ь ли не половину всей территории
республики. Искать потерянный ящик на площади в миллион квадратных
километров - дело абсолютно бесполезное".
   Угрюмо посапывая, он беспокойно вертел шеей, наконец повернулся к
Журавлихину.
   - Женечка, а что, если нам подождать Афанасия Гавриловича? Поживем в
Новокаменске. Ведь через несколько дней в Москве будет известно... это
самое, где начнутся испытания. Тогда и явимся к Афанасию Гавриловичу,
вроде как вторая "специальная комиссия".
   Предложение Левы всем показалось разумным, но оно никак не устраивало
Багрецова. Человек он рабочий, а не только студент, которому государство
предоставило право бездельничать целое лето. Месячный отпуск скоро
кончается, а он еще даже не начинал испытаний "керосинок". Нет, ему
необходимо догнать Медоварова или возвращаться в Москву.
   Вадим не мог это высказать вслух. Сидел, разглаживал на коленях шляпу и
думал, что ребята из милости приняли его в свою компанию - как же он
станет им перечить? И главное - разве он вправе не считаться с авторитетом
руководства, то есть Журавлихина, который уже принял решение оставаться в
Новокаменске?
   Лева Усиков оказался проницательнее своих друзей. Он догадался, почему
молчит Вадим, и, не желая расставаться с ним, вдруг резко изменил свое
мнение. Он стал убеждать мягкосердечного Женечку ехать вслед за
Медоваровым, а не шлифовать горячие тротуары Новокаменска, где, по
выражению Левы, можно было "окачуриться" от тоски и безделья.
   Вряд ли столь проникновенные слова нашли бы отзвук в душе Журавлихина и
тем более Митяя (которому страшно хотелось отоспаться после утомительной
дороги), если бы не радиограмма от Пичуева, принятая в те, самые минуты,
когда Лева пытался убедить друзей немедленно распрощаться с Новокаменском.
   Начальник радиоклуба подал Журавлихину бланк, отпечатанный на голубой
шершавой бумаге. Написанные шариковой ручкой, четко выделялись фиолетовые
строки:
   новокаменск радиоклуб евгению журавлихину неоднократно принималась
работа альтаира тчк сегодня 18 00 машина приезжала гористой местностью
покрытой редким лесом тчк из случайных разговоров медоварова с шофером
выяснилась возможность передачи нескольких ящиков инструмента распоряжение
палеонтологической экспедиции направляющейся монголию тчк наблюдения
продолжаются тчк сообщите куда телеграфировать ближайшие дни пичуев На
последний вопрос Журавлихин не мог ответить сразу. Надо было изучить карту
и выбрать подходящий маршрут, чтобы где-то догнать Медоварова.
   Никто из студентов теперь уже не сомневался в необходимости покинуть
Новокаменск, причем немедленно. Нельзя допустить и мысли о погоне за
экспедицией палеонтологов. "Тем более в Монголии", - как скаламбурил Лева,
хотя после радиограммы ему было не до шуток, так же как и его друзьям.
   Посоветовавшись с начальником радиоклуба, который хорошо знал здешние
дороги, Журавлихин принял единственно правильное решение, то есть:
   попутными машинами добраться до селения Малые Курнаки, там горной
тропой перевалить через хребет и выйти на шоссе, навстречу Медоварову. Все
данные говорили за то, что он поедет именно этой дорогой, никуда не
сворачивая, так как другие пути вели на юг.
   По точным расчетам и начальника радиоклуба, горная тропинка, о которой
он говорил, поможет выиграть время - целые сутки, что и нужно было нашим
путешественникам.
   - Езжайте сейчас, - дружески советовал он. - Ночью не жарко. Поймаете
любую машину. Часто идут в Усть-Каменогорск, на рудники, в колхозы.
   Дороги здесь бойкие.
   Конечно, по мнению Левы Усикова, хорошо бы воспользоваться самолетом, а
не трястись в грузовике. Но мечта его оказалась неосуществимой. Сегодня
Лева провожал Зин-Зин на аэродром. Ей повезло: в Новокаменске приземлился
попутный самолет "ПО-2". Зина в авиации свой человек, ей даже за билет не
надо платить, а ребятам на это надеяться нечего. Да и, кроме того,
попробуй втисни в малютку "ПО-2" три человека. Впрочем, теперь уже четыре,
считая Багрецова. Нельзя путешествовать врозь, вся сила в коллективе.
   До Малых Курнаков было далеко, добраться туда сразу не удалось.
   Случайная машина оставила ребят в шахтерском поселке и свернула в
сторону. Попробовали поискать другую машину, но, как назло, день был
воскресный, в горы никто не ехал, а, наоборот, все стремились в поселок на
рынок. Колхозники из дальних селений везли сюда продукты, надеясь закупить
кое-что в шахтерских магазинах. Разъезжаться по домам будут лишь к вечеру.
   Путешественники наши устали, очень хотелось отдохнуть, но при мысли,
что "Альтаир" может отправиться в Монголию, каждый из них рвался вдогонку
за Медоваровым. Какой там отдых!
   Если Багрецов привык путешествовать, затянув ремень потуже, то Митяю
это совсем ни к чему. Дорога дальняя, и силы надо сохранять. Он вызвался
пойти на рынок, чтобы запастись продуктами, но вспомнил, насколько важна
сейчас каждая принятая передача с "Альтаира", и решил остаться у
телевизора. Женя должен был заняться организацией отъезда, собирался пойти
в транспортную контору, а Левке доверять нельзя, опять займется
"инспекторской деятельностью", того и гляди позабудет включить телевизор.
   - Придется, Левушка, сбегать на рынок, - распорядился. Журавлихин. - Но
я надеюсь на твое благоразумие.
   Лентяй запротестовал: нельзя же пускать козла в огород!
   - Ты посмотри на него. Физиономия типичного растратчика. Плакали наши
денежки.
   Лева страстно желал, чтобы ему доверили закупку продуктов: хотелось
посмотреть здешний рынок, говорят - красочное зрелище. А главное - сколько
новых людей, разных, интересных! В каждом городке, селении он бегал по
улицам, смотрел афиши, потом заходил в магазины, считая, что таким образом
он может определить, чем и как живут люди, есть ли здесь налицо
удовлетворение их культурных и материальных потребностей.
   - Пустите, ребята, - упрашивал он. - Хоть один разочек поверьте, В
смету уложусь точно. Ведь я же привык, у меня мама бухгалтер.
   - Опять, Тушканчик, потеряешься, - уже менее настойчиво возражал Митяй.
   Багрецов хотел было пойти вместо Левки, но промолчал. Дело щекотливое,
денежное, он и так страдал из-за этого. Впрочем, почему бы не взять роль
сопровождающего?
   - Буду при нем милиционером, - сказал Вадим, но, окинув взглядом свой
костюм, пожалел и спросил упавшим голосом: - Доверяете?
   - Это еще куда ни шло, - согласился Митяй. - Только смотри за ним в
оба, а лучше держи на поводке. Да чего тут советовать! Головой отвечаешь.
   Ладно, Левка, бери рюкзак.
   Женя деликатно намекнул: опаздывать, мол, никак нельзя. Вполне
возможно, подвернется машина, и потом - неизвестно еще, что покажет
"Альтаир" в своей очередной пятиминутке.
   Вадим ручался за Левку, как за самого себя. Хотелось быть
дисциплинированным и точно выполнить первое задание "начальника поисковой
группы".
   Радостно подпрыгивая, как козленок, выпущенный на луг, Левка забегал
вперед, и все его страшно интересовало. Он обратил внимание Вадима на
объявление о лекции "Загадка миров", а потом на афишу гастролирующего
тенора.
   - Смотри, Димочка, так в скобках и написано: "Тенор". Чтоб без обмана.
А то подсунут еще баритона, многие девчонки будут недовольны. - И Лева
рассказал, как Афанасий Гаврилович высмеивал их непонятную ограниченность.
- Пошел он на концерт в Колонный зал. Участвовали большие мастера, но
очень разные: известный пианист, чтец, артисты цирка. Афанасий Гаврилович
человек разносторонний, любит слушать, как он говорил, Баха и народную
песню, оперу и оперетту, любит хороших циркачей. После балетной пары вышел
молодой тенор. Голосок у него слабый, исполнение приторное, вульгарное, и,
что совсем неприятно, артист этот не в ладах с дикцией - не выговаривает
чуть ли не половину букв алфавита. И что же ты думаешь, Димочка? Его
вызывали пять раз.
   Девчонки визжали, как зарезанные. Он еще ноту тянет, а они уже хлопают.
   Прямо смотреть совестно. Ты ведь знаешь, что зал часто показывают по
телевидению. Поглядишь, а девчонки в истерике катаются. Пена на губах.
   Смех, да и только. Афанасий Гаврилович сказал, что они еще не научились
отличать истинное искусство от подделки, от сахарина, но уже привыкли до
потери сознания аплодировать тенору, как бы тот скверно ни пел. Артист
думает, что достиг совершенства. Ну, прямо Собинов! Дешевый успех у
девчонок может испортить молодого певца. Но до чего же они смешные!
   - Ничего смешного, - отозвался Вадим, стараясь счистить грязь с рукава.
   - Просто грустно. Не хочется на концерты ходить. Я знал одну студентку,
всегда визжала в зрительном зале. Поговорил с ней - оказалась обыкновенной
дурой. Голова как пустая колба - смотришь насквозь.
   Лева рассмеялся, вспомнив, что примерно так же оценивал Женечка
некоторых особенно рьяных любительниц танцев. Кстати, об этом напомнил ему
и огромный щит у входа во Дворец культуры, мимо которого сейчас проходили.
   "ТАНЦЫ!" - кричали зеленые буквы, а над ними числа - "28, 29, 30". Три
дня подряд. По другую сторону входа висел такой же пестрый щит: "КУРСЫ
КРОЙКИ И ШИТЬЯ".
   Ничего в этом примечательного не было, кроме того, что подобные щиты с
афишами и объявлениями встречаются слишком часто. Лева мало ездил, для
него все в новинку, а Багрецов где только не побывал, и потому мог бы
привыкнуть к странному увлечению многих клубных работников заполнять все
дни недели танцами, занятиями курсов кройки и шитья, ну и, конечно,
кинофильмами, кстати, далеко не всегда первоклассными.
   Но Багрецов не хотел привыкать к этому. Он видел прекрасные клубы,
которые отличались не только мраморными колоннами, но и любящими свое дело
умелыми работниками. Они понимали, что кройка и шитье, даже танцы могут
занимать достойное место в клубном календаре, но не вредно некоторым
девушкам и поразмыслить, почитать иногда, посмотреть спектакль, послушать
хорошую музыку, ту, под которую обычно не танцуют.
   Дело, конечно, не легкое, к этому еще многих надо приучать.
   Вадим чувствовал в Левке живого, непосредственного человека с хозяйским
отношением к жизни и высказал ему, что самого волновало не раз.
   - В прошлом году мы с Бабкиным приехали в один шахтерский городок.
   Неподалеку нужно было установить радиометеостанцию. Какие там
замечательные ребята, если б ты видел! Работают как черти. Но отдыхать
совсем не умеют. Я не говорю о передовиках. У них личные библиотеки, они
выписывают журналы, ходят на серьезные концерты, слушают лекции. А сколько
других ребят? Заработки у них высокие, шикарные костюмчики, чуть ли не
лаковые ботинки, а поговоришь с - таким - выясняется, что за год он и
книжки не прочитал. Я уже не говорю о некоторых девицах, среди них есть
дочки потомственных шахтеров. Пройдут по улице, одеты не хуже, чем в
столице, а узнаешь поближе - диву даешься: неужели их чему-то учили?
   Кроме тряпок и танцев, "барышень" ничего не занимает.
   - Завидуешь, Димочка? - попробовал подшутить Левка. - Должен
радоваться, что люди могут хорошо одеться. Ты встретил здесь хоть одного
парня в таком виде, как мы с тобой?
   Вадим рассердился. Ему дело говорят, а он посмеивается.
   - Пример неудачен. Мы не в счет. Неужели ты не понимаешь, что меня
беспокоит? Всюду говорится об удовлетворении культурных и материальных
потребностей народа. Но почему же у иных ребят и девиц возникают лишь одни
материальные потребности? Почему из всех клубных кружков девушка выбирает
такой, где бы ее научили шить платья? Почему она записывается не в
библиотеку, а на курсы бальных танцев?
   - Но не все же такие!
   - А с этими что делать? Ты знаешь, что мне один старик шахтер сказал:
   "Скоро моя девка не только в шелках - в брильянтах будет ходить, а
голова так и останется пустой". Ты вот смеешься: не всем же, мол, быть
умными, люди разные... Но дело здесь обстоит иначе. Девчонка эта со
средними способностями, окончила десятилетку. Сейчас ищет жениха и
работать не желает. Зачем, когда отец зарабатывает больше пяти тысяч в
месяц? Принято считать, что лишь у больших, хорошо обеспеченных
начальников могут быть сынки и дочки бездельниками, о них уже писали и в
книгах и в пьесах. А выходит, что и в рабочей среде такие встречаются.
   Меня, комсомольца, должно это волновать или нет?
   Должно. И не только комсомольцев Багрецова и Усикова, не только
профессора Набатникова, заботящегося о том, чтобы наша молодежь была
совершенной во всем. Казалось бы, пустяки - много ли у нас "барышень" на
выданье, ребят, шахтеров или нефтяников, которые не знают, как убить
свободные вечера, и чаще всего отдают их водке? Бывает, все, конечно,
бывает. А сколько среди шахтеров студентов-заочников, сколько из них
любителей литературы, музыки, театра! Сколько талантливых участников
самодеятельности, спортсменов, шахматистов и просто культурных советских
рабочих! О них беспокоиться нечего.
   А что делать с другими? Как привить им любовь к книге, театру, музыке?
   Как научить отличать истинно прекрасное от фальши и подделки, понимать
глубокие человеческие чувства, трагедии Шекспира и лирику Маяковского?
   Ведь это не только овладение всем многообразием культуры, но и
воспитание художественного вкуса - дело очень трудное, а многим и
непонятное.
   Ни Вадим, ни тем более Усиков не могли похвастаться своим эстетическим
воспитанием. Каждый из них более или менее знал, что представляет собой
одна из любимых ими областей высокого искусства. Для Багрецова это была
поэзия, для Усикова - живопись. И то и другое познано практически: один
писал стихи, другой рисовал.
   Колхозный рынок был расположен в самом конце поселка, поэтому у друзей
нашлось время выяснить все свои привязанности и антипатии как в поэзии,
так и в живописи.
   Но вот и рынок. Красная триумфальная арка. Еще остались на ней от
какого-то праздника осыпавшиеся хвойные гирлянды.
   Грузовики, повозки, палатки, лотки, окруженные покупателями и просто
случайными зрителями, любителями потолкаться, поболтать со встречным
знакомым. Шум, говор, фырканье лошадей, мычание коров, визг поросенка.
   Все это покрывалось ревом громкоговорителя. "Тише, тише, не шумите..."
- пел хор из "Риголетто".
   У Левы глаза разбежались. Сколько красок! Пестрые платья, косынки,
шляпки, шелка и ситцы в палатках. Покорно опустив рукава, ждут покупателей
добротные пиджаки, а рядом на прилавке лежат великолепные синие брюки из
шерсти "метро", - вот бы какие должен купить Митяй. Тут же сгрудились
разноцветные туфли, на тонюсеньких каблучках или совсем без каблуков,
похожие на тапочки, которые здесь висели прямо связками, раскачиваясь на
ветру. Хотелось бы купить - в своих уже дырки намечаются, - но тапочки
были женские, с розовыми помпонами, к тому же не предусмотренные списком
Митяя, где указывались лишь продукты и, на всякий пожарный случай, суровые
нитки.
   - Димочка, - ласково обратился к нему Лева, - время у нас есть. Пройдем
по рядам.
   Вадим нахмурился: "А вдруг еще упустишь в толпе, вот и отвечай тогда".
   Но Левка умел уговаривать, взывая к его гражданской совести, доказывал,
что стыдно советскому человеку не поинтересоваться, как выполняются
решения о развитии промышленности товаров широкого потребления, как
развивается наша торговля. Сейчас все это можно увидеть на примере. Тут,
конечно, не инспектирование, а познание жизни, дело необходимое,
положительное, и так далее, и так далее...
   Возражать было трудно, к тому же сам Багрецов страдал любопытством.
Взял он Левку под руку, чтоб, избави бог, не потерялся, и пошли по рядам.
   Оба могли быть довольны: товаров навезли порядочно. Но что особенно
радовало - среди палаток с шелками и босоножками достойное место занимали
книжный киоск и ларек "Культторга".
   В нем были выставлены хорошие литографии - копии с картин великих
мастеров, недорогие, в золотых багетных рамках. На полках приютились
фарфоровые зверюшки Ломоносовского завода, белые, так называемые
бисквитные фигурки: лыжник, физкультурница, птичница и разные другие.
   - Ты представляешь себе, как это важно! - с видом знатока осматривая
полки и прилавок, говорил Лева. - Вкус к твоей любимой поэзии прививается
через книгу и радио, музыку пропагандируют, и радио, и кино, и пластинки.
А с живописью и скульптурой что сделаешь? Конечно, в больших городах и
музеи, и выставки, а здесь что? Или в колхозе? Откуда там знают картины
Третьяковской галереи? Правда, в "Огоньке"
   встречаются, но этого мало. А тут смотри, - кивал он головой, - Репин,
Суриков, Левитан.
   - Покупают? - деловито осведомился Вадим у бородатого продавца в синем
халате.
   - Да как вам сказать? Не все. Многие другую продукцию предпочитают.
   - Босоножки? - усмехнулся Лева, но сразу осекся. - Нет, я... это самое,
не против. Но картины или другое искусство... ведь оно украшает жизнь.
   Человек становится культурнее. Неужели обходятся без этого?
   - Почему обходятся? Покупают и картинки и всякое такое. Украшают.
   Продавцу было некогда - его отвлек пожилой человек в праздничном темном
костюме, он выбирал картину для подарка. Одна понравилась, но, оказалось,
без стекла, - нельзя ли заменить рамку или стекло подобрать?
   Когда Лева с помощью Вадима выполнил поручение и закупил все, что
требовалось по списку (причем проявил даже некоторую инициативу - взял
лишних пять пучков редиски), внимание его привлекла художественная
продукция артели "Бытообслуживание".
   Возле забора примостился длинный стол, на нем была расставлена
скульптура, как ее называют, анималистическая, то есть звери и животные.
   Лева от удивления протирал глаза. Черт знает что такое! Конь с
кумачовой гривой, страшные голубоглазые кошечки, свинья в яблоках
малиновых и зеленых (цвета, которые вызывали у Левы самые неприятные
воспоминания).
   Но это еще ничего. На заборе висели картинки. Все они были нарисованы
на стекле, на черном фоне, усыпанные золотым и серебряным порошком,
подклеенные раскрашенной фольгой, чтоб блестело. На Леву смотрели
конфетные красавицы с коровьими глазами, сухорукие балерины, амуры,
похожие на крылатых поросят, дебелая красноволосая дама, целующаяся с
голубком.
   Он оглянулся, чтоб узнать у Вадима его мнение: как это все сочетается с
только что виденными картинами в палатке "Культторга"? Но Вадима не
оказалось рядом. Лева забеспокоился, привстал на цыпочки и заметил его
пышную шевелюру возле синих кипарисов, то есть у декорации уличного
фотографа. Странно! Неужели Димка решил сниматься? Вот чудак, наверное,
пошлет фотографию Наде.
   К продавцу "художественных изделий" подошла женщина в белом платке, в
руках у нее были две корзинки, зашитые мешковиной. Почему-то она боялась
поставить их на землю, поэтому указала корзинкой на гипсовую свинью:
   - Цена ей какая будет?
   - Бери, гражданочка. Недорого, шесть рубликов всего... Такого товара
нигде не сыщешь.
   - Вот именно, - поддакнул Лева и спросил у женщины: - Вы такую породу
когда-нибудь видели, в малиновых и зеленых яблоках?
   - Да вроде как и не бывает, - с сомнением покачала она головой.
   Продавец рассердился, дернул себя за рыжий ус.
   - Проходи, проходи! Нечего агитацию разводить. А вы, гражданочка, не
слушайте тут разных. - Он смерил Леву презрительным взглядом от тюбетейки
до тапочек и снова повернулся к женщине с корзинками. - Вам эту свинью не
в сарае держать, а на комоде. Есть, пить не просит.
   Художественный продукт.
   Но Лева не сдавался, чувствуя колебания покупательницы, отвернулся от
продавца и стал горячо убеждать ее:
   - Простите, пожалуйста. Я студент, из Москвы, здесь проездом. Немножко
понимаю в художественных вещах, сам рисую... Наверное, у вас дети есть?
   По лицу женщины пробежала широкая улыбка.
   - А как же? Махонькие, - она поставила корзинки и показала на метр от
земли. - Я вроде как для них. Пусть глядят.
   - Пугаться будут. Знаете, что я вам посоветую? Вот там, возле чайной,
палатка есть. Торгуют разными картинами и фарфоровыми зверями. Не такими,
конечно. Из Ленинграда их привезли,