свободный стул. -
Присядьте, мы скоро закончим. Так как же вы узнали, что передатчик
находится в Новокаменске? - обратился он к собеседнице, как бы продолжая
прерванный разговор. - Мне звонили насчет него со станции под Куйбышевом.
А вам?
   - Никто не звонил. Услышала в воздухе.
   - На самолете?
   - Вот именно. Я уже рассказывала, что решила добраться домой попутным
самолетом. Волна пропавшего передатчика мне была известна, время работы
тоже. Договорилась со знакомым бортрадистом, чтобы попробовал принять.
   Вот и услышала. Хорошо, что поблизости оказался аэродром.
   - Неужели сели из-за этого ящика?
   - Такого вопроса от вас не ожидала, - сдержанно ответила девушка. -
Простите за дерзость, но все ваше хозяйство, - она обвела взглядом комнату
радиоклуба, уставленную всевозможными передатчиками и приемниками,
увешанную карточками-квитанциями коротковолновиков, - не стоит этого
ящика. Кроме того, как вы понимаете, ребята потеряли не только аппарат, но
и доверие коллектива. А это пострашнее.
   Прислушиваясь к разговору, Багрецов нервно ерошил волосы и чувствовал,
что здесь кроется какая-то связь между пропавшим передатчиком и
невыключенной радиостанцией, оказавшейся среди грузов экспедиции.
   Зина Аверина - а что это была она, читатель давно догадался, -
рассказывая о цели своего посещения радиоклуба, изредка посматривала на
худощавого студента с вытянувшимся, изможденным лицом, небритого, с
всклокоченными, давно не мытыми волосами и мучительно вспоминала: где же
она встречала его? Ей и невдомек, что этого парня, постепенно теряющего в
трудном путешествии свою франтоватую внешность, видела она совсем недавно
на экране телевизора.
   Когда-то Багрецов был другим - курчавым, независимым, говорил
убедительным, сочным баритоном, а не шептал какие-то жалкие слова - и,
главное, где? По существу - у себя дома, в радиоклубе. Здорово подкузьмила
его дорога до Новокаменска. Все тут было: шаткая экономика, тощий желудок,
неудобства в пути - вот и не хватило выдержки. Заскучал, растерялся герой.
   Зина посмотрела на часы, висевшие над клубным передатчиком.
   - Скоро включится "Альтаир". Может быть, услышим.
   - В том и беда, что не услышим, - искренне огорчился представитель
новокаменских радиолюбителей. - Нету приемника на ультракороткие волны.
   Понятно? Ребята, конечно, сделают. Обещали, но не раньше, чем дня через
три. Знаете ли, конец месяца, - оправдывался он, - все работают кто - на
фабрике, кто где... пора горячая.
   Серьезное осложнение. Зина этого не предвидела. Неужели напрасно
отстала от самолета? Теперь жди оказии, не каждый день она случается.
   - Но ведь вам звонили со станции? - настаивала она. - Вы же знаете о
письме комсомольцев Московского радиоинститута?
   Начальник радиоклуба только разводил руками.
   - Пионеры сделали приемничек. Но пока ничего не добились. Волны для них
новые. Понятно? Он то рычит, то свистит, никак не налаживается. Понятно?
    
 - Взяли бы человека поопытнее. Пусть поможет ребятам. - Зина повернулась
к Багрецову, заметив, что тот все время порывается вступить в разговор.
   - Вам приходилось заниматься ультракороткими волнами?
   Этого вопроса будто и ждал Вадим. Что там скрывать, любил он удивить
людей каким-нибудь неожиданным эффектом. Блеснет острым словцом, забавной
выдумкой - и наслаждается: вот, мол, я какой, я еще и не то умею!
   Даже сейчас Вадим остался верен себе. Не отвечая на вопрос Зины, молча
подошел к столу, раскрыл чемоданчик, вытащил радиостанцию, затем небрежно
пошарил в кармане, достал спички и зажег фитилек. Действовал он, как
фокусник, чувствуя напряженное внимание, но вместе с тем и недоверие
зрителей.
   Минутная стрелка приближалась к двенадцати. Вадим спросил у Зины, на
какую волну настраиваться, и, получив ответ, подвел указатель настройки к
нужному делению. Но это еще не все. Деловито осведомившись у начальника
радиоклуба насчет антенн, провода которых подходили к передатчикам и
приемникам, Вадим выбрал из них наиболее подходящую, подсоединил к
"керосинке", надел телефонные трубки и, щелкнув переключателем, замер в
торжественном ожидании.
   Новокаменский радист с немым уважением смотрел на гостя, но взгляд его
все чаще и чаще останавливался на странном радиоаппарате, похожем на
крохотный керогаз. Неужели его можно носить в кармане? Вопрос возник после
того, как гость жестом показал на свой карман: смотрите, мол, куда
помещается радиостанция.
   Вдруг он замахал руками и знаком попросил закрыть окно, откуда слышался
шум улицы. Постепенно лицо его вытягивалось, глаза округлялись. Он
недоуменно пожал плечами и быстро передал наушники местному радисту.
   - Ерунда какая-то... Сплошное мычание...
   Действительно, Вадим ничего не мог понять. Мычали коровы, блеяли овцы,
слышались плачущие голоса чем-то обиженных ягнят. Он не сомневался, что
работает аппарат, потерянный студентами и неизвестно как оказавшийся среди
грузов экспедиции. Впрочем, тут нет ничего особенного, и эту возможность
Вадим допускал. Но откуда взялись овцы и ягнята, как ящик попал в стадо -
совершенно непонятно.
   Начальник радиоклуба слушал передачу с явным удовольствием, затем
протянул наушники Зине.
   - Точь-в-точь американский джаз, - и расплылся в широкой улыбке.
   Зина не успела надеть их, как передача закончилась.
   Вадима раздражала довольная улыбка новокаменского радиста. Подумаешь,
остряк. Мычание - джаз? Да не все ли равно. Не за этим Вадим проехал чуть
ли не две тысячи километров. Как найти аппарат - вот что должно
интересовать, и не только Вадима, московских студентов, девушку, сидящую
напротив, но и представителя радиолюбительской общественности Новокаменска.
   Заметив недовольство москвича, он сказал:
   - Вы человек не здешний. Понятно? А потому не знаете, что в нашем
районе всего лишь один животноводческий совхоз, Любимовский. Понятно?
   - Ничего не понятно. - Вадим потушил горелку в радиостанции. - А может,
это стадо на дороге?
   - Стадо! - рассмеялся начальник радиоклуба. - Видали специалист"? -
обратился он к Зине, как бы призывая ее в свидетели. - Я шесть лет чабаном
был. Понятно? А вы говорите - стадо! Это мне-то!..
   Он внимательно прослушал передачу, поэтому точно представил себе
картину и в доказательство привел столь тонкие подробности, что сомнения
Багрецова постепенно рассеялись. Действительно, "Альтаир" надо искать в
Любимовском совхозе, находящемся в пятнадцати километрах от города. На том
и порешили.
   Но не так-то легко достать машину. Начальник радиоклуба вызвался
организовать поездку в совхоз (куда еще не успели протянуть телефонную
линию), звонил в разные места с просьбой одолжить на часок машину - дело
чрезвычайно срочное, речь идет о судьбе важнейшего изобретения, - но все
машины оказывались либо за городом - отправлены в район, - либо в ремонте.
У секретаря райкома комсомола машины не было. У ДОСААФа - тоже.
   Директор пивзавода обещал дать грузовичок, но только часа через три.
   Машина уехала за тарой.
   Начальник радиоклуба решил бежать в райком партии и там просить помощи.
   Он знал, что если расскажет секретарю об этой беде, то получит машину
обязательно. Кстати, в таком маленьком городке, как Новокаменск, их было
очень мало - по потребности, за полчаса можно обойти весь город.
   Багрецов и Зина остались одни. Немного помолчали, но вскоре
разговорились. В первые же десять минут Зина узнала от Багрецова о всех
его злоключениях (конечно, кроме истории с часами), искренне
посочувствовала ему и, что самое важное для Вадима, одобрила, как она
говорит, "благородную цель" путешествия.
   А он, обласканный ее вниманием, яростно доказывал, что в его жизни
появился "личный враг ј 1", то есть Медоваров. Тупой и непроницаемой
стеной встал он на пути, ничтожный бюрократ, заботящийся только о своей
выгоде. Позвонил какой-то начальник - нужно устроить племянницу, - и
судьба, может быть, очень ценного изобретения решена. Когда еще приведется
его испытать? Ждать до будущего года? Нет уж, покорно благодарим, есть
справедливость на свете.
   Во всем соглашалась с ним Зина и наконец сказала, что терпеть не может
двуличных людей.
   - Вот видите! - обрадовался Вадим, и лицо его осветилось детской
улыбкой. - Но некоторые из моих друзей, считают, что я не прав.
   Начальству, мол, виднее. Да я бы и сам никогда не решился догонять
экспедицию, если бы мне русским языком сказали, что "керосинки" не нужны.
Но ведь это не так. Они очень понравились начальнику экспедиции, потому он
и приказал взять меня. Кого я должен слушать? Его или подхалима Медоварова?
   Зина покачала головой и осторожно, не желая огорчать Багрецова,
спросила, не допускает ли он мысль, что Медоваров согласовал свои действия
с начальником экспедиции.
   - Бывают руководители, которые сами никогда не откажут, за них это
делают подчиненные.
   Багрецов даже привскочил. Мысль показалась ему невероятной - Если бы вы
знали профессора Набатникова, - горячо заговорил он, - то у вас не
оставалось бы сомнений в его прямоте и честности! Афанасий Гаврилович -
настоящий коммунист. У него слово никогда не расходится с делом. Скажет -
как топором отрубит. Он юлить не будет. Позвал бы меня и сказал: "Извини,
пожалуйста, с твоей поездкой ничего не выходит.
   Обстоятельства изменились". - Вадим с сожалением развел руками и вновь
заговорил с искренней восторженностью: - Видел я Набатникова один раз - и,
представьте себе, не могу вспомнить о нем без волнения. Может быть, это
по-девчоночьи сентиментально, но я буквально влюблен в него. Даже после
того, как он выругал меня.
   По лицу Зины скользила загадочная улыбка. Вадим ее заметил с
недоумением.
   - За что же вам досталось? - простодушно спросила она.
   - За многое. Хотел казаться умнее, а потому умничал. Чуть польстил.
   Вообще, держался не очень естественно. Вот он меня и высек.
По-дружески, без свидетелей... Так неужели этот прямой человек стал бы
вилять и выкручиваться? Да еще по такому пустяковому поводу - брать
радиста Багрецова в экспедицию или нет? - Он взял со стола свою мятую
шляпу и, разглаживая ее поля, добавил: - Есть чему поучиться у Афанасия
Гавриловича. Посмотрели бы на него!
   - Видела.
   - В Москве? - изумился Вадим.
   - Нет, на теплоходе. Интереснейший человек. - И Зина подробно
рассказала об этой встрече.
   Если час назад у Багрецова оставались кое-какие сомнения в успехе
своего рискованного предприятия, то теперь, после рассказа Зины, они
улетучились мгновенно. Прежде всего, подтвердились сведения, что Афанасий
Гаврилович прибудет незамедлительно в условленное место, где встретится с
Медоваровым. А путешествие до Ростова и обратно в Куйбышев не займет много
времени. Багрецов радовался, что его мнение о характере Набатникова
полностью совпадает с мнением Зины. Этот человек, даже отдыхая, выискивал
интересных людей, полезных науке. Вместе со студентами проектировал фильтр
для краски, потом и краске нашел применение. Будил их мысль, наталкивал,
подсказывал, помогал искать потерянный аппарат и даже предполагал провести
с ним какие-то опыты. "А если так, - решил Вадим, - то Афанасий Гаврилович
не может оставаться равнодушным к моим "керосинкам". Конечно, помнит о
них. Ну что ж, Толь Толич! За вами - долголетний опыт, хитрость, солидное
положение; за мной - справедливость... Посмотрим, "золотко!"
   Начальник радиоклуба задерживался - видно, все еще искал машину.
   Багрецов уже решил, что вторую пятиминутку придется принимать здесь, в
радиоклубе, поэтому надо выбрать более подходящую антенну и настроить под
нее приемник "керосинки". Он извинился перед Зиной и занялся этим
несложным, но кропотливым делом.
   Зина наблюдала за Багрецовым. Нравилась его непосредственность -
качество, которое ей казалось редким. Почему-то чаще всего встречались ей
люди неинтересные - практичные, чересчур расчетливые, скучные. Не повезло
в жизни, оттого в свои двадцать пять лет Зина чувствовала себя не такой уж
молодой. Жалела, что пришлось расстаться с Левой, Женей, Митяем. Ребята
разные, но все по-настоящему молодые, как и Багрецов - изобретатель
"керосинки". "Мальчики, конечно, - ласково подумала она, - а ведь с ними
хорошо: милые, бесхитростные друзья".
   Как трудно узнать человека и как больно в нем ошибаться! Вспомнилось
позабытое. Виктор был тоже молод, окончил в Москве институт, приехал в
Горький. На автозаводе его назначили сменным инженером в один из цехов,
где в ту пору Зина работала контролером ОТК. Часто приходилось встречаться
с Виктором, вначале в цехе, потом на волжском берегу, в клубе, в кино.
Казалось, что Виктор не мог и часу пробыть без Зины. Она трепетно
прислушивалась к своему сердцу, боялась, ждала чего-то и наконец
убедилась, что чувство ее окрепло, это не просто дружба, а нечто другое,
никогда ею не испытанное, тревожное. Даже в цехе, когда Виктор подходил к
ее рабочему столу, Зина прикрывала глаза и ей стоило больших усилий
различать цифры на микрометре, чтобы не пропустить бракованную деталь.
Говорят, любовь бывает слепа. Нет, Зина видела недостатки Виктора, честно
предупреждала его, грустила иногда и надеялась на великую силу любви. Судя
по книгам, любовь делает чудеса, челов