- В самом деле, что за скидка на молодость и неопытность! Передовые
рабочие на предприятиях выполняют уже завтрашние планы. Почему же молодые
инженеры должны от них отставать и, кроме отпущенных государством пяти лет
на учебу, еще два-три года привыкать к самостоятельному труду?
   - Не спорю, - согласился Вячеслав Акимович, - привыкать надо сейчас,
пусть даже с первого курса. Однако вы сами говорите, что каждый студент
проходит практику на заводе или в исследовательском институте. Например, у
нас тоже бывают практиканты.
   - Вы им даете самостоятельную конструкторскую работу? - с вежливой
улыбкой спросил Журавлихин.
   - Многого захотели!..
   - А у нас в СНОРИТе это возможно.
   - Где? Где? - переспросил инженер.
   - Ну, это мы так, больше для себя, - замявшись, признался Журавлихин. -
СНОРИТ - это значит Студенческое научное общество радио и телевидения.
   - Пышное название! - рассмеялся Пичуев. - Не какой-нибудь научный
кружок или, скажем, СНО, как везде, а СНОРИТ. Но когда же вы все успеваете
делать: и слушать лекции, и готовить домашние задания, и, главное,
воспитывать в себе "привычку к самостоятельности"?
   - Со временем очень туго. Но все-таки успеваем. Вероятно, выкраиваем за
счет танцев. - Женя усмехнулся. - Некоторые из наших студентов, особенно
студенток, этим делом чересчур увлекаются.
   - Слыхали, Надюша, о чем говорят серьезные мужчины? - крикнул инженер,
заметив ее в дверях.
   Вбежал Лева Усиков и радостно сообщил, что "Альтаир" уже работает и
выключится через два часа. Лева предупредил тетю Нюшу, дежурившую в живом
уголке, чтобы она никого не подпускала к аппарату.
   - А сам почему не остался? - спросил Митяй.
   Но Лева даже не удостоил его ответом. Чудак человек, всем хочется
посмотреть передачу...
   Вновь по экрану побежали светлые полосы. Вячеслав Акимович, заложив
руки за спину, стоял несколько поодаль, внимательно наблюдая за появлением
первых признаков изображения.
   С левого края экрана выползли черные линии, быстро помчались в сторону
и вдруг остановились. Показалось ребро клетки. Можно было разобрать, как
из темных разбросанных пятен постепенно складывается ясная картинка.
   На первом плане сидели две белки. У них вздрагивали кисточки на ушах,
блестели бусинки глаз, - все было видно абсолютно четко, но темновато.
   Как назло, в тот самый момент, когда заинтересованный инженер подошел к
аппарату, чтобы увеличить яркость, из глубины выплыл огромный палец.
   Приближаясь к зрителям, он покачивался, словно грозил им, потом
расплылся в темное пятно, видимо коснулся объектива аппарата, постучал по
нему и снова исчез.
   - Кто там опять развлекается? - недовольно пробурчал инженер.
   Будто отвечая на вопрос, из темноты вылезло на экран знакомое лицо.
   Круглое, как блюдо, оно сейчас казалось плоским. Пичуев подправил
фокусировку. Блеснули любопытные глаза над выступающими скулами,
задвигались вверх и вниз смешные усики.
   - Ну, вот что, молодцы, - Пичуев раздраженно выколачивал трубку над
пепельницей, - пока вы не оттащите этого гусара от объектива, смотреть
нечего. Мне он уже надоел. Боюсь, что с подобными шутками не следует
обращаться в научный институт.
   Он резко поправил очки, сунул трубку в карман и быстро вышел из комнаты.
 
   - Как вам не стыдно! - набросилась на студентов Надя. - Отнимаете время
у занятого человека... - Носик ее сердито шевелился, как у кролика. -
Должны понимать: некогда ему заниматься вашими фокусами!
   Она молча отодвинула портьеры на окнах. Лучи заходящего солнца окрасили
стекла. На потолке задрожали красновато-оранжевые квадраты.
   Журавлихин бесцельно смотрел на них. Митяй задумчиво почесывал круглый
подбородок и мысленно проклинал Левку.
   Какое он имел право убежать от аппарата?! Впрочем, с Левкой и не такие
вещи случаются. До чего же пустой малый! Вот уж действительно, дурака
пошлешь - за ним и сам пойдешь.
   Надя молча ходила по комнате, выключала приборы, накрывала их чехлами,
двигала стульями и всем своим видом показывала, что разговор окончен.
   - Идемте, я подпишу пропуска, - с подчеркнутой официальностью сказала
она, но вдруг ей стало жалко студентов, особенно Журавлихина. - Не понимаю
я таких людей. Взрослые мужчины, а от всякого пустяка киснут. Да у нас на
день по тысяче неудач случается - и то ничего. Я в прошлом году опытную
проекционную трубку в первый же день пережгла. Ужасно! Целую ночь не
спала, А наутро взяла себя в руки. Научная работа воспитывает волю...
Знаете, какой у меня стал характер. - Она сжала кулачок. - Если кто на
пути станет, я...
   Надя почувствовала, что говорит совсем не то, и смутилась своей
откровенности. Однако нужно было хоть чем-то подбодрить студентов, не
познавших еще тернистого пути в науке. Сама же она считала, что опыта
этого у нее вполне достаточно для покровительственного разговора со
студентами. Надя поучала, чего, например, Митяй не выносил.
   - Вот послушайте, - назидательно говорила она, опасливо косясь на дверь:
   не войдет ли Вячеслав Акимович? - Надо прежде всего при любом
эксперименте исключить все неожиданности. Ведь это же основное правило.
   Кто вам мешает?
   - Конечно, усатый! - раздраженно выпалил Лева. - Если бы не он... Э, да
что там говорить! - он безнадежно махнул рукой.
   - Оставим этот вопрос, - солидно заметила лаборантка. - Он не имеет
никакого отношения к науке. Прежде всего, необходимо доказать, что
"Альтаир" не пустая игрушка. Вам говорил Вячеслав Акимович об испытаниях
на дальность?
   - Говорил, - буркнул Гораздый. - Ну и что же из этого?
   - Я думаю, что вам понятно. Надо провести эти испытания, и если
результаты будут достаточно убедительны, это вновь заинтересует Вячеслава
Акимовича... А всякие... не технические препятствия вы сможете устранить и
без моих советов... Я говорю о любопытствующих физиономиях перед
объективом.
   - Ну, если я сейчас застану эту физиономию у аппарата, - сжимая кулаки,
говорил Митяй своим друзьям, когда спускались по лестнице, - она будет
выглядеть совсем иначе, чем на экране.
   Как бы соглашаясь с Митяем, Журавлихин промолчал.
 
 
   * * * * * * * * * *
 
 
 
   Странная память у Нади Колокольчиковой. Она помнила все: лабораторные
записи, номера телефонов, числе мячей, пропущенных в ворота "Спартака", но
фамилии, которые она когда-либо слышала, из ее памяти сразу же исчезали. В
лучшем случае она просто путала их: фамилии "Карпов" и "Карпухин" для нее
были абсолютно тождественны, так же как "Иванов" и "Петров". Цифры куда
легче запоминаются, чем фамилии... Но эта особенность Надиной памяти не
всегда располагала к шуткам. Бывали и неприятные минуты. Вячеслав Акимович
просил Надю вызвать мастера опытного цеха Никитина, а она спрашивала
Никифорова. Тренируя волю, лаборантка пыталась как-то воздействовать на
свою незадачливую память.
   Еще бы! Путая фамилии, она огорчала инженера и ставила его в неловкое
положение. Надя практиковалась, заучивая подряд фамилии в телефонной
книге, учила их, как формулы, но ничего не помогало. Запоминались
страницы, номера домов и квартир, а "Ивановы" и "Петровы" скользили поверх
ее сознания.
   Фамилии Журавлихина, Гораздого и Усикова ей тоже ничего не напоминали.
   Нельзя сказать, что об этих юношах написаны монографии, известные всему
читающему человечеству. Поздними вечерами бродя по садам и паркам,
впечатлительные девушки не шептали их имен, не искали их портретов среди
фотографий киноартистов, выставленных в газетных киосках. Однако
кому-кому, а лаборантке Колокольчиковой следовало бы помнить, что совсем
недавно об этих студентах писали в радиожурнале. За конструкцию маленького
переносного телевизора студенческое научное общество получило вторую
премию на Всесоюзной радиовыставке. В постановлении жюри упоминались
фамилии Журавлихина, Гораздого и Левы Усикова. О них же писали в вечерней
газете, где была помещена фотография молодых конструкторов со своим
аппаратом. Вместе с ними снимались еще шесть активных участников научного
общества, но вполне понятно, что основные конструкторы сидели в центре и
Надя Колокольчикова могла бы обратить на них свое благосклонное внимание.
   В тот вечер, после не совсем удачной демонстрации "Альтаира", Надя
приехала домой поздно. Тут же позвонил нетерпеливый Усиков. Желая ее
обрадовать, он торжественно сообщил, что час назад решился вопрос об
испытаниях на дальность.
   - Женечка посоветовался с ребятами. И что бы вы думали? Все в один
голос заявили - поручить испытания Гораздому и мне.
   - А как же ваш товарищ?.. Этот, как его... - Надя мучительно вспоминала
фамилию. - Журавлев?
   - Вы хотели сказать - Журавлихин, - поправил ее Лева. - Он... это
самое... не может, едет лечиться. Придется вдвоем испытывать "Альтаир".
   Потом, наверное, отправимся к морю, если Митяй не заартачится.
   Дальше Усиков стал уже хвастаться, будто ему научное общество поручило
оформление отчета по разработке "Альтаира".
   - Надо же теоретически обосновать исследования, - говорил он. - Это
немаловажный участок нашей деятельности.
   Он пожаловался, что двоим будет трудновато испытывать за городом
громоздкий аппарат, но многие ребята разъехались на каникулы и, кроме, как
ему, Леве, и Митяю, доверить такое ответственное дело некому. К тому же у
Митяя не только опыта, знаний, но и силы хватит дотащить любой аппарат.
   Колокольчикова искренне пожелала студентам удачи. Ей самой, как она
говорила, "ужасно" хотелось принять участие в этих испытаниях. Но что
поделаешь, у нее "страшно" много работы, Вячеслав Акимович сердится.
   - Вообще, надо за ним следить, он рассеянный, но дядька хороший, умный,
справедливый и прочее. Вы его еще полюбите, Журавлину привет. Ни пуха ни
пера!
   Что мог Лева сказать? Во-первых, Надя опять перепутала фамилию, а
во-вторых, хотя он и не верил в глупые приметы, но на пожелание "ни пуха
ни пера" чем-то отвечают - кажется, посылают к черту. Он покраснел при
этой мысли и торопливо повесил трубку.
 
 

                                   Глава 3 

   ЗВЕЗДА БЛЕСНУЛА И ИСЧЕЗЛА
 
 
   Кто не бывал на полевых испытаниях радиоаппаратов, тот не поймет всей
волнующей прелести этого завершающего этапа большого терпеливого труда.
   Целый год студенты работали над передвижным телепередатчиком. Сколько
неудач испытали! И совсем не права. Надя, считая, что лишь в научной
работе солидного Института электроники и телевидения, где она, как
лаборантка, занимала далеко не последнее место, могут воспитываться воля,
настойчивость и настоящий "мужской характер".
   В тот вечер, когда она высказывала эту, с ее точки зрения, непреложную
истину, наши друзья, создатели "Альтаира", промолчали. Они не меньше
Колокольчиковой знали, чего стоит исследовательский труд.
   И вот настало утро решающих испытаний. Директор института разрешил
студентам взять полуторатонку. Начальник гаража предупредил их, что к пяти
часам машина должна быть в городе, встречать на вокзале какой-то груз, а
шофер попросил ребят отпустить его еще раньше - надо успеть пообедать.
Таким образом, у наших исследователей для проведения всех испытаний,
намеченных по программе, времени оставалось маловато.
   Но что же представлял из себя "Альтаир" - аппарат, вокруг которого было
столько суетни? Когда студенты вытащили его из лаборатории и хотели
поставить прямо в кузов грузовика, шофер, опустив кепку на глаза,
задумчиво почесал темя.
   - Не способно такие научные вещи возить без упаковки. Ишь красота
какая, загляденье! Не ровен час, поцарапаем или еще что...
   Действительно, опытные руки мастеров из научного общества поработали на
славу. Аппарат блестел на солнце, будто покрытый инеем. Он был выкрашен
голубовато-серым кристаллическим лаком. Лева сам подбирал тон. Все ручки,
наличники приборов и другие части хромированы. Сейчас в них, как в
фасонных зеркалах, отражались вытянутые или, наоборот, сплюснутые лица
студентов и шофера.
   В обычных телекамерах торчит длинная труба объектива. Здесь трубы не
было. Молодые конструкторы запрятали ее внутрь. "Альтаир" блистал не
только прекрасной отделкой, но и остроумием конструкции, законченностью
формы, продуманным расположением всех деталей. Среди радиолюбительских
аппаратов, конечно, он был "звездою первой величины" и требовал к себе
уважительного, бережного отношения. Лева Усиков согласился с шофером, что
такой аппарат нельзя возить в грузовике "навалом".
   - Не успели мы защитный чехол сшить, - сожалел он. - А ведь Женечка
напоминал... Кстати, Митяй, - обратился он к другу, - такую блестящую
штуку невозможно замаскировать ветками. Любая живность будет шарахаться.
 
   - Погодите маленько! - Шофер быстро сообразил, в чем дело, и побежал в
гараж.
   Через минуту он уже тащил обыкновенный упаковочный ящик, сбитый из
толстых досок.
   - Дырку надо прорезать для объектива, - осматривая ящик, заключил
Гораздый.
   - Только не очень большую, вроде щели, - предупредил его Лева. - Пусть
будет незаметно.
   Митяй хотел сам заняться этим делом, но Левка, которого за маленький
рост и большие уши Митяй называл Тушканчиком, тоже не мог быть равнодушным
наблюдателем и уже стал долбить стенку ящика.
   - Эх, пальцы торчат, работать мешают, - укоризненно пробасил Митяй,
смотря на его неуверенные движения.
   Лева неловко стукнул молотком и, сморщившись от боли, сунул палец в рот.
   Работу заканчивал Митяй.
   Собирались сравнительно недолго. Аппарат завернули в мягкую ветошь,
подложили вниз и с боков несколько губок для амортизации, поставили его в
ящик, забили крышку гвоздями. А сверху, над ручками управления, сделали
квадратный вырез, в случае нужды он мог закрываться фанерной задвижкой.
   Решили выехать километров за пятьдесят от Москвы, где вдали от
телефонных и телеграфных проводов - они очень мешают объективным
испытаниям на дальность - требовалось проверить, на какое расстояние
передает "Альтаир", причем желательно испытать в разных условиях, особенно
в лесу.
   Утро было жарким. В небе, как лоскут прозрачного шелка, висело
розоватое облако. Вместе со своим другом Лева сидел в открытом кузове
машины и, придерживая спадающую тюбетейку, бесцельно следил за облаком.
Все уже обговорили, обсудили план испытаний, нанесли точки на карте, где
будут стоять аппараты, теперь осталось только ждать. Легкое чувство
беспокойства за успех эксперимента примешивалось к радостному ощущению
свободы; его всегда испытывал восторженный Лева, когда удавалось вырваться
за город. И вот снова начинается путешествие, пусть даже маленькое:
продлится всего лишь несколько часов. Бегут телеграфные столбы, штрихуют
небо линии проводов, и вдоль дороги, заходя одна за другую, словно
кружатся березы. Все это напоминало Леве о будущем путешествии с
"Альтаиром". О чем же думает Митяй? Чего он выжидает? И Лева спросил резко:
   - Как хочешь, но я тебя не понимаю. Через три дня туристы-биологи
уезжают к морю. Завтра мы должны им дать ответ, едем с ними или будем
торчать в Москве.
   Митяй сидел на ящике с "Альтаиром". На коленях покачивался телевизор в
чемодане.
   - Поедем по Волге, - невозмутимо проговорил Митяй, - стройки увидим. А
потом - ты слыхал, что говорили биологи? Такого места, как
Волго-Ахтубинская пойма, нигде в мире нет. Кабаны, фазаны, лотосы... Да
что я тебя агитирую? За Волгу высказались почти все наши ребята.
   - Им, конечно, хорошо высказываться, - рассердился Лева и, защищаясь от
ветра, поднял воротник своей неизменной клетчатой рубашки. - Свалили на
нас испытания, а сами небось уехали к морю, загорают. Другие по горам
лазают, это самое... штурмуют "неприступные" вершины.
   - А кто виноват? - Митяй посмотрел на него светлыми, будто прозрачными
глазами. - Ребята хотели отложить испытания до осени, но тебе, конечно, не
терпится. Сам и напросился.
   - При твоей активной поддержке. Меня удивляет, как ребята доверили
тебе... ну и мне, конечно... такую драгоценность. "Альтаир", можно
сказать, единственный в мире, а мы его потащим неизвестно куда, в какие-то
тростниковые джунгли. Вдруг ты его там утопишь?
   - Поучи щуку плавать! - лениво забасил Гораздый. - Запомни раз и
навсегда: никаких подводных опытов! Я из-за этого на море боялся ехать, а
ты уже закидываешь удочку, как бы на Волге протащить свою дурацкую идею.
Не выйдет, товарищ Усиков, как бы вы ни старались...
   Он не на шутку встревожился, зная упрямство Левы и обычную свою
покладистость. Не впервой ему уступать другу, правда со скрипом, но все же
уступать. Левка - артист тонкий, он так может прикинуться, что никакой
"мужской характер", о котором говорила эта девчонка из лаборатории, не
поможет Митяю. Будет ходить грозный Лев темнее тучи, потом примет свое
прежнее обличье робкого Тушканчика, станет вздыхать и жалостливо
поглядывать на друга. Как же тут с собой совладать! Терпеть не мог
Гораздый лишних ссор.
   А Тушканчик молчал и дулся. Машина свернула на проселок, заколыхалась,
как на волнах. Крашеная тюбетейка качалась перед глазами Митяя, и ему
представлялось, что Левка укоризненно кивает головой. Ну и пусть. Сам
виноват. Не хотелось думать об этом. Гораздый отвернулся, приоткрыл
чемодан с телевизором и, дождавшись, когда машина снова выедет на гладкую
дорогу, занялся его проверкой.
   Молодые конструкторы приложили немало усилий, чтобы сложный телевизор
запрятать в небольшой чемодан, и, главное, вместе с аккумулятором и
преобразователями. Они применили новый, очень экономичный кинескоп с
маленьким экраном, приспособили к нему зеркало, и линзу. Таким образом, на
затененном от внешнего света экране можно было видеть четкое изображение
размером с открытку, то есть примерно такое же, как и в массовых простых
телевизорах.
   Самым важным достижением радиолюбителей из СНОРИТа, которые
разрабатывали этот аппарат, разумеется, надо считать высокую
чувствительность приемника. Она во много раз превосходила чувствительность
обычных телевизоров. Конструкторы считали, что передвижной портативный
приемник будет работать в совсем иных условиях, чем нормальные телевизоры,
принимающие передачи Московского телецентра.
   В горах и лесах нечего бояться так называемых индустриальных помех,
поэтому можно до известного предела увеличить чувствительность аппарата.
 
   Избегая этих помех, наши испытатели решили отъехать подальше от города
и дачных мест, где тоже могут встретиться рентгенокабинеты, световая
реклама и радиостанции любителей-коротковолновиков.
   Машина остановилась на опушке леса. Шофер помог ребятам сгрузить
аппарат, затем вытащил из кабины сиденье, положил его в тени приземистого
дуба и предложил ребятам отдохнуть.
   Но отдыхать было некогда. Молча и неторопливо Гораздый растянул на
дереве антенну, поставил в кустах ящик, так, чтобы щель, против которой
находился объектив, была направлена в сторону поляны. Затем он отодвинул
дощечку над панелью "Альтаира" и включил его.
   Лежа на животе. Усиков подкручивал ручки телевизора. Светился маленький
экран, прикрытый защитным козырьком. Как на диапозитиве, четко
вырисовывался пейзаж. Поляна, кусты с короткими дрожащими тенями,
кособокая елочка на переднем плане, под ней какой-то гриб, вроде
мухомора... А вот и толстокожие ботинки Митяя. Они мелькнули и скрылись.
 
   Лева оторвался от экрана, взглянул перед собой и снова увидел башмаки.
   Рядом стоял Митяй, молчал выжидательно.
   - Кто из нас поедет с телевизором? - наконец спросил он.
   - Все равно, - равнодушно ответил Лева. - Могу и я...
   - Ну, так поезжай. Нечего время терять.
   Гораздый понимал, что размолвка не принесет ничего хорошего. Такие
серьезные испытания, а Лева, как малый ребенок, раскапризничался.
   Мировая грусть, безнадежность на физиономии. Ну и поделом ему, нечего с
ним нянчиться... Может, еще одумается?
   Обмениваясь равнодушными служебными фразами, договорились, что Усиков
возьмет телевизор и поедет в сторону Москвы, останавливаясь в намеченных
пунктах. На каждом пункте должно проверяться качество изображен